Отыщи меня, поговори со мной.
Я хочу чувствовать тебя, мне нужно слышать тебя.
Ты – свет, что ведет меня туда,
Где я снова нахожу спокойствие.
Ты – сила, что заставляет меня ходить.
Ты – надежда, что заставляет меня верить.
Ты – свет моей души.
Ты – моя цель… ты – всё для меня.
Ты успокаиваешь штормы и даришь мне покой.
Ты держишь меня в своих руках и не позволишь мне упасть.
Ты украл мое сердце и лишаешь меня дыхания.
Ты возьмешь меня?
Ты возьмешь меня теперь с собой?
Everything ~ Lifehouse
Я хочу чувствовать тебя, мне нужно слышать тебя.
Ты – свет, что ведет меня туда,
Где я снова нахожу спокойствие.
Ты – сила, что заставляет меня ходить.
Ты – надежда, что заставляет меня верить.
Ты – свет моей души.
Ты – моя цель… ты – всё для меня.
Ты успокаиваешь штормы и даришь мне покой.
Ты держишь меня в своих руках и не позволишь мне упасть.
Ты украл мое сердце и лишаешь меня дыхания.
Ты возьмешь меня?
Ты возьмешь меня теперь с собой?
Everything ~ Lifehouse
~ Белла ~
Когда тем вечером я пришла домой, то приняла душ и переоделась в пижаму. Я села на кровать, скрестив ноги, и просто… думала… размышляла… мучилась раздумьями. Этот день был таким чертовски странным. Я снова и снова в уме переигрывала случившиеся события, пролистывая их изображения, словно кадры фильма.
Я видела, как получила от Эдварда очень приятный подарок – берет и перчатки - и как, не подумав, совершила ужасную ошибку, попытавшись обнять его… и его лицо… слегка испуганное и чуть осуждающее. Я вспоминала о сборе яблок и откровенных сексуальных инсинуациях на стремянке, о том, как мы смеялись и наслаждались практически безупречным замечательным днем, пока тот проклятый парень зомби не приставил ко мне свой фальшивый нож и у меня не начался приступ паники… а потом о том, как Эдвард с легкостью избавил меня от него признаниями в своих секретах и причудах… своим горячим дыханием у моего уха, ласковыми словами и теплыми пальцами, выводящими фигурки в моей ладони…
И к моему абсолютному изумлению и удовольствию, он втайне держал мою руку на протяжении всего приступа, а затем подарил мне лучшее объятие, которое когда-либо было у любой женщины за всю историю непозволительных объятий. Это было настолько прекрасно, восхитительно и изумительно трогательно для нас обоих.
Но затем ему нужно было испортить весь гребаный момент и обернуться придурком. Я закатила глаза на эту мысль. Вообразите себе это… парень вел себя, как придурок…
Я, наверное, была немного резка, когда сразу же обвинила его, услышав слова, которые он произнес с такой непринужденностью. Но мне было по меньшей мере обидно и больно слышать его беспечное на вид заявление. Разве он не понимает, на что я готова пойти, чтобы быть его? Разве я не совершенно ясно высказалась о своих намерениях? Я подготовилась к тому, чтобы противостоять критериям нормальных отношений в течение всех двух лет, лишь бы только быть рядом с ним, а он подумал, что я запросто уйду из-за того, что мне нужно быть потисканной?
Глупый мальчишка. Чертов глупый мальчишка.
Когда он произнес те слова, первое, что я почувствовала, это чрезвычайная боль, поскольку подумала, что возможно его чувства ко мне в лучшем случае поверхностны. Он прояснил свое заявление, говоря, что просто напоминает мне о том, что именно он - тот человек в наших отношениях, который вынужден соблюдать правила об отсутствии прикосновений, и что я могу свободно жить жизнью типичного подростка – целоваться взасос, обжиматься, позволять щупать свою грудь и получать не доставляемые самой себе оргазмы. Могу свободно жить жизнью без него.
Однако все эти вещи… вещи, которые я настолько страстно и обильно желала, что это казалось непостижимым… я хотела сделать их с Эдвардом, и только с Эдвардом. Мысль о том, что ко мне прикасается другой парень, казалась отталкивающей. Я лучше подожду два года, пока пальцы Эдварда Калена, его рот и его мужские части тела не окажутся внутри меня, наполняя меня, удовлетворяя и заставляя громко выкрикивать его имя, пока на ногах не сведет пальцы.
