Глава 30. Часть 2.

~%~

Следующее утро стало сущей агонией в ожидании встречи с Эдвардом. С рождественских каникул Джаспер подвозил Элис по утрам, а Эдвард каждый день забирал меня немного раньше. Обычно перед началом занятий мы заезжали в кофейню позавтракать, просто чтобы провести немного больше времени вместе. Но после того, как всё для нас внезапно закончилось, я ехала одна – встревоженная, мрачная, измотанная событиями последних нескольких дней, и эмоционально перегруженная двухчасовым телефонным разговором с мамой накануне вечером. Небо было тёмно-серым, под стать моему настроению, и дождь поливал всё утро, вынуждая всех сразу отправиться в классы вместо того, чтобы толкаться на уличной парковке.

 Эдвард встретил меня у дверей после второго урока испанского, немедленно вручив мне пропавший телефон. Я чуть не расплакалась, когда он печально мне улыбнулся, убирая руку и запихивая её в карман, только чтобы не касаться меня. Потребность обнять его была невероятной и абсолютно сокрушительной. Я просто хотела почувствовать его рядом, его губы на моих, и его руки, сжимающие меня в крепком и согревающем объятии. Выражение его лица – огорченное и мрачное – дало мне понять, что он чувствовал то же самое. В коридоре Эммет и Эдвард стукнулись  кулаками, что показалось мне довольно милым, и перед тем, как уйти на свой следующий урок, Эм ласково обнял меня за плечи. Иногда я хотела, чтобы он был моим братом… ну, без всех этих пуканий и другой мальчишеской фигни.

Прошлым вечером мы с Э. немного поболтали в чате, кратко изложив друг другу условия наших «домашних арестов» и разговоры с родителями о несостоявшейся свадьбе в Вегасе. Как бы дерьмово и эгоистично это ни было, я чувствовала себя немного лучше, зная, что Эдвард со мной в одной лодке, поскольку он тоже получил наказание. Не то, чтобы я желала ему проблем, но было приятно осознавать, что он тоже будет дома на выходных, и мы сможем хотя бы обмениваться смс-ками или мгновенными сообщениями с компьютера. Думаю, что он тоже испытал некое облегчение, зная, что был не одинок в этом. В любом случае, ему определили наказание только на три недели, тогда как мой приговор Чарли окрестил бесконечным.

Придурок.

Мы порадовались тому факту, что Чарли, похоже, изменил мнение об Эдварде в лучшую сторону благодаря заступничеству его семьи, и что я могу остаться в Форксе хотя бы до тех пор, пока дом не будет продан. Теперь я собиралась придумать план, чтобы этого не случилось вообще.

Мы попрощались около моего класса, но, так как у Эдварда оставалась всего минута, чтобы вовремя добраться в другой конец здания на свой урок, он был напряжён и дергался из-за перспективы опоздания. Его внутренняя борьба была очевидна ещё и по тому, как слегка подёргивалось его тело. Он явно заставлял себя удержаться от поцелуя. Я вздохнула, послав ему очень грустную улыбку, предвкушая нашу встречу на английском, а позже – возможность быть почти рядом на ланче.

День тянулся бесконечно. Роуз, Элис и Анжела практически набросились на меня за нашим столом на ланче, пока парни ушли за едой. Я подумала, что голова Элис взорвётся, когда сообщила, что у меня есть реальные фотографии с нашей почти-свадьбы. Они все хотели узнать, был ли у нас секс, но когда я сказала, что у меня были месячные, предположив, что эта новость немедленно закроет тему, все три единогласно заявили: «И что? Немного крови никогда не останавливало Эммета/ Джаспера/ Бена». Я закатила глаза. Конечно, они не имели представления, каким человеком был Эдвард. Он не мог даже назвать это по-человечески, а уж тем более прикоснуться ко мне там в этот период.

Несмотря на моё нежелание  откровенничать, шквал вопросов продолжал нарастать.

Роуз спросила просто:
- Ну хорошо, никакого секса, но ты хотя бы сделала парню минет?

