Глава 34, часть 1

Шрамы, которые не заживут

Когда ты ушёл, мне показалось,

Что весь мой мир исчез вместе с тобой.

Я думала, любовь станет моим исцелением,

но сейчас она – моя болезнь.

Я пытаюсь поступать зрело

но после твоего ухода я как младенец –

как я вообще смогу существовать без тебя?

Я зависима, потому что нуждаюсь в тебе каждую минуту

И не уверена, что это мне на пользу.

Это болезнь, и иногда мне кажется, я теряю рассудок.

Alicia Keys~ Love Is My Disease

~ Белла ~

Эдвард, я скучаю.

Я знала, что так и будет, но это просто… невыносимо.

Я так много плачу.

Очень много.

Просто хочу, чтобы ты знал, как же я сожалею, что оставила тебя.

Прости меня.

Мне так жаль.

После отказа от моих вечерних молитв, я начала разговаривать с Эдвардом. Прекрасно понимая, что он не мог меня услышать, я мечтала: вдруг он каким-то образом сможет почувствовать, как сильно я его люблю. Я надеялась, что он знает – мысленно я повторяю те слова, которые не могу больше произнести вслух.

~%~

Мой терапевт рассказывала, что люди, переживающие расставание, часто испытывают те же эмоции, что и те, у кого умер кто-то близкий. Также она упоминала о пяти этапах преодоления горя: отрицание, гнев, торг, депрессия и принятие. Эдвард, казалось, нашёл миленькую нишу между фазами гнева и депрессии и обосновался там, вполне довольный собой.

Это доводило меня до бешенства.

После того, как мне не удалось связаться с ней, доктор Грин перезвонила  и объяснила, что Эдварду, вероятно, необходимо почувствовать гнев, направленный на меня, для того, чтобы справиться с ситуацией и потерей контроля над ней. Я не осознавала, что в наших отношениях весь контроль был у него, и оказалось полезным вывести это на поверхность. Он всегда был тем, кто диктовал, что мы можем делать, а что нет. И когда я его оставила, он, вероятно, не знал, как справляться, не имея этого превосходства. Хоть это и было глупо, я действительно сожалела, что забрала у него тот небольшой контроль, что у него был.

Но как бы я ни беспокоилась, он имел наглость злиться на меня, хотя сам налажал. Я понимала, он мог расстроиться, полагая, что я вычеркнула его из своей жизни, раз не носила его подарки, которые, кстати, я очень любила и не собиралась возвращать назад, даже если его адвокат появился бы на пороге моего дома и наложил на них арест. Те сапожки от Диор легли бы со мной в могилу, и если Эдвард хотел их вернуть, ему пришлось бы снимать их с моего холодного, мёртвого и, вероятно, все ещё девственного тела.

Дело было не в том, что они на самом деле от Диор, а в том, что он проявил достаточно внимания, чтобы заметить, когда я ими любовалась, нашел их в интернете и каким-то образом умудрился купить пару нужного размера. Как говорят – дóрого внимание. А он проявил в этом случае максимум внимания. Вот что значило для меня больше всего.

Но он сразу же поспешил с выводами, как только услышал, что я была с Джейком в кинотеатре – грёбаная балаболка Лорен и её тупая сестрица, притворившиеся такими милыми и дружелюбными только для того, чтобы трепаться обо мне на следующий же день. И, честно говоря, его возмущение я тоже понимала, хоть это и была случайность, а не преднамеренное желание ранить чувства Эдварда. В тот день я пошла по магазинам с единственной целью – выбраться из депрессии, связанной с его отсутствием в моей жизни, избавиться от чувства вины за то, что я порвала с ним именно тогда, когда понимала, что нужна ему больше всего, и из желания сделать хоть что-то, чтобы отвлечься от мыслей о нём. Шопинг почти всегда помогал мне почувствовать себя лучше, и где-то в течение получаса это так и было. Но потом, выходя из торгового центра, я осознала, что должна вернуться в пустой, холодный дом и есть в одиночестве замороженные полуфабрикаты, тогда как при нормальном раскладе я сидела бы у Калленов, поедая на ужин новое блюдо из тóфу. Эти мысли чуть не заставили меня орать во всю глотку… и в слезах позвонить Эдварду. Я усиленно пыталась этого избежать.