Потому что я люблю его, сильно и искренне. И я дождусь его… потому что он того стоит.
Я провалялась весь остаток вечера, просто злясь и раздражаясь. Однако перед тем как выключить свет, я написала Эдварду, помня о том, насколько печальным было его лицо и как он рассеянно покусывал щеку, чувствуя себя, вероятно, дерьмово за то, что обидел меня и испортил наш день. Мне нужно было, чтобы он знал – я ценю то, что он для меня сделал, хоть меня и расстроило то, что он сказал позже.
И его ответ заставил меня почувствовать себя в миллион раз лучше. Спасибо, что позволила мне позаботиться о себе. Я такой счастливчик. Э.
Поэтому я забралась под одеяло, следуя своему установленному порядку.
Дорогой Бог,
если в той истории с поездки на возу содержится хоть доля истины, пожалуйста, позволь тем призракам и потерянным душам найти обратно свой путь домой, где бы он ни находился… особенно маленькой девочке. Она до чертиков меня напугала. Упс, прости. Эмм… пожалуйста, присматривай за моими близкими и друзьями и, пожалуйста, поспособствуй в отношениях Джаспера и Элис. Они, кажется, неплохо справляются, но, возможно, им не помешало бы маленькое божественное вмешательство, если ты понимаешь, о чем я. А также, пожалуйста, помоги Эдварду простить Розали. Я знаю, что она иногда бывает резкой, но она просто пыталась быть хорошей подругой. И спасибо за то, что позволил сегодня Эдварду обнять меня. Я действительно нуждалась в этом, больше, чем даже могу объяснить. Поцелуй его за меня на ночь и наполни его сны счастьем и любовью.
Аминь.
Я воздержалась от любых фантазий и паршиво спала той ночью.
Когда на следующее утро на экране моего телефона высветился номер Розали, я едва не отказалась отвечать. Я знала, что она, вероятно, все еще чувствует себя дерьмово из-за происшедшего, но, сказать по правде, я не злилась. Слова Эдварда заставили меня понять, что у меня есть настоящие, хорошие подруги в лице Розали и Элис, подруги, которые настолько заботятся о моем счастье и благополучии, что могут высказать свое непрошеное мнение человеку, которого они считают ненадежным и… неприязненным. Я знала, что они обе побаиваются Эдварда, что с моей точки зрения было полностью абсурдным, но не таким уж и смешным для человека, который знал его не очень хорошо. Он мог быть и очень пугающим.
– Какие сигареты курит Эдвард? – кратко спросила она.
Я нахмурила брови, удивляясь ее странному вопросу, откидываясь на свои подушки.
– А? О, привет, Роуз, – ответила я хриплым со сна голосом. Мой будильник показывал 9:17 утра. Разве никто в это время больше не спит? Я прочистила горло. – Зачем ты спрашиваешь?
Розали вздохнула.
– Ну, потому, что если бы вчера он вышел из себя и оскорбил меня, то я бы ожидала от него цветов или еще чего-нибудь – в качестве примирительного жеста. Но так как я понимаю, что Эдвард не особо оценит букет роз, то мне хотелось бы дать ему что-то такое, что показало бы мое раскаяние или что бы то ни было за осуждение его. И будь я проклята, если куплю ему что-нибудь дизайнерское от «Sak's» прежде, чем куплю оттуда что-то себе… у этого парня довольно дорогой вкус! (п.п.: Sak's – сеть дорогих универмагов.)
– Ну, Роуз, ничто не скажет «Прости» лучше, чем блок «Marlboro Lights». Это очень предусмотрительно с твоей стороны, но не думаю, что это необходимо. Уверена, он уже отошел. – Я вообще не была в этом уверена, но, несмотря ни на что, мне хотелось, чтобы она почувствовала себя лучше. – Еще ему нравится «M&M's».
– Ага, что ж, Эммет зато еще не отошел. И так как все мы вечером собираемся к ним, чтобы вырезать дурацкие тыквы или без разницы зачем, мне нужно уладить это дерьмо. К тому же я думаю, что ему вчера было нелегко признаться нам в той фигне. Я на самом деле слегка ошеломлена всем этим, потому что это для тебя должно быть чертовски трудно… для вас обоих. Почему ты раньше ничего нам не сказала, Белла?
