~ % ~
На следующий день я опять приготовила суп для Эдварда – на сей раз томатный - и принесла его после школы. Он все еще находился в постели, выглядя по-прежнему расклеенным, болезненным и ни на грамм не чувствующим себя лучше. Я принесла его книги и домашние задания, в которые вложила все необходимые ответы. Не то чтобы он нуждался в моей помощи, но его самочувствие явно не способствовало мыслительному процессу.
Я делала то же самое всю неделю, выслушивая его нытье и стоны о приближающейся смерти, как будто он знал об этом наверняка. Неудивительно, что рожать досталось женщинам. Я закатывала глаза… в который раз, когда он заводил речь о близкой кончине… все это время наблюдая за тем, как его здоровье постепенно улучшается. Эсме оказалась довольно-таки права, говоря, что он, когда болен, походит на большого глупого ребенка.
В среду он лежал на кровати, свесив изо рта язык и зажав в руке письменный вариант своего завещания. Там в основном говорилось, что все его мирское имущество должно быть разделено между Джаспером и Эмметом, Элис предназначался его автомобиль, Роуз доставался ноготь с большого пальца его левой ноги, его банковский счет должен отойти местному убежищу для бездомных, а что касается меня… ну, мне завещалось его сердце. Буквально – он хотел, чтоб его сердце поместили в вычурную банку с формальдегидом и я могла хранить ее на своей тумбочке, чтобы всегда о нем помнить.
Он был больным извращенцем, но я все равно любила его.
В четверг он вытянул меня на улицу, - поддержать ему компанию, пока он курит, - и в то время как я жаловалась на дождь и холод, он ныл, что не курил целых четыре дня и может умереть холодной жестокой смертью от ломки.
К пятнице ему стало намного лучше – он, как ни странно, был в одежде и сидел за кухонным столом, посасывая вишневую «Льдинку» и нетерпеливо ожидая, пока я принесу ему еду. Он запросил пиццу, которую я охотно принесла, и поделился ею с Джаспером и Эмметом. Позже пришли Роуз и Элис, и мы все играли в «Cranium» и пили стащенное тайком из бара в подвале пиво, как и подобает нормальным подросткам. Я ворчала на Э, говоря ему, чтобы не смешивал алкоголь с антибиотиками. Он сердито посмотрел на меня и напомнил, что фишка с антибиотиками учитывается только тогда, когда человек принимает противозачаточные.
- Ты и так на противозачаточных… только не на тех, что прописывает доктор, - тихо ответила ему я.
Он приподнял бровь и быстро показал мне палец. Я услышала на заднем фоне вопль Эма:
- Эй, Тинк… Эдди думает, что ты - номер один!
Эдвард наклонился и прошептал мне в ухо:
- Красавица, ты – мой номер один. Ты – та единственная, кто держит мое сердце.
- Ага, в банке на тумбочке, - нахмурилась я. И хотя слова Эдварда смягчили меня, я бы ударила его за посредственность, если бы мне было позволено.
Около семи утра в субботу мы с Эдвардом направились в Сиэтл, чтобы успеть к десяти тридцати на его встречу с инспектором по делам несовершеннолетних. Он надел бежевые брюки со стрелками, бледно-голубую рубашку и коричневые туфли с соответствующим ремнем. На нем даже был чертов темно-синий галстук!
Волосы Эдварда также были уложены по-другому: намного более опрятно, едва ли не с пробором, как у «ботанов», и совсем не так модно, как обычно. Я приподняла бровь на абсолютно не присущий ему стиль, но он просто пояснил, что его адвокат посоветовал ему на встречах придерживаться роли «хорошего мальчика». По мнению его адвоката, очевидно, хороший мальчик равнялся «школьному ботану» или «претенциозному компьютерщику», но кто я такая, чтобы решать.
По пути туда он был тих и, слушая мой нервный лепет, лишь кивал, и я не знаю, как много из сказанного мной у него фактически усвоилось. Я пыталась отвлечь его, рассказывая истории, произошедшие на прошлой неделе в школе, и обо всех подростковых перипетиях и драмах, скрывающихся за стенами средней школы Форкса.
Мы слушали его iPod, и я обнаружила, что мне очень нравится та новая группа, которая играла, - какая-то восходящая и многообещающая инди-рок-группа под названием «Новолуние». Он время от времени покусывал ногти и дарил мне мягкие улыбки, поэтому я знала, что он нервничает. Я подпитывала его беспокойство, чувствуя себя взволнованно и неловко.
Я спросила его о том, что фактически происходит на его встречах, и он сказал, что просто должен отвечать там на ряд обычных мирских вопросов о школе и о его свободном времяпровождении, и на этом все. Худшая часть, он сказал, состоит в том, что его обычно заставляют около часа дожидаться встречи с тем парнем, и он чувствует, что это делается намеренно – просто чтобы доказать, как мало у него самоконтроля и что он всего лишь незначительный кусок дерьма, который заслуживает, чтобы с ним обращались таким образом. Я ясно видела по его сгорбленной фигуре и поведению, что все это убивает его.
И хотя Эдвард сказал, что очень хотел бы мою компанию во время ожидания в здании Суда по делам несовершеннолетних, он по очевидным причинам не хотел быть замеченным со мной. Пока он был внутри, я ждала его в машине и переписывалась с ним путем сообщений, убивая этим время и надеясь приподнять ему настроение. Спустя полтора часа он появился, широко шагая и весело усмехаясь.
Он припарковался позади соседнего здания и на переднем сиденье переоделся в другую рубашку и джинсы. Этот наряд больше походил на его обычный, и он ухмыльнулся, глядя, как я облизываю губы, когда его штаны спустились, открывая серые укороченные боксеры… обтягивающие серые укороченные боксеры, которые подчеркивали каждый изгиб и… выпуклость… его прекрасного тела. Боже, благослови Кельвина Кляйна и его изумительное нижнее белье. Короткие боксеры - это настоящий подарок всем женщинам этого мира.