Когда я столкнулась с Джейком, он рассказал, что девушка, с которой он планировал встретиться, отменила свидание, и предложил купить пиццу и взять фильм напрокат. Я испытала огромное облегчение, если честно. Чувствуя себя покинутой, какой я и была, я не могла сказать «нет» его компании, но сразу уточнила, что это не свидание. Джейк посмотрел на меня, как на сумасшедшую, напомнив, что из-за нашей разницы в возрасте его могут арестовать даже за мысли в подобном направлении. И я почувствовала себя идиоткой, предположив, что он мог подумать об этом, как о свидании. А Джейк прикалывался и дразнил меня весь оставшийся вечер.

Время пролетело незаметно, и он даже смог рассмешить меня несколько раз, что уже было большим достижением. Как же весело просто по-дружески общаться с парнем без всех этих интимных ожиданий. И, кроме того, было приятно поговорить с кем-то, кто не знал Эдварда, его ситуацию, и не был сторонником ни одного из нас. Только благодаря Роуз и Элис я все еще сохраняла здравый рассудок, но им было трудно оставаться полностью объективными, ведь в то же время они были влюблены и спали с моими экс-братьями.

Экс… Боже, я ненавидела это слово. Оно звучало так окончательно.

Самым тяжелым было то, что я любила Эдварда до смерти и не хотела его отпускать, но должна была. Сожалела ли я об этом? О, да, каждую секунду, настолько, что ночью сжимала в руке телефон, но не позволяла своему упрямому и подавленному подсознанию ему позвонить. Несколько раз я видела, что он онлайн, и порывалась отправить сообщение в чате, чтобы узнать, как у него дела, но потом замирала – что, черт возьми, я собиралась сказать? «Как поживает твоё сердце после того, как я растоптала его девятисотдолларовыми сапогами, подаренными мне на рождество»?

Что можно сказать человеку, которого любишь, но не можешь быть с ним для его же собственного блага?

Я была в полной растерянности, не зная, что же делать. И хоть мои друзья всегда были готовы прийти на помощь, они не могли особо помочь советом насчет бойфренда, учитывая, что сами, как и я, были новичками во всём, что касается любовных отношений. Элис оставалась непреклонна и уверяла, что я должна стоять на своём, так как понимала, что, стóит мне услышать его голос, я сдамся, и это не приведёт нас ни к чему хорошему. Роуз, на удивление, хотела, чтобы я сохранила своего рода дружеские отношения с Эдвардом, принимая во внимание всё, что нам пришлось пережить. Думаю, её мнение в значительной мере изменилось под влиянием Эммета. Он знал, как Эдвард переживал, и просто хотел, чтобы мучения его брата закончились. Я тоже не собиралась делать ему больно и уж конечно не хотела его потерять. Просто понимала, что на данный момент приняла верное решение. Если бы я позволила Эдварду остаться со мной, он так и не взялся бы за ум.

Отношения с отцом стали намного лучше. С тех пор, как он установил систему безопасности, он знал, когда я приходила и уходила (не то, чтобы я вела активную личную жизнь), и обычно звонил для проверки дважды в день, когда оставался в Сиэтле из-за работы. Сначала такая гиперопека раздражала, но потом мы начали понемногу разговаривать, и это действительно становилось весьма мило. К тому же, он стал чаще бывать дома, и мы частенько ужинали вместе, прежде чем он возвращался обратно в город. Я даже начала скучать по нему, когда он уезжал. Но не слишком сильно.

Деревянная табличка «продается» всё ещё торчала посреди газона; как бы то ни было, настоящая вывеска со всей информацией о продаже таинственным образом исчезла. А когда тупая командующая дамочка-агент заменила её… дважды, вывеска каким-то образом продолжала исчезать. Я только надеялась, что не проколю себе шину, и мне не понадобится доступ к запаске, потому что она была погребена под тремя тяжёлыми металлическими указателями.