Но прежде, чем я смогла ответить, Анжела вытаращила глаза в предупрежении «о, боже, заткнитесь, парни идут», и они наконец-то оставили свои расспросы, не желая продолжать при Эдварде. Я была вынуждена несколько раз попросить их говорить тише, так как не хотела, чтобы кто-то ещё знал, что мы пытались пожениться в шестнадцать… Эдвард и так был изгоем среди сверстников, ни к чему ему было оказываться в топ-листе новых слухов. Все эти идиоты конечно подумали бы, что я беременна. И хоть вокруг меня  могли блуждать и худшие слухи, то, что я залетела от Эдварда Каллена, могло повлечь за собой сраную кучу  правовых проблем для него.

Мы с Эдвардом смотрели друг на друга, пока ели, нашептывая ласковые словечки, полностью отгородившись от окружающего мира и наших болтливых друзей, и оставаясь в своем маленьком пузыре целых тридцать минут. Я жаждала его прикосновений и часто замечала, что мои пальцы подрагивали, сопротивляясь потребности обхватить его ладонь или нежно пробежаться большим пальцем по его скуле. Это было труднее, чем я могла себе представить – после того, как мы были настолько близки друг с другом, – возвратиться к абсолютному нулю. Ему было так же трудно, как и мне. Он сильно сжал ладони в кулаки, как своеобразное напоминание держать руки при себе. Я могла слышать потребность и боль в его словах и видеть – в грустном блеске его глаз, раздражительности и отсутствии аппетита. Он едва прикоснулся к еде на своем подносе.

Мы вместе пошли на биологию, и как только уселись в классе, провели весь урок в написании друг другу глупых записок в моём блокноте-гамбургере, стараясь не попасться. После того, через что мы прошли, все это казалось таким ребячеством, но мы оба старались изо всех сил замаскировать наше раздражение и разочарование из-за обстоятельств, ухудшенных тотальным родительским контролем.

В противовес всем нашим неприятностям занятия в кулинарном классе стали просто спасением. Миссис Миллер потратила первые десять минут на раздачу инструкций и чтение вводной лекции, а весь остаток времени мы провели у кухонных столов. Эдвард всё быстро настроил, прежде чем позволил нам начать готовить, и я нашла изумительным то, что он оказался таким старательным и страстно желающим научиться. Он постоянно задавал вопросы о том, как делать те или иные вещи, и за всем этим проглядывала его уязвимость. Не буду лгать… Мне нравилось его учить, и я наслаждалась тем, что была хороша в чём-то, в чём он не был. А также тем, что пока мы готовили вместе, я доминировала в отношениях. Казалось, это помогало немного сравнять счет с большим числом его преимуществ, и моя иррациональная неуверенность нуждалась в этом. Кроме того, я поняла многое о его индивидуальности. И среди прочего, что я узнала в нём от прежнего Эдварда – существовавшего до инцедента с Шарлоттой, – что если он задался целью быть лучшим на кухне или где-либо ещё, он наверняка таким станет. И это стало ещё одним качеством, которое я в нём так любила.

После готовки мы вместе понуро дошли до спортзала, с грустью распрощавшись у дверей раздевалки. В новом семестре учителя физкультуры заставили нас играть в баскетбол, что не было бы так плохо, если бы я не была такой мелкой, не спортивной и на самом деле невезучей. Эдвард же был очень сосредоточен, так, будто он смог отключиться во время игры на целых сорок минут.

Я с благоговением наблюдала за ним через весь спортзал, его отражение мелькало на блестящем полу. Он был агрессивным и сквернословящим, играя грубее, чем обычно позволяли себе парни во время урока физкультуры. В один прекрасный момент они с Майком Ньютоном остановились лицом друг к другу, ругаясь и крича, заставив всех в переполненном зале замереть, чтобы посмотреть на начало кулачного боя. Тренер дунул в свисток, приказывая Эдварду выйти из игры, прежде чем дело дойдёт до рукопашной. Он безучастно ушел к скамейке запасных, плюхаясь на неё и зажав руки между подпрыгивающими коленями.

Когда с другого конца зала мне удалось поймать его взгляд, от просто отвел глаза, напряженно потерев затылок. Затем он встал и исчез за дверью раздевалки, громко хлопнув дверью, когда проходил через неё.

