Прошлое.


BPOV

В воскресенье утром я просыпаюсь и обнаруживаю, что моя голова покоится у Эдварда на груди, а он сам смотрит на меня.

- Доброе утро, соня.

Точно так же он приветствовал меня вчерашним утром, и я готова вечно слышать эти слова, просыпаясь. Его голос хриплый ото сна, но взгляд наполнен нежностью и теплотой. Мне кажется, что я вижу в глубине его глаз что-то, чего прежде не замечала во взгляде других парней. Так на мою маму смотрел отец.

- Который час?

Он хмыкает.

- Я люблю… то, как ты говоришь; не только твой акцент или построение фраз, но и выражение твоего лица при этом.

Мое сердце пропускает удар, потому что на какое-то мгновенье я подумала, что он собирается сказать нечто другое. Но это тоже очень близко.

- Ты - сумасшедший, - говорю я, утыкаясь смущенным лицом в его гладкую грудь, потому как совершенно уверена, что он может читать меня как открытую книгу.

- Ты - сумасшедший, - передразнивает он, берет меня подмышки и подтягивает к себе повыше.

- Я тоже люблю… то, как ты говоришь, - улыбаюсь я.

Эдвард улыбается мне в ответ и крепко целует. Целует так, что я забываю обо всем на свете; так, что во мне просыпается желание, несмотря на то, что я только открыла глаза. Я обнимаю его за шею и теснее прижимаюсь к нему, когда он садится подо мной. Мы стонем, и рычим, и целуемся. Его руки ласкают мою спину, исследуя каждый изгиб, пробегаясь по позвоночнику.

Мы уже шесть раз занимались любовью – да, я считала – и с каждым разом это становилось все восхитительнее и восхитительнее. Я приняла его и подстроилась под его тело, чувствуя себя все более раскованно, изучая, как нравится двигаться ему, и как ему нравится, чтобы двигалась я. Я стала смелее в своих ласках.

- Не знаю, что буду делать без тебя следующие полгода, - бормочу я, пока он посасывает мочку моего уха.

- Я тоже. Ты как наркотик. Я не могу насытиться тобой, - шепчет он мне в ухо, посылая дрожь по всему моему телу. – Белла… моя Белла…

Его возбужденный член прижат к моему животу, и Эдвард тянется к прикроватной тумбочке, увлекая меня за собой. Он нащупывает оставленную там коробку, быстро и ловко надевает презерватив и приподнимает мои бедра, насаживая меня на себя. Мы смотрим друг другу в глаза, когда я начинаю на нем древний как мир танец.

- Во сколько тебе надо уезжать? – спрашиваю я через некоторое время, снова лежа поверх него.

У меня ощущение, что я провела в этой позе бесчисленные дни, и я знаю, что могу так лежать бесконечно.

- Через пару часов.

Атмосфера вокруг нас меняется; словно реальность настигает нас, и мы оба в одно и то же время понимаем, что не можем остаться в этом маленьком, созданном нами пузыре навсегда.

- Нам надо кое-что сделать. Во-первых, ты должна дать мне свой телефон, а я забью в твой мобильный свой номер, и… потом нам необходимо обсудить пару вещей.

В его голосе ни с того, ни с сего сквозит нервозность, что очень странно, потому что все выходные он был спокоен.

Я медленно киваю. Каждое произносимое им слово напоминает мне о неизбежном расставании, о котором я не позволяла себе все это время думать, и у меня начинает щемить в груди.

- И я должен узнать твою фамилию, Белла, - в этот раз в его голосе слышаться игривые нотки.

- Что? За последнюю пару дней мы занимались любовью сотню раз, и ты до сих пор не знаешь моей фамилии? Это ужасно, - дразню его я, - и никому из нас не делает чести.

Я слышу, как он усмехается, и в следующий миг я уже прижата к матрасу, а Эдвард возвышается надо мной, сцепив мои руки над головой.