Я не стала рассказывать отцу и Мэгги подробности того, что произошло между мной и Эдвардом. Упомянула только о разногласиях и о том, что мы отдалились на время, ведь это не было ложью. Последним, кого я хотела бы посвятить в то, что произошло на самом деле, был мой отец. Я не собиралась гасить его опасения по поводу моего парня, добавляя керосина в огонь. Потому что не переставала надеяться, что мы сможем воссоединиться, и не хотела испортить его отношение к Эдварду ещё больше. Я учла несколько проколов моей матери из прошлого, когда она поносила своих экс-парней, а потом принимала их назад и ожидала, что я прощу их также, как это делала она. Только мне никогда не удавалось отпустить обиду и перестать испытывать враждебность по отношению к ним.

Отношения с Эдвардом были странными, мягко говоря. Он игнорировал меня, я игнорировала его… и мы держались друг от друга на почтительном расстоянии. Окей, возможно, я только притворялась, что игнорирую его, но на самом деле только и делала, что разглядывала его всё время, когда была уверена, что он меня не застукает. И ещё я мастерски научилась поддерживать беседу посреди шумного кафетерия, в то же время, выделяя  его голос из окружающего гвалта.

Кроме того, я заручилась поддержкой Элис, Роуз и даже Анжелы, чтобы иметь информацию обо всём мало-мальски значимом, что происходило в его жизни, так как была не готова и не собиралась на самом деле окончательно отказываться от него. Скорее всего, его эмоциональное состояние и понимание, что он не имел права встречаться с кем-то ещё, давали мне ощущение безопасности и уверенность в том, что мне не придется иметь дело с ним, нашедшим утешение в объятиях другой девушки… Если только ей не окажется больше восемнадцати…  Эту деталь я предпочитала игнорировать. Но именно такого развития событий я всегда боялась больше всего.

Но, несмотря на всё это, Эдвард оставался неподдельно зол на меня, и это обижало больше всего. Несколько раз я пыталась поговорить с ним, как ни в чем не бывало, но он только огрызался, и это действительно ранило мои чувства, так что я прекратила все попытки и дала ему необходимое пространство. Мне было так грустно, так тоскливо от того, что он не участвовал в моей жизни.

На ланче и на биологии он садился в футе от меня, но не произносил ни слова во время наших лабораторных, которые мы выполняли отдельно, тогда, как все остальные в классе работали в парах. На кулинарии мы готовили целые блюда, переговариваясь только в случае крайней необходимости. К тому же, фразу: «Пожалуйста, передай мерную чашку», - никак нельзя было назвать полноценным разговором.

Я ощущала себя такой глупой, потому что и правда надеялась, что мы сможем попытаться вернуться к тем дружеским отношениям, которые у нас были в самом начале. Мне казалось, это было бы достаточно безобидно, ведь нам не пришлось бы иметь дело с неловкостью из-за запрета обниматься или целоваться, и других интимных вещей. Но я сходила с ума… просто бесилась из-за того, что он злился, хотя именно я оказалась обманутой и обиженной его неосторожными и безрассудными действиями. А ещё больше меня бесило, что вместо того, чтобы взять ситуацию под контроль, он перевернул всё с ног на голову и оказался пострадавшей стороной! Насколько несправедливо это было? Нет слов…

Однажды днем, застряв на трибунах во время физкультуры, я непрерывно ныла, что, скорее всего он не любил меня так, как я думала, ведь если бы любил, то, по крайней мере, захотел бы остаться друзьями и не вычеркнул меня полностью из своей жизни. Роуз и Элис обменялись странными взглядами, и до меня дошло, что чего-то не знаю. Сначала Роуз мялась, но потом заявила, что обязана сообщить мне, что она дважды поймала Эдварда, пытавшегося вечером подглядывать за мной через окно. Таким образом, он, безусловно, не вычеркивал меня из своей жизни, а наоборот, сохранял очень личную часть меня для себя.

И хотя, рассказав мне об этом, она не преследовала цели разозлить меня или ввергнуть Эдварда в неприятности, а наоборот, пыталась доказать, что я ему всё ещё небезразлична, эффект получился противоположным.

Как медленно загорающаяся лампочка, до меня доходило, что в нескольких случаях он делал сомнительные комментарии о том, что на мне было надето, или что-то в этом роде, о чём он мог знать, только если подглядывал за мной через окно. Можно только предполагать, как часто он это делал, и продолжал ли до сих пор. Я была совершенно шокирована и взбешена, что он утаил такое от меня, принимая во внимание, что это было вопиющим неуважением и вторжением в мою частную жизнь. Дело даже не в том, что он смотрел, потому что, честно говоря, если бы я знала, что он может видеть меня сквозь деревья, я бы воспользовалась этим преимуществом и устроила ему маленькое шоу. Но мы провели вместе шесть месяцев, через столько всего прошли за такое короткое время, чуть не поженились, а он не удосужился раскрыть мне эту информацию? А что если бы Джаспер или Эммет вышли на перекур и увидели меня? Или, прости Господи, Карлайл?

Шокированная и обиженная, я столкнулась с ним около школы, кипящая и мечтающая треснуть по его глупому, прекрасному, расстроенному лицу. Когда он признался, что подсматривал за мной ещё до того, как мы познакомились, я заметила маленькую ухмылку, скрытую в уголках его губ. Для постороннего это было незаметно, но для меня… человека, который знал все возможные выражения его лица, как биение собственного сердца… понимающей, что раз он ухмылялся, значит, считал, что это было забавно. Забавно, нахрен?

После того, через что я прошла в Калифорнии, когда вся моя частная жизнь была выставлена на показ мерзким подросткам-вуайеристам, я не могла поверить, что он имел дерзость полагать, что это было забавно. Беспечное отношение Эдварда ко всему бесило меня… как будто он ожидал, что я решу – всё в порядке, дорогой, – ведь он был моим парнем, делая это, и он видел меня обнаженной и раньше. Что ж, в этом не было ничего нормального, особенно после того, как он признал, что занимался подглядыванием ещё до того, как даже узнал моё грёбаное имя. Как женщина, ставшая объектом насмешек, я дала ему ясно понять, что то, что он сделал, было очень неправильно.

Только через несколько дней после того, как я бросила коробку со сверкающим фаллосом ему на машину, я пожалела, что вернула его. Я вспоминала, как мы смеялись во время его изготовления, и насколько Эдвард был горд, что с первой попытки создал его идеальным. Я вспомнила, как мы прикалывались и… Господи, я скучала по этому. Я скучала по нему. Могу только представить обиженное выражение на его лице, от того, что я вернула вещь, которая была такой важной частью нас. Но я не могла позволить ему знать об этом. Я отказывалась давать ему использовать это в своих интересах или позволить думать, что ему всё сойдет с рук. Мне необходимо было вернуть часть контроля.

Так что мы продолжали злиться друг на друга, игнорировать и избегать. Я бросала ему пренебрежительные и сердитые взгляды при каждом удобном случае. Иногда я напоминала себе, что он так сильно страдал, но просто не могла пережить ещё одно предательство от него.

Примерно через неделю после того, как я вернула сверкающий член, я проснулась от яркого света, пробивающегося сквозь мои окна, звуков кричащих голосов, и сильного металлического скрежета по тротуару. Поднявшись с постели, неустойчиво стоящая на ногах и сердитая за то, что меня разбудили в субботу ни свет ни заря, я выглянула в окно, протирая глаза ото сна.

Всё вокруг было покрыто толстым слоем пушистого снега, такого совершенного на фоне черной коры деревьев. Существовало что-то, связанное с расположением на возвышенности, почему эту часть Вашингтона не заваливало снегом, но, время от времени, это случалось. На земле лежало добрых двадцать сантиметров сугробов, и снег продолжал падать крупными хлопьями, что напомнило мне о Рождестве в Чикаго, немедленно заставляя улыбнуться этим воспоминаниям.

Какое-то время я стояла, тупо уставившись на Джаспера, Эммета и Эдварда, одетых в лыжные куртки и зимние ботинки и сгребающих снег с моей подъездной дорожки. Я заметила, что они уже расчистили дорожку на противоположной стороне улицы около дома Элис, и могла поспорить, что это Эсме сподвинула парней на такой добрососедский жест.

Я была так занята разглядыванием Эдварда в его черной вязаной шапке, что испугалась, когда Джаспер бросил мне в окно снежок, расплющившийся на стекле. Он что-то прокричал, но было плохо слышно, поэтому я открыла окно, позволяя маленьким хлопьям свежевыпавшего снега собраться на подоконнике.

- Что вы делаете? – крикнула я, опираясь на подоконник. Воздух был совершенно холодным. Я отодвинулась назад, инстинктивно обхватив себя руками и вспомнив, что на мне была одета только белая сорочка без бюстгальтера и фланелевые пижамные штаны.

Джаспер крикнул в ответ:

- Раскрашиваем чёртову Сикстинскую Капеллу, а на что это похоже?

Я закатила глаза и уклонилась от другого снежка, запущенного Эмметом. Эдвард, бросив на меня краткий невыразительный взгляд, продолжал грести снег. Его щёки раскраснелись, и выглядел он действительно замёрзшим. Я знала, как он ненавидел ручной труд, и предположила, что он исчерпал все ругательства в своем словаре, пока оказывал эту добрососедскую услугу.

- Вы не обязаны этого делать, – крикнула я, и это прозвучало совершенно неблагодарно, хотя я совсем другое имела в виду.

Эммет усмехнулся:

- Ой, как будто ты вытащишь свою ленивую задницу и разгребёшь всё сама?

Хихикнув, я пожала плечами и махнула им рукой.

- Хорошо, тогда продолжайте.

- Хей, брось мне ключи от машины, чтобы мы её переставили. – Я показала Джасперу указательный палец, жестом попросив подождать одну минуту.

Закрыв окно, я натянула толстовку, шлепанцы и направилась вниз. Бросив Джасперу ключи, я приготовила четыре кружки горячего шоколада, поставила три из них на поднос и вынесла на свежерасчищенное крыльцо. И снова Эдвард бросил на меня краткий взгляд, после чего продолжил разгребать снег.

Высунув голову из входной двери, я позвала:

- Эй, парни, хотите завтрак? Я могу сделать блинчиков или ещё чего-нибудь.

Эммет с энтузиазмом ответил:

- О, да!

Я начала печь блины, поставив вторую сковородку, чтобы поджарить бекон. Конечно, у меня уйдёт целая коробка смеси и бутылка сиропа, но это не важно. Я просто рада была отплатить им за заботу. Честно говоря, я даже не представляла, есть ли у нас лопата для снега, и к своему стыду признала, что у меня действительно не было особого опыта  по наведению порядка на придомовом участке.

Когда стопка блинов поднялась на фут (=30.48 см), я накрыла стол на четверых, нервничая от того, что не знаю, как вести себя с Эдвардом. Бесспорно, это будет очень странно, и я не готова была к этой неловкости. Открыв дверь, я позвала парней внутрь и нахмурилась, заметив на подносе два пустых стакана и один полный. Эммет с Джаспером вошли, шумно постучав своими ботинками на крыльце, чтобы стряхнуть налипший снег. В прихожей они скинули ботинки, куртки, и растёрли руки, согреваясь. Я выглянула наружу и увидела, что Эдвард сидит на крыльце и курит.

После приглашения за стол парни не стали ждать уговоров и молниеносно расправились с половиной еды, сопровождая всё это радостным звоном вилок и благодарными хмыкающими звуками. Я принесла тарелки для себя и Эдварда, поставив их на столе, друг напротив друга. Отпивая из своего стакана апельсиновый сок, я услышала возобновившееся шкрябание лопаты по тротуару.

- Он что, даже не зайдёт? – спросила я тихо, с разочарованным вздохом.

Они дружно пожали плечами. С грохотом я отодвинула свой стул и открыла входную дверь. Эдвард взглянул в мою сторону и отвёл глаза, слегка покачав головой и пробормотав что-то себе под нос.

- Ты тоже можешь зайти, ты ведь знаешь это? Тебя тоже приглашали на перекус. – Проговорила я немного сумбурно, сама не знаю, почему. Вероятно, меня рассердило предположение, что он мог быть не приглашён… если только он не избегал моего присутствия.

Так и не подняв на меня глаза, он покачал головой, продолжая сгребать снег.

Стиснув зубы, я сделала несколько спокойных вдохов-выдохов. Может, стóит попробовать другой подход?

- Я приготовила для тебя тарелку. Блины… бекон… апельсиновый сок… – Не уверена, почему я была так обижена и расстроена тем, что он не хотел к нам присоединиться. Не могу назвать точную причину, почему для меня оказалось так важно заставить его зайти.

Хорошо, кого я пыталась обмануть? Конечно, я знала, почему это было для меня так важно. Мне необходимо было остаться в его окружении… необходимо было ощущать его рядом с собой… видеть его… слышать его дыхание… вдыхать аромат его одеколона. Я нуждалась в пополнении своих ощущений, потому что они теряли свою интенсивность.

Я фыркнула в волнении.

- Обещаю, что не отравила твою еду. Ну, идёшь? – спросила я тихо.

Эдвард перестал сгребать снег и заметно напрягся, решая, входить внутрь, или нет. В конечном счете, он кивнул, прислонив свою лопату к перилам на крыльце, и спокойно последовал за мной в дом. Он снял всю верхнюю одежду кроме шапки, и я решила, что он не хочет демонстрировать свои взлохмаченные и вспотевшие волосы.

В контрасте с его черной шапкой и ярким румянцем на щеках, его глаза искрились кристально изумрудным. Как же я скучала по этим глазам. На нём была надета толстовка GAP [марка одежды], которую мы купили ему, казалось, в прошлой жизни. Я чуть не попросила его оставить её мне, чтобы я смогла вдыхать её запах и обнимать её перед сном… почти потерявшись в своих мечтах.

Эдвард ел молча, тогда как его братья шумно общались между собой, быстро разогнав дымку неловкости в воздухе. Эдвард оставался непоколебим, сохраняя на лице бесстрастное и стоическое выражение, пока молчаливо поглощал свой завтрак.

Когда они доели, Эдвард встал последним и единственный из парней убрал за собой тарелку. По его примеру остальные сделали то же самое, загрузив тарелки в раковину и поблагодарив меня перед тем, как уйти, чтобы завершить работу. Эдвард замешкался на кухне, вероятно желая сказать мне что-то без свидетелей.

Я прислонилась к кухонной столешнице, нервно теребя рукав толстовки, со сбившимся дыханием ожидая, что он скажет что-то… хоть что-нибудь.

Он открыл рот, закрыл его, покачал головой. В конце концов, он просто прошептал: «Спасибо за завтрак», - и вышел, оставив меня с открытым от разочарования ртом. Он выглядел таким сломленным… и от понимания, что именно я была этому причиной, моё сердце ушло в пятки. Это заставило меня сглотнуть, чтобы только что съеденный завтрак не выскочил наружу.

Именно в этот момент, когда я начала заново обдумывать всё произошедшее, пришло понимание, что нужно было остаться с ним независимо от того, что он сделал. Но во мне накопилось столько негодования, отравляющего моё желание быть с ним, что я не могла решить, какое из этих чувств преобладало. И ещё, я боялась, что наш прошлый багаж нанесёт урон нашему будущему. Я не могла допустить, чтобы это случилось, поэтому продолжала стоять на своём, давая ему время побыть одному и ненавидя каждую секунду, что мы проводили врозь.

Я поднялась наверх и смотрела из окна, как три парня потащили свои лопаты обратно домой, закончив с очисткой моей подъездной дорожки от снега. Эдвард отстал от остальных, шагая с опущенной головой, и вид его, такого несчастного, заставил слёзы вновь прорваться. Он бросил короткий взгляд обратно на мой дом и продолжил торжественно идти. Я забралась обратно в кровать, обняла подушку, мечтая, чтобы он оказался рядом со мной, или чтобы у меня осталась хотя бы его толстовка для поддержания компании.

Перевод - dolce_vikki

Редакция - Мэлиан