Мы единогласно решили пойти после ужина в боулинг, и без взрослых, так как планировали попробовать травку, хранящуюся у Джаспера. На тот момент это казалось хорошей идеей, но мне пришлось смириться с тем фактом, что как только они заметят полное отсутствие у меня умения играть, то определенно обсмеют. Я знала, что Эдвард не особо хотел выходить куда-нибудь, особенно со мной впридачу, но он отчаянно нуждался в смене обстановки и «косяке».
После изумительного ужина из чикагской пиццы я и Эдвард снова направились в душ, в основном из-за отсутствия других занятий, а также из-за наших ситуаций с волосами. Я приручила свои, выпрямив их при помощи половины тубы увлажняющего лосьона, но они стали выглядеть жирными, так что по итогу мне пришлось снова собрать их в «конский хвост». Волосы Эдварда оказались уложены в точно такую же прическу, как и дома, и я ему позавидовала. Однако готова была поставить на кон свою обувь, что из-за наличия теперь соседей по комнате он просто использовал возможность уединения, чтобы подрочить. (п.п.: чикагская пицца – разновидность американской пиццы, ее корж гораздо толще, чем у других разновидностей, начинки больше, и она больше напоминает пирог.)
Во время поездки в город парни обсуждали, в какое место лучше будет поехать, учитывая обстоятельства Эдварда. Он был непреклонен в своем нежелании идти куда-нибудь, где могут оказаться дети из их старой школы, но Джаспер сказал, что это неминуемо и не имеет значения, куда мы отправимся. Мы остановились на парковке и нашли удобное местечко между двух зданий, чтобы покурить, прежде чем идти внутрь.
Эдвард безумно волновал меня, потому что, перед тем как сделать затяжку, вел себя нервно и взбудоражено и даже отворачивался от нас, словно совершал ужасное преступление. Он, очевидно, был одержим страхом. Но как только травка подействовала и мы оказались внутри кегельбана, он успокоился и даже смог натянуть улыбку.
Зал был практически пуст, если не считать нескольких игроков старшей лиги, с серьезным и взволнованным видом забивающих идеальные страйки на противоположной стороне помещения. Они раздражали меня своими одинаковыми шелковыми рубашками и шарами с индивидуальной гравировкой, а также своей серьезностью. Это же просто чертов боулинг, ради бога!
Мы переобулись у стойки, заранее оплачивая две игры на двух дорожках. Пока работник не видел, Эдвард протянул руку под стойку, хватая «Лизол» и с таким усердием обрызгивая им обувь, словно пытался прикончить легион неистребимых тараканов или что-то подобное. Он обработал и мои, но я начала задыхаться и выкашляла половину баллона, прежде чем парень за стойкой разозлился и заставил Эдварда вернуть «Лизол» назад. Потом Эдвард достал из моей сумочки две пары своих носков, о наличии которых там я и не знала, и натянул их поверх уже надетых, а затем с выражением отвращения на лице сунул ноги в прокатную обувь.
- Это чтобы вся эта мерзость не проникла в мою кожу и не занесла заразу.
Как скажешь, фрик в трех парах носков.
Как только мы устроились у последней дорожки в самом дальнем конце зала, Эдвард выбрал мраморного окраса синевато-серебристый шар, потратив на его обтирание целую пачку дезинфицирующих салфеток, которые достал из кармана пальто. Должна сказать, я наслаждалась иронией того, что он протирает свои гладкие синие шары дочиста.
Я покачала головой, смеясь над ним, но он меня проигнорировал, слишком поглощенный выбором правильного шара. Поиск занял у меня почти пятнадцать минут, но шар, найденный мной, был розовым, блестящим и слишком тяжелым для меня, но я не стала отказываться от него. Кроме того, на его сияющей поверхности было выгравировано имя «Грудастая ЛаРу», а, в общем, как можно отказаться от возможности побывать на месте Грудастой или, по крайней мере, ее шаров? (п.п.: Грудастая ЛаРу - Chesty La Rue – пародийный образ, прообраз – актриса Ева ЛаРу.)