- Хм, сто раз? Белла, если бы это было так, то ты бы не смогла ходить в течение нескольких недель. И твоя фамилия уж точно не то, что можно постигнуть через ощущения. Пойдем, примем душ, но до того, как мы выйдем из него, тебе лучше раскрыть мне тайну своей фамилии, пока я не начал обыскивать твои вещи в поисках свидетельств.

Мы вместе смеемся, и его глаза сияют. Глядя в них, я стараюсь сохранить в памяти этот озорной огонек, чтобы он продолжал согревать меня во время предстоящих месяцев разлуки.

Я хихикаю и дразню его:
- Посмотрим!

Он громко рычит, быстро ныряет подбородком к моей шее и ключице и начинает меня щекотать. Я извиваюсь и хохочу до колик в животе.

Где-то вибрирует мобильный, и я вскидываю голову, чтобы проверить, не мой ли это телефон, но он спокойно лежит на прикроватной тумбочке, потому что Роуз, видимо, на меня забила.

Эдвард встает, поднимает свои брюки с пола, и его губы сжимаются в тонкую линию, когда он сердито заталкивает свой мобильный обратно в карман.

Он вибрировал несколько раз в течение прошедшей ночи, но Эдвард либо игнорировал его, либо запихивал в карман.

Я сажусь в кровати, завернувшись в мягкие белые простыни.

- Эдвард, кто тебе все время звонит?

Он пробегается рукой по своим коротким волосам, из чего я делаю вывод, что это его привычка, тяжело вздыхает и смотрит на меня.

- Это мой отец. Его сводит с ума то, что он не знает, где я нахожусь.

- Почему ты не скажешь ему?

Он садится на край кровати, сжимая в руке свою одежду, и когда поднимает на меня взгляд, его лицо выглядит суровым.

- Он этого не поймет. Он никогда не смирится с тем, что это то, чего я хочу.

Я крепче вцепляюсь в простыни.

- Ты уверен, что ты хочешь именно этого?

Он раздувает ноздри.

- Да. А ты?

- Да, - быстро отвечаю я, - конечно, уверена.

Я по-прежнему хочу о многом его расспросить. Например, почему его отец должен смириться с его желаниями, и почему он не одобряет решений своего сына. А еще, как это повлияет на дальнейшие планы отца в его отношении?

Когда Эдвард заговаривает снова, на его лице все еще сохраняется мрачное выражение.

- Белла… есть вещи… о которых я должен тебе рассказать…

Вдруг черты его лица смягчаются, он берет меня за руку и помогает встать с кровати.

- Но сейчас у нас есть дела поважнее.

- Эдвард, я - голая! – восклицаю я, таща за собой простыню.

- Мы идем в душ. Ты и должна быть голой, - усмехается он перед тем, как подхватить меня на руки и под наш дружный смех отнести в ванную.

Оказавшись в ванной, он вынимает меня из простыни под аккомпанемент из поцелуев и нежных прикосновений, и я знаю, к чему все это идет. К тому же, к чему привели нас эти выходные. И это идеально.

Это не просто секс. Я никогда не думала, что все может быть именно так.

Пальцы Эдварда запутываются у меня в волосах, но в следующий миг они уже ласкают мою попку, а его губы кружат по моему плечу и по всему моему телу.

- Белла, скажи мне, скажи, что больше ничего не имеет значения. Скажи мне, что так будет всегда.

Его голос умоляет, а рот и руки требуют.

- Так будет всегда, Эдвард, - обещаю ему я. – Всегда…

Он протягивает руку, включает душ, и как только мы собираемся войти в кабинку, из кармана его небрежно брошенных на пол брюк снова доносится звук вибрирующего телефона.

Эдвард тяжело вздыхает.