После занятий я встретилась с ним на парковке около машины, где он курил, облокотившись на багажник. Его волосы были влажными и растрёпанными после душа, принятого в раздевалке, а весь вид демонстрировал раздражение. Джаспер отходил от него, бормоча ругательства, так что, очевидно, эти двое только что закончили спорить. Эдвард показал Джасперу «птичку» и крикнул «Отъебись!»

Он был… зол на весь мир и не скрывал этого. Эдвард извинился передо мной, и я спросила, за что, ведь он не оскорбил меня лично. Он объяснил, что во время баскетбольной игры Майк назвал его «киской, которая даже не может трахнуться», и это заставило его поступить неправильно. Я успокаивала его подбадривающими и утешительными словами и обещаниями сделать с его «бойком» смехотворно неприличные вещи в не таком далеком будущем. Застонав, он закрыл глаза и откинул голову назад, в расстройстве подняв лицо к небу. Когда он снова посмотрел на меня, его глаза горели желанием. Я фактически сделала всё еще хуже для него.

И затем, когда парковка опустела, оставляя нас практически один на один, мы оба поняли, что пора прощаться, пока наши родители не отправили за нами поисковые группы.

Сквозь сжатые зубы Эдвард прошептал: «Я люблю тебя так чертовски сильно, что больно дышать». Он положил руку на область сердца и пробурчал: «Это, нахрен, убивает меня». Затем он сел в машину, захлопнув дверь и отъезжая, пока я стояла и смотрела, как задние габаритные огни исчезают за поворотом шоссе.

Выходные обещали быть долгими.

Вернувшись домой, я умышленно хлопнула входной дверью, и проходя мимо Чарли полностью его проигнорировала. Он сказал мне, что хотел бы выехать в три, что давало мне пятнадцать минут на сборы. Я наобум побросала в свою сумку немного одежды, наплевав на всё, и на чертовски ограниченной скорости мы поехали в Сиэтл. Это так безумно меня бесило, что я была готова выбить кулаком лобовое стекло. Вот тогда я поняла агрессивность Эдварда во время урока физкультуры и его отъезда с парковки. Всё в наших жизнях контролировалось до мелочей, до удушья, и это бесило.

Я провела выходные, отсиживаясь в гостевой спальне Мэгги, выходя только покушать и воспользоваться ванной. Я полностью игнорировала отца, когда он оказывался рядом… что было немного по-детски, так как он навёрстывал работу, которую пропустил, болтаясь со мной в Форксе. Мэгги пыталась привлечь меня пообщаться с ней, но я была не в настроении говорить о моем отце и его намерениях, продиктованных лучшими побуждениями, понимая, что эта тема неминуемо возникнет в какой-то момент.

Так что я занималась, окунувшись в «Ромео и Джульетту», и бесцельно лазала по интернету, пока Эдвард уехал с семьёй на ужин и был не доступен в Аське (прим. перев.: программа для передачи мгновенных сообщений). Я загрузила наши «свадебные» фотки в свой ноутбук, экспериментируя с несколькими графическими программами, пока это не вогнало меня в ещё бóльшую депрессию, и я не смогла больше на них смотреть. Мне надоела это грёбаное сумасшествие.

Я пыталась вернуться в воспоминаниях к тому, что делала, пока жила в Калифорнии во время моего изгнания из социума старшей школы. Я проводила много времени с мамой, отвлекаясь прогулками, походами на пляж, шопинг-турами на пирсе, или плавая в бассейне. Каким-то образом я не ощущала себя так одиноко, как сейчас. И, полагаю, крупнейшим фактором в чувстве одиночества, стало то, что пока я жила там, рядом со мной не было Эдварда или кого-либо похожего на Элис, Роуз, Анжелу, или даже Джаспера или Эммета. Эти люди стали моими друзьями, и я скучала по ним.

В воскресенье я упаковала свои вещи и в полдень уехала, направляясь в Порт-Анжелес на работу. Я была удивлена и немного взволнована, увидев, что Джейкоб был там, помогая Билли в магазине. Его улыбка была заразительна, и оказалось так приятно искренне ухмыльнуться кому-то в ответ впервые за долгое время. Как бы ни радовала меня его компания, это было временно и мимолётно.