– Роуз, я не могла предать его доверие и… у вас, ребята, уже сложилось столько мнений о нем, – гей он или не гей, опасен ли, – что я не знаю… Эдвард такой, какой он есть, и я думаю, что он замечательный, так что тот факт, что он находится в такой ситуации, вроде как… ну, это вроде как не имеет для меня большого значения, – частично правдиво ответила я.
– Как это, черт возьми, может не иметь для тебя значения? Твой собственный бой-френд не может тебя поцеловать. Как это может тебя не беспокоить? – завизжала она. Я для безопасности отнесла телефон от уха, вздрагивая от ее пронзительного голоса.
– Я не говорю, что это меня не беспокоит, сказать по правде, это очень, очень отстойно, но просто… у меня нет теперь особого выбора. То, что я чувствую к нему… я буду наслаждаться с ним тем, чем смогу.
Розали задохнулась.
– Ты любишь его, да? Я имела в виду, любишь-любишь-любишь его!
Я хихикнула и закатила глаза.
– Да, думаю да, Роуз… Я думаю, что на самом деле люблю его. Но мы еще не признались в этом друг другу, и, если честно, я понятия не имею, чувствует ли он ко мне то же самое, так что держи свой большой болтливый рот при Эммете закрытым.
– Что ж, позволь ему сказать тебе это первым. Ты придержишь это пока, хорошо? Обещай мне!
– Обещаю, Роуз. И почему только я здесь что-то обещаю? Ты пообещай, что не скажешь ни слова… никому. Эммет тебе, кстати, не признался еще?
– Ладно, ладно, обещаю. Нет еще, иногда я чувствую, что он хочет сказать, но просто не говорит. Думаю, он ждет, чтобы сказать, когда мы сделаем это.
– Вы, ребята, еще не сделали это? – теперь уже я визжала.
– Неа, и не из-за того, что я не пыталась. Он хочет, чтобы это было чем-то особенным, не на заднем сиденье его машины и где-то в таком роде. Мы ждем правильного момента или места или чего угодно прочего.
– Это на самом деле очень здорово, Роуз. Эм – хороший парень, настоящий джентльмен. Держу пари, его мать очень им гордится.
– Да, наверное. Эм очень внимателен ко мне. Мне повезло.
Я молча кивнула, зная, что она по-настоящему счастлива со всех сторон и что она, вероятно, никогда в этом не сознается. Но кто я такая, чтобы судить?
Пока мы разговаривали, Роуз призналась, что во время поездки на повозке она подумала, будто мы с Эдвардом ссоримся, хотя на самом деле все было наоборот. Она, казалось, искренне раскаивалась в том, что осуждала Эдварда, и я подумала, что она ведет себя довольно зрело, если хочет удостовериться, чтобы между ними не осталось никакой вражды.
Мы еще немного поговорили о моей ситуации и о некоторых вещах, которые делали мы с Эдвардом вместо прикосновений, хотя пока еще не было особо что обсуждать. Ее изумление заставило меня почувствовать себя подобно звезде в шоу уродов или в каком-то таком же странном убожестве, но я знала, что она не специально. Просто такая уж Розали… она видит все только в черно-белых тонах, тогда как я люблю экспериментировать со множеством оттенков серого.
Но она просветила меня насчет того, что грязные разговорчики – это ключ к преданности мужчины, так же как и секс, хотя в моем случае, по нашему мнению, это может быть взаимной мастурбацией с каким-нибудь оригинальным подходом. Она также жаждала обучить меня тонкому искусству соблазнения, и, если честно, я была признательна за дополнительную помощь. То есть, я, конечно, в курсе, что смогу подобраться к промежности Эдварда довольно легко, потому что он – шестнадцатилетний парень, да еще и насильно воздержанный, и не думаю, что он перебирал бы, если бы дело коснулось его побуждений.
Давайте посмотрим фактам в лицо… этот парень пытается насладиться всем, чем только может.