Я хотела его. Мне нужно было увидеть его, прикоснуться к нему, ощутить на вкус, на запах, потереть его о свою щеку… (п.п.: в последнем предложении Белла говорит лишь об определенной части тела Эдварда…)
Мы не занимались ничем сексуальным со времен Хэллоуина, и меня отчасти тревожило, что я так сильно желала и стремилась достичь большего, когда знала, что не должна торопиться.
Я стала кожной наркоманкой. Полностью подсевшей на кожу Эдварда Каллена. Интересно, существует ли специфический тип терапии или какая-нибудь двенадцати-ступенчатая программа для этого? (п.п.: двенадцати-ступенчатая программа или группа - группа взаимопомощи, организованная по двенадцати-ступенчатой программе Анонимных Алкоголиков (АА) или ей подобной. АА организована на условиях "двенадцати традиций", включая анонимность, независимость от политических убеждений и неиерархическую организационную структуру. Из других групп, функционирующих для людей, испытывающих проблемы с наркотиками, известны следующие: Анонимные Кокаинисты, Анонимные Потребители Психоактивных Веществ, Анонимные Наркоманы, Анонимные Никотинисты или Анонимные Курильщики, и Анонимные Зависимые от Таблеток.)
Привет, я – Изабелла, и я зависима от кожи моего бой-френда. Я чиста уже семь дней.
Однако как бы сильно ни хотела его, я не предпринимала ничего, чтобы сынициировать следующий раунд мастурбации, так же как и он.
После переодевания из своего сверх пуританского наряда он достал дорожный бутылек с каким-то средством для волос, выдавил на ладонь маленький кругляш и продолжил избавляться от образа школьного ботана, возрождая сумасшедшую, но все же искусно упорядоченную прическу парня, который меня очаровывал. Было захватывающе наблюдать, как он укладывает перед зеркалом волосы, убеждаясь, что каждый волосок занимает свое место в массе идеального беспорядка, даже при том, что мы направлялись в салон. Я напомнила ему об этом, но он лишь пожал плечами.
Видоизменив внешность и оставив позади себя здание суда, Эдварда стал другим человеком. Он улыбался и выглядел необычайно счастливым, и я испытывала огромное облегчение, что он вернулся.
Тем временем мы нашли в центре действительно хороший стейк-хаус, где можно было пообедать, и учитывая то, что хостесса непристойно пялилась на Эдварда, я была рада, что нам достался официант мужского пола, который беззастенчиво пялился на меня. Эдвард устроил ему тяжелое времечко, прося такие вещи, как поместить картофельное пюре конкретно в красную посуду и поставить ее слева от его тарелки, и требуя, чтобы мой стакан с минеральной водой пополнялся только тогда, когда пуст точно на одну треть. (п.п.: стейк-хаус – ресторан, специализирующийся на приготовлении мясных блюд; хостесса – что-то типа метрдотеля, но не совсем – встречает гостей ресторана у дверей, провожает к столикам, выполняет требования касательно расположения мест, но на этом, по-моему, все.)
Он, конечно же, делал все это нарочно, и я сказала ему, что буду зла вне меры, если найду на своем стейке из тунца лобковые волосы или плевок. Эдвард заверил меня, что в таком высококлассном месте, где мы едим, никогда так не поступят и что я должна доверять ему. Я все же проинспектировала свою еду, как могла бы только дочь частного сыщика/бывшего полицейского, жалея, что не приняла тот детский набор для судебной экспертизы, который Чарли хотел мне подарить на четырнадцатилетие.
Затем Эдвард оставил около пятидесяти долларов чаевых поверх ста долларов за еду, и только потому, что я вызвала у него угрызения совести за издевательство над официантом. Он просто, но с сарказмом ответил мне: «Да, дорогая. Как скажешь, дорогая», - закатывая глаза и бросая деньги на стол. Я подняла их и прижала солонкой, обеспечив им самое безопасное место, которое смогла придумать.
После того как закончили обедать, мы прогулялись к Пасифик Плаза, где, клянусь, глаза Эдварда замерцали и вспыхнули, чего я еще не видела в нем. Я поняла, что этот центр полон всяческих высококлассных магазинов, которых нельзя было найти в окрестностях Порт-Анджелеса. Он нашел свою землю обетованную, и та распахнула свои объятия, приветствуя блудного сына… и его платиновую карту АмЭкс. (п.п.: боюсь ошибиться, но автор, вероятно, имела в виду Пасифик Плэйс – крупнейший торговый центр в Сиэтле, а Пасифик Плаза – это, вообще-то, трехзвездочный отель, ориентированный на деловой контингент, в центре того же Сиэтла…)
Он накупил в «Barney's» одежды приблизительно на четыреста долларов, включая свитер за триста долларов для меня, о котором я даже не говорила, что он мне понравился (хотя он мне очень понравился), но так как вещь понравилась Эдварду, то он купил его мне, невзирая ни на что. После этого я удостоверилась, что даже отдаленно не смотрю на что-то еще, поскольку малейшее предположение, что я запала на что-то, делало шопоголика Эдварда счастливым.
Если говорить абсолютно честно, то была одна пара прекрасных сапожек от «Christian Dior», за которые я отдала бы свою девственность, но они стоили почти тысячу долларов, а я не смогла бы попросить Эдварда, чтобы он купил их мне, хоть это и не сильно сказалось бы на его кошельке.
Я люблю подарки, - не поймите меня превратно, - но он даже не смотрел на ценники, а просто бросал на вещи беглый взгляд и спрашивал, нравятся ли мне они. Если я говорила «да», то рубашка, пальто или джинсы перекидывались через его или мою руку, и дело было сделано. В одну секунду на прилавок шлепалась кредитная карта, а в другую – мы получали охапки пакетов.
Мы пошли в «Cartier», где Эдвард оставил шесть штук за часы. Я никогда не замечала, чтобы он вообще до этого носил часы, а когда спросила его об этом, он ответил, что те, которые у него имеются, ему не нравится носить по определенной причине, которую он отказался озвучить. Я спросила его, который час, и он гордо и нарочито взмахнул запястьем, объявляя:
- Два семнадцать.