В кои-то веки, я была благодарна за гигантский вонючий костюм-голову, который скрыл мою тревогу и гнев. Я устроила отличное шоу, немного переигрывая, пока ворчала под своей маскировкой, как ненавижу тех детей. Выйдя после вечеринки, я имела на руках больше двухсот долларов и украденный мешок сладостей, так что, учитывая все составляющие, это не был совсем уж провальный день. Просто я так сильно скучала по компании Эдварда, и он ни на секунду не покидал моих мыслей.

Когда я вернулась домой, Чарли уже был там с Мэгги, готовящей на кухне что-то итальянское. Пахло изумительно, и я действительно проголодалась, но в попытке продемонстрировать свой вызов родительскому вмешательству в мою жизнь, я отказалась от ужина и просидела, голодная, в своей комнате весь оставшийся вечер. Только позже, когда они заперлись в спальне отца, чтобы заниматься бог-знает-чем, я вышла и стащила остатки холодной еды. Стряпня Мэгги была бесподобной, и я взгрустнула, почувствовав себя виноватой за то, что ела и действительно наслаждалась её едой. Даже холодная, она была лучше, чем что-либо, что могла приготовить моя мама.

Я скучала по маме. Она так отчаянно нуждалась, чтобы я приехала домой её навестить. Несмотря на мое постоянное заверение, что я останусь в Форксе, она была совершенно убеждена, что я приеду пожить к ней летом. Пока Эдвард здесь, этого никогда не случится.

Удивительно, но она очень поддержала мои отношения с Эдвардом. Кроме того, она внимательно выслушала мою версию событий о правовой ситуации Эдварда, заявив о  безоговорочной симпатии к нему, ну и ко мне в том числе. Это была одна из многих причин, разрушивших брак моих родителей. Они были катастрофически разные люди.

С другой стороны, мама совсем не была в восторге от идеи нашей с ним женитьбы, особенно, узнав, что я всё ещё с ним не переспала.

Моя мать, имея все возможности вести в молодости разгульную жизнь, отказалась от неё из-за своей беременности в старших классах и полагала, что я должна получить так много подросткового опыта, как только возможно… что включало и сексуальный опыт тоже. Она как-то сказала мне, что хотела бы, чтобы я пожила с парнем хотя бы два года, прежде чем даже задумаюсь о том, чтобы обручиться, и что я должна испробовать много секса с разными людьми, потому что, как женщина, имею право и обязана ради себя самой исследовать своё тело и то, что ему нужно в сексуальном плане. И еще она сказала: «Белла, мужчины думают членом» и «используй презерватив, что бы парень ни пытался тебе сказать».

Это было самый долгий наш разговор о пестиках и тычинках, и мне было тогда одиннадцать лет. Поразительно, как мне удалось остаться девственницей так долго.

~%~

Следующая неделя оказалась точно такой же, как и предыдущая. Вторники были для Эдварда самыми сложными. В ожидании поездки на терапию он становился более беспокойным и раздражительным, чем обычно. Он всё время извинялся за то, что огрызался на меня, но темные круги под глазами и постоянная зевота давали мне понять, что невероятная раздражительность была непосредственным результатом недостатка сна. Я спросила, что у него за проблемы со сном по ночам, а он объяснил, что часто просыпался, но не от кошмаров. Просто вся эта ситуация со мной, фотографиями и запретом на касания вернула его нервозность, и к тому времени, как он засыпал, уже было далеко за полночь. Кроме того, в течение ночи он просыпался несколько раз без причины, а в шесть утра уже пора было вставать в школу. На мой вопрос, почему он не принимал Ксанакс перед сном, он ответил, что принимал, но это больше не помогало. Мне было интересно, могло ли его тело стать невосприимчивым к таблеткам?

Я чувствовала такую безграничную беспомощность, не понимая, что могу для него сделать и не зная, какими словами утешить.

- Люблю тебя, – я просто не могла сдержаться.

Часто, когда я находила его уставившимся в пространство, мечтающим ни о чём, я задавалась вопросом, не обдумывал ли он всё ещё идею оставить меня. Я понимала, что это решение ужасно ранило бы нас обоих, но Эдвард казался таким отстранённым от всего в последнее время, что я опасалась, не проснусь ли однажды и не узнаю ли, что он уехал без объяснений. Эта мысль преследовала меня.

