Первый триместр. Часть первая
Мы сидели в коридоре и ждали, когда меня примет гинеколог. Казалось, Эдвард находится где-то за тысячу миль отсюда. Несколько мгновений я, молча, наблюдала за ним, а затем сдалась и признала, что никогда не смогу в полной мере понять, что происходит у него в голове.
– У тебя какое-то странное выражение лица, – сказала я.
Он повернулся ко мне и улыбнулся.
– Я думал о том, как в первый раз приходил сюда с тобой, спустя неделю после нашего первого свидания. Ты помнишь это?
Я кивнула.
– Я поверить не могла, что ты захотел явиться сюда вместе со мной. Сколько лет прошло, а это до сих пор кажется мне нереальным.
– Я бы пошёл с тобой куда угодно. – Он взял мою руку и поднёс к своим губам. – Несмотря на то, что это были самые стрессовые моменты моей жизни, ну, по крайней мере, моей жизни до этого.
Тогда мы только начали встречаться, и наша физическая близость была ещё впереди. Но, когда Эдвард узнал, что я обследуюсь на ЗПП, он настоял на том, чтобы сопровождать меня к врачу. Краснеющий от смущения семнадцатилетний девственник, он держал меня за руку, тогда как у меня имелось прошлое – прошлое, к которому он никогда не сможет быть причастным и которое никогда не сможет полностью понять. Он был так настойчив в том, чтобы я не сражалась с этим в одиночку, что мне ни разу не пришло в голову, что он и сам при этом волнуется.
– Правда? – спросила я.
– Да. Мне казалось, что от этого дня зависит, будем ли мы вместе; что мне необходимо доказать тебе – несмотря на свой паспортный возраст, я не слишком юн и смогу стать всем, что тебе нужно.
В моей памяти всплыл образ Эдварда в самом начале наших отношений – его невинность, его неловкость, его искреннее желание угодить – и то, как отчаянно мы стремились добраться до той точки, где возраст не имеет значения. Если посмотреть на то, где мы были сейчас, то наша восьмилетняя разница в возрасте вновь была проблемой, хоть и совершенно не в том смысле, в каком я ожидала.
– Забавно, как всё обернулось. Теперь я всё время боюсь, как бы ты не решил, что я слишком старá.
Он посмотрел на меня озадаченно.
– «Пожилая первородящая», – свободной рукой я нарисовала в воздухе кавычки.
– Это же просто медицинский термин, не общественный приговор. Не такое уж большое дело, однако, есть некоторые дополнительные риски, которые мы должны осознавать, раз уж мы ждали…
– Ты имеешь в виду, раз уж я заставила тебя ждать.
– Нет, я имею в виду, раз уж мы ждали. Если б знал, что ты сочтёшь это обидным, вообще не стал бы об этом говорить. Я просто думал – будет лучше, если ты услышишь это от меня. Я знаю, какой это для тебя больной вопрос, и хотел, чтобы этот день ничто не омрачало. Я имею в виду – ты ведь ждёшь нашего ребёнка, и сегодня это станет официальным фактом.
Может быть, для него так и было. Лично я не нуждалась в подтверждении от врача для того, чтобы моя беременность стала официальным фактом. Тошнота и головные боли, которые я испытывала, были достаточным подтверждением.
Медсестра вызвала меня и, забрав мой анализ мочи, провела нас в смотровой кабинет. Она сообщила, что я действительно беременна (вот спасибо, а то я не знала!), и измерила мой вес и кровяное давление. Затем мне было велено раздеться ниже талии и прикрыться одноразовой простынкой. Я сделала то, что мне сказали, вернулась на стол для осмотров и стала ждать врача.
Эдвард валял дурака, пытаясь заглянуть под простынку.
– Ты подкупил медсестру, чтобы заставить меня снять трусики? – Я шлёпнула по его шаловливой ручонке.
– Можно подумать, мне недостаточно того, что ты в любой момент можешь снять их у нас дома.
– Да, но у нас дома нет мягких столов с подставками для ног. Может, у тебя есть тайные пристрастия, какие-нибудь медицинские фетиши, в которых ты слишком стесняешься признаться.
– Точно. – Он рассмеялся и показал мне небольшой продолговатый предмет, присоединённый к прибору, похожему на аппарат УЗИ. – Ляг на спину, детка. Хочу вставить это внутрь тебя.
– Ты такой извращенец. Только ты, увидев что-то вроде этого, мог предположить, что это надо засунуть мне в киску.
– Э-э-э, Белла, я ведь ходил в медицинскую школу, помнишь? Мне не нужно предполагать, как используются вещи, находящиеся в этой комнате.
Я присмотрелась к тому, что он держал в руках. Эта штука была длинной и тонкой; не мог он говорить мне правду.
– Чушь собачья.