Тем не менее, я хотела удостовериться, что если уж мы не можем прикасаться друг к другу, я смогу удовлетворять его таким образом. Я знала, что мальчики-подростки непостоянны и обладают краткосрочным вниманием, и меня пугало, что Эдварду станет скучно, если два года мы будем только разговаривать. Не то чтобы я думала, что он попытается найти удовлетворение в другом месте – то же самое будет преследовать его и с той, с кем бы он ни выбрал «быть». На самом деле он ни с кем не мог «быть».
В глубинах моего сознания меня мучили мрачные мысли, что ему не позволялось быть с несовершеннолетними девушками… и несовершеннолетние здесь – ключевое слово. Он легко, в мгновенье ока, мог бы найти какую-нибудь восемнадцатилетнюю… и это чертовски меня ошеломляло.
Когда я поделилась с ней своими страхами, то была искренне потрясена, что она поддерживает меня и сочувствует. Она пообещала убедиться, что Эдвард счастлив со мной, но напомнила, что я обязана убедиться, что так же счастлива сама и что я не стану пренебрегать ради него своими желаниями и потребностями, поскольку наши отношения такие ограниченные.
Все мои желания и потребности включали Эдварда и никого больше, так что мне даже в голову не пришло, что я могу ими пренебречь… я лишь жду, когда он окажется способен. Помимо этого, я действительно хочу быть с ним в физическом смысле, так что причина не в том, что я пытаюсь «угодить» ему – я не собираюсь делать что-то некомфортное для себя, лишь бы просто удержать его. Это мой выбор и желание.
Я смотрела на это с такой стороны – если бы я захотела оставаться девственницей до восемнадцати лет или неважно до какого возраста, то я бы ожидала, что он с таким же уважением отнесется к моим условиям. Это то же самое, только чуть более сдержанное.
Трубку я повесила час спустя, чувствуя легкую усталость, но в то же время и облегчение из-за ее поддержки и помощи. После душа я переоделась в штаны для йоги и длинную футболку с рукавами и направилась вниз. Я ела восхитительный куриный салат «Цезарь», который приготовила для нас Мэгги, и изо всех сил пыталась не злиться, что уже полдень, а Эдвард еще не позвонил.
Я так не хотела быть одной из тех девушек, которые играют в игры и ведут себя так, словно они все такие добродетельные и глупенькие, когда дело доходит до парней… но я не могла ничего с собой поделать. Наши отношения еще настолько хрупкие, свежие и неопределенные, и мои страхи и сомнения от неизвестности только росли. Я устала думать и беспокоиться об этом.
Пока ела и разговаривала с папой и Мэгги, я пыталась не чувствовать странность в том, что Мэгги не только приготовила мне ланч, но и снова оставалась ночевать. То, что я ем ее ланч, заставило меня ощутить себя так, словно я предаю свою мать, особенно учитывая, что ничего из когда-либо приготовленного той даже вполовину не было таким вкусным, как этот салат.
То есть, я, конечно же, осведомлена, чем мой папа и Мэгги занимаются в его спальне, и хотя я рада, что у него есть личная жизнь, это просто так… выцарапайте-мне-глаза-и-окуните-мозг-в-отбеливатель-отвратительно.
И вдобавок к этому я была немного раздражена на Чарли. Он настоял на том, чтобы помочь мне разгрести в пятницу бардак в подвале, хоть я и говорила ему, что прекрасно справлюсь сама. Вообще-то отчасти было приятно иметь возможность пообщаться с ним, занимаясь совместно чем-нибудь продуктивным. Я редко могла поговорить с ним свободно, не ломая мозги в поисках подходящей темы. Я не ловлю рыбу, не слежу за спортивными состязаниями, а он не интересовался магазинами или Эдвардом Калленом, так что нам не о чем было беседовать, кроме как о погоде.
Он всегда вел себя со мной так странно, словно чувствовал вину или что-то такое. Я не совсем понимала его поведение, но, так или иначе, старалась изо всех сил это игнорировать и просто пыталась наладить с ним приличные отношения, безо всякой там «дочь-подросток/сверхбдительный отец» странности.
После того как разбитое стекло было убрано, а содержание упавшего стеллажа расставлено по местам, я нашла, в конце концов, старую семейную фотографию, которую безуспешно искала в грозу. Когда Чарли взглянул на нее, на его лице появилось такое выражение, что мое сердце запнулось.
