Глава 29~часть 3


Саундтрек от переводчика:
Михаил Щербаков. «Красные ворота».

На следующий день мы покидали Лас-Вегас. Почти единственным, что мы произносили, был шёпот «я люблю тебя». Находясь в гостиничном номере, мы использовали любую возможность прикасаться и целоваться, и чувствовать, и быть, сохраняя всё же девственность Беллы. С того момента, как за нами закрылась дверь номера, мы понимали, что впереди нас ждёт столкновение с последствиями того, что мы натворили. Невыносимо было знать, что нас разлучат, едва мы приземлимся и неизвестно на какой срок. Это знание висело между нами, ощутимое, придавливающее к земле... и голова у меня болела, как хер знает что, потому что я, блядь, в жизни ещё столько не плакал. Я был просто опустошён. Эмоционально и физически исчерпан, разорван на части любовью и жестокими изломами судьбы, и грёбаной несправедливой хренотенью.

Ах да, и не забудем про утыканную булавками куклу вуду. Зуб даю, на этой тряпичной сучке уже не осталось живого места.

Вместе со всеми, кто спешил покинуть Лас-Вегас, мы заняли наши места в первом классе. Рядом было несколько бизнесменов, парочка начинающих танцовщиц кабаре и мальчишник – раздражающая компания, мучимая тяжким похмельем. Один из них сказал, глядя прямо на меня:
– Похоже, вы двое продулись в пух и прах? Забыли, ребята? Не очко обычно губит, а к одиннадцати – туз*!

Я вздохнул, понимая, что он думает, будто удачно пошутил. Он продолжал, явно не замечая, что его откровения мне глубоко похеру:
– Мой приятель Кевин – ага, вот этот – женится на будущей неделе. Что за чумовые два дня... пьянки... стриптизёрши. Прикинь, я даже не помню, как вернулся в номер вчера ночью.

Он представился как Кори и, кажется, считал, что мне не терпится выслушать его рассказ обо всём, что конкретно он и его всё ещё не протрезвевшие приятели делали в течение последних сорокá восьми часов. Он сообщил мне, «какой облом случился» там и «какой облом случился» сям. Я изо всех сил старался не обращать на него внимания, но он был настойчивым козлиной. Как ни старался я всем своим видом дать ему понять, что мне не интересно, он ни хера не замечал.

Он стал трясти меня за руку.
– Парень! Нет, ты скажи, ну какой облом, а? Ты слышал, что я сказал, мужик? – Так как я его действительно не услышал – и не имел ни малейшего желания услышать – то повернулся к нему и произнёс, мягко и неторопливо:

– Нет, Кори... тебя ведь Кори зовут? Я не расслышал ни слова. Извини. Хочешь знать моё определение «облома»? Хочешь услышать мою историю? Так вот, слушай. Видишь эту девочку-красавицу, которая сидит рядом со мной? Это моя подруга, моя невеста... называй, блядь, как хочешь. Мы сбежали в Лас-Вегас, чтобы пожениться, и чтобы я мог выйти из-под юрисдикции запретительного судебного приказа, который заполучил год назад благодаря скромной помощи той, которую считал лучшим другом. Мне пришлось звонить своему отцу, с которым я не разговаривал ни разу за шестнадцать лет, и просить у него разрешение на брак. Затем моя мать, которая, как выяснилось, лгала мне бóльшую часть моей жизни, позвонила сюда и остановила наше бракосочетание – видимо, потому, что ей нравится видеть меня несчастным. И вот теперь мы возвращаемся домой, где нас ждёт компания взбешённых родителей, полицейский эскорт и, да, чуть не забыл... тюрьма. Видишь ли, ей всего шестнадцать, и её отец, бывший полицейский, считает меня её похитителем. Так что твои истории о бочках пива, карточных проигрышах и танцах на коленях, хотя они и страшно увлекательные... в данный момент мало меня волнуют.

– Прости, чувак, – тихо извинился он и пробормотал себе под нос, что вот это, и в самом деле, облом так облом.