Спустя три недели после начала моего бессрочного домашнего ареста, я вернулась домой и нашла Чарли снаружи, стоящим на лужайке перед домом рядом с блондинкой, одетой в деловой костюм. Он помогал ей вкопать в землю деревянную рамку для грёбаного объявления о продаже. Я послала отцу оскорбительный жест, а агенту по недвижимости – жёсткий взгляд, сочащийся злобой.

Он действительно делал это! Он не услышал ни одного слова из того, что я сказала – что это было единственное место, которое я называла домом, что вынуждена заводить друзей снова и снова, что устала разгребать последствия решений, принятых за меня родителями. Если у меня и была мысль, что невозможно ненавидеть его сильнее, только что это чувство выросло в десяток раз. Отец приветственно помахал рукой, как будто я должна была припустить к нему с гребаным красным шариком в руке и радостно улыбнуться при виде вывески.

К сожалению, они оба направились в мою сторону до того, как я успела сбежать.

- Люси, это моя дочь – Белла. Она будет здесь бóльшую часть времени, так что тебе, наверное, придется договориваться с ней, когда нужно будет показать дом.

Прищурив глаза, я уставилась на неё, когда она протянула мне руку. Сука.

В голове мелькнула шальная мысль – плюнуть на её протянутую ладонь. Или пожать её, а потом вывернуть в каком-нибудь причудливом приеме карате или джиу-джитсу и завалить эту девицу на спину, лапками вверх, как беспомощного жука, обеспечив ей все последующие показы дома из инвалидного кресла. И поскольку в доме было несколько лестниц, в ближайшем будущем это стало бы невозможно…

Но Чарли бросил на меня сердитый взгляд, молча потребовав быть вежливой, так что я протянула руку, дав ей влажное, слабое рукопожатие, прежде чем нахально отвернуться.

- Иногда я буду показывать дом незамедлительно, так что для успеха очень поможет, если в нём всегда будет чисто, и в вашей комнате в любой момент будет порядок. Рынок сейчас в минусе, так что любого потенциального покупателя надо воспринимать серьезно и немедленно обслуживать. – Она сверкнула мне огромной победной улыбкой.

Мне захотелось её жестоко отлупить.

Да, пойди и трахни сама себя, продажная сука. Ты намекаешь, что мой дом – настоящий свинарник?

- Кстати, мы начинаем демонстрировать дом в эту субботу, так что постарайтесь не попадаться на глаза. Покупатели обычно не рады, когда домовладельцы присутствуют на показе. Это их нервирует.

- Так что, я теперь не могу оставаться в своем собственном доме? Ну, с тех пор, как я под домашним арестом, и пока не смогу получать пособие [прим. перев.: SSN (Social Security Number)  – номер социального страхования США; социальное страхование – государственная программа, обеспечивающая выплату пенсий по старости, пособий по безработице, инвалидности, бедности лицам старше 18 лет], к сожалению, я застряла здесь. Хотя… я всегда могу пойти к Эдварду. – Я бросила взгляд на отца, который нахмурился и покачал головой, отвергая моё предложение.

Я сухо закончила:
- У меня много уроков.

Так и не услышав от них ни одного слова, я не стала дожидаться разрешения, прежде чем уйти.

- С нетерпением жду возможности с тобой поговорить! – неискренне выкрикнула она.

О, да, чтобы, блять, поговорить по душам с моей голосовой почтой, сука.

В тот пятничный вечер, не зная, чем ещё заняться, я прибралась в безупречно чистом доме и начала готовить ужин впервые за несколько недель. С тех пор, как у меня появилось столько свободного времени, я пересмотрела большинство нелепых телешоу по телевизору, чтобы иметь хоть какую-то компанию, так как я не сказала ни слова Чарли за те три недели, что прошли с моего возвращения из Вегаса и нашего «большого» разговора. Я почти гордилась собой, что смогла продержаться так долго. Переключая каналы, я наткнулась на передачу «Дом и сад», в которой иногда давали советы, как продать дом при упадке на рынке. Я послушала их и использовала для своей выгоды.