– Хороший день тогда был, – все, что он сказал о ней. Я кивнула, не помня подробностей о том дне, но испытывая чувство грусти из-за той маленькой искорки ностальгии, промелькнувшей в его глазах.
Среди многих коробок с различным дерьмом я нашла и кое-какие сокровища. В эти богатства входила и замечательная рамка из черной кожи, идеально подходящая для имеющейся у меня фотографии Эдварда. Также я нашла целую сумку старой маминой одежды, в которой была та фантастическая фиолетовая рубашка, спрятанная, вероятно, добрых лет двадцать назад.
Когда я ее подняла, то громко ахнула, поворачивая рубашку передом к своему отцу, чтобы он смог увидеть серебристые письмена. Он засмеялся и рассказал всю историю, скрывающуюся позади этой фразы, напевая куплет из той песни, из которой, вероятно, была выдернута фраза. Я хохотала, когда он подтанцовывал в дополнение к песне - я не знала, что мой отец, оказывается, не только одаренный рэпер, но и может совершенно неожиданно воспроизвести некоторые движения из старых танцевальных стилей.
Он, наверное, в старшей школе был довольно прикольным. Думаю, я разглядела крошечный проблеск того, что видела моя мать в нем тогда и что видит Мэгги сейчас.
Я спросила его о непочатых банках краски, стоящих в углу подвала. Он сообщил, что эти шесть банок ядовито-розовой краски предназначались для домика на дереве, когда тот только был построен, но он так и не смог фактически выполнить эту задачу, поскольку тогда, казалось бы, не проходило ни дня без дождя. Пока я размышляла о том, захотели бы парни обитать в доме на дереве, если бы он стал розовым, мой отец пробубнил что-то о том, чтобы избавиться вообще от той штуки. Я громко ахнула, рьяно протестуя, на что он, сдавая, поднял руки и опустил эту тему. Дом на дереве – это все, что осталось у меня от детства, и он хранит слишком много воспоминаний об Эдварде после моего возвращения в Форкс.
Как бы то ни было, позже тем вечером он уговорил меня сходить на обед с ним, Мэгги и парой их друзей. Я бы никогда, никогда не согласилась на это, если бы знала, что мной воспользуются в качестве жертвенной девственницы, принесенной в жертву за наивысшую цену. Поскольку оказалось, что Чарли пытался заключить деловую сделку с некоторым мистером Ули, который был не только его другом, но и владельцем большого здания в лучшей части Сиэтла, в котором Чарли хотел арендовать помещение. Помещение пользовалось спросом у нескольких заинтересованных сторон, и Чарли, вероятно, думал, что шикарный обед и вино поспособствуют делу. О, а также использование меня для развлечения его тупого сына, что напоминало какую-то извращенную версию сватовства.
Мистер Ули привел на обед своих жену и четырнадцатилетнего сына, и я вынуждена была беседовать с глупым парнем, который не мог смотреть мне в глаза, вонял фрикадельками и пачули и весь вечер болтал только о франшизе «Гарри Поттер». Я оказалась загипнотизированной кусочками еды, застрявшей в его скобках, и тем, что он понятия не имел, как невежливо и противно разговаривать с набитым ртом. Излишне говорить, что это не было приятно. Вообще.
Так что я была немного сердита на Чарли – он опустил тот факт, что я весь вечер буду вынуждена развлекать дурацкого ребенка, хоть и клялся, будто понятия не имел, что глупый ребенок вообще приедет. Я была окружена обманом и ложью…
В свете всего этого, Мэгги, очевидно, чувствовала себя ужасно – из-за того, что я была обманута – и приготовила ланч, который оказался чертовски хорош. Я спросила, есть ли у нее рецепт приличного яблочного пирога, и она пообещала отправить мне по электронке секретный рецепт своей бабушки. После этого я уехала, направляясь на вечеринку в Порт-Анджелес. Несмотря на небольшой холод, небо было невообразимо чистого голубого цвета, а на фоне темно-красной и оранжевой листвы на горизонте казалось еще ярче и живее. Два великолепных дня подряд… невероятно.
Пока я ехала, позвонил Эдвард, кажущийся все еще сонным, словно валяется в своей теплой постели с обернутым вокруг прекрасного полуобнаженного тела одеялом. Одна лишь мысль о нем раздетом заставила меня глупо улыбаться и ощущать трепет.