- Подожди минутку, это может быть Эммет. Я звонил ему до…

В этот раз, когда он смотрит на экран своего мобильного, на его лице появляется совсем другое выражение, ничего подобного я не видела за все выходные. Буквально на секунду его черты искажает ужас, словно он был только что пойман с поличным во время совершения тяжкого преступления, которое карается смертной казнью. Эдвард поджимает губы, но, когда он поднимает взгляд на меня, его лицо снова превращается в бесстрастную маску.

- Я должен ответить на звонок.

- Хорошо.

Я захожу в душ, слегка озадаченная таким поворотом событий, но теплая вода ласкает мою кожу, и от прикосновений Эдварда я все еще парю на седьмом небе. Когда пять минут превращаются в десять, а Эдвард не возвращается, я заканчиваю мыться, смываю с волос шампунь и бальзам, выхожу из душа и заворачиваюсь в полотенце.

Выйдя из ванной, я вижу, что Эдвард сидит на кровати спиной ко мне. Его плечи напряжены, но я тихо подхожу к нему и, набравшись смелости, скидываю полотенце и прижимаюсь всем телом к его спине. Положив ладонь ему на плечо, я целую его в основание шеи, но, когда он поворачивается ко мне лицом, мое сердце уходит в пятки.

С минуту он смотрит на меня холодными, незнакомыми глазами, а потом просто отворачивается.

Я ошарашена и напугана одновременно. Отпрянув от него, я отдергиваю руку и снова заворачиваюсь в мокрое полотенце.

- Эдвард? Что случилось?

Он отвечает не сразу. На самом деле, мы просто сидим – я на коленях позади него, а он спиной ко мне – целых пять минут, прежде чем он тяжело вздыхает. Все это время мое сердце бешено колотится.

- Белла… есть кое-что, в чем я должен тебе признаться, - в его голосе сквозит лед, словно он утратил все тепло, что согревало меня эти два дня.

- Хорошо, - выдавливаю я, когда он снова замолкает.

- Я… помолвлен.

Только через пару минут до меня доходит смысл его слов, и когда я понимаю, что он только что мне сказал, меня смущает лишь одно: имеют ли они такое же значение в американском английском, как и в британском?

- Ее зовут Таня, - наконец продолжает он, все еще сидя ко мне спиной. – Таня Мартин. Мы начали встречаться незадолго до того, как я ушел в армию. Ее отец… ее отец сенатор Аро Мартин. Не думаю, что ты слышала о нем.

Он делает паузу, позволяя мне вникнуть в его слова, и я пытаюсь. Я действительно пытаюсь понять, но у меня вдруг начинает кружиться голова.

- Как бы там ни было, наши семьи дружат на протяжении нескольких десятилетий. Сенатор Мартин будет участвовать в следующих президентских выборах. Все считают, что он выиграет. В политическом отношении это большой шаг.

Я совершенно сбита с толку. Я не понимаю, зачем он рассказывает мне о политических амбициях какого-то сенатора Мартина. Какого черта меня это должно волновать?

Но потом меня пронзает понимание. И это больно. Словно в меня врезался автобус.

Он пытается сказать мне, что в плане политической карьеры это будет большим шагом не для сенатора, а для него самого. Он говорит о том, что его отношения с Таней связаны с положением ее отца, потому что это то, чего он хочет.

И как только я это понимаю, ощущение выпрыгивающего из груди сердца сменяется тупой болью, которая заливает меня красным, сверкающим светом. Кажется, что меня вот-вот стошнит, но я проглатываю подкативший к горлу ком и лишь еще крепче прижимаю полотенце к груди.

- Что… что ты собираешься делать?

Наконец-то, он все же поворачивает голову в мою сторону и смотрит на меня. Когда наши взгляды встречаются, я не узнаю его глаза. Они темные, прищуренные и абсолютно чужие.

- Белла… все не так просто…

Я совсем не понимаю, как реагировать на это заявление, и просто сижу, уставившись на него, - смущенная и напуганная - сгорая от стыда, потому что вдруг он становится абсолютно чужим, а на мне всего лишь одно полотенце.

Я заставляю себя заговорить.