Остальная часть полёта прошла без особых помех. Белла дремала, а я провёл большую часть времени в размышлениях, перебирая в уме хорошие моменты последних двух дней (одним из которых был охренительный, мозговыносящий минет). Я чувствовал, что память о них могла бы помочь мне продержаться всё то – возможно, долгое – время, которое мне придётся провести в разлуке с Беллой.

В моём сознании периодически всплывала одна и та же мысль: если бы в жизни Беллы не было меня, то у неё не существовало бы всех этих проблем. Она могла бы остаться с друзьями в школе Форкса, сохранить приличные отношения с отцом, иметь нормальные отношения с нормальным парнем и делать с ним нормальные вещи: целоваться и держаться за руки на людях, и просто трахаться... и быть нормальной. Очевидно, пожениться не было хорошим решением; но, возможно, хорошим решением было сделать нечто противоположное. Возможно, если я полностью исчезну из её жизни...

– Эй, ты о чём задумался, – сонным голосом сказала она, протёрла глаза, села и потянулась.

Я тяжело вздохнул.
– Честно? Размышляю о том, чтобы уехать... может быть, типа, пожить у родственников, пока мне не исполнится восемнадцать. – Я осторожно глянул на неё, боясь её ответной реакции.

Она сжала зубы и прошипела:
– Не смей даже думать об этом, Эдвард. Я, блядь, Богом клянусь, что...

– Ладно, ладно, это была всего лишь идиотская мысль, – буркнул я и поднял руки, жестом показывая, что уступаю. В любом случае, кого я дурачил? На самом деле отправляться мне было некуда. Бабушка с дедушкой проживали прямо посреди Ада, а больше у меня и не было родственников, кроме биологического отца, который даже собственной жене стесняется сообщить о моём существовании... единственные, к кому я мог бы уехать, были Денали. Ага... и кому бы это понравилось.

Появился первый пилот и объявил о скором приземлении. Белла протянула руку к шторке иллюминатора, чтобы поднять её. Я тоже протянул руку и коснулся её руки. Всё ещё не готовый встретиться с тем, что ждало нас по выходе из самолёта, я просто улыбнулся ей и, взяв за руку, поцеловал в ладошку, которую затем прижал к своему сердцу и держал так всё время, пока самолёт не остановился. Стюардесса объявила, что первый класс может выходить, но мы сидели молча и не шевелясь. Остальные пассажиры вышли, а мы всё медлили. Впереди нас ждала неизбежность, встречи с которой я до чёртиков боялся.

Я глубоко вздохнул, высоко поднял голову, взял Беллу за руку, оставил на её губах страстный поцелуй, и мы одновременно встали. Она посмотрела на меня, шепнула лишь одно слово: – Вместе, – и мы направились к терминалу.

Мы оба были поражены до глубины души, когда обнаружили, что в аэропорту нас никто не ждёт. Я готов был поклясться, что увижу там Чарли с пистолетом в одной руке, наручниками в другой и ордером на арест под мышкой, но нас никто не встречал. Наряду с немедленным и огромным облегчением это породило во мне новую волну страха из-за незнания того, чем и когда это для нас закончится.

Мы поспешили зайти в магазин, чтобы купить Белле новый аккумулятор в её мобильный, потому что она боялась, что старый Чарли ей не вернёт, а она хотела иметь возможность по крайней мере написать мне СМС. В итоге я купил ей их два на случай, если папа отберёт у неё и новый. Это хоть немного успокоило мою душу.

Нервничая, я подъехал к дому, где жила Мэгги. Я ждал, что высажу там Беллу и скажу ей последнее «прости-прощай», но ни пикапа Чарли, ни её «Ауди» нигде на стоянке видно не было. Не имея ключа от квартиры, Белла позвонила в звонок, но когда ей никто не ответил, я набрал номер Эммета.

– Привет, братан, ну как ты там? – В его голосе слышалось искреннее беспокойство и удивление моим звонком. Где-то рядом с ним Розали попросила дать ей поговорить с Беллой.

Я вздохнул.
– Бывало и получше. Эй, слушай, можешь сделать мне одолжение... ты дома? Можешь проверить, стоит ли около дома Чарли его пикап?

– Ага, конечно. Вы в Сиэтле?

– Да, и мы уже едем домой.