И, конечно же, как только игра началась, парни разбили меня в пух и прах. Все трое походили на гребаных чемпионов боулинга, находящихся в идеальнейшей форме, они прищуривали глаза, когда с решимостью и уверенностью приближались к дорожке… как будто у них в подвале была своя собственная проклятая дорожка для боулинга или что-то такое.
Эдвард напоминал пуму… он двигался плавно и бесшумно, сверля взглядом шар перед ним, а затем с невероятной силой отбрасывал руку назад и так сгибал ногу, что это выглядело горячо и заставляло изумительно выглядеть его задницу. Он забил страйк с первой попытки, станцевал короткий счастливый танец победы и с самодовольным высокомерием вернулся на свое место. Я ощущала легкий трепет, пока наблюдала за ним в действии, и гадала, что если он мог заставить мои трусики увлажниться боулингом, то что бы со мной стало, если бы он был в тех плотно облегающих штанах на насыпи подающего.
Джаспер, в основном, обратился в ноги, совершая все эти дурацкие завороты и вращения, но все же умудряясь пустить шар ровно по центру и сбивая все десять кеглей. А Эммет, ну, Эм напоминал проклятый сгусток энергии. Он сделал три огромных шага по деревянному полу и с такой силой послал мяч по дорожке, что тот, пролетев всю длину, врезался в кегли, как грузовик «Мак». Клянусь, я видела, как посыпались искры, а от кеглей послышались тихие мольбы о милосердии. Возможно, все это - вина травки, потому что она была реально хороша.
А затем настал мой черед.
И я оказалась просто лохушкой.
Я бросала шары по желобу в каждый свой заход, зарабатывая этим смех от профи и тупые радостные танцы от парней. Однажды шар выскользнул из моей руки и полетел к сиденьям позади меня, вынуждая парней пригнуться и прикрыть головы руками. И даже при том, что Эдвард смеялся вместе со мной (или надо мной – я не поняла), он все больше и больше расстраивался из-за меня. Он раз пятьдесят пытался показать мне, как правильно держать шар, однако мне было некомфортно и ощущения были престраннейшие. Да и мне, по сути, было наплевать – я просто хотела поразвлечься, даже если это было и тем глупым образом, которым я играла в мяч. Эдвард терял терпение, что добавляло ко всему этому еще больше веселья.
- Би… разве ты не хочешь научиться играть правильно? – Выражение его лица было таким серьезным, что я захихикала на него. Складывалось ощущение, что он не переживет, если я не захочу изучить основы боулинга или усовершенствовать свои отсутствующие навыки в игре.
- Неа.
- Но, Красавица, всегда нужно хотеть… я не знаю… стремиться к совершенству? Я хочу видеть, как ты преуспеваешь. – Его глаза умоляли меня. Его слова походили на запись на пленке «Усовершенствуй себя», и я засмеялась ему в лицо, что заставило его закатить глаза и расхохотаться.
- Стремиться к совершенству? Ага… как же. Мне нравится стремиться к недотепству. Вперед, Грудастая! – Я снова швырнула шар, пропуская его между ног с восторженным «Уф!». Шар неуверенно покатился по дорожке, поворачивая направо, а затем, слегка трясясь, обосновался в желобе. Я подпрыгнула и вызывающе взвизгнула, еще больше подчеркивая свои слова.
- Грудастая рулит! – завопил Эммет со своего места.
Я благодарно присела в реверансе и дала Эммету «пять». Эдвард смущенно прикрыл лицо ладонью, пытаясь скрыть улыбку.
Когда настала очередь Эдварда, он забил идеальный страйк, и в этот момент погас свет и заиграла диско-музыка, сопровождаемая огнями стробоскопов и объявлением по громкоговорителю, гласящему, что человек, забивший два страйка подряд, будет вознагражден призами. Думаю, они назвали это «Полуночным Безумством», но мне было трудно это понять, потому что не было еще и десяти часов. Наверное, где-то в мире уже была полночь.