Я рассмеялась, произвела такой же величественный жест и сказала:
- Почему если взглянуть на… мои, то они покажут то же самое, а ведь мои часы стоили в мамином магазине всего пятьдесят шесть баксов?
Он что-то едва слышно пробормотал, очень похожее на «Красивая нахалка».
Дама за кассой настороженно следила за нами, а когда рассчитывала его покупку, наряду с кредиткой запросила удостоверение личности. В шестнадцать лет обычно не совершают таких дорогих покупок, и Эдвард прошептал мне, что она думает, будто карточка украдена. Подобное, очевидно, происходило с ним довольно часто.
Такое количество расходов было странным, почти… безумным. Когда я спросила Эдварда об этом и он отметил мое беспокойство по поводу гнева его родителей из-за того, что он растратил все их деньги, он пояснил, что это деньги с его алиментов, посланных Эдвардом Мейсеном.
Он объяснил, что совершает набег на магазины, чтобы купить себе каких-нибудь пустячков, каждый раз, когда должен идти в суд. Словно он вознаграждает себя за шестинедельное успешное не-касательное и в общем отличное поведение. Или чтобы отпраздновать тот факт, что до окончания его персонального кошмара осталось на шесть недель меньше. Независимо ни от чего, я боялась, что он использует это в качестве оправдания за возможность контролировать что-нибудь… хоть что-то… в своей жизни. Я слышала о женщинах, которые в такой же степени увлекаются покупками, дабы скрыться от кого-то или чего-то в их жизнях. Я начала гадать, не относится ли это и к мужчинам тоже.
Мы проходили мимо киоска, в котором был большой выбор модных ювелирных изделий, и я увидела там колечки для пупка. Я приметила одно реально хорошенькое, из белого золота, к которому можно было подвесить свой инициал. Я попросила, чтобы продавец показала его, а когда она сказала, что «Б» нет в наличии, Эдвард вмешался, говоря ей, что все в порядке и что вместо этого я хочу букву «Э».
- Ты – моя, Красавица, - прошептал он, овевая мое ухо горячим дыханием.
Я затрепетала, потому что определенно принадлежала ему и мне очень нравилось, когда он произносил это вслух. Я видела, как он удовлетворенно ухмыльнулся, когда дама вручила ему для осмотра маленькую «Э», а затем предложила примерить мне ее за прилавком. Он, устроив подбородок в ладони, облокотился на витрину, пялясь на меня, пока я приподымала рубашку, и сознательно облизывал губы, чтобы рассердить меня.
- Я ненавижу тебя, - одними губами произнесла я.
- Я люблю тебя, - улыбаясь, таким же образом ответил он.
Я опустила взгляд вниз и усмехнулась, чувствуя себя счастливее, чем была за прошедшее долгое, долгое время. Мое сердце порхало, и это чувство я не хотела ни потерять, ни забыть во всей своей жизни.
И, конечно же, он не позволил мне платить, просто сказав:
- Мой инициал – мои деньги.
Как только моя «Э» была на своем месте, восхитительно поблескивая поверх пояса джинсов, и мы собрались отправиться в салон Мэгги, Эдвард указал на стеклянную витрину, постукивая по ее поверхности пальцем.
- Би, взгляни на это, - произнес он. Даже не спрашивая нас, дама выдвинула витрину с серебряными кольцами, кладя бархатный контейнер на стеклянный верх.
Он кончиком пальца подцепил небольшое сдвоенное кольцо, показывая мне.
- Это кольца чистоты, они милые, не правда ли? – произнесла дама.
- Кольца чистоты? – одновременно спросили мы с Эдвардом и начали ее расспрашивать, и когда она объяснила, обозначение обрело полный смысл. Фактически, это были два кольца, связанные друг с другом. Одно было черным, другое – серебряным. На их поверхности были написаны слова «Истинная любовь подождет».
- Иногда их называют кольцами воздержания или целомудрия. Это символ обещания друг другу, что будете ждать, пока не поженитесь, чтобы… эмм… иметь отношения, - она прошептала последнее слово, словно оно находилось под запретом. – Также они используются в качестве колец обязательства или предпомолвочных колец, но… - она приподняла на нас бровь, инсинуируя, что ни ожидание секса, ни грядущая помолвка не являются чем-то, чем мы интересуемся. Я подумала про себя: «Только потому, что он похож на ходячий секс, еще ничего не значит, леди. Помните ту старую присказку - «Не судите книгу по обложке»? Что ж, это – моя жизнь. Мой бой-френд выглядит снаружи как «Камасутра», но внутри спрятан «Вельветовый кролик». (п.п.: «Вельветовый кролик» – детская книга, автор – Марджери Уильямс.)
Прочистив горло, она добавила:
- Здесь даже прилагается документ с обетом чистоты, - она положила на стекло витиеватый листок бумаги цвета экрю, напоминающий аттестат, но содержащий в себе религиозные наставления, клятву ожидания до того времени, пока Бог не разрешит, и прочую другую бессмыслицу.
Эдвард бросил на него один лишь взгляд и пренебрежительно отодвинул бумагу назад к ней, бормоча:
- Ага, нам не понадобится это. У меня уже есть достаточное количество документов с моими клятвами воздержания, и я не нуждаюсь еще и в этом религиозном дерьме.
Он мягко посмотрел на меня, перебирая в пальцах кольцо и позвякивая металлом о металл.
- Что думаешь? – тихо спросил он, когда дама уловила намек, что нам требуется некоторая приватность, и занялась какими-то делами за прилавком. – Они имеют для нас совсем другое значение, но могли бы помочь удержать любопытных ублюдков из школы от вопросов, почему мы не целуемся и прочее. К тому же… мне нравится знать, что у нас есть что-то, символизирующее… наши чувства, - нежно улыбнулся он, пожимая плечами.
- Мне они очень нравятся, - правдиво ответила я, страстно желая носить кольцо Эдварда. Он примерил одно на свою левую руку, вытягивая ее, чтобы осмотреть. Я сделала то же самое со своим, желая, чтобы мои ногти не выглядели такими ободранными. Мы сняли кольца, чтобы заплатить за них, и по настоянию продавца позволили ей почистить их. По окончанию она упаковала кольца в красивую коробочку и сказала нам, что согласно ритуалу их полагается надевать на пальцы друг другу, дабы скрепить обеты.
