Я не могу стоять в стороне,
Наблюдая, как жизнь проходит мимо,
Такой несчастный,
Но защищенный донельзя.
Что если это причинит мне боль?
Что если я не выдержу?
Что если этот мир просто сталкивает меня с края?
Мои ноги отрываются от земли,
Я ищу свое место,
Я хочу слышать самого себя,
Не волнуясь о том, сколько боли у меня впереди -
Я просто пытаюсь быть счастливым,
Я просто хочу быть счастливым…
Leona Lewis ~ Happy
Наблюдая, как жизнь проходит мимо,
Такой несчастный,
Но защищенный донельзя.
Что если это причинит мне боль?
Что если я не выдержу?
Что если этот мир просто сталкивает меня с края?
Мои ноги отрываются от земли,
Я ищу свое место,
Я хочу слышать самого себя,
Не волнуясь о том, сколько боли у меня впереди -
Я просто пытаюсь быть счастливым,
Я просто хочу быть счастливым…
Leona Lewis ~ Happy
~ Edward ~
Вторник.
Доктор Кейт поприветствовала меня своим стандартным «Добрый день, Эдвард. Как твои дела?» - на что я ответил привычным «Спасибо, прекрасно, а как вы?». Я кротко улыбнулся, успокаивая ее, что, мол, могу обойтись и без необходимости копаться в чем-то, скрытом глубоко в бардаке моей гребаной головы… или чтобы, по крайней мере, притормозить это на несколько секунд.
Но кого я сейчас разыгрываю? Я точно не в порядке… мои дела не прекрасны. Ничто, блядь, не прекрасно.
За три дня до сеанса у меня было чувство, будто я схожу с ума, и с тех пор мне приходилось притворяться ради Беллы, потому что я знал, что до чертиков напугал ее. Однако внутри я разваливался на части. Перепады настроения, постоянное беспокойство (которое не перерастало в фактический приступ тревоги, но достаточно упорно держалось), чувство печали, а затем внезапного восторга…
Я был чертовски напуган.
Иногда я чувствовал, что мое сердце начинает бешено колотиться, а ладони – беспричинно потеть, что, как я знал, служило симптомами беспокойства. Но были еще и раздражительность и перепады настроения, которые негативно сказывались на всех. И… меланхолия… чувство угрюмости и беспрестанной подавленности. Я улыбался или смеялся только в присутствии Беллы, и даже тогда один лишь ее вид заставлял мое сердце болеть еще больше, поскольку словно напоминал мне, что я не могу иметь ее.
Быть мной в некоторые дни просто изнурительно.
Именно в тот момент, когда я поцеловал Беллу после нашего обмена кольцами… короткий, сладкий и безумно прекрасный момент… я осознал, что что-то по-настоящему неправильно. Полагаю, это можно было бы назвать неким «Ага!»-моментом.
Боже, чувствовать ее губы под своими было так чертовски приятно… легкий и краткий контакт между нами оказался лучше, чем все, что я когда-либо испытывал раньше. Но я повел себя глупо, поддался своим гормонам и безмерной привязанности к ней и потерял осторожность… поцеловав Беллу на парковке, изобилующей камерами видеонаблюдения и массой проходящих мимо людей, которые легко могли стать свидетелями невинного на вид обмена нежностями.
Худшее в этом было то, что когда я поцеловал ее, во мне проснулись такие чувства, которых я не испытывал прежде, вырываясь на поверхность и порождая внезапную похоть, желание и… настолько чертовски сильную любовь, с которой я не знал, что делать. Это походило на что-то примитивное… словно я должен был схватить ее и тут же поглотить - ради того, чтобы дышать, чтобы выжить. И вслед за этим появились сожаление, страх и полное, тотальное отчаяние, сплошным потоком проносящиеся через меня.