- Призы? – взвизгнула я. – То есть, подарки? – Я подпрыгивала, хлопая в ладоши и крича, что они должны поделиться своими выигрышами, просто потому, что я так сказала. Никто не возражал, вероятно, потому, что «призы» походили на самое худшее из вообразимого дерьма. Эдвард выиграл надувную гитару, бумажник с эмблемой «Трансформеров» и пластмассовую цепочку с логотипом кегельбана. Эммет отдал мне розовую мягкую игуану, а Джаспер выиграл комплект полицейского с поддельным значком и наручниками, но отказался делиться, бормоча что-то об Элис и кроватных столбиках…
Мы вчетвером действительно хорошо проводили время. Конечно, да, мы были под воздействием первосортной чикагской травки, так что вели бы себя необузданно даже в морге, но все равно…
Мы с Эмметом танцевали, как идиоты, в промежутках между своими заходами, пока Джаспер подыгрывал на пластиковой гитаре. Эдвард сидел на кресле, отказавшись участвовать в нашем беспределе, но не сходящая с его лица улыбка подсказывала мне, что он наслаждается вечером больше, чем хочет признавать. Кегельбан начал заполняться, когда время подошло к Девяти-часовому-Пятидесяти-Семи-минутному-Безумству, но так как средний возраст новоприбывших был около сорока лет, то проблем с несовершеннолетними не должно было быть.
Эдвард поднялся со своего кресла, наливая на руки немного дезинфицирующего средства из карманного размера флакончика.
- Я иду в буфет. Кто-нибудь чего-нибудь хочет?
Эммет с Джаспером озвучили свои запросы, и если бы это не была моя очередь играть, то я пошла бы с ним.
- Картошку-фри с сыром… и беконом… и дополнительной порцией сыра и кетчупа… и кока-колу… не вишневую. И гору салфеток. Спасибо, Э.
Эдварда уже какое-то время не было, когда Джаспер вытянул шею и помахал кому-то через весь огромный зал. Как он умудрился разглядеть кого-то через весь этот дискотечный балаган, было вне моего понимания, однако несколько минут спустя у нашей дорожки оказалась кучка людей, которым я была представлена просто как Белла. Эммет подошел к нескольким парням, которые, судя по их крупному телосложению, являлись игроками какой-то футбольной команды. Исходя из их приветственных наполовину объятий, наполовину рукопожатий, сопровождаемых первобытным рычанием, я предположила, что они – бывшие сотоварищи Эммета по команде.
Наконец вернулся Эдвард с полным до краев подносом еды, который он опустил на маленький столик возле дорожек. Я уселась рядом с ним, пока он устало наблюдал за своими бывшими одноклассниками, изредка махая в ответ рукой или кратко кивая. Он раздраженно ел вилкой свою картошку-фри, держась от меня на приличном расстоянии, и я не знала, являлось ли это простой предосторожностью. Он наклонился вперед, встречаясь со мной взглядом, и сглотнул.
- Розовая толстовка, длинные светлые волосы… Эм потерял с ней свою девственность… ее зовут Лия. – Он закусил губу, прищуривая глаза. – Тот чувак… в зеленой рубашке… однажды обмочился в штаны посреди митинга бодрости духа… это было чертовски ужасно.
Я неловко рассмеялась, чувствуя облегчение от нашей близости, и запихнула очередную покрытую сыром картофельную соломку в рот, накалывая затем несколько Эдварду на вилку, которую он взял, не глядя на меня. Кто-то помахал ему. Он кивнул и улыбнулся, бормоча:
- Рената Крейн… милая девушка, но ужасная потаскуха.
В здание зашли еще несколько человек. К этому моменту сложилось впечатление, что все пришедшие, что собрались вокруг Эммета и Джаспера, оживленно радуясь встрече, тщательно избегали Эдварда, приветствуя его только кивками и взмахами рук. Это было откровенно прискорбно… все эти люди знали его и выглядели так, будто обдумывают, стоит ли подойти к нему и пообщаться, но никто так и предпринял этой попытки.