Всего несколько минут спустя мы были в «E-Clips», обнимаясь с Мэгги, которая представила нас своим сотрудникам. Эдвард великолепно справлялся, поддерживая свое прозвище, потому что весь персонал салона в его присутствии усмехался и краснел. Я закатила глаза на Мэгги, заносчиво покачивая головой.
Да, сучки, он – мой. Когти прочь!
Думаю, что я, возможно, воспроизвела про себя кошачий рык, ну, или, может, шипение. Неважно. И, возможно, это вышло немного громче, чем я думала.
Эдвард повернулся ко мне и ухмыльнулся:
- Попроси, пусть они постригут твои коготки, пока ты здесь, Красавица, - а затем он подмигнул. Ему нужно прекратить это дерьмо с подмигиванием… оно слишком сексуально.
Пока Эдварду мыли волосы и постригали, я сделала новый маникюр, а потом меня увели в задние комнаты, где была отведена целая область для массажей и ухода за лицом. Я встретилась с Сиобхен, весьма миниатюрной девушкой с внешностью ирландки, которая проводила меня в комнату, в которой мне наказали раздеться и лечь на обитый стол.
Вскоре после этого она вернулась, включая негромкую нью-эйдж музыку со звуками водопада на заднем плане, из-за чего мне захотеть писать. Сиобхен действовала своими руками очень нежно и мягко, и хотя я очень наслаждалась процедурой, все, о чем могла тогда думать, это об использовании уборной. Когда сеанс массажа, заставивший меня почувствовать себя невероятно восхитительно и подобно желе, был закончен, я воспользовалась уборной, а затем меня отвели в кабинет косметолога, где сделали процедуры по уходу за лицом, оказавшиеся абсолютно божественными. (п.п.: нью-эйдж музыка - совокупность музыкальных стилей, характеризующихся расслабляющим и позитивным звучанием.)
Я попыталась всунуть ей чаевые, но она отказалась, говоря, что об этом уже позаботился мистер Каллен. Ха, мистер Каллен… это дерьмо покорило меня. Я нашла Эдварда в одной из приватных комнат, где он сидел с закатанными до колен джинсами и опущенными в ванночку ступнями. Прислонившись к дверному косяку, я около минуты наблюдала за ним, закрывшим глаза и откинувшимся на вибрирующее кресло, пока девушка массировала ему ноги от пяток и до колен. Время от времени он шипел или испускал легкий стон удовольствия.
Я, вероятно, должна была бы быть вне себя от всего этого - от ревности к прикосновениям, вызывающим стоны, которые не были результатом чего-то, что сделала я сама, так же как и от всех этих ухаживающих процедур, которые явно не являлись чем-то мужественным, но это - Эдвард, понимайте, как хотите. Ему нравится, чтобы вещи были изящными и идеальными, и его внешность не исключение. Однако если бы он попросил меня сходить в «Victoria's Secret» специально для того, чтобы он смог примерить нижнее белье… что ж, с этим у меня была бы проблема.
Я прочистила горло. Услышав этот звук, он открыл один глаз и наполовину ухмыльнулся, наполовину нахмурился, одновременно закатывая глаза и покачивая головой. Его стрижка выглядела изумительно, хотя кожа вокруг бровей была ярко-красной, поскольку он, очевидно, сделал восковую эпиляцию. Тем не менее, они не были идеальными, - что мне нравилось, - только лишь достаточно ухоженными, чтобы выглядеть естественно, а не чрезмерно выщипанными.
Я просто запрыгнула на соседнее с ним кресло, вытягиваясь, чтобы подчеркнуть, насколько расслабленно и легко себя чувствую. Он засмеялся надо мной, в то время как мастер инструктировала его, когда ей нужно, чтобы он поставил ноги в ванночку или вытащил их. Пока Эдвард тихо повиновался, я полностью увлеклась восхищением. Она упомянула ему, насколько красивые у него ступни, и я громогласно согласилась с ней.
У него прекрасные ступни. То есть буквально идеальные ступни. Это были мужские ступни - с длинными пальцами, непонятными сухожилиями и прочим, - но его ногти на ногах были идеальны, и у него не было костных мозолей или желтых ногтей, или чего-то такого же неприятного на ступнях. Как бы то ни было, мне не стоило ожидать от него чего-то меньшего, чем совершенство.
Я попросила его показать руки, и он снова ухмылялся, пока я тряслась над его идеальным маникюром, желая подержать их в своих собственных. Он попросил посмотреть на мои, и когда я вытянула свою руку рядом с его, то заметила, насколько моя рука меньше по сравнению с его. Неудивительно, что я чувствовала себя такой защищенной в те редкие моменты, когда он держал меня за руку.
Он закончил, отказываясь от прозрачного лака, который был ему предложен как естественный.
- Клянусь богом, Белла, если ты расскажешь об этом хоть кому-то, я проберусь в твой дом и выброшу всю твою обувь, - это все, что он сказал.
- Ты не посмел бы! – завопила я в ложном ужасе, вскидывая руку к сердцу. – У тебя чересчур много секретов, чтобы удержать их, Э. Их количество становится слишком большим, чтобы помнить, что я могу, а что не могу сказать, - пошутила я, хоть это отчасти и было верным.
- Да, попробуй-ка побыть на моем месте, - пробормотал он, с успехом затыкая меня.
Как только мы добрались до автомобиля, он достал кольца из прилагающейся к ним коробочки, бросая свое в мою открытую ладонь и держа мое своими красивыми пальцами. В тусклом свете желтых огней автостоянки Эдвард тихо надел на мой палец маленькое колечко и оставил на нем очень сладкий, очень нежный, почти невесомый поцелуй. Мой живот затрепетал от этого контакта, а разум закружился от идеи молчаливого обязательства, которое мы давали друг другу. Мы не давали брачных клятв или клятв в пожизненной преданности – всего лишь обещание ждать друг друга, пока он не обретет волю сделать иначе. Я плавно надела кольцо Эдварда на его длинный прекрасный палец, оставляя точно такой же поцелуй на драгоценном кусочке металла. Нам не требовалось никаких слов или замысловатых заверений.