- Что ж… - сглатываю я, - как ты собираешься рассказать ей про нас?

Он пристально смотрит мне в глаза.

- Белла, Таня… она… Таня и я… - он выглядит поверженным.

И вдруг ничего не остается от того сильного, уверенного мужчины, которого я встретила два дня назад. Его плечи опускаются.

– Я пообещал ей... и я не могу…, - он пытается вцепиться в свои короткие волосы. - У меня есть обязательства, от которых я не могу отказаться. Это касается не только меня самого или того, чего хочу я.

- Но мне ты тоже пообещал, - мои слова срываются в шепот.

Он закрывает глаза и качает головой.

Осознавая, что это глупо, я делаю еще одну попытку, полагая, что неправильно его поняла.

- Ты сказал… ты только что сказал мне… ты только что спрашивал меня, будет ли так всегда…

Когда он открывает глаза, я не могу понять, каким образом все так обернулось, как я могла оказаться с ним в этом роскошном номере отеля. Я смотрю на пустое выражение его лица и ничего не узнаю в нем. Этот человек совершенно мне незнаком.

Я громко всхлипываю, чувствуя, что еще чуть-чуть, и мои легкие спадутся, а сердце остановится, и я хочу лишь одного - чтобы этого не произошло здесь. Только не перед этим идеальным незнакомцем.

Глаза Эдварда широко распахиваются, и безразличие на его лице сменяется ужасом, но я уже начинаю двигаться. Я кидаюсь к куче лежащей на полу одежды и начинаю быстро натягивать джинсы и футболку, не утруждаясь надеть лифчик и сникерсы, которые остаются у меня в руках.

- Белла, подожди, пожалуйста. Просто… просто успокойся на минутку, чтобы мы могли…

Он продолжает что-то говорить, но у меня в ушах так громко ухает пульс, что я едва слышу его. Его голос звучит словно издалека, и я не могу и не хочу слышать то, что он пытается сказать.

- Белла, я… - запутавшись в простынях, он снова пробегает рукой по волосам, пока я лихорадочно мечусь по комнате в поисках своей куртки и сумки.

Когда я нахожу их, то быстро накидываю куртку, засовываю свое нижнее белье в сумку и закидываю ее на плечо. Все это время он ходит за мной, завернувшись в простыни, в те самые, на которых всего несколько часов назад мы занимались любовью.

- Белла! - рявкает он, и я замираю.

Я стою и смотрю на него. Он останавливается всего в паре сантиметров от меня, его грудь тяжело вздымается, а в глазах безумие. Я жду, жду, но он молчит, всем своим видом выражая сожаление.

Глядя ему прямо в глаза, я хватаю эти чертовы жетоны, что все еще болтаются у меня на шее, срываю их и бросаю ему в лицо. Он уворачивается, и они с глухим стуком приземляются на пол позади него. Когда он снова встречается со мной взглядом, его глаза полны раскаяния.

Но мне не нужна его жалость. Я не хочу его извинений. Мне никогда ничего не было от него надо.

- Белла… Белла, я…

Слезы жгут мне глаза.

- Иди ты ко всем чертям собачим, долбаный мудак!

Затем я разворачиваюсь и бегу через огромный номер к дверям.

- Белла, стой! Черт, где моя одежда? Белла, подожди! Пожалуйста! Дай мне только найти… ТВОЮ МАТЬ, ДА ГДЕ ЖЕ МОЯ ОДЕЖДА?! – ревет он.

Но я не останавливаюсь и не слышу конец его фразы. Лифт как раз на нашем этаже, и я запрыгиваю в него. Он спускается без остановок прямо в лобби, и я бегу без оглядки, пока не оказываюсь в глубине парка Сент-Джеймс. Когда я, наконец, выбираюсь из него, то сажусь в метро и возвращаюсь домой.

Назад в реальность.




Перевод: white
Редакция: CullenS
Литературный редактор: mened