Это опечалило меня, и я почувствовала искреннее отвращение к этим людям, потому что они имели счастье знать Эдварда всю его жизнь и отказались от него, когда ему было хуже всего. Однако все они хотели быть его друзьями, когда он был звездой бейсбольной команды. И хотя он никогда не представал перед судом, было очевидно, что жюри из его сверстников осудили его и признали виновным безо всякого разумного сомнения в их тупых осуждающих глазах. Это была пародия на справедливость, и я чертовски сильно сочувствовала ему в этот момент, зная, что у него никого не было, когда он переживал самое трудное время.
Было видно, что ему становится абсолютно некомфортно, потому что он опустил голову и только изредка поглядывал сквозь ресницы, словно спрятался.
Я наклонилась вперед и спросила:
- Э, хочешь уйти отсюда? Ты в порядке?
Эдвард кивнул, откусывая от одного из бургеров. Он медленно пережевал, вытер рот салфеткой, и посмотрел прямо на меня, затем, глотнув содовой, улыбнулся, но когда его взгляд перенесся к толпе, его лицо вытянулось и он тяжело сглотнул. Все его тело напряглось, а пальцы начали отбивать дробь на столе. Я чувствовала целеустремленные взгляды и слышала приглушенные шепоты, заставляющие меня нервничать. Все явились сюда, чтобы воочию посмотреть на возвращение Эдварда и парней Калленов. Ощущения были такие же, как у рыб в прозрачном аквариуме… люди пялились на нас, тогда как мы должны были продолжать заниматься своими делами, словно их тут и нет.
- Блядь… черное пальто, длинные каштановые волосы… в шапке…
- Постой… в красных ботинках? – спросила я, пытаясь распознать, кого в толпе он имеет в виду.
- Нет… в дурацких коричневых «уггах»… это Эмили, - немного отдаленным голосом ответил он. Я кивнула, отмечая, что она была бесспорно красивой со своими длинными темными волосами и настолько голубыми глазами, что их интенсивность была видна даже с того места, где мы сидели. В ней было что-то неопределенно знакомое, и я поняла, что видела ее на той странице Фейсбука.
Черт…
- Она очень красивая, - небрежно произнесла я, чувствуя нутром, что что-то не так. Эдвард уныло кивнул, даже не совсем слыша, что я сказала. Его чуть суженые глаза были устремлены к главному входу, язык скользил по губам. Следом я услышала, как дыхание Эдварда запнулось, и точно в этот же момент увидела ее светлые волосы. Они были цвета пшеницы и рассекали воздух вокруг ее плеч, пока она вертела головой по сторонам… оглядываясь… ища…
Это была Шарлотта, и она, черт подери, знала, что Эдвард здесь.
Ее рот приоткрылся в ту же секунду, как она заметила его. Его глаза расширились, и он с паникой и абсолютным испугом посмотрел на меня.
- Нам нужно идти… сейчас же! Блядь, блядь, блядь… - Кресло Эдварда вылетело из-под него, его напиток разлился, когда стол с едой покачнулся от резкого движения. Он молнией умчался в сторону заднего выхода. Чувствуя биение сердца в горле, я схватила наши пальто и свою сумочку со спинок кресел и понеслась за ним. Эммет окликнул меня, но я, одержимая страхом за Эдварда, пробежала через толпу к заднему выходу.
Когда я открыла тяжелую дверь, он вышагивал на темной парковке, обхватив голову руками… обезумевший… и абсолютно неконтролируемый. Его дыхание было тяжелым и неровным, что являлось признаком начала тяжелого приступа тревоги.
- Я, блядь, знал! Я знал, что мы натолкнемся на нее сегодня! Я, блядь, кожей чувствовал это… Черт! – Он продолжал вышагивать, пока наконец не согнулся, упираясь руками в колени, как после изнурительного марафона. Он хватал ртом воздух, бранясь и бормоча ругательства. Его голос становился все выше и напряженнее. Я понятия не имела, как ему помочь.
