Глава 39 ~ Всё, чего я хочу

Часть 1

Засыпая, усыпляя, напевая,

звёзды водят хоровод вокруг луны.

Но сегодня ночью я не могу

любоваться звёздами, детка.

Мне совсем не до них – я любуюсь тобой.

И под этими яркими звездами нет ничего,

что могло бы разрушить эту ночь.

Так обними меня крепко, детка,

потому что эта ночь слишком коротка.

И я обниму тебя крепко, детка,

и не позволю тебе уйти.

Мэтт Верц ~ Нежность в свете звёзд

~Edward~

Как бы резко не менялась к лучшему жизнь, старые привычки, похоже, отмирают с трудом.

В результате всего, что мне пришлось пережить за предыдущие двадцать два месяца, иррациональные страхи – мания преследования и привычка подозревать окружающих в злом умысле – въелись мне в душу, стали частью меня. Потому-то, когда полицейский сделал мне знак остановиться за превышение скорости (я надеялся, что именно это, а не что-то ещё, было причиной), а я в этот момент был вместе со своей пьяной несовершеннолетней снявшей трусики подружкой, которая делала мне минет прямо за рулём, я запаниковал.

– Просто, блин, притворись, что спишь или что-нибудь ещё! – в ужасе воскликнул я, торопливо засовывая в бардачок крошечные трусики Беллы. Я понятия не имел, что делал, но в эту минуту был в отчаянии. Белла сказала, что если закроет глаза, её вырвет, что, конечно же, было вообще недопустимо.

Скорее всего если б я и сам был пьян, то мне и в голову не пришло бы беспокоиться, не навредит ли ей её же собственное – невероятно раздражающее, но одновременно такое очаровательное и милое – поведение. Так что в этом отношении хорошо, наверное, что я был за рулём. Не говоря уже о том факте, что сегодня вечером я прекрасно провёл время без алкоголя или травки. Это был новый полезный опыт, своего рода приятный сюрприз – понять, что необязательно делать что-то незаконное для того, чтобы с удовольствием отдыхать или забывать о своих ограничениях. Разумеется, говоря, что ничто не оказывало влияния на моё сознание, я имел в виду «ничто, кроме Беллы», потому что, клянусь вам, это был такой кайф, такой прилив гормонов всего лишь от простого прикосновения... что больше мне ничего и не нужно было.

И всё же, если нам удастся уйти от этого копа живыми и невредимыми, я, блин, напьюсь сразу же, как только мы доберёмся до домика в горах.

На Белле по-прежнему была эта дурацкая матросская шапка, и я готов был поклясться, что в тот вечер она заработала сотрясение мозга как минимум средней тяжести, потому что много раз ударялась головой, а сейчас вела себя как ненормальная. Я ужасно переживал из-за того, что не успевал её поддерживать или предотвращать её падения и из-за того, что позволил ей столько выпить. Я не имею в виду, что хоть в какой-то степени намеревался теперь строить из себя чересчур опекающего и защищающего папочку – я просто недооценил то, как часто она прикладывалась к этой своей блестящей фляжке, потому что сам вроде как парил в какой-то иной вселенной.

Вся эта ночь стала для меня чем-то чрезмерным. Столько впечатлений, столько всего, к чему мне ещё требовалось привыкнуть.

Это был удивительный эмоциональный опыт. Я глаз не мог оторвать от Беллы и её сисек, великолепно выглядевших в вырезе её платья. Я балдел от того, что могу теперь свободно двигаться по комнатам, переполненным людьми, и при этом мне не нужно тщательно следить за каждым своим движением. И хотя поначалу это ощущалось как-то неловко и странно, – иметь такую возможность и не воспользоваться ею немедленно, бездумно ввинтившись в гущу толпы – но, всё же, возвращаясь к обычной жизни, не стоило слишком уж гнать лошадей.