– Ты не представляешь, Э, что тут вчера творилось. Чарли пробыл здесь часа четыре, наверное. Все они ругались и спорили, а потом мы с Джаспером тоже вмешались, потому что не могли больше выносить всю ту чушь, которую они несли о тебе, и затем они сделали перерыв на обед... а потом снова принялись ругаться. Позволь мне сказать тебе кое-что про Чарли, братан... этот мужик упрям как осёл, и он тебя совсем не жалует, – сказал он. Его участившееся дыхание засвидетельствовало, что он спускается по лестнице. – Мм... да, тут и пикап Чарли, и автомобиль Беллы – оба на подъездной дорожке стоят. Я бы на твоём месте был поосторожнее, когда приедешь. Как бы этот мудак не пристрелил тебя из снайперской винтовки. Небось залёг и ждёт, прикинь.

– Отлично, спасибо, – ответил я с сарказмом. Именно это мне и нужно было узнать. – Дела плохи, да? – спросил я, уже зная ответ.

– Ага, ты себе даже представить не можешь, насколько всё хреново... Ты основательно влип, между нами говоря. Я слышал, о чём говорили мама с папой, и они просто в бешенстве. Чарли грозился тебя арестовать, и они заключили с ним что-то вроде соглашения, что если они остановят свадьбу, то Чарли уничтожит оригиналы фотографий... ты на них отлично вышел, кстати. Та, где ты вместе с Tинк, горячая, брат. Тебе надо вставить её в рамочку.

– Ага, щазз... так и сделаю, – огрызнулся я.

– Потом приехала Мэгги и попыталась убедить Чарли, что он должен выслушать всех нас, и я серьёзно думаю, что до него понемногу кое-что допёрло, и знаешь что? Эта Мэгги – охуенно горячий бабец. Замечал когда-нибудь, какие у неё сиськи? Мы тут с Джаззом заспорились, настоящие они или нет; я ставлю на то, что настоящие, потому что они реально трясутся и подпрыгивают... o-ууу, бли-и-ин. – Я услышал звук шлепка, который предположительно счёл результатом соприкосновения руки Розали с одной из частей тела Эммета.

Я закатил глаза, поражаясь неспособности моего брата придерживаться темы. Слава грёбаному Богу, Чарли собирался уничтожить фотки.
– Э-э-э... соберись, бля, чувак, не отвлекайся. Он показывал эти фотографии маме с папой?

Белла глянула на меня с тревогой.

– Да, у него было на тебя целое сраное досье. Родители злые как черти из-за того, что весь этот компромат на тебя оказалось так легко нарыть, и... ну, короче, это просто жуть какая-то, полный трындец, так что желаю вам обоим много-много удачи, чтобы из этого выпутаться. Жаль, что вы так и не поженились. Вам реально нужно потрахаться.

– Ладно, Эм, спасибо. Мы будем у вас через час-другой. Скажешь им, хорошо?

Я вздохнул и сообщил Белле то, что рассказал мне Эммет. Долгий путь домой прошёл в молчании, лишь под музыку из моего айпода. Мы сделали остановку в Секвиме, чтобы что-нибудь вместе перекусить... потому что ни один из нас не имел ни малейшего представления о том, когда у нас получится снова сходить куда-нибудь вдвоём и поесть. Я готовился к худшему, но всё же надеялся на лучшее, то и дело вспоминая о своей плохой карме и мысленно умоляя, чтобы на моей долбаной кукле вуду не осталось уже, наконец, свободного места для втыкания новых булавок. Неопределённость была невыносимой.

Перед тем, как повернуть на нашу улицу, я остановил машину на обочине, не выключая двигателя. Белла развернулась лицом ко мне, я сделал то же самое. Я взял её руку в свою и повертел её, внимательно рассматривая и ничего не говоря. И затем я поцеловал Беллу, сначала – поцелуем долгим и жарким, а затем – нежным и тихим, и потом я неохотно отстранился, понимая, что мы уже и так задерживаемся. Нас ждали.

Я сделал глубокий вдох, повернул за угол и затормозил на краю участка, где стоял дом Беллы, слишком напуганный, чтобы припарковаться прямо перед входом. Открыв багажник, я вытащил оттуда её сумки и осторожно передал их ей. Я уже готов был пойти вместе с ней к дверям её дома и буквально трясся от страха, но тут открылась дверь, и на крыльце возник Чарли, с гневно скрещёнными на груди руками.