А затем мы с минуту или около того с трепетом смотрели друг на друга, пока Эдвард не очертил большим пальцем контур моих губ. Мой рот непреднамеренно приоткрылся, потому что мягкость его пальца на моих губах и близость его собственного рта в сплетении с ароматом одеколона полностью захватили все мои чувства. Я ощущала, как в моем животе все спутывается в чувственный узел, и настолько отчаянно желала его руки на своем теле и его язык в своем рту, что это было болезненно.
Он шатко выдохнул, шепча: «Такая красивая…» - а затем наши губы внезапно оказались настолько близко…
- Эдвард… - прошептала я, и мое сердце стремительно забилось в груди, а в животе все затрепетало в понимании того, что он собирается меня поцеловать. Как только его губы встретились с моими, моя рука прикоснулась к его щеке, мягко поглаживая кожу вниз к челюсти. Я сдерживала внезапное примитивное желание притянуть его к себе, чтобы поглотить его рот влажными, неистовыми поцелуями.
Пальцы Эдварда вплелись в мои волосы, бережно обхватывая затылок и нежно потирая большим пальцем скулу. Он оставил на моих губах два мягких неторопливых поцелуя, а затем его рот слегка приоткрылся, двигаясь в унисон с моим. Мой язык коснулся его нижней губы, что послужило ему приглашением нежно втянуть ртом мою нижнюю губу, пока я делала то же самое с его верхней. Дыхание Эдварда ускорилось. Он простонал мне в рот, легонько скользя в него языком и одновременно крепче сжимая мой затылок. А потом, прежде чем поцелуй смог углубиться, Эдвард, закрыв глаза, отпрянул от меня. Он прикрыл рот своей ладонью, выглядя почти так, словно удивляется самому себе.
Затем он покачал головой, завел автомобиль и выехал с парковочного места. Он ни разу не взглянул на меня, пока выруливал, а смотрел лишь только вперед. Я почувствовала небольшую обиду от его внезапной холодности в сравнении с теплотой нашего обмена кольцами и первого настоящего поцелуя. К моему большому удивлению он порылся в кармане, выуживая пачку сигарет и доставая из нее одну. Он предложил ее мне, но я, нахмурив брови, отказалась. Эдвард никогда, никогда не курил в своем автомобиле… никогда.
В конце концов я набралась смелости и спросила его:
- Э… ты в порядке?
- Нам не стоило делать этого… целоваться, то есть. – Он покачал головой, зажимая нижнюю губу между пальцев. – Я… блядь! – Он ударил кулаком по рулю, заставляя меня подпрыгнуть на сиденье. Столбик пепла с кончика его сигареты упал на центральную консоль, но я смахнула его прежде, чем он даже заметил.
Я посмотрела на него, бушующего на своем сиденье. Весь этот день, насыщенный быстрыми перепадами настроения, заставил меня чувствовать себя вымотанной и напуганной.
- Что не так, Эдвард?
- Прости, прости, - мягко произнес он, бросая на меня умоляющий взгляд. Он осторожно потянулся ко мне рукой, но затем вернул ее к рулю.
- Эдвард? Пожалуйста, поговори со мной. Ты меня пугаешь.
Он рассеянно закусил губу, выворачивая на шоссе.
- Белла… я чувствую, что схожу сейчас с ума. Все, что мне хочется сделать, это быть с тобой, в каждом смысле этого слова, и знание того, что прикасаться к тебе это неправильно, - когда это все что угодно, только не неправильно, - так убивает. Мне действительно чертовски необходимо целовать тебя и держать в своих объятиях, Белла. А не делать это дерьмо с милыми, практически невинными ласками и полуприкосновениями, какие делают долбанные десятилетки. Мне хочется любить тебя. Я хочу заняться с тобой любовью и показать тебе, как много ты значишь для меня. – Он был теперь таким расстроенным, что его рука затряслась. Челюсть Эдварда крепко сжалась, а подбородок подрагивал. Я подумала, что он может снова заплакать. – Я… я чертовски сильно ненавижу Шарлотту за это. - Его приятный голос приобрел странную глубину, мрачную почти до жути. – Бывают дни, когда мне хочется вырвать горло этой сучке за то, что сделала такое со мной, и я желаю ей столько всего ужасного… А затем я начинаю чувствовать себя дерьмово, потому что, кто, черт возьми, знает, в порядке ли она вообще. Я даже не знаю, в порядке ли она, - мягко повторил он, затихая к концу.
Я не произнесла ни слова, потому что знала – нет ничего, что я могла бы сказать или сделать, чтобы облегчить боль, которую он чувствует. Мне просто нужно быть здесь и позволить ему излить душу, даже если меня чертовски пугает то, как он это делает. Я нашла странным, что он в какой-то мере беспокоится о Шарлотте после того, что она совершила, а затем я поняла, что это истинная черта характера Эдварда. Она разрушила его жизнь, но часть его – часть, которая не умерла с Эдди Мейсеном – все еще волнуется о ее безопасности и беспокоится, что бой-френд Шарлоты издевается над ней.
Я, с другой стороны, не испытывала к ней ни малейшего сострадания… ни на… грамм.
После того как Эдвард успокоился, в салоне стало неуютно тихо и воздух наполнился странным напряжением. Эдвард включил iPod, и мы какое-то время слушали музыку, а затем он резко выключил его и вдруг ни с того ни с сего произнес:
- У меня есть еще секрет, Би, тот, о котором никто… я имею в виду, никто не знает. - Он быстро взглянул на меня, освещенный вспышками мелькающих дорожных огней.
Снова повернувшись лицом к дороге, он очень тихим голосом сказал:
- У меня есть… сестра.
- Что? У тебя есть сестра? – недоверчиво переспросила я, подумав, что неправильно поняла его слова.
Он кивнул.