Так что, приводя свой план в действие, я намеренно выбрала камбалу, пойманную отцом как-то по осени и лежащую завернутой в морозилке. Ещё с детства я отчетливо помнила, что камбала имела сильно выраженный рыбный запах во время жарки, поэтому я состряпала эту хрень и кинула в большую старую кастрюлю распаренные брокколи, чтобы добавить зловония. Позже я убедилась, что воткнула несколько особо вонючих пластин с цветочным освежителем воздуха в ароматизатор, создавая невероятно отвратительное сочетание для обоняния. Может, это был и не лучший план, но единственный, что я смогла изобрести за столь короткий промежуток времени из того, что было под рукой.

Прежде чем отправиться в кровать, я ответила Эдварду на его смс-ку, в которой он рассказал мне, что собирался стать «пятым колесом» в компании его братьев и их девушек, даже если эта идея заставляла его с трудом сдерживать рвотные позывы. От этой новости я немного взгрустнула и даже заревновала, но должна была поддержать его идею выбраться в люди, кайфануть или напиться, чтобы хотя бы один из нас почувствовал себя немного лучше. Несмотря на то, что он совсем не хотел идти, я понимала, что ему нужно насладиться некоторой свободой, которую он получил. Что бы ему ни помогло… я готова была смириться с этим.

Ну, не со всем, конечно. С продолжением вечера во мне росла невероятная злость на отца, который лежал в гостиной на диване, смотрел вместе с Мэгги «Мальчишник в Вегасе» и смеялся, обжимаясь и делая чёрти-что на этом диване. В конце концов, когда я не могла больше это выносить, и чувство обиды разрослось до неимоверных размеров, я рванула вниз по ступенькам, уперев руки в бока и выкрикивая:
- Знаете что, вы держите меня взаперти в этом дерьмовом доме почти месяц, в то время, как мои друзья прекрасно проводят время. И вы двое сидите здесь и утверждаете, что мне не позволено видеться с моим парнем?

Они оба беспомощно уставились на меня.

- Пап, могу я выйти прогуляться хотя бы… на час? Просто подышать свежим воздухом.

Он посмотрел на Мэгги, которая ободряюще мне улыбалась.

- Нет.

- Нет? – спросила я недоверчиво. Мэгги бросила на него сердитый взгляд.

- Нет.

Я раздраженно протопала вверх по ступеням, выкрикнув:
- Я тебя ненавижу!

Он тихо ответил:
- Я знаю это, Белла.

На следующее утро после того, как я приняла душ и оделась, зазвенел дверной звонок. Это оказалась тупая Люси – сука-агент-по-недвижимости-из-ада, с подносом, наполненным вычурно завернутыми бутербродами и ярко раскрашенными шариками для украшения глупых тротуарных знаков. Я послала ей широкую фальшивую улыбку, а затем  отвела взгляд, молча пропуская её в прихожую и заметив, что она сморщила нос в отвращении.

Да, это очень, очень воняющие Своны.

Она проигнорировала мои презрительные взгляды, поставив поднос с едой на обеденный стол и выложив рядом листовки и большую стопку глянцевых брошюр, расписывающих преимущества моего дома. Я тщательно изучила их и громко хмыкала, пока читала, чрезмерно подчеркивая слова.

Необычный, полностью обновленный дом с четырьмя спальнями, тремя ванными комнатами, на прекрасном участке, покрытом пышной, буйной растительностью, с видом на природный лесной заповедник. Выставлен на продажу!

Твою мать.

Она обошла комнаты, убеждаясь, что всё готово перед прибытием её толпы гостей. Как только она вышла в холл в поисках более сильного освежителя воздуха (который я украдкой спрятала в подвале), я внимательно рассмотрела поднос с сэндвичами. Услышав, что входная дверь открылась, и эта идиотка вернулась за придурошными шариками, я развернулась и унеслась вверх по лестнице.

Я вернулась позже, после того, как отец зашел в дом прихватить воды из холодильника и напомнить, что сэндвичи подготовлены для покупателей.

Твою мать, сука.

Эдвард позвонил уже во второй половине дня, и звучал уставшим и страдающим от тяжелого похмелья. Они вчера планировали сходить в кино, но закончилось тем, что изменили планы в последнюю минуту, когда кто-то из футболистов сболтнул, что устраивает импровизированную вечеринку. Гнев и ревность разрастались внутри меня, но я замаскировала их, тихо спросив, хорошо ли он провёл время. Он ответил, что хорошо, хотя безумно по мне скучал. И я знала – это было правдой. Я быстро сменила тему разговора, всё ещё негодуя на несправедливость своего отца.