Она вздрогнула, когда я сорвался на ней. По-настоящему вздрогнула, как будто я когда-либо… при любых обстоятельствах причинил бы ей боль… Ну, физически, я имею в виду. Нет никакого сомнения, что это сказывается на ней эмоционально, хочется мне это признавать или нет. Она неизбежно чувствовала бы себя смущенной и взвинченной, ощущая физическую боль из-за чего-то, чего ей не позволено достичь. Из-за чего-то настолько близкого и все же далекого, и я, мать вашу, дразнил ее этим, выставлял перед ней, насмехался над нею.
Господи-боже… я, блядь, напугал ее.
Если бы я не получал помощь ради себя, то тогда должен был бы сделать это ради нее. Я никогда не смог бы жить своей жизнью, думая, что она боится меня. Не только потому, что это абсолютно неприемлемо, но и просто потому, что это не тот выбор, который я смог бы принять.
Именно тогда я решил, что то, как я поступаю с ней, полностью несправедливо. Предоставляя Белле небольшие урывки физической стороны наших отношений, невинные маленькие клочки привязанности, я, по существу, дразню ее. Что ту малость, которую я мог предложить, она приняла бы нетерпеливо, практически с жадностью – не имело бы значения, что это. Я был не лучше окружного дилера, распространяющего бесплатные образцы травки, чтобы заманить очередного человека на покупку. Я – ее дилер, а она – моя наркоманка. Или, возможно, все наоборот. Белла предлагала мне что-то, чего я не мог купить даже за все имеющиеся у меня деньги, а я пользовался ее добротой и невинностью, как банкоматом без комиссии за транзакции. (п.п.: пипец, у него сравнения… Банкоматная транзакция (англ. ATM transaction) - операция по выдаче наличных денег или предоставление иного сервиса через банкомат.)
Даже на хэллоуинской вечеринке она, обнаженная, раскинув ноги, повернулась к зеркалу лицом, предоставляя мне визуальный доступ к той своей части, которая, вероятно, должна была бы сохраняться в тайне… до той поры, когда она действительно стала бы готова показать себя мне таким образом. Не то чтобы я говорю, что вынудил ее или что-то в этом роде, поскольку она больше чем жаждала сделать это, но тот факт, что я ее попросил и она не стала хлопать ресницами, угождая мне или удовлетворяя мою просьбу, заставил меня почувствовать себя дерьмово, вспоминая те события. Она пыталась дать мне все, что только могла, и, возможно, это было совсем неправильно. Единственное, что приходило на ум, это забавная мысль о ее самопожертвовании на алтаре извращенности Церкви последнего дня. (п.п.: Церковь последнего дня (The Church of Latter-day) – она же Новейшая церковь, она же Церковь мормонов.)
Но тем, что заставило реальность моего прошлого и суровый реализм настоящего нахлынуть на меня, был телефонный звонок, который я сделал в то воскресенье вечером.
Группа, которую мы слушали в автомобиле, Новолуние, через несколько недель должна была играть в одном из клубов в Сиэтле. Белле они очень понравились, так что мне хотелось достать нам билеты на их концерт. Проблема была в его месте проведения и в удостоверении личности – требовался возраст не меньше двадцати одного. Так что я позвонил старому другу из «Школы Кая» для «богатых преступников и отвратительно порочных мальчиков», зная, что он был спецом в подделке удостоверений.
Я поежился, приветствуя его:
- Хей, Сет, это… эмм… Эдди Мейсен. – Он не узнал бы меня под другим именем.
Приветствия были обычными, когда имеешь дело со старым знакомым: «Хей, мужик, как ты? Как дела? Чем занимался?» И ответы были точно такими же: «Так же дерьмово, все в порядке, занимался тем же самым, что и всегда».
Что мне действительно хотелось сказать: «Так же дерьмово, только в тысячу раз хуже», - но на самом деле я не испытывал желания особо откровенничать с ним.
И затем, когда с формальностями было покончено, Сет спросил, чем может мне помочь, явно зная, что мой звонок не был простым дружеским. Учитывая его опыт в подделке, я сказал ему, что нуждаюсь в удостоверении личности для друга. Я отправил ему по электронке копию водительских прав Беллы, которые без ее ведома стащил тем вечером из ее сумочки.