- Помнишь, я рассказывал тебе, как подсел на наркотики, когда начал учиться в той дурацкой академии для мальчиков? Ну и однажды перед школой все зашло слишком далеко. У меня просто была чертовски плохая неделя, и не знаю почему, но я вроде как спятил и позаимствовал автомобиль моего отца.
- Позаимствовал? – переспросила я.
- Я, блядь, угнал это дерьмо прямо из гаража, и он был вне себя.
- Его «мерседес»? - спросила я, как будто имело значение, какой автомобиль он угнал.
- Эмм… нет, его «порше».
Мои глаза расширились от понимания того, почему больше никому не позволялось пользоваться этой машиной. Эдвард как-то упоминал, что у его отца есть такая машина, но что она не доступна парням.
- Я поехал, понятия не имея, куда, на хрен, еду… я просто ехал в течение долгих, долгих часов, пока не оказался в окрестностях Нью-Йорка, останавливаясь только, чтобы отлить и в очередной раз нюхнуть. А затем, все еще будучи под кайфом и прочее, я направился на Манхеттен. – Эдвард периодически поглядывал на меня, выглядя гораздо более расслабленным во время рассказа своей истории, чем был весь сегодняшний день.
- Ничего себе, - ответила я, приоткрыв от удивления рот и уставившись на него. – Ты поехал на Манхеттен в «порше»… и под коксом? Ты, черт возьми, обезумел? – взвизгнула я в конце, понимая, что, возможно, он тогда таким и был.
- Да, я и не говорил, что это был самый умный поступок, который я когда-либо совершал. Но я… эмм… знал, где работает мой отец – из обратного адреса на алиментах. Так что я… черт… я вошел в здание и спросил, могу ли встретиться с ним. Я даже понятия не имел, что, черт возьми, скажу ему, и прежде у меня даже не возникало никакого желания встречаться с ним, но…
Все мое внимание было захвачено словами Эдварда. Я пыталась представить все это в своей голове, пока он рассказывал, не вполне способная облечь в форму состояние его наркотического опьянения.
- Знаешь, что я прождал восемь часов… восемь гребаных часов в фойе, а тот ублюдок так и не спустился? Регистратор продолжала придумывать оправдания, что он занят важными встречами и прочим дерьмом, но я знал - так происходит просто потому, что он не хочет иметь со мной ничего общего. В конце концов с меня хватило ожидания и я ушел, а как только вернулся к машине, осознал, что оставил в фойе свой телефон. Когда я пошел обратно, то увидел, как он покидает здание. Я знал, что это он, потому что это было словно… смотреться в долбанное зеркало двадцать лет спустя. О, и просто чтобы ты знала, он тоже чертовски хорошо выглядит. Та… женщина встретила его у входа. Предполагаю, она была его женой, поскольку с ней находилась маленькая девочка лет, может, двух, которая подбежала к нему и назвала его «папочкой». Она выглядела точно как он… точно так же как я, когда был маленьким, только у нее были эти маленькие… - Эдвард изобразил пальцами круги у уха.
- Косички?
- Да, косички. Она была такой хорошенькой и маленькой, понимаешь? То, как она хихикала… - он заулыбался, вспоминая.
Я громко ахнула. У Эдварда была родная сестра, о которой он никому не сказал.
- А твоя мама вообще знает?
- Черт, нет! Только не она. Думаю, ее могло бы прикончить знание того, что у него есть семья после того, как он полностью отрекся от нее и от меня. Я держал это в секрете.
- Эдвард, думаешь, что ты, возможно, захотел бы что-то вроде, не знаю, встретиться с ней когда-нибудь, когда она станет старше? – Я представила, как Эдвард качает сидящую на качелях маленькую девочку и сидит в нашем домике на дереве за детским чайным сервизом.
- Да, то есть… мне бы хотелось этого, но кто знает, позволит ли он мне вообще видеться с ней. Бьюсь об заклад, его жена, или кем бы ни приходилась ему та цыпочка, даже не знает о моем существовании. Она была тоже очень молода, возможно, чуть старше двадцати… и горяча. Определенно статусная жена. – Он тихо засмеялся, покачивая головой. – Я просто думаю, дерьмово, что он не хочет иметь со мной ничего общего, но это одно, а она… она – моя кровь. У нее должен быть выбор, понимаешь? (п.п.: статусная жена - молодая и эффектная жена пожилого богатого человека.)
Я кивнула.
- Что ж, может, когда она станет старше, ты сможешь отыскать ее.
- Да, ну, сейчас, даже если бы я встретился с ней, я не смог бы ее обнять, - тихо сказал он. – Так что, возможно, так даже лучше. – Эдвард, слегка улыбаясь, посмотрел на меня. – Мне просто хотелось, чтобы ты знала.
Я снова кивнула, все еще обеспокоенная, потрясенная и смущенная событиями этого дня. Серьезно, разве жизнь этого парня могла быть еще сложнее, чем есть?
~ % ~
К понедельнику поведение и перепады настроения Эдварда вновь вернулись к нормальному состоянию, если считать присущее ему постоянное состояние задумчивости нормальным. Я гадала, имеет ли это отношение к тому факту, что он не курил сигарет или травки и не употреблял любой алкоголь всю неделю, поскольку болел, и что, возможно, абстиненция отразилась на его настроении. (п.п.: абстиненция - симптомокомплекс психических, вегетативно-соматических и неврологических расстройств, возникающих при прекращении употребления вещества, к которому установилось пристрастие, психическая и, особенно, физическая зависимость.)
Эдвард встретил меня после второго урока, провожая к кабинету испанского, где ему на спину шутливо запрыгнул Эммет и попытался прищемить сосок. Он зашипел, когда Эм пальцами прокрутил его сосок, а затем зажал Эммета в удушающем приеме, вытягивая наружу его трусы. Я закатила глаза на них и прокралась в класс, пока сеньорита Кармен не прогнала Эдварда.
Во время занятия сеньорита Кармен, одетая в прекрасное цветастое платье, повернулась к нам и сказала:
- Necesito que los estudiantes por favor se hagan en parejas y traduzcan las conversaciones que están en sus libros. (п.п.: в переводе с испанского (здесь и далее) – «Мне нужно, чтобы ученики разбились на пары и перевели текст, который находится в учебниках».)