Пожалуйста, пусть у тебя не будет пистолета...

Белла поглядела на отца, затем на меня и с грустью сказала:
– Я люблю тебя.

– Хочешь, чтобы я пошёл с тобой? – с сомнением спросил я.

Пожалуйста, скажи «нет», пожалуйста, скажи «нет»...

В ответ она фыркнула.
– Я предпочитаю живых бойфрендов. Позвоню тебе позже, если смогу. – С высоко поднятой головой она направилась к дверям дома, сжимая в руках сумки и увядший букет – напоминание о так и не состоявшейся свадьбе. Я прекрасно понимал, что Белла, взяв с собой этот маленький сувенир, приведёт Чарли в тихое бешенство, и чертовски этому радовался, если уж честно. Чарли впился в меня полным презрения взглядом, но я просто отвёл глаза, вернулся в машину и поехал домой, молясь о том, чтобы у Беллы всё было хорошо, независимо от того, где она вынуждена будет провести эту ночь... или все ночи до своего восемнадцатилетия.

Войдя через передний вход, я с удивлением и облегчением столкнулся с тишиной, несмотря на то, что все наши автомобили стояли припаркованные перед домом. Понятия не имею, какого хрена я не забрался в свою комнату через балкон, но, видимо, я не слишком хорошо соображал, погружённый в мысли о вчерашнем дне и о Белле, и о том, что я всё ещё жив и на свободе.

С сумками через плечо и с костюмом, перекинутым через руку, я тихо прикрыл переднюю дверь и на цыпочках направился вверх по лестнице. Я преодолел всего несколько ступенек, когда меня настиг голос матери.

– Эдвард?

Застыв с рукой на перилах, я повернул к ней голову, но не оказал любезности посмотреть ей в глаза.

– Что? – коротко отозвался я.

– После того, как уберёшь свои вещи, не мог бы ты зайти в кабинет? Нам есть о чём поговорить.

– Я не горю большим желанием с кем-то что-то обсуждать, ясно? А ты вообще последний человек, с которым я сейчас хочу разговаривать.

– О, в самом деле? И с чего бы это... – Даже не глядя на неё, я был уверен, что она стоит, уперев руки в боки и постукивая по полу носком ноги.

Развернувшись к ней всем телом, я перебил её.
– Почему ты не могла просто дать этому произойти, мама? Почему тебе понадобилось звонить в чёртов суд? Всё было бы прекрасно прямо сейчас, если бы ты просто сидела тут и помалкивала. И вдобавок... Всё это время ты лгала мне об Эдварде? Какого хрена, мам?

Боковым зрением я отметил, что в дверях комнаты возник отец. Он остановился, опершись о дверную раму. Мать подошла к лестнице и вцепилась в перила с такой силой, что я мог видеть проступившие на суставах сухожилия.

– Мы с отцом провели четыре чёртовых часа, защищая тебя и свою родительскую компетентность перед Чарли, только чтобы вдолбить ему мысль о том, что ты не преступник, и что для Беллы безопасно находиться рядом с тобой. Мы рассказали ему, как Белла практически вернула тебя к жизни, и как ты её ценишь, и как вы хорошо друг на друга влияете, и после этого ты исчезаешь – ни записки, ни звонка – только для того, чтобы отправиться в Лас-Вегас и там жениться? – Её голос взлетел октав так на десять. Клянусь, я слышал, как в лесу тихонько взвизгнули волчата и эти, как их там, бурундуки.

– Эдвард... ты, что, ненормальный? О чём ты, чёрт возьми, думал, сбежав вот так с дочерью полицейского? Мало того, что ты полностью дискредитировал и себя и нас перед Чарли, это же чистое счастье, что он не выдвинул против тебя обвинений!

– Ага, конечно, а разве не он, блядь, в первую очередь виноват в том, что нам пришлось бежать? Он сказал, что она больше не сможет встречаться со мной и должна переехать в Сиэтл, иначе он отдаст снимки полиции. У меня не было выбора! – завопил я в ответ и взмахнул свободной рукой, чтобы подчеркнуть свои слова. – Если бы он просто выслушал свою дочь и позволил ей объясниться, возможно, нам бы не пришлось прибегать к таким крайним мерам.