Когда он открыл письмо, его первая реакция состояла в том, чтобы многозначительно заявить мне, как она чертовски горяча, а затем спросить, является ли она моей девушкой. Я просто рассмеялся и ответил, что она просто друг. Мне не нужно было, чтобы он растрепал о том, что разговаривал с неуловимым Эдди Мейсеном, который испарился из Чикаго, не сообщив об отъезде ни единой живой душе, и что на новом месте жительства на другом конце страны я встречаюсь - или хотя бы элементарно связан - с чертовски горячей девушкой.
Не очень хорошая идея.
Не то чтобы было умно для меня добывать поддельное удостоверение личности для своей псевдо-девушки… но, черт, что еще мне остается?
А затем он произнес:
- Хей, чувак, ты слышал о Лиаме Рэнделле? - Лиам Рэнделл был одним из двух других парней, которые получили подобные моему приговоры. Только в случае с Лиамом, когда ему было шестнадцать, его поймали с тринадцатилетней девочкой, и даже при том, что все было по взаимному согласию, закон признал это насилием и он также получил приказ, запрещающий прикосновения. – Лиама поймали с той девушкой, из-за которой он получил запретительный приказ… и его приговорили к двум годам домашнего ареста. Он даже не трахал ее… просто целовал, а ее родители вызвали долбаную полицию, и теперь бедняге позволено покидать дом, только чтобы сходить в школу. Что это за гребаная жизнь… Но все же лучше, чем тюрьма, верно?
Я тяжело сглотнул и пробормотал:
- Эмм, да… точно.
- О, а его девушка… ей назначили около пятидесяти часов общественных работ за пособничество, подстрекательство или какое-то такое дерьмо. Надеюсь, тот придурок стоил того.
Я всунул две аккуратно свернутые стодолларовые купюры в конверт, адресованный Сету, в расплату за удостоверение. Ушлепок, вообще-то, принимал PayPal, но мне не хотелось никаких документальных свидетельств, приводящих меня к покупке. (п.п.: PayPal - крупнейшая дебетовая электронная платежная система.)
Затем суровость его слов глубоко впиталась в меня, и я понял: то, что он рассказал мне, сродни гвоздю в крышке гроба.
Прикосновения к Белле могли инкриминировать не только меня, но и ее тоже, а я не мог допустить, чтобы она оказалась вовлечена или наказана в результате осложнений моего дерьма. Поэтому в ту же минуту я решил, что должен полностью прекратить все контакты. И мало я знал в то время – это походило на преодоление ломки. Боль, тоска, постоянные неослабевающие мысли, вторгающиеся в мой мозг, о том, как легко было бы просто утянуть ее в мою постель и взять то, в чем мы оба нуждались, чтобы получить дозу… поцелуй, объятие… что угодно. Но я прекратил это. Хотя, если честно, мне, вероятно, стоило сказать ей почему, объяснить, что причина не в чем-то, что она сделала, или в отсутствии желания к ней… так было потому, что я до смерти боялся за будущее нас обоих.
Прошло всего два дня, а я уже так сильно скучал по ней, даже при том, что все это время она была рядом со мной.
Вот поэтому я нашел себя усаженным в левое кресло перед столом доктора Кейт и размышляющим, как мне объяснить ей все это, не обнародуя постыдные подробности. Мой большой палец рассеянно скользил по углублениям в надписи кольца, пока я думал о поцелуе Беллы, напомнившем, в свою очередь, мне, что мои губы были сильно потрескавшимися – вероятно, от погоды, - и я сделал себе мысленную заметку купить гигиеническую помаду.
Я глубоко вздохнул и медленно выдохнул, наблюдая, как доктор Кейт устраивает свой блокнот на коленях, ожидая, пока я вывалю свой душевный груз.