– Хей, красавица, – хрипло произнес он. – Как себя чувствуешь? Почему не позвонила мне перед отъездом?
– Чувствую себя прекрасно, и я ждала, что ты позвонишь мне первым.
– Ну, я, блядь, спал, так что, как мог позвонить тебе? – он казался слегка раздраженным. – Не играй со мной в эти игры, Би. Если тебе хочется мне позвонить, то просто позвони. Когда я проснулся, то расстроился, потому что от тебя не было сообщения.
Я улыбнулась, подумав про себя: «Оууу».
– Ты сейчас голый? – спросила я, пытаясь изо всех сил звучать сексуально, но не думаю, что получилось.
Он рассмеялся, и его голос внезапно стал оживленным и радостным:
– Эмм, нет, но буду через две минуты, когда соберусь в душ. Вау, кто-то этим утром озабоченный. – На заднем плане были слышны звуки воды, лившейся из душевой насадки.
Я озабочена все время, Эдвард. Ты только сейчас это заметил?
У меня внизу все оживилось. Сильно. Мне, возможно, даже стоило проверить на всякий случай, не самовоспламенилась ли внезапно моя вагина.
– Эмммм… Могу себе представить тебя сейчас… обнаженного и сонного с безумно взъерошенными волосами. Скажи мне, чем ты занимаешься прямо сейчас?
Его дыхание прервалось, и Эдвард тут же заурчал… низким рыком, выходящим из его груди. Его голос переменился точно так же, как тогда, в библиотеке, когда он практически заставил меня взорваться – он стал шелковистым и обольстительным, глубоким и низким. Хищником, обольщающим свою добычу.
– Ммммм, я только что снял пижамные штаны, а теперь оперся предплечьем о стеклянную дверку душа…
Помоги мне, боже.
Он наклонился… голый.
– О, ты голый и наклонившийся… Я люблю, когда ты наклоняешься, – восхищенно выдохнула я, потому что это правда – приличный наклон меня воодушевляет, хоть в этом и странно признаваться.
Он, посмеиваясь, вздохнул.
– Да? Боже, ты странная. Я запомню это.
– Ты собираешься… ну, знаешь… в душе? – тихо спросила я, заворачивая на Мэйн-стрит.
– Ага, – решительно ответил он. – А почему ты интересуешься?
– Эмм… потому что не могу дождаться, чтобы понаблюдать за тобой снова, – тихо ответила я. Откуда это взялось, я не знаю – такое ощущение, что моя вагина встала на автопилот, а какой-то пришелец захватил речевой аппарат. Обнаженный Эдвард сделал это со мной, нечего оправдываться.
– Черт, Белла, – выдохнул он с вкрадчивым шипящим звуком. Я практически могла почувствовать, как его горячее дыхание овевает меня. – Мне хочется понаблюдать за тобой… блядь… мне хочется больше, чем просто понаблюдать… Мне хочется заставить тебя кончить и услышать твой стон и… блядь. – Я слышала, как его дыхание перешло в небольшое неровное пыхтенье, словно он внезапно занялся чем-то физически активным. Затем я осознала, что у него маленькая проблемка, и он… заботится о ней прямо сейчас.
– Ты трогаешь себя? – слегка недоверчиво спросила я, хотя и знала очевидный ответ.
– Хмм, да.
– Ты хочешь, чтобы я повесила трубку? – спросила я уже немного раздраженно. В девчачьих частях моего тела неуклонно нарастали жар и приятная боль.
– Да… нет… постой… поговори со мной.
Когда я проезжала мимо магазина Билли, то увидела, что все парковочные места вдоль улицы заняты, из-за того, вероятно, что близится Хэллоуин и все закупаются.
– Ладно, подожди секундочку, я заеду на стоянку.
Я зарулила со стороны двора, паркуясь на стоянке возле безлюдной мастерской Джейкоба, и заглушила двигатель. У меня до работы оставалось свободных десять минут, и я неожиданно подумала, что могла бы с пользой потратить это время.
– Все, я припарковалась. Что ты хочешь, чтобы я сказала? – Дыхание Эдварда стало явно затрудненным, и с другого конца линии доносились едва различимые хрипы и стоны.
– Я не знаю… ты одна? Ты можешь… тоже себя потрогать?