– Ну что ж, ты наказан за то, что сбежал из дома, не сказав никому, куда направляешься. Я думала, ты хоть чему-то научился после того, как угнал «Порше» и уехал на Манхэттен, но, видимо, это не так, – выпалила она, скрестив руки на груди и сощурив глаза. Я покосился на Карлайла, который по-прежнему стоял и слушал, прислонясь к дверному косяку, но его взгляд был направлен в пол.

– Кстати, о Манхэттене, ты же наплела мне об Эдварде сорок бочек арестантов, верно? – Я с презрением покачал головой. – Все эти годы, когда он действительно хотел быть частью моей жизни, ты изображала его полным придурком, который не желает иметь со мной ничего общего. Как ты могла врать мне об этом, мама? Поверить не могу, что ты предала меня... Я доверяю очень немногим людям в этом мире, и просто не знаю, как... – Я перевёл взгляд с неё на свои ноги. Она выглядела так, словно моё обвинение действительно застало её врасплох. Карлайл взглянул на меня и, не сказав ни слова, развернулся и ушёл.

Я гадал, расстроился ли он, узнав, что я зол на то, что меня лишали отношений с моим биологическим отцом. Впрочем, в данный момент это не имело значения, поскольку он был просто ещё одним человеком в списке тех, кто пострадал по моей вине.

Мать заговорила тише.
– Эдвард, в течение семи лет он не хотел иметь с тобой ничего общего. Я всё равно посылала ему твои снимки и сообщала о тебе, просто потому, что ты его плоть и кровь, и я считала это правильным. Когда он, наконец, попросил, чтобы я позволила тебе быть частью его жизни, я просто... Я ему не поверила. Я знала, какими деньгами и властью располагает его семья, и до смерти боялась, что он попытается забрать тебя у нас. Они – испорченные люди, и я не хотела, чтобы ты оказался беззащитен перед ними, родной. Ты был лишь маленьким мальчиком, который ничего не знал ни про этого человека, ни про его жизнь, и я тоже. Я, что, должна была послать тебя в Нью-Йорк, на Манхэттен, неизвестно к кому? Я не могла поступить так со своим ребёнком. Я сказала ему, что, повзрослев, ты сможешь сам принять решение, установить с ним отношения или нет. Я сделала то, что в то время считала лучшим для тебя. У тебя была семья, Карлайл и твои братья, и это было всё, что тебе нужно.

– Ты соврала. – Я резко развернулся и взбежал по покрытым ковром ступенькам, перескакивая по две за один шаг. Пусть её рассуждения и звучали справедливо, я всё ещё злился на неё за то, что она заставила меня чувствовать себя его нежеланным ребёнком.

– Ах, это я соврала? – воскликнула она так возмущённо, что её тон заставил меня притормозить на верхней ступеньке. – А разве это не ты расхаживал тут с невинным видом, заявляя: «Мы не прикасаемся друг к другу, мама» и «Все, кроме нас, трахаются, мама»! – Она передразнила меня... весьма неудачно, я бы добавил. – А теперь у Чарли есть фотографии, которые это доказывают. У тебя определённо нет чувства самосохранения, Эдвард.

Качая головой, я пошёл к своей комнате; я знал, что она, блядь, права, и ненавидел это.

– Ты по-прежнему наказан, – крикнула она мне вслед. – Три недели ни шагу из дома. Никуда, кроме школы. После уроков – сразу домой, и в выходные тоже никуда.

Я подавил желание показать ей средний палец. Но всё это не имело значения, потому что я не мог видеться с Беллой, а без неё никакого смысла выходить из дома не видел. Я захлопнул дверь, запер её и, кинув на диван свои шмотки, стал рыться в них в поисках конверта с документами, которые следовало вернуть на их места в комоде.

Когда я извлёк документы, в глаза мне бросилась фотография, на которой мы с Беллой целовались. Когда я увидел нас вместе, у меня перехватило дыхание. Эммет прав... чертовски горячее фото, и мне определённо следует вставить его в рамку. Хотя придётся подождать c этим до тех пор, пока не истечёт срок судебного постановления, потому что эта фотография открывала мне прямую дорожку в тюрьму.