- Я чувствовал себя немного… не в себе, если можно так сказать. – Я нервничал, признаваясь ей в этом, и надеялся, что она не интерпретирует это так, будто я признался, что имею черты чокнутого серийного убийцы. Я вложил в это утверждение слепую веру, не совсем понимая, как еще мне выкрутиться.
- Не в себе? В смысле? – с любопытством спросила она и склонила голову набок, изучая меня.
Я покачал головой.
- У меня были эти… перепады настроения и сильная раздражительность… все бесило меня… даже те глупые вещи, которые не должны бы. И я чувствовал себя… сильно угнетенным.
- Что ж, это, безусловно, понятно, учитывая все то напряжение, под которым ты находишься из-за своей ситуации. Позволь мне спросить тебя… ты чувствуешь сильное беспокойство?
Я кивнул.
- Да, чувствую. У меня не было фактического приступа тревоги, но я действительно нервный и вроде как… раздражительный больше, чем обычно. – Мой взгляд уловил пятно на столе, которое, очевидно, образовалось от частой протирки обувью. У меня возникло внезапное желание отполировать царапины.
- И ты сказал, что помимо этих симптомов чувствуешь еще и уныние? – спросила она, перекладывая ноги в сторону.
- Да, иногда.
Она начала порывисто писать в своем блокноте и, не поднимая головы, поинтересовалась:
- Что вызывает это уныние? Это что-то определенное, или ты чувствуешь, что эти наплывы случайны?
- Главным образом это происходит рядом с Беллой, кто, по иронии, является одной из нескольких вещей, которые действительно приносят мне счастье. Это похоже на странный парадокс, понимаете? Я не могу дождаться, чтобы быть с ней, но неспособность… быть с ней лишь напоминает мне, насколько все дерьмово.
Доктор Кейт сжала губы.
- Когда в последний раз ты чувствовал себя не в себе?
- Хмм, суббота была… самой худшей. В одну минуту я был в прекрасном настроении, а затем в следующую - чувствовал угнетение и беспокойство. Это действительно озадачивало.
Она кивнула, покусывая губу.
- Был ли какой-то особый случай в субботу, который произвел эти приподнятые чувства?
- Эмм, ну, мне нужно было встретиться с моим инспектором, так что я действительно нервничал из-за этого. Это глупо, знаю, потому что он всегда спрашивает меня одно и то же и в этом нет ничего особенного, но, думаю, возможно, пребывание в здании суда заставляет меня вроде как… бояться.
- Значит, все прошло хорошо, как я понимаю?
- Эмм, да. Как я и сказал, было то же, что и всегда. Он спросил меня, как дела в школе и чем я занимаюсь после школы, - ответил я, вспоминая, что, когда меня спрашивал инспектор в этот раз, я всецело лгал ему. – И директор школы поставляет ему рапорт о моих оценках, посещаемости и прочем. Я узнал, что был признан третьим в своем классе, - добавил я, пожимая плечами. Я знал, что если бы фактически приложил усилия, то мог бы стать первым.
- Это впечатляет, Эдвард. Так что случилось затем?
- Ну, Белла ждала меня в машине, и мы отправились поесть, и потом по магазинам, а затем мы…
- По магазинам? – прервав меня, озадаченно спросила она, поднимая голову от блокнота. – Что вы купили, если ты не возражаешь против моего вопроса?
- Эмм, ну, одежду, часы, кое-какие украшения для Беллы… ничего особенного, - ответил я, зная, что это тоже ложь. Кольца были очень даже особенными, но я не чувствовал потребности делиться этим с доктором Кейт. Тот момент был личным и прекрасным, хотя я и здорово испортил его.
- Значит, никаких чрезмерных расходов в этот раз?
- Эмм… - я съежился, желая быть честным, но всецело боясь своего ответа, поскольку знал, чего она добивается. – Я потратил около… эмм, десяти тысяч долларов, а затем, когда вернулся домой, еще две, - нерешительно признался я, вспоминая, что когда добрался домой, то купил Белле сапоги, на которые она отчаянно пыталась не бросать искрящиеся взгляды. Я также приобрел ей подходящую к ним сумочку, понимая, что Рождество уже не за горами и мне не придется переживать о подарке ей.
Глаза доктора Кейт практически вывалились из глазниц.
- Двенадцать тысяч долларов? Эдвард, это нормально для тебя – потратить так много за один поход по магазинам?
- Ну, нет, обычно нет. Я действительно делаю много покупок, особенно одежды, но после того как покидаю суд, что обычно я рассматриваю для себя, как что-то значительное, потому что… я не знаю, это походит на награду или что-то такое. Наверное, это заставляет меня чувствовать себя лучше. А что? Это так важно? – То, что я совершаю много покупок, не является секретом. Мне нравится одежда, а материальные ценности повышают мою самооценку. Вдобавок ко всему, это было чем-то, чем я мог управлять, и учитывая то, как мало я мог контролировать в своей жизни, я без оглядки пользовался этим.
- Что ж, честно говоря, я обеспокоена тем, что ты говоришь мне. Мне кажется, у тебя проявляются основные симптомы депрессии и беспокойства. – Глаза доктора Кейт встретились с моими, смягчаясь, словно она чувствовала некую вину за поставленный мне диагноз, который в какой-то степени я уже знал. Это не было для меня чертовски большим сюрпризом или чем-то таким. Я проводил поиск в интернете и думал о том же самом.
Я просто кивнул головой, разрываясь между облегчением, которое пришло с признаниями, и нежеланием показать ей еще большую уязвимость, чем уже показал.
- Ну, я не склонен к суициду или что-то такое, но, да, я, можно сказать, иногда депрессивный и, ну, вы знаете, уже страдал беспокойством. – Боже, мне очень не хотелось этого говорить. Это заставило меня почувствовать себя слабым, маленьким и очень незначительным, практически как если бы я вручил ей всю свою власть и весь свой контроль на серебряном блюдечке.
Она вздохнула, задумчиво прикрыв рот рукой.
- Я не… биполярный или что-то такое, не так ли?
- Нет, я не думаю, что ты биполярный. Шоппинг, конечно, чрезмерный, но ты не проявляешь признаков мании, только… жадности. – Ее губы украсились легкой усмешкой. – Однако, не думаю, что тебе стоит игнорировать это, Эдвард, или отбрасывать. Твоя юридическая ситуация определенно обостряет эти чувства и эмоции, и в то время как терапия, безусловно, может помочь, тебе, на мой взгляд, стоило бы назначить медицинское лечение, по крайней мере, на некоторое время. Ты можешь снова начать с золофта, если чувствуешь, что он помогал тебе в прошлый раз. - Она начала бормотать, пробегаясь через свои записи, ища, вероятно, что я говорил насчет лекарств, когда начал посещать ее.
- Мне нужно что-то другое, потому что золофт не справляется с унынием, только с беспокойством. Я просто хочу чувствовать себя… лучше… нормальнее, - тихо произнес я, нервно поигрывая руками.
- Конечно, тебе хочется этого, - мягко ответила она. Ее тон был почти материнским, и как бы сильно я ни чувствовал определенную степень враждебности к ней – просто за то, кого она представляет, - я в первый раз ощутил какое-то облегчение и комфорт от ее присутствия. Она вытащила список психиатров, наклоняясь и вручая его мне. – Это список докторов, с которыми ты можешь встретиться, чтобы получить назначение.
- О, эмм, разве мой папа не может просто дать мне новый рецепт? – Последнее, чего мне хотелось, это встречаться с очередным гребаным врачом.
- Да, конечно, может, но я думаю, что тебе стоит более тщательно провериться.
Я пожал плечами, не совсем понимая ее точку зрения, но, тем не менее, сложил листок и запихнул его в карман.
После того как она напомнила мне, что в ее обязанности входит сообщать моим родителям о рекомендованном изменении предписания и о поставленном ею диагнозе, я покинул ее офис. Она также напомнила мне, что таблетки, вероятно, не начнут действовать приблизительно в течение двух недель и что если мне нужно будет поговорить с ней, то я, не колеблясь, должен звонить ей. С этим заявлением она вручила мне визитную карточку с написанным на ней от руки номером сотового телефона, что, я подумал, было очень любезно с ее стороны, но по правде – чертовски странно. Через мгновение я решил, что она действительно волнуется за меня, если дает номер своего сотового. Как ни странно, я был тронут.
Я закрыл за собой дверь, направляясь прямо в аптеку, чтобы купить сигареты и гигиеническую помаду. (п.п.: удивительно, но у них в аптеке можно купить даже сигареты…) Мне нужно было убить около десяти минут, так что я бесцельно блуждал по проходам аптеки, пока неосознанно не оказался перед витриной с презервативами. Что за гребаная шутка… Я покачал головой, чувствуя отвращение к тому факту, что какое-то время не буду нуждаться ни в одном из них, и подумал о последнем разе, когда вообще использовал презерватив.
Мой первый сексуальный опыт был незабываем, однако меньше, чем прекрасен. Мы были обгорелыми после пляжа, и после того как Джаз и я приняли душ, лежали, обнаженные по пояс, в общей комнате номера и скучали. Неожиданно появились Таня с Ириной, и следующее, что я понял, мы были надравшимися и Таня сидела на моих коленях, а я ласкал ртом ее сиськи. Я едва знал, что делаю, и просто концентрировался на ее стонах, ища подсказки, что делать дальше. Она, в основном, все то время направляла меня, мягко шепча о том, что ей нравится, и сообщая, что делать затем, потому что я был таким неопытным во всем, что не касалось поцелуев. Целоваться я умел, но все остальное… ну, для бейсболиста я был смущающе зеленым в «базах».
Как только мои шорты оказались на полу, она быстрее, чем я успел подумать, всосала мой член в рот и начала синхронно двигать рукой и губами… и она, блядь, чертовски хорошо знала, что делает. Она походила на королеву порно, и я гадал, когда и как она успела стать такой… образованной в свои шестнадцать.
Затем было первое чувство скольжения в нее, и, черт… там было тепло и влажно, и великолепно, пока я не кончил приблизительно через две секунды. Я наконец-то понял, почему тот чувак в кино трахал яблочный пирог… теперь это приобрело прекрасный смысл.
Я усмехнулся, вспоминая, насколько неопытным я был и как любезна была Таня насчет всего этого – в следующие несколько раз, что мы были вместе, она удостоверялась, что обучает меня всем премудростям… и использовала продлевающие наслаждение презервативы.
И она хорошо меня обучила. К тому времени как закончилась поездка, я знал довольно много обо всем, что следовало знать о сексе… за исключением удовлетворения ее ртом. Это было чем-то, что я не смог себя заставить сделать. Хотя если бы я тогда знал, что привилегия использования моих свежеприобретенных навыков будет отнята у меня, я, может, и проявил бы больший энтузиазм к обучению… и с пылом использовал бы возможности для близости.
Я не думал о своем времени с Таней, с тех пор как встретил Беллу. Так как она была моей первой, то являлась единственным реальным сексуальным опытом, который я имел, поэтому я использовал ее в своих фантазиях при дрочках.
Вплоть до того дня, как я увидел свою красивую девочку, Беллу, и теперь Таня больше не появляется в моих ночных действах самоудовлетворения.
Таня была для меня очень хорошим другом – и до того, как произошло все то дерьмо, и в настоящее время, - но секс с ней, вероятно, был не лучшей идеей, учитывая, что мои родители рассматривают ее семью, как свою собственную. Она больше походила на кузину, чем на обычную случайную девушку, с которой у меня пару раз был секс… что, если хорошенько подумать, было чертовски неестественно. Я вздрогнул, думая обо всех грубых шутках, которые только могли родиться из моего сексуального прошлого. (п.п.: в оригинале «the Redneck/ incest jokes» - шутки деревенщин, колхозные шутки. В упоминании об инцесте одна из таких шуток: Вы думаете, что нет ничего неправильного с инцестом, пока вы держите его внутри семьи. Что-то типа черного юмора…)
После той поездки у Джаспера образовались некоторые глубокие чувства к Ирине, но так как мы жили довольно далеко друг от друга и из-за того, что мы старались скрыть наши сексуальные приключения от родителей обеих сторон, роман оказался неразумен. Я никогда не испытывал к Тане никаких чувств, за исключением дружбы, а затем сильной похоти, когда трахал ее… или когда она трахала меня, в зависимости от того, как посмотреть. Я напомнил себе отправить ей письмо по электронке, когда вернусь домой – просто чтобы узнать, как у нее дела. Прошло уже какое-то время с последней переписки, и, если не ошибаюсь, она была последней, кто связывался со мной.
Когда я вернулся домой, то поужинал со своей семьей, а после ужина мой отец захотел поговорить со мной. Я ожидал, что он позовет меня в кабинет, где обычно велись все официальные дела, но к моему удивлению он попросил, чтобы я следовал за ним и мамой в комнату отдыха. Я уселся, чувствуя себя очень странно под их жалостными взглядами.
- У меня проблемы? – спросил я, гадая, что такого важного случилось.
- Нет, Эдвард. Доктор Кейт звонила. Она сообщила нам о том, что вы обсуждали сегодня. Ты… не против? – спросил папа, садясь напротив меня на диван. Мама села рядом со мной, робко помещая руку на моем колене и предлагая мне маленькую сочувственную улыбку. Она была встревожена.
- Она сказала, что у меня депрессия, - пожал я плечами. – Мне нужно, папа, чтобы ты выписал мне рецепт на антидепрессант. Доктор Кейт хочет, чтобы я встретился с психиатром или кем-то таким, но я не вижу смысла. Тут ничего такого особенного, - тихо ответил я, ненавидя то, как мамина рука поглаживает мое колено. В другой раз мне бы хотелось этого, но сейчас это был жест чистой жалости, а не привязанности. Мои мысли перенеслись к Белле, любопытствуя, чем она занимается в этот момент. Я соскучился по ней.
- Я так горжусь тобой, - молвила мама; ее голос надломился, а глаза наполнились слезами. Я прикусил верхнюю губу и, приподняв бровь, уставился на нее.
- Эмм… почему?
- Потому что доктор Кейт сказала, что ты принял ее мнение и ее диагноз, равно как и ее предложение медицинского лечения, безо всяких инцидентов. Она сказала, что ты не устраивал споров, как и не был неприязненным. И ты был… открытым, Эдвард… разговаривал с ней. Это большое достижение. – У моего отца был блеск в глазах, который проявлялся только в самых благоприятных ситуациях.
- Я неприязненный? Я не знал, что был неприязненным, - пробормотал я, недоверчиво покачивая головой.
- Это показывает значительный рост, Эдвард. Это проявление замечательной зрелости, а явное принятие твоих эмоций – большой шаг к излечению. – Я уставился на своего отца, слегка раздраженный его преувеличением ситуации. Излечение? Я даже и не знал, что болен. Они раздули из этого большую проблему, и это только нервировало меня. – Я выпишу завтра рецепт на лексапро. (п.п.: «Lexapro» - препарат ряда антидепрессантов.)
- Спасибо, я… эмм… просто не хочу чувствовать себя все время подобно дерьму, вот и все. – Мой взгляд прошелся по их удрученным лицам. – Могу я теперь пойти? Мне нужно сделать домашнюю работу. – Они недоверчиво переглянулись, явно удивленные, что я не проявил большей восторженности и не принял их абсурдное восхищение.