Прежде чем он успел ответить, влетела докторша. Она просмотрела записи медсестры, а потом сообщила, что хочет сделать УЗИ. Конечно же, Эдвард оказался прав. Эта длинная тонкая палочка действительно вставлялась туда, но прежде чем Эдвард успел с торжеством воскликнуть «а что я говорил», на экране появилось изображение.
На мой взгляд, там невозможно было что-либо разглядеть, хотя, с другой стороны, я понятия не имела, что именно нужно высматривать.
– Всё выглядит хорошо, – сказала она. – Седьмая неделя, как вы и думали. Сердцебиение сильное.
– Сердцебиение? – переспросила я.
– Вот здесь, где чуть-чуть мерцает, – объяснил Эдвард, сжимая мою руку – улыбка до ушей, глаза устремлены на экран. Не думаю, что когда-нибудь видела его таким счастливым.
Когда ультразвуковое исследование было завершено, докторша распечатала изображение в двух экземплярах, один из которых отдала Эдварду, а второй вложила в мою медкарту. Затем она засыпала меня вопросами, которые показались мне совершенно ненужными, поскольку ничем не отличались от вопросов, заданных полчаса назад медсестрой.
– Это ваша первая беременность? – спросила она.
А вот этот отличался.
– Да.
Я понимала, что собственный энтузиазм Эдварда, который он не мог контролировать, подтолкнул его ответить вместо меня. Я не винила его, пусть даже из-за этого моё признание врачу становилось гораздо более неловким, чем следовало бы.
Не отрывая взгляда от своих рук, я поправила его:
– Вообще-то, у меня – вторая.
Докторша полистала мою медкарту.
– Когда была первая?
– Семнадцать лет назад.
– Завершилась ли она рождением живого ребёнка?
– Нет. Это имеет значение? – Не то, чтобы мне было трудно об этом говорить; немного злило, что она не может просто взять всю нужную информацию из моей медкарты.
– Я знаю, это может быть для вас больной темой, но знание вашей полной медицинской истории может помочь нам лучше подготовиться к выявлению возможных проблем до того, как они выйдут из-под контроля.
– Всё должно быть в медкарте. Я наблюдаюсь здесь у врача общей практики уже много лет, наверняка там есть вся эта информация.
Она ещё полистала мою медкарту.
– Здесь нет никаких сведений об этом. Нужно всего несколько минут, чтобы дополнить имеющуюся информацию теми сведениями, которых недостаёт.
Неужели в двадцать с небольшим я и в самом деле подавляла эти воспоминания настолько сильно, что ничего не сказала своему врачу?
Странно было думать, что я позволила этому влиять на мою честность, когда дело касалось столь важной темы, как здоровье. Однако это было не столько удивительно, сколько просто чертовски неловко. А ведь сегодняшний день должен был стать днём радости.
– На каком сроке произошёл выкидыш? – спросила она.
– Это был не выкидыш.
Она кивнула и что-то записала. Она вела себя профессионально, не показывая ни каких-либо эмоций, ни осуждения, поэтому я сосредоточилась на ней и старалась не смотреть на Эдварда. Выспросив у меня чёртову кучу абсолютно ненужной информации, она сказала, что на сегодня закончила, но хочет видеть меня снова через три недели.
Пока мы шли к машине, я избегала смотреть Эдварду в глаза, но он ни за что не позволил бы мне делать это долго. Проводив меня до пассажирской двери, он не открыл её, а поймал около неё в ловушку, положив руки на машину по обе стороны от меня.
– Посмотри на меня, Белла.
Я скрестила руки на груди и встретилась с ним глазами.
– Прости меня, – сказал он. – Я был взволнован и просто забыл.
– Тогда почему ты со мной не разговариваешь? Ты же должен понимать, что от этого я чувствую себя так, словно ты меня осуждаешь.
Он вздохнул.
– Я ничего не говорил, потому что был в ужасе от того, что снова облажался и сообщил неверную информацию. Если это действительно выглядело так, будто я тебя осуждаю, то было абсолютно непреднамеренным. Твоя реакция совершенно законна, и я сожалею, что заставил тебя это почувствовать.
Когда ты замужем за психиатром, больше всего раздражает эта постоянная риторика из учебника по психотерапии.
– Мы можем поговорить об этом без твоего профессионального мозгоклюйства и не на парковке перед женской консультацией?
– Ладно. – Он сделал шаг в сторону и открыл мне дверцу. – Но, просто чтоб ты знала, тактика избегания не сработает.
Я фыркнула и села в машину. Неловких разговоров мне не избежать, ни под каким предлогом – уж это-то я поняла за последние примерно семь лет, которые мы провели вместе. Эдвард был убежден, что успех отношений в долгосрочной перспективе зависит от нашей готовности встречаться с проблемами лицом к лицу, а не замалчивать их. Он был прав, но легче от этого не становилось. Во время поездки домой, стараясь отвлечься от обуревавшего меня страха, я перебирала стопку брошюр и листовок, посвящённых беременности. Решив, что это нисколько не отвлекает, я опустила стопку себе на колени. Оказавшаяся сверху брошюра называлась «Беременность после тридцати пяти: что нужно знать».
Стоило нам оказаться дома, как Эдвард продолжил ровно с того места, на котором остановился.
– Обещаю никогда больше не отвечать вместо тебя ни на одном из приёмов у гинеколога. Но ведь всё это – чувства, воспоминания, страхи – в любом случае ожило бы в тебе, рано или поздно.
– Не мог бы ты, по крайней мере, позволить мне снять уличную обувь? Мы же всего тридцать секунд как вошли…
– На самом деле мы вошли одну минуту и двенадцать секунд назад.
Эдвард есть Эдвард – в его блестящий ум встроен некий постоянно работающий метроном со счётчиком числа ударов, позволяющий ему с жутковатой точностью вести отсчёт времени. Я напомнила себе: любая боль от разговора, на котором он сейчас настаивает, будет преходящей – в отличие от его любви ко мне.
– Если мы не разберёмся с этим сейчас, оно выйдет из-под контроля, – сказал он гораздо более мягким голосом.
– У тебя когда-нибудь бывают моменты, когда ты думаешь: «Господи боже, чёрт побери, что же я натворил?»
– У каждого они бывают. – Он сел на диван и посадил меня к себе на колени.
– Я имею в виду – у нас будет ребёнок, мы собираемся стать родителями. Ты и я. Это что, вообще не заставляет тебя волноваться?
– Ну, конечно же, я волнуюсь. Воспитание детей – это огромная ответственность, но я никогда не сомневался в том, что способен это сделать.
– В том-то и дело, что я – сомневалась. Когда-то давно я пошла в туалет и пописала на палочку. Когда я нашла в себе мужество посмотреть на неё, то увидела две полоски на том месте, где отчаянно желала увидеть одну. Взвесив в уме всю чудовищность того, с чем столкнулась, я в минуту отчаяния позвонила матери.
Эдвард кивнул, напоминая мне, что я не должна говорить об этом, если не хочу – он и так слишком хорошо помнит совет, который дала мне мать: сама она больше всего в жизни сожалеет о том, что родила меня в восемнадцать лет, поэтому лучшее, что я могу сделать – это избавиться от ребёнка. Сколь бы ни были болезненны её слова, они помогли мне принять решение, которое я исполнила без колебаний. В те дни я часто жалела о том, что появилась на свет. Всем сердцем веря, что для всех заинтересованных сторон, включая и меня, это будет лучше всего, я сделала тот выбор, который должна была бы сделать моя мать. Поскольку мой бывший парень больше не хотел со мной знаться, моя лучшая подруга Элис отвезла меня в клинику и профинансировала эту процедуру из средств, которые посылали ей родители.
– Ты – не твоя мать, Белла.
– Я знаю. – Но разве все мы не становимся такими же, как наши родители?
Он взял моё лицо в свои ладони.
– Знаешь?
– Я знаю, что должна была спросить тебя об этом до того, как пойду удалять ВМС, но ты действительно хочешь иметь ребёнка с женщиной, которая, рассмотрев идею стать матерью, решила, что не готова к этому?
– Тогда. Ты не была готова к этому тогда. Сейчас всё по-другому. Ты получила образование, обеспечена материально, у тебя есть муж, который тебя боготворит. Сейчас не ты ждёшь ребёнка – мы с тобой ждём его вместе.
– Знаешь, если бы я не… – Я не могла заставить себя сказать это вслух, так что просто сдалась. – Я не сожалею о том, что так поступила. Это ужасно?
– Нет. Это просто… честно. Сожаления бесполезны; никто из нас не в силах изменить прошлое.
Он был прав, и я это знала. Тем не менее, я чувствовала, что мне необходимо оплакать это – сейчас, когда я взрослый человек, осознающий последствия своих действий, а не испуганная маленькая девочка, которая верит, что жизнь – это наказание.
– Я могу тебя как-то поддержать? – спросил он.
– Просто обними меня.
И он обнимал. Хоть я и проплакала полночи, он ни разу не ослабил своих объятий – в этом и была красота того, чем мы стали. Всё моё было его. Любя и лелея всё это, он готов был в равной степени принять и мою любовь, и мой стыд – и моё хорошее, и моё плохое – и делать это до тех пор, пока жив. Это было обещание, которое он дал мне задолго до того, как мы обменялись кольцами. Непоколебимость, с которой он меня принимал, делала ненужными какие-либо словесные подтверждения.
Я справлялась с этим не одна.
______________
Перевод: leverina
Редакция: dolce_vikki
Источник: http://robsten.ru/forum/73-1803-99