Протянув ему черное шерстяное пальто, я сказала:
- Эдвард, оденься.
Хорошая идея, Белла. Это прям все решит.
- Ты видела ее? Она, блядь, искала меня, Би…
- Я знаю, Эдвард, я видела ее… все хорошо, она тебя не найдет. Я пойду, подгоню машину, и мы уберемся отсюда. – Мне действительно хотелось вернуться и узнать, удастся ли поговорить с ней, но я знала, что случай был неподходящим, и не могла оставить его здесь одного. Он был слишком напуган. Тем не менее, часть меня ругала себя за потерю единственной, вероятно, возможности побеседовать с ней. Однако, не то чтобы это подтверждало, кем она является, я поняла, что из фотографии с Фейсбука, именуемой «Рождественская вечеринка персонала», знаю, где она работает. Я легко могла позвонить туда, если она будет в это время на своей смене.
- Нет! Нет, не оставляй меня, пожалуйста, - умоляюще попросил Эдвард. Он прижался лбом к кирпичной стене, мелкими глотками хватая воздух и матерясь, затем съехал по стене на корточки, обхватывая руками голову и подтягивая колени к груди. Я опустилась рядом с ним, напоминая, чтобы он дышал через нос и выдыхал ртом, но он лишь качал головой, пытаясь вдохнуть полной грудью.
Входная дверь слегка приоткрылась. Мы оба подняли головы и увидели стоящего там Эммета с написанными на его лице страхом и растерянностью.
- Брат, ты в порядке? – Он опустился на колени рядом с нами, потирая Эдварда по спине и глядя на меня в поисках какого-то объяснения или ответа по поводу Эдварда.
- Эм, Шарлотта там, и он испугался, - с паникой в голосе произнесла я.
- Я знаю… Я видел, как эта сука вошла, хватило же, блядь, у нее отваги. Вы, ребята, свалили раньше, чем я успел вас предупредить. Джаспер пригонит сейчас машину, ладно? Я вернусь внутрь и заберу нашу обувь. – Я выскользнула из своих ботинок, вручая их Эммету. Он стянул ботинки Эдварда, засовывая их под мышку, и наклонился к его лицу, пытаясь привлечь его внимание. – Я сейчас вернусь. Не уходите никуда.
Я поблагодарила его, чувствуя немедленное облегчение. Меня трясло, хотя я знала, что это всего лишь приступ тревоги, но он был в таком разбитом состоянии, что мне нужно было как-то ему помочь. Я знала, что делать, так как сама переживала эти гребаные приступы столько раз, что даже не сосчитать, но пытаться помочь кому-то другому – совсем другое дело. И мне безумно не нравилось видеть его таким страдающим.
Успокаивающие мысли… пляж, снег… бейсбол.
- Э… посмотри на меня. Представь себя на том дурацком холмике, где стоят подающие… трава зеленая, и вокруг тебя сияет солнце, и если ты поднимешь голову, то почувствуешь на лице его тепло, и оно до боли слепит глаза, но у тебя есть кепка, так что все не так плохо. И затем ты чувствуешь мяч и сжимаешь его, и твоя перчатка… - Пока я болтала, Эдварду наконец удалось сделать глубокий вдох. И хотя он выглядел так, будто вот-вот заплачет, он ни на секунду не отвел от меня взгляда. На улице было темно, единственный свет исходил из практически не горящего уличного фонаря, который еще и раздражающе гудел, но я видела белки глаз Эдварда, страх и сомнение в зелени его радужек и боль, искажающую любимое лицо.