Ведь я впервые почти за два года мог стоять в очереди в буфет и не волноваться о том, что кто-нибудь из стоящих передо мной внезапно рванёт назад, чтобы взять себе что-нибудь ещё; не беспокоиться о том, что кто-нибудь толкнёт меня на танцполе – да, на танцполе, где я теперь действительно мог находиться, а не стоять в сторонке, подпирая стену и завистливо следя за другими. И... я мог танцевать со своей девушкой. Пожалуй, это было лучшим из всего, что происходило сегодня вечером – танцевать с ней при свете луны, похожей на обрезанный ноготь, прижимать её к себе и шептать ей по-французски всякую романтическую чушь. Четыре долбаных года я зубрил этот французский и сейчас впервые использовал его за пределами школьного класса.

У неё от этого слабели колени – и это она ещё понятия не имела, что именно я ей говорю.

И позвольте заметить (просто для протокола): я вовсе не был каким-то там долбаным святым. От всей этой фигни насчёт того, чтобы «подождать особенного момента», я на стенку готов был лезть. То есть, каким бы галантным это ни казалось со стороны всем (особенно моим родителям, когда я не выдержал и сказал им заниматься своим делом и оставить в покое тему нашего с Беллой секса, потому что мы с ней решили подождать), дело было не в галантности, заботе о девичьей чести Беллы или чём-нибудь ещё вроде этого. Поскольку мы с ней были вместе уже девять месяцев (плюс-минус сколько-то там на наш разрыв) и, если говорить о сексе, уже занимались почти всем, что только дозволяется законами.

Мы были готовы. Абсолютно точно, блин.

Сдержанность же моя исходила вот из какой простой мысли: как бы сильно я ни любил Беллу, как бы я её ни хотел, к моим воспоминаниям о моём собственном первом разе всегда будут примешаны алкоголь, Таня и тот факт, что я трахнул её только ради того, чтобы трахнуть. Не потому, что был влюблён, не потому, что хотел почувствовать с ней более глубокую связь, а всего лишь потому, что был любопытным и чертовски сексуально озабоченным четырнадцатилетним сопляком.

И – за исключением того, что я вошёл в комнату Шарлотты в ту ночь, когда всё это произошло – я больше всего в жизни сожалел о том, что я, блин, занимался сексом с Таней. Вообще-то нет...  то, что я нюхал с Таней кокс в своей комнате, следовало бы упомянуть первым, а потерю девственности с ней сразу вслед за этим. О-о-о, чёрт, да вообще всё, связанное с этой девушкой, было отвратным.

То, чего я хотел с Беллой, было гораздо больше, чем просто трах ради траха. Я хотел сделать всё возможное, чтобы воспоминания об этом дне вызывали у неё улыбку до самой старости, до седых волос, даже если к тому времени меня по какой-то причине не будет в её жизни. И хоть я понимал, что это банально, но всё равно считал, что наш первый раз должен быть невероятно романтичным – с розами, свечами, горящим камином и прочей фигнёй. Именно так я всё это планировал и воображал, потому что именно это было правильным. Я не хотел забрать её девственность на заднем сиденье машины или неизвестно в чьей постели просто потому, что подвернулся случай.

В прошлом из-за кучи идиотских причин я столько всего напортачил с Беллой, что был намерен хотя бы в этот раз... в этой ситуации, когда мог взять дело в свои руки... верно всё подготовить и тщательно организовать, чтобы потом ни один из нас ни о чём не сожалел.

Вот почему я просто обязан был сделать это правильно. В этот раз я не мог, просто не имел права подвести Беллу.

А моим скрытым мотивом было понимание того, что для неё это будет далеко не настолько же хорошо, как для меня, по причинам чисто биологическим и как подсказывал опыт. Для меня было чрезвычайно важно дать ей прекрасное и идеальное воспоминание об этом. Я хотел, чтобы этот вечер навсегда остался для нее в позитивном свете.

Моё настойчивое желание подождать правильного момента было моим искуплением за всё то дерьмо, через которое Белле пришлось пройти в то время, когда я не мог прикасаться к ней. Проблема была в том, что её это промедление обижало – будь её воля, она оседлала бы мой член прямо на парковке школы в тот день, когда я прибыл домой со слушаний своего дела. Она совершенно не понимала, насколько это было важно для неё и для меня. Возможно, это было эгоистично, но мне это было нужно не меньше, чем ей. Мне нужны были новые воспоминания с Беллой, – девушкой, которую я любил – чтобы смыть всё то, что я испытал в свой первый раз с Таней – девушкой, о существовании которой в своей жизни я изо всех сил хотел забыть.