Я внимательно огляделась. Парковка была пустой, не считая нескольких дорогих автомобилей, стоящих без водителей. Судя по высокому классу моделей, это были машины, нуждающиеся в обслуживании и всем таком, а не просто припаркованные людьми, совершающими покупки. Я приспустилась на своем сиденье, прижимая телефон к левому уху и засовывая руку в штаны. Я уже была очень влажной, и причиной этого послужили звуки, издаваемые Эдвардом по ту сторону телефона.
В мою голову закралась быстрая случайная мысль, что пока я вишу на телефоне, а моя рука погружена в мою влажность, меня может поразить током, поскольку учитывая мою удачливость, я была бы первым человеком, с которым такое произошло, и одна лишь мысль о том, чтобы объяснять Чарли, почему я вдруг обуглилась, заставила меня вздрогнуть.
Себе на заметку: приобрети блютус и затонируй стекла…
– Ммммм… – выдохнула я, дотронувшись до своего сладкого местечка именно так, как нужно. Я легонько двигала средним пальцем туда-сюда, отбросив голову назад и чувствуя, как все мое тело напрягается от неописуемого удовольствия.
– Блядь… ты серьезно трогаешь себя прямо сейчас, красавица? – голос Эдварда был глубже, чем обычно, но таким же гладким, как шелк.
– Да, – прошептала я, приоткрыв один глаз. Несмотря на то, что я была возбуждена и взволнована, я не могла не чувствовать себя грязной, развращенной и слегка распущенной из-за того, что мастурбирую на стоянке автомастерской за минуты до того, как отправлюсь в гребаном костюме Элмо исполнять песни из «Улицы Сезам» миллиону детишек. Боже, надеюсь, тут нет камер.
– О, господи, это так чертовски горячо, – простонал Эдвард. – Ты влажная?
Я подавила хихиканье. В этом ничего не было смешного, но я ведь пока только любитель.
– Очень, очень влажная. Я представляю, что это твои пальцы, Эдвард. И твой рот, и…
– Детка, я не могу, блядь, дождаться, когда смогу опуститься между твоих ног и ощутить твой вкус на языке. Я буду посасывать твои соски и облизывать их, и покусывать, пока ты не застонешь и не закричишь… – по звуку прерывистого дыхания, сопровождающего его речь, можно было сказать, что Эдвард в данный момент довольно занят. Он был близко.
Себе на заметку: купи и Эдварду блютус.
Я ускорила свои поглаживания, сгибая колено так, чтобы нога упиралась в сиденье и я могла получить больше доступа. Мне было очень, очень хорошо – намного лучше и интенсивнее, чем в обычной ситуации. Я закрыла глаза, представляя, что Эдвард делает со мной все то, о чем говорил, а я, голая, лежу под ним и наблюдаю, как его язык кружит вокруг моих сосков, и затем он спускается поцелуями все ниже и ниже…
– Блядь… я сейчас кончу, – быстро сообщил он.
– Давай, красавчик… кончи для меня, – душа смех, ласково поощрила его я, чувствуя себя абсолютно по-дурацки из-за всех этих непристойных разговоров, потому что не знала, нравится ли ему то, что я говорю. Но Эдвард заурчал и выругался, и я поняла, что хорошо справилась с задачей. Когда он закончил, я все еще продолжала себя трогать. И хотя я чувствовала себя так чертовски хорошо, мне понадобилось бы больше, чем три минуты, чтобы получить оргазм.
Эдвард на другом конце линии молчал, было слышно только его хриплое дыхание, и я слушала его, пытаясь представить его лицо – покрасневшее и слегка вспотевшее. Боже, я его хотела…
Потерявшись в своей фантазии, я подумала, что мне послышался знакомый голос, звучащий издали, и взглянула в ветровое стекло.
– О, черт! Мне нужно идти. – Я захлопнула крышку телефона, бросая его на сиденье, и спустилась пониже, поспешно вытаскивая руку из штанов и слыша, что голос снаружи становится громче.
Чертов Джейкоб!
____________________
перевела: nats
редактура: Sonea
Бежим читать продолжение и не забываем благодарить Иришу, мою незаменимую бету. :)))
Источник: http://robsten.ru/forum/19-611-1
0
:hang1: 