Черт… что там с перчаткой? Она хорошо пахнет и такая мягкая…
- Эмм… а затем ты бросаешь мяч и слышишь звук, с которым он ударяется о биту, и наблюдаешь, как он пролетает над твоей головой и… - Он дышал теперь чуть ровнее, ритмичнее и регулярнее, отсчитывая, вероятно, про себя, сколько ударов в секунду отбивает его сердце. – Просто ощути его в своей руке… его швы, то, насколько он гладкий и округлый… - Я была в растерянности… не знала, что еще сказать. До этого момента мне еще никогда не хотелось, чтобы я больше внимания уделяла деталям этой глупой игры. Но Эдварду, казалось, стало намного лучше, хотя он по-прежнему раскачивался и держался за свои колени. Не иметь возможности успокоить его так, как он в этом нуждался, чертовски расстраивало. Я была готова поклясться, что он просто нуждается в крепком объятии или чтобы его подержали за руку. Мне потребовались все силы, чтобы не оставить его прямо там и не прокрасться внутрь, чтобы выбить все дерьмо из той мерзкой, ужасной суки. – Э, тебе сейчас хоть немного лучше?
Эдвард кивнул и прошептал:
- Спасибо. Мне чертовски жаль, детка. – Он все еще выглядел так, будто собирается заплакать, и его руки подрагивали, но ему стало лучше. Из-за здания показались светящиеся фары. Я узнала наш автомобиль и встала, ожидая, пока поднимется с цемента Эдвард. Его задница, должно быть, заледенела. Джаспер медленно затормозил и вышел, чтобы открыть нам заднюю дверь. Мы оба скользнули внутрь, и когда машина вырулила на хай-вей, ведущий к дому, Эммет вручил нам нашу обувь.
Эдвард, рассеянно пожевывая губу, уставился в окно, опершись головой о стекло.
- Ты позвонил папе? – не двигаясь с места, тихо спросил он.
Эммет кивнул.
- Ага, он сказал, чтобы мы ехали сразу домой и что вы позвоните вместе.
- Кому позвоните? – спросила я, поглядев сперва на одного, потом на другого.
- Мне нужно срочно позвонить своему инспектору, или эта сука может заявить, что я был там нарочно, чтобы увидеть ее… как будто бы, блядь, – голос Эдварда был отдаленным и скрипучим, полным страдания и гнева. Он шатко и прерывисто вдохнул, еще сильнее закутываясь в пальто. Было невыносимо наблюдать за тем, как он мучается, поэтому я, даже не задумываясь, потянулась к его руке. Эдвард вздрогнул, по привычке отшатываясь, но затем настолько плотно обвил своими пальцами мою ладонь, что я практически почувствовала через этот контакт его боль. Его подрагивающие руки напоминали лед.
- Думаешь, она позвонит своему поверенному? Я про то, что ты пришел туда первым. Там должны быть камеры видеонаблюдения, доказывающие это, и ты унес свою задницу оттуда сразу же, как увидел ее входящей в здание.
- Я не знаю, Эм, - тихо ответил Эдвард. – Я, блядь, не знаю.
Видимо, за этой случайной встречей скрывалось больше, чем они говорили. В другой раз я бы порасспросила Эдварда или Эммета, но, судя по тому, как он сбежал из кегельбана, я поняла, что этому была определенная причина.
Джаспер встретил мой пристальный взгляд в зеркале заднего вида.
- Я не поручился бы за нее. Хорошо, что ты скрылся через заднюю дверь, потому что у передней был гребаный придурок Питер со своими парнями. Он интересовался, куда ты, на хрен, делся, и я вполне уверен, они надеялись на драку.
Эдвард лишь вздохнул.
- Пожалуйста, просто, блядь, отвезите меня домой, хорошо?
В машине висела тишина, пока Эммет не включил радио. Эдвард по-прежнему держал мою руку, но не смотрел на меня.
- Прости меня, детка. Я испортил очередной твой вечер, - все так же не глядя мне в глаза, мягко произнес он.
Я попыталась уверить его, что в этом нет его вины, но он, казалось, не слышал меня, как будто перенесся в какой-то другой мир, где купался в своем страдании или что-то такое.