Щёлкнув замком, я открыл комод и поглубже запрятал фото среди своих бумаг, молясь о том, чтобы оригиналы были уничтожены. Достав взятую из гостиничного номера бутылку шампанского, я укрыл её в нижней части стенного шкафа в надежде, что в конечном итоге мы воспользуемся ею и отпразднуем что-нибудь хорошее, даже если это будет не первая брачная ночь.

Я отчаянно нуждался в дýше, но был слишком измотан и эмоционально опустошён. Я натянул треники, забрался под одеяло, свернулся клубком и попытался уснуть, обнимая футболку Беллы, которую стащил у неё в номере отеля. Она была пропитана её запахом, и это приносило немного успокоения. Я закрыл глаза, и мне почти удалось почувствовать её рядом с собой... почти.

Господи, когда я расскажу это доктору Кейт, у неё будет просто пир духа... Готов поспорить, от информационной перегрузки с ней прямо за письменным столом приключится старый добрый истерический припадок**.

Я крутился и ворочался, безуспешно пытаясь удобно устроиться в постели. Как всегда, мои мысли в конечном счете направились к Белле. Я стал гадать, что происходит в этот момент между ней и Чарли, в порядке ли она, и позволят ли нам когда-нибудь снова быть вместе.

Прошла пара часов с тех пор, как мы добрались до дома. Полил дождь, и небо заметно потемнело. Всего раз меня кто-то побеспокоил, но это был Джаспер, который спросил, спущусь ли я к ужину. Я не ответил.

Я послал Белле СМС и стал с тревогой ждать ответа. Я просто хотел узнать, пойдёт ли она завтра в школу в Форксе или в Сиэтле. Слишком нервный и взвинченный, чтобы делать что-то ещё, я схватил сигарету с зажигалкой и вышел на балкон. Свет в спальне Беллы был включён, в окне мелькали мягкие тени.

Она возвращала на места свою одежду.

Уголки моих губ невольно приподнялись в улыбке, когда я, делая затяжку, задумался о последних нескольких днях... слёзы, страх, моё дерьмовое предложение руки и сердца, Белла в своём платье, крышесносный оральный секс... все эти прикосновения... Господи, эти прикосновения...

Четыре месяца назад, сидя на этом же самом месте и наблюдая, как эта девушка раздевается, я не знал о ней ничего, кроме того, что она «дочка Чарли»; мне даже в голову не могло придти, что я, мало того, что влюблюсь в неё, но в шестнадцать лет попытаюсь сделать её своей женой. Меня чертовски поразила мысль о том, что так много произошло за такое короткое время.

Сквозь окно я наблюдал, как она вешает в шкаф одёжный пакет. В памяти всплыла картина из здания суда: она стоит в этом же милом платье и улыбается мне.

В тот момент я поклялся себе, что в следующий раз, когда она наденет белое платье и приколет к волосам цветы, это будет не в каком-то там сраном Лас-Вегасском суде. У неё будет кольцо, которого она заслуживает, свадьба, которую она всегда хотела – с подружками невесты и цветами, и со всем этим девчачьим дерьмом, а когда церемония будет официально завершена, она выйдет оттуда миссис Эдвард Каллен.

И никто... и я, блядь, именно это и имею в виду – никто нас не остановит.

---------------------------------------


* Это цитата из песни Михаила Круга «Владимирский централ». В оригинале использована цитата из песни Кенни Роджерса «Совет игрока», вот эта: «…знай, когда браться за карты, и знай, когда выйти из игры».

«…know when to hold 'em
and know when to fold 'em».

** Большой истерический припадок – приступ психомоторного возбуждения в виде разнообразных действий выразительного характера (разрывание одежды, крики, рыдание, катание по полу, битьё головой, нанесение себе ударов и др.), протекающий на фоне аффективного сужения сознания и в присутствии других людей. В настоящее время подобная классика жанра наблюдается крайне редко.

Перевод - leverina
Редакция - Мэлиан.

Источник: http://robsten.ru/forum/63-1999-142#1421079