Эммет наклонился ко мне и прошептал:
- Что, черт возьми, она только что сказала? - Каким-то образом, начиная с моего первого дня в школе и к настоящему, Эммет постепенно мигрировал на мою сторону класса, закончив прямо за соседней с моей партой.
- Она сказала найти партнера и перевести текст в нашем учебнике, - ответила я, пододвигая свою парту так, чтобы развернуть ее передом к Эммету, и нахально спросила: – Эм, ты такой умный, почему же вдруг походишь на недотепу, когда дело касается иностранных языков?
- Хрена с два, если я знаю, Тинк. Я посещаю уроки углубленного изучения математики, но в этом дурацком классе я единственный из выпускников. И это при том, что я во второй раз выбрал его, - нахмурился он.
Сеньорита Кармен сердито покосилась на нас, намекая, что пора бы нам открыть свои учебники.
Он лучезарно улыбнулся и с явно слышимым латинским акцентом, грассируя букву «р», выговорил:
- Libra. (п.п.: Libra – фунт (весовой), фунт (денежный), Весы (знак зодиака).)
- Дева? – ответила я, понятия не имея, о чем, черт возьми, он говорит.
Он закатил глаза, постукивая пальцем по своему тексту.
- Нет, el booko… esta libra! – гордо улыбнулся он. (п.п.: Эммет пытается сказать слово «книга», «учебник».)
- Libro, Эммет, - исправила я, грустно улыбнувшись и снисходительно похлопав его по руке. Он надулся. – Послушай, Эм, у меня есть вопрос. – Это был второй раз, когда я делилась информацией об Эдварде без его ведома. Я чувствовала, что вроде как предаю его, но мне нужно было знать это ради него же. – Эдвард был когда-нибудь… угрюм и вроде как… эксцентричен?
- Тинк, мой младший брат всегда угрюм. Но эксцентричен? Как, например?
Сеньорита Кармен прошла мимо наших парт.
- Me gusta comer pollo en la cena, - громко произнесла я, говоря ему, что мне нравится есть курицу на обед.
- Si, - ответил Эммет. (п.п.: si – да.)
Я шепотом рассказала о проведенном в Сиэтле дне, о странных расходах, чудном поведении Эдварда с официантом, о том, как тих он был и как резко поменялся, когда вышел из здания суда. Единственное, чего я не поведала, это о его встрече с отцом. Эммет выглядел озадаченным.
Сеньорита Кармен снова прошла мимо наших парт, и я громко сказала:
- Las cebollas con pollo son realmente deliciosas, - говоря ему, что лук на цыпленке был восхитительным.
Эммет ответил:
- Si…эмм… los burros son muy sabrosos con queso.
Сеньорита Кармен закатила глаза и покачала головой, отходя от нас.
- В чем ее проблема? – спросил он, нахмурив брови.
- Ты только что сказал: «Да, ослицы вкусны с сыром».
Эммет пожал плечами, наклонился ближе ко мне и прошептал:
- В последний раз он вел себя так, когда употреблял. Думаешь, он был обдолбан? – В его глазах ясно отражалось беспокойство о брате.
- Нет, он определенно не был обдолбан… просто не походил на себя обычного. Если честно, это заставило меня слегка перенервничать. И я чувствую себя так, словно предаю его, говоря с тобой об этом, но я просто переживаю.
- Я не знаю, Тинк. Знаешь, может, это дерьмо окончательно доломало его? Возможно, он проигрывает борьбу? Мне стоило бы упомянуть об этом папе, правильно?
Когда сеньорита Кармен в очередной раз направилась в нашу сторону, я сказала:
- Después de que comamos, debemos ir al cine. Нет, не делай этого… он узнает, что я рассказала тебе. У него сложится чувство, что он не может мне доверять, а сейчас мне нужно, чтобы он доверял мне. (п.п.: Después de que comamos, debemos ir al cine – после того как поедим, нам нужно идти в кино.)
Эммет кивнул, улыбаясь сеньорите Кармен.
- Me gustan mis burros calientes y húmedos, - голос Эммета звучал как у парня из фильма «Лицо со шрамом». Она посмотрела на меня, а затем раздраженно постучала пальцем по учебнику Эммета, практически рыча. (п.п.: Me gustan mis burros calientes y húmedos – мне нравится, когда ослицы горячие и влажные.)
- Señor Cullen, tú necesitas estudiar, por el amor de dios! – завопила она, говоря, что ему, ради всего святого, нужно учиться.
- Что? – заныл Эммет.
- Тебе нравится, когда твои ослицы горячие и влажные? – приподняла я на него брови. – О, мне точно есть что рассказать Роуз.
- Я смотрел много испанского порно. Не знаю. Что ж, дай мне знать, если он вдруг снова станет странным – я поговорю с ним.
Но, к счастью, странное поведение Эдварда больше не повторялось. Следующая неделя прошла без особых происшествий, не считая единственного краткого касания между мной и Эдвардом, и то это было абсолютной случайностью. Все наши взаимные мастурбации, легкие прикосновения и тайные ласки к моему чистому и искреннему разочарованию полностью прекратились. Я ужасно скучала по нему, но не спрашивала об этом, надеясь, что Эдвард просто чрезмерно осторожничает после того маленького происшествия в машине. Я подумала, что, может, такие краткие моменты были слишком заманчивы и ему легче, если воздерживаться от них полностью. Так или иначе, я до некоторой степени понимала это, но и в то же время просто ненавидела.
Я проживала каждый день в оцепенении, боясь, что по какой бы то ни было причине, Эдвард переменит свое мнение насчет чувств ко мне, хотя он и сказал и выразил мне их всеми способами, которыми только мог. Мне очень не хотелось чувствовать себя такой неуверенной, но отсутствие физической составляющей в наших отношениях заставляло их выглядеть ничем иным, как просто отношениями очень близких друзей. И это не являлось тем, что я хотела от него. Да, я хотела быть друзьями, но прежде всего мне хотелось, чтобы он продолжал любить меня, и иногда… очень часто… из-за нехватки физической близости было невероятно трудно чувствовать, что мы – пара.
Наши друзья проявляли тактичность, держа руки при себе, пока находились рядом с нами, чтобы не быть причиной излишней зависти или дискомфорта для нас с Эдвардом. Но так как отношения Эммета и Роуз наконец-то вступили в силу (они трахались как кролики), а Элис с Джаспером беспрестанно сосались (кожа на лице Элис была постоянно красной и раздраженной от щетины Джаспера), я не могла не чувствовать еще большую, чем обычно, зависть и безутешность. Я в самом деле не знала, как смогу продержаться в течение оставшихся двадцати двух месяцев без прикосновений к Эдварду или без его касаний ко мне. Это было мучительно, но пока терпимо.
Каждый вечер, когда молилась, я просила Господа о чуде, которое помогло бы Эдварду, но ничего так и не происходило. Мы носили наши кольца и обменивались любовными записками о том, что хотим сделать друг с другом сексуально и не только, и проводили друг с другом каждый возможный миг. Но… иногда у меня возникало чувство, будто этого не вполне достаточно, что это может оказаться слишком трудным, труднее, чем я способна справиться, и я ненавидела это, поскольку такие мысли были бы окончательным предательством Эдварда и клятв, что я дала ему.
Я никогда не изменила бы ему – я просто не знала, смогут ли мое сердце и тело справиться с нехваткой того, в чем я физически нуждалась. Так что я продолжала держаться… за все, кроме руки Эдварда.
Однажды днем, за неделю до Дня благодарения, мы с парнями, отмораживая свои задницы, накуривались на берегу реки, потому что дом на дереве был слишком маленьким, чтобы с комфортом вместить всех нас. Охваченные голодом мы пошли в дом Калленов, чтобы поискать какой-нибудь закуски, хотя никто и не ожидал найти в этом доме что-нибудь добротное. Когда мы обыскивали кладовку на наличие какого-нибудь не совсем отвратительного съестного, Эммет вдруг издал душераздирающий крик, уставившись на экран ноутбука своей матери, позабытого на кухонном столе.
- Неееееет! – повернувшись к нам со слезами на глазах, завопил он, рыча глубинами своего пустого живота.
- Она, блядь, серьезно? – в полном неверии спросил Эдвард. – Это шутка… это должно быть шуткой.
Джаспер стукнул кулаком по столешнице.
- Не может быть, люди… это просто неправильно. Нам стоило бы позвонить в службу по защите детей и нажаловаться на нее, потому что это явно относится к жестокому обращению и прямому пренебрежению! Мне нужна моя долбаная индейка на День благодарения!
Осторожно заглядывая через плечо Эммета, мы смотрели на то, что тот узрел на экране ноутбука… на с виду простую картинку запеченной индейки, красиво уложенной на блюде и окруженной картофелем и морковью. Однако после просмотра рецепта на этом сайте выяснилось, что это не натуральная индейка, а тофу-индейка.
Гигантская индейка – в форме индейки, со вкусом индейки и целиком сделанная из соевого творога.
Парни внезапно стали настолько несчастными и сердитыми, что я выскользнула из комнаты, чтобы позвонить отцу, в то время как они продолжали разглагольствовать, а Эммет - рыдать. Я знала, что не могу позволить им быть подвергнутыми подобной пытке… особенно Эдварду, у которого и так слишком мало реальных удовольствий. Было бы грехом лишить его такой простой вещи, как настоящая индейка.
Мы не обсуждали с папой свои планы, потому что обычно все втроем выходили куда-нибудь поесть на День благодарения, когда мы с мамой жили здесь, так что я предположила, что в этом году будет почти то же самое. После того как Чарли подтвердил, что планировал сходить в ресторан, я спросила его, не будет ли он возражать, если мы вместо этого устроим обед в нашем доме. Он быстро посовещался с Мэгги, - что, я подумала, было странным, потому что Чарли вел наблюдение, а она была с ним в машине, - но она согласилась приготовить индейку, а я бы постаралась сделать все остальное.
И когда я объявила, что в этом году они все могут прийти в мой дом, лицо Эдварда озарилось и он одарил меня самой теплой улыбкой, которую я только видела, а Эммет буквально упал на пол к моим ногам, благодаря младенца Иисуса за спасение Дня благодарения от злой Эсмамы. Вскоре после этого приехала она с Карлайлом, и парни огорошили ее тем фактом, что, нравится ей или нет, они идут в мой дом. Я стояла в углу комнаты, вздрагивая, когда начались вопли, а Карлайл в это время выглядел так, словно едва сдерживается.
В конце концов Эсме смягчилась, усмехаясь мне, пока трое парней-подростков и один абсолютно взрослый мужчина так улюлюкали и выплясывали по всей кухне, словно выиграли полет на Луну.
- Прекрасно, но ты позволишь мне помочь с десертом? – больше заявила, чем спросила она. Я кивнула, улыбаясь при виде радости, которую подарила своей другой семье – братьям, которых всегда хотела.
Я не могла дать Эдварду многого, но такие маленькие вещи – важные вещи, которые в моих силах сделать для него, - я выполнила бы с таким энтузиазмом и усердием, как только смогла. И так уж случилось, что у меня был свой первый праздник с Калленами, мой первый праздник с Эдвардом…
И я чертовски занервничала, поскольку не имела ни малейшего понятия, что, черт возьми, мне делать с приготовлением огромного обеда для восьми человек… или со всем остальным в моей жизни, если уж на то пошло.
Перевела: nats
Редакция: Sonea
Вот такая вот сладко-горькая глава у нас вышла. Прошу поделиться впечатлениями на форуме. :) А еще хотела бы спросить, стоит ли мне выложить фото той девушки, с которой автор ваяла Беллу. Это не Кристен, если еще кто-то не догадался.
И просьба отписаться тех, кто читает, под этой главой или на форуме, только чтобы дать мне знать, что вы все еще со мной. :) Я собираюсь подчистить список ПЧ.
Источник: http://robsten.ru/forum/19-611-1
0
и когда Белла решила пригласить семью Калленов на День благодарения 
Грустновато как-то все... 