Все вчетвером мы в неловкой тишине выбрались из автомобиля и бесшумно вошли в дом. Откуда-то слышались звуки телевизора, и везде было темно, не считая огоньков на рождественской елке и света в прихожей. Эсме с бутылкой воды в руке встретила нас у двери и тут же притянула Эдварда к себе. Он уткнул голову ей в плечо, проглатывая таблетку, и я была вполне уверена, что он плакал, потому что Эсме обняла его и увела от нас в другую комнату.
Измученная страданиями Эдварда, я направилась в свою комнату, чтобы переодеться. Я ждала, что Эдвард придет ко мне, но он не пришел. Я знала, что ему нужно позвонить своему надзорному офицеру или как его там, но надеялась, что он сможет пробраться ко мне.
Эсме с Карлайлом тихо беседовали за кухонным столом. Я почувствовала себя назойливой и незваной, но Карлайл улыбнулся мне и это чувство исчезло. Он спросил, в порядке ли я. Я кивнула, пытаясь сдержать слезы. Глаза Эсме были покрасневшими, а кожа покрыта пятнами, и это явно говорило, что она плакала.
- Он вышел на улицу, солнышко, - шмыгая носом, сказала она.
Я обнаружила Эдварда на кресле для отдыха, свернувшегося под одеялом с небрежно свисающей между двух пальцев сигаретой. Он не смотрел ни на что в частности, просто бесцельно глядя в черноту ночи.
- Привет, - прошептала я, сев в соседнее кресло. Я задрожала, и он поделился со мной половиной своего одеяла, затем нежно улыбнулся, предлагая мне самое умиротворенное выражение лица, которое только смог изобразить сейчас. Он был абсолютно разбитым, и это просто убивало меня.
- Ты звонил своему инспектору? Все в порядке?
Он кивнул, бормоча:
- Ага… - Однако он был подавлен и отдален, или находясь в раздумьях, или пребывая под воздействием «Ксанакса», хотя, вероятно, и то и другое. Какое-то время мы оба молчали. Я замерзла и очень хотела вернуться внутрь, в тепло, но не могла оставить его там одного. Я даже не знала, последует ли он за мной, и мне не хотелось найти его утром замерзшим до смерти. Время от времени его пробирала дрожь, но, казалось, его это не беспокоит и даже не мотивирует переместиться в тепло.
Эдвард шатко выдохнул, нарушая долгое безмолвие, а затем очень тихим, почти жутким и напевным, голосом произнес:
- Знаешь… я как-то смотрел один документальный фильм, об исследованиях, которые проводились в… эмм… кажется, это было в Литве, во время Второй мировой. Там в приюте содержали маленьких детей, и они не были больны или что-то такое, но… об их физических потребностях заботились, но никому не позволялось прикасаться к ним. Тогда считалось, что если младенцев обнимать, то это способствует распространению инфекций и делает детей впоследствии морально слабыми или подобное тупое дерьмо. Никто никогда не брал их на руки и не касался, если только не требовалось сменить пеленки. Их никогда не обнимали, не целовали и не разговаривали с ними. И дети чертовски сильно плакали и кричали, умоляли взять их на руки, но они были слишком малы, чтобы уметь говорить, поэтому не могли даже хотя бы… попросить приласкать их… их просто игнорировали. Разве это не самая печальная история, которую только можно услышать?
Пристальный взгляд Эдварда все еще был сосредоточен на озере, его голос звучал отдаленно, вяло и подрагивал от чистой боли и абсолютного поражения. Мои собственные веки горели, так как блаженство сна и уют теплой постели сладко манили меня, но я не смела оставлять его.
Я обняла руками колени и, дрожа от холода и стуча зубами, спросила:
- Что с ними сталось, Эдвард?
Он кратко поглядел на меня через полуопущенные над измученными глазами веки и откинул голову на деревянную спинку кресла.
- С детьми? Они… эмм… они все умерли.
Вот такая грустненькая концовка у главы получилась...
Жду ваши впечатления на форуме. Источник: http://robsten.ru/forum/19-611-125
0
помнится, что-то такое я слышала очень давно - ну в смысле, без объятий и любви, прикосновений и прочего человек не может существовать 