По правде говоря, находиться в центре внимания только заставляло меня чувствовать себя глупым. Единственное время, когда я действительно мог обходиться с тем, чтобы быть центром внимания, это когда я играл в бейсбол, потому что знал тогда – это что-то, в чем я не просто успешен, но что и заслужил. Но это… эта снисходительная похвала и поток сантиментов насчет моих «достижений» просто пробудили во мне желание ударить их обоих, особенно мать за ее излишние слезы жалости.
Чертова жалость. Единственная вещь, без которой я явно мог обойтись в своей жизни. С каких это пор депрессия считается достижением?
- Эдвард… - моя мать потянулась к моей руке, когда я встал, чтобы ответить на телефон. Звонила Белла, и я был больше чем закончен с беседой со своими родителями. Я стрельнул в нее взглядом, которого, уверен, она по правде не заслуживала, и, отмахнувшись от нее, ответил на телефон, направляясь в свою комнату, в то время как они с открытыми ртами смотрели мне вслед.
Я дебатировал, сообщить ли Белле о том, какой официальный диагноз мозгоправша присвоила моему сомнительному поведению, и о том, что мне придется регулярно принимать антидепрессанты, но я вроде как постыдился этого. Хотя она и сама принимала их, я чувствовал себя слабым, признаваясь, что нуждаюсь в помощи. Так что в настоящее время я опустил эту часть, надеясь, что они в конце концов начнут действовать, а затем я просто смогу объяснить, почему мое поведение улучшилось.
В течение следующих нескольких недель я воздерживался от любых прикосновений к Белле. Она не спрашивала о внезапном отсутствии каких-либо контактов, и хотя я скверно чувствовал себя из-за того, что поступаю так безо всякого разъяснения, я так же чувствовал и облегчение, что мне не приходится объяснять. Она приняла это как должное, справедливо это было или нет. Я действительно пытался примириться со всем, что произошло, и с тем, что могло бы случиться, если бы мы продолжили то, что делали. Я также приспособился к действию медикаментов и, к счастью, почувствовал определенные изменения приблизительно через две с половиной недели после начала приема лекарств.
Я просыпался по утрам более счастливым и чувствовал себя менее угрюмым в целом. Пару раз Белла отпустила несколько тонких комментариев насчет моего внезапно радостного настроения, и хотя я чувствовал себя в миллион раз лучше, все еще опасался сообщать ей об истинной причине.
Из-за лечения мне начали сниться крайне яркие, дико живые сны, которые иногда превращались в сексуальные фантазии, в которых исполнялись все мои развращенные желания. Несколько раз просыпался весь потный и… липкий… и нуждающийся в полуночной смене одежды. Я не жаловался, поскольку, по крайней мере, занимался сексом в своих снах.
Одним из побочных эффектов антидепрессантов было подавление сексуального аппетита, но мой все равно оставался диким. Я нашел это довольно ироничным – принимаешь антидепрессанты, чтобы чувствовать себя лучше из-за неспособности заняться сексом… затем таблетки делают так, что ты не можешь возбудиться… однако мои превращали меня в еще больше сексуально озабоченного придурка. Это дерьмо так запутано…
Несколько раз я даже подумывал о том, чтобы вернуться к ночному ритуалу наблюдения за переодеванием Беллы, понимая, что если бы она узнала, то, вероятно, сочла бы это чем-то комичным. И, да, мне все же стоило бы рассказать ей об этом в некоторый момент, просто я… не хотел, чтобы она подумала обо мне хуже из-за того, что я делал это - в случае, если на самом деле она не нашла бы мой вуайеризм в каком-либо смысле забавным.
Я ступал по мелководью, просто пытаясь миновать бурное течение.
~ % ~
перевела: nats
Девочки, прошу прощения за большой разрыв в выкладке, но так получилось. И хочу обратить внимание, что с этой главы перевод будет под моей собственной редакцией - я решила отправиться в вольное плавание, с одобрения Иришки, конечно. Спасибо, Ириша, что была со мной так долго и столько мне помогала!
Источник: http://robsten.ru/forum/19-611-1
0