Я слышала голоса болтающих внизу людей, тяжелые шаги по деревянному полу и стервозный голос придурошной агентши, орущей на первом этаже. В доме всё ещё воняло, как в нагретой немытой бочке, хотя мой нос, на удивление, уже начал привыкать к этому запаху. И все-таки потенциальным покупателям был дан отпор.

Я улыбнулась, прислонившись к стене и оставаясь совсем не «незаметной», как требовала тупая дамочка. Сграбастав черный маркер и стопку брошюр, я искусно добавила несколько изгибов к тройке в строчке с ценой, превратив её в $850.000, и сделав неприлично завышенной. Я слышала, что несколько людей действительно разворачивались, даже не посмотрев дом, когда увидели её. Я мысленно похлопала себя по спине за такую гениальную идею.

Когда семья с впечатлительной девочкой-подростком пришла в восторг от дома, я случайно упомянула о местной достопримечательности по соседству.
- Вот в том доме живут три горячих шестнадцати- и семнадцатилетних парня, – указала я на дом Калленов. – Они немного сексуально-озабоченные, но такие весёлые. – Лицо девчонки загорелось. Её родители предпочли сразу же смыться.

Затем появилась недавно поженившаяся молодая пара. И я сделала замечание о горячем докторе, который жил в доме Калленов. Полноватый, неуверенный муж вдруг потерял интерес к осмотру других комнат, кроме гостиной, окна которой выходили на дом упомянутого доктора.

Я растерялась, что сказать, когда приехала семья с маленькой девочкой, и увлеченно разглядывала комнаты горящими надеждой глазами. На самом деле, это было великолепное место для растущей семьи, замечательный дом с прекрасным участком и чудесным домиком на дереве на заднем дворе. Поэтому я солгала.

- Здесь напротив живет классная девчонка-подросток по имени Элис. Она здóрово ладит с детьми. Уверена, она с радостью будет оставаться с вашей девочкой. Правда, она любит подворовывать в магазинах и много сквернословит, но во всём остальном ей нет цены. – Не знаю, насколько отпугивающим это было, но я должна была попытаться.

В конце концов, мне всё это надоело, и я вышла на улицу вдохнуть свежего воздуха и по-возможности хотя бы мельком увидеть Эдварда. Маленький мальчик с дикими рыжими волосами и совершенно беззубой улыбкой сказал мне, что ему нравятся мои кролики. Я склонила голову, интересуясь, о чём, черт возьми, он говорил, когда он указал на решетку под передним крыльцом. Вскоре, мы с ним сидели на коленях, заглядывая через деревянные перекладины. И точно, там была семья кроликов, заселивших пространство, светло-коричневых и очень маленьких. Они были новорожденные, я насчитала четырёх.

Я вынесла немного морковки и позволила рыжему мальчишке покормить кроликов, бросая кусочки через перекладину. Кролики резво ускакали куда-то назад, где было темно, и мальчишка расстроился, что не мог их больше видеть. Я тоже.

Один из детёнышей внезапно выскочил с другой стороны, уставившись прямо на нас.  Он принюхивался своим маленьким носиком, а мы с рыжеголовым пацаном замерли, сдерживая своё хихикание, замерев в нашей скрюченной позе и выжидая, пока кролик сделает свой следующий шаг. Что ни говори, это оказалось самым волнующим событием, что случилось за последние недели, и я впервые по-настоящему рассмеялась. Поймав себя на этом, я испугалась, что отец сможет услышать мой маленький всплеск радости и поторопится прекратить это.

И мне стало бесконечно грустно, что не Эдвард вызвал эту улыбку на моём лице.

В конце дня тупая дамочка-агент сказала, что было только одно серьезное предложение о покупке дома, но существенно ниже той цены, что запросил отец. Чарли был непреклонен в том, чтобы придерживаться запрошенной цены, и впервые я порадовалась, что он был таким несгибаемым упёртым ослом.

~%~

Перевод - dolce_vikki

Редакция - Мэлиан