Однако я знал, что ещё немного, и я не выдержу. Белла внезапно превратилась в самую возбужденную девушку в Форксе и делала всё, что было в её силах, чтобы заставить меня сдаться, а это было совсем нетрудно. Я хотел этого так сильно, что почти мог ощущать себя внутри неё, вкус её кожи на своих губах, а холмики её грудей в своих ладонях; почти мог чувствовать, как погружаюсь в неё, беря все, что она могла дать, и отдавая ей всё, что имею, всё, чем являюсь сам.

Само собой не касаться её сейчас, когда мне это было разрешено, было в сто тысяч раз труднее, чем когда это было запрещено, и я начинал чувствовать давление буквально... везде. И я знал, что, стоит нам, фигурально выражаясь, взломать преграду, и уже никто и ничто, блин, не сможет помешать мне заниматься с Беллой сексом всё время. Всё время. Как кролики. Только лучше.

– Ты чего так психуешь, Э.? Мы же не сделали ничего плохого! – Белла развернулась ко мне, и её сиськи оказались опасно близки к тому, чтобы выпасть из декольте. Сегодня вечером они были чертовски огромными, и я очень надеялся, что мне удастся их потискать. И, конечно, теперь мой член был так тверд, что я готов был поклясться – ещё немножко и его просто разорвёт на кусочки. Вот тогда я так и не попаду в свою девушку и не почувствую изнутри её чудную киску.

В данный момент мой член занимался тем, что пытался взломать молнию брюк, и, слава богу, что я был всё ещё в смокинге, которым мог это замаскировать.

– Честное благородное слово, если это мой папа поехал за нами, я переломаю все его удочки и закопаю их на заднем дворе, – продолжала бухтеть Белла.

– Мы гнали под восемьдесят пять, а здесь ограничение пятьдесят пять миль в час, – пробормотал я и глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться.

Я просигналил, что останавливаюсь, съехал на обочину и заглушил двигатель. Выдержав томительную паузу, я посмотрел в зеркало заднего вида. Полицейский ещё только выходил из машины, чтобы подойти к нам. Ни к селу, ни к городу я подумал: и почему, когда они выходят из своих машин, всегда такое ощущение, что это происходит как в замедленной съёмке? С чего это все они становятся в эти моменты этакими Клинтами Иствудами, Джонами Уэйнами и им подобными?

– Детка, просто помолчи, ладно? Давай говорить буду я... потому что мы же не хотим, чтобы он узнал, что ты пьяна, ладно? – Я чувствовал себя так, словно разговариваю с двухлеткой. Чертовски очаровательной двухлеткой с гигантской шишкой на лбу и охуительно прекрасной парой сисек.

– Лады, – спокойно согласилась Белла и откинулась на спинку своего сиденья. – Эй, посмотри-ка на эти цветы. Разве они не похожи на крошечные вагины? – Она показала пальчиком по очереди на каждую из трех орхидей, прикреплённых к её корсажу, и сказала: – Они как три лесбиянки. Киска, киска, киска. – А затем ткнула в орхидею у меня на лацкане и добавила: – Киска!

Я ухмыльнулся, провёл рукой по лицу и пробормотал:

– О, боже мой, ш-ш-ш-ш.

Должен вам признаться, что сегодня утром, когда я покупал эти цветы, первая пришедшая мне в голову мысль была точно такой же – что они очень похожи на маленькие вагины. Только я думал, что я – озабоченный извращенец, и это мерещится мне из-за того, что возможность прикасаться к Белле и замаячившая на горизонте вероятность секса привели к скачку тестостерона в моём организме. Было странным утешением узнать, что я не единственный извращенец из нас двоих.

Когда полицейский подошёл, я опустил стекло в своём окне.

– Ваши права и регистрационные документы на машину, пожалуйста.

Полицейским оказался молодой парень, думаю, не старше двадцати одного года. Может быть, он сможет нас понять и посочувствовать? Эх, вряд ли, с моим-то цыганским счастьем. Возможно, сегодня он впервые работает в ночь, и я стану его «первым». Вот же хрень! Внезапно я оказался в окружении девственников, озабоченных своим «первым разом».

– Да, сэр, – почтительно ответил я, доставая бумажник, в котором лежали мои права.

Со своего места Белла прошептала:

– РегистрАААРРРРРР... ционные.

– Ш-ш-ш-ш! – прошипел я, а затем замер, когда понял, что в бардачке рядом с документами на машину лежат трусики Беллы. Действуя осторожно и тщательно, мне – спасибо моим ненормально длинным, но умелым пальцам – удалось без эксцессов достать бумаги.

Полицейский осветил нас своим тупым дурацким фонарём и констатировал очевидное:

– Что, ребята, с выпускного едете?

Я вежливо кивнул, а Белла прошептала:

– А что, блин, сразу не видно?

И хотя я подумал в точности то же самое, мне удалось удержать свой сарказм внутри. Однако я был в сантиметре от того, чтобы завязать ей рот её собственным поясом. Но она, скорее всего, сочла бы это эротичным. Честно говоря, я тоже.

– И куда же вы этой ночью направляетесь... капитан? – Полицейский постарался скрыть ухмылку.

Я зажмурил глаза от смущения, быстро стянул с головы фуражку и бросил её Белле на колени.

– В дачный домик, который принадлежит родителям моего друга. За Бобровым ручьём, знаете?

– Бобёр, – хихикнула Белла [п.п.: «Бобёр» – то же самое, что «киска»].

Проигнорировав неуместное вмешательство Беллы, коп понимающе кивнул. Просмотрев документы на машину, он нахмурился и спросил:

– Кто такой Карлайл Каллен?

 – Мой отец.

– Дохтур Ка-а, – хриплым «гангстерским» голосом пробормотала Белла. И за это, помоги мне бог, я готов был убить её на месте – а ведь это была бы настоящая трагедия. Да, трагедия, потому что так и не почувствовать, что значит находиться внутри неё после всего того, через что мы с ней прошли – это было бы невероятно сокрушительным ударом и, конечно же, ужасной трагедией.

Думаю, по ней сняли бы фильм, который крутили бы по каналу «Lifetime movie» [п.п.: «Лайфтайм муви» - телеканал, показывающий только фильмы и сериалы] в рублике «фильм недели». Пусть возьмут на мою роль этого чувака – Роберта Патсингтона или как его там. Только пусть его причешут поаккуратнее. Ах, да, и помоют ему голову.

Полицейский взглянул на Беллу, изогнув бровь, но продолжил:

– А он в курсе, что сегодня вечером ты за рулём его машины?

Я выдохнул.

– Да сэр, у меня есть его разрешение. Э-э-э... Не могли бы вы сказать, почему остановили нас?

– Ну, начнём с того, что ты ехал со скоростью восемьдесят миль в час, а здесь максимально разрешённая пятьдесят пять.

– Восемьдесят пять. – Конечно, Белле обязательно нужно было его поправить. Я впился в неё укоризненным взглядом. – Прости, – пробормотала она и на мгновение пристыженно опустила глазки. Боже, какой она была очаровательной. В миллиметре от того, чтобы быть задушенной мною, но всё же очаровательной.

– И мы тут не слишком часто видим такие машины, поэтому, когда ты выехал за жёлтую разделительную линию, я подумал, что нужно проверить ситуацию, – сообщил мне коп снисходительным тоном. – О, и м-м-м... мне показалось, что пассажира рядом с тобою нет, а тут вдруг... оказывается, что вас в машине двое. – Он выразительно посмотрел на меня, словно я обязан был чувствовать хоть малейшую вину за то, что мне делали минет, когда я был за рулём.

С какой стати?

– О, моя девушка уронила серёжку и старалась поднять её, пока я на неё не наступил, – поспешно объяснил я, надеясь, что он на это купится. – Должно быть, я вильнул в сторону, когда она наклонилась....

– Серёжку... ну, да, ну, да, – небрежным тоном сказал коп, не веря, блин, ни единому слову. Он посветил на Беллу фонариком. – Надеюсь, ты нашла её. Ты пил сегодня вечером? – Вопрос был снова обращён ко мне.

– Нет, сэр, ни капли, – ответил я, благодаря всех богов за то, что не выпил ничего кроме одного глотка из бокала Беллы, да и тот состоял в основном из её слюны. Если вдуматься, пить чужие слюни – это довольно-таки отвратительно, но ведь можно посмотреть на это и иначе – как на подготовку к глотанию других её биологических жидкостей.

И от этой мысли я снова стал твёрдым... а ведь передо мной был человек, вооружённый пистолетом, который, возможно, знал отца моей девушки, у которого тоже был пистолет... причём побольше, чем у чувака передо мной...

– А вы, мисс?

Не говори ему, не говори ему...

Белла сложила вместе подушечки большого и указательного пальцев, прищурила один глаз и сказала:

– Только маленькую, малюсенькую, малипусенькую крошечную капельку.

Просто отлично. По-видимому, для Беллы ликёр – эквивалент сыворотки правды.

Коп лишь преувеличенно вздохнул, поцокал языком и покачал головой, словно всего несколько лет назад он, блин, был самым законопослушным подростком на свете за всю человеческую историю. Сердце в моей груди отчаянно забилось, и я был готов удариться в панику. С моей-то удачливостью я вполне мог сесть в тюрьму всего через два дня после отмены запретительного приказа. Но ведь я не сделал ничего плохого, чтобы запирать меня там – так что не было похоже на то, что меня можно арестовать, причин-то для этого нет. Однако если Белла не будет держать свой рот закрытым, могут возникнуть серьёзные проблемы.

О чём я волновался гораздо сильнее, так это о том, что Чарли, узнав про всё это, потеряет ко мне доверие и отменит все мои привилегии в отношениях с Беллой. Он ведь оставил свою дочь на моё попечение, а я позволил ей набить себе синяков и шишек, напиться в хлам и делать мне минет, когда я с превышением скорости гнал на этом грёбаном «Порше». А ещё мой отец был так добр, когда позволил мне взять эту машину, и он сказал, что это знак его доверия... ну, не мог я разрушить это доверие, придя домой со штрафом за превышение скорости. Или за агрессивное вождение. А может, есть ещё и какой-нибудь закон, запрещающий заниматься сексом в движущемся автомобиле? Надо бы погуглить.

Я так стремился к тому, чтобы после всех прошлых разочарований семья снова могла мной гордиться, прилагал к этому столько усилий, а теперь все они пойдут насмарку.

Белла, практически распластавшись на мне, перегнулась к моему окну, чтобы обратиться к полицейскому... у которого теперь был великолепный обзор. На одну маленькую очень позорную долю секунды я подумал: а, может, и нет ничего плохого в том, что он немного полюбуется её «товаром»? Авось отвлечётся и забудет про штраф. Белла была такой смешной и вела себя хрен знает как, но была по-прежнему дьявольски красива, О боже, её сиськи выглядели охереть как потрясающе и чертовски великолепно, словно два прекрасных снежных шара!

Вот жеж, ёж твою медь. Я был в миллиметре от того, чтобы предложить копу сиськи своей девушки, словно был ее гребаным сутенером. Надо будет и это тоже погуглить... Наверняка, это во всех отношениях незаконно.

Восстановив самообладание, я поспешил накинуть на Беллу смокинг, прежде чем полицейский успел рассмотреть всё её великолепие.

– Эй, хочешь, шутку расскажу? – широко улыбаясь, спросила его Белла.

– Детка, хватит шуток, – укоризненно сказал я, взял её за плечи и нежно вернул на место. Я, блин, просто хотел выбраться из этой истории без потерь.

Но полная алкогольной энергии Белла снова наклонилась к окну и заорала полицейскому:

– Знаешь, какой любимый инструмент пиратов? – Прежде чем он успел сказать хоть слово, она ухмыльнулась и продолжила орать: – ГитAAAAРРРРРРРРРРА!

О боже, мать твою, за что?

Хотя полицейский немного посмеялся, я в отчаянии несколько раз ударил головой по рулю. А Белла, конечно, не преминула тут же вновь напялить мне на голову эту дурацкую капитанскую фуражку. Я опустил стекло с её стороны и выбросил эту чёртову фиговину на обочину и тут же, пока она ещё летела, съежился, сообразив, что коп запросто может привлечь меня за загрязнение трассы.

– Эй! – Белла снова перегнулась через мои колени и, направив на полицейского «обвиняющий перст», завопила во всю силу своих лёгких: – А я тебя знаю! Тебя зовут Эмбри, верно?

– Детка, хватит кричать на этого милейшего полицейского, – сказал я сквозь стиснутые зубы и убрал волосы с её лица. Тушь потекла и размазалась вокруг её прекрасных карих глаз.

– Я тебя знаю? – Коп взглянул на Беллу с интересом и наклонился к окну, чтобы получше рассмотреть. Она включила свет в машине, и я увидел, что в том месте на лбу, где она ударилась, уже багровел приличный синяк. Она выглядела так, словно на неё было совершено нападение, причём с особой жестокостью.

– Я – Белла Свон! Мой папа Чарли... Чарли Свон! – сияя, возбуждённо воскликнула Белла.

Я напрягся, страх сковал меня при мысли о том, что это коп знал её отца, и это определённо не сулило мне ничего хорошего. Чарли обо всём доложат, и мы с Беллой, чёрт возьми, окажемся в полной жопе.

– Ну, и дела, блин! Как ты поживаешь, Крошка Беллз? – Коп покачал головой, усмехнулся, наклонился ещё ниже и, отбросив все полицейские формальности, упёрся локтями в раскрытое окно.

– Потрясааааающе! А ты? – Полуприкрыв веки, Белла с пьяной улыбкой на лице схватила мою руку и сжала её.

Я отчаянно хотел вслед за капитанской фуражкой выбросить на траву за окном и её тоже, но я, блин, по-прежнему безумно её любил. Я улыбнулся ей и ответил на ее пожатие, а сам в это время думал, что определённо вижу Беллу в последний раз. Чарли определенно запрёт её в спальне до тридцатипятилетия, а меня закопает живьём под деревом перед её окном, так что она каждый день, будто некрофилка какая, вынуждена будет смотреть на мою неглубокую могилку. У Чарли в гараже до хера лопат... так что всё это вполне возможно.

– Неплохо, неплохо. Надо же, прямо не верится, какая ты теперь стала потрясающая женщина! – Глаза копа расширились, когда он невольно окинул взглядом тело Беллы. Я сурово посмотрел на него и с намёком прищурил глаза. Не будь он полицейским, я зарычал бы на него и впечатал свой кулак прямо в его долбаную морду. Ибо нехер трахать глазами великолепные сиськи моей девушки.

– Пффф... женщина? Ага, как же. От этого чувака дождёшься, пожалуй, – фыркнула Белла и, сердито нахмурившись, ткнула большим пальцем в мою сторону. Мое лицо вспыхнуло ещё жарче, чем до этого. Слава богу, этот коп, кажется, не понял, что она намекала на девственность. – О, кстати, познакомься! Это мой парень Эдвард! – сказала Белла и расплылась в улыбке словно солнышко.

– Да мы уже познакомились, – сказали мы с ним одновременно и неловко засмеялись.

Я вежливо протянул руку и добавил:

– Рад встрече, мужик.

Не рассказывай про меня её папе, лады?

– Я тоже, – пробормотал он.

После я сидел, слушая, как они обмениваются любезностями и информацией о том, что случилось с каждым из них за те пять (или что-то около того) лет, что они не виделись. По-видимому, отец полицейского Эмбри Колла и отец Беллы были когда-то напарниками и немало подебоширили на полицейских пикниках и рождественских вечеринках в те дни, когда полицейский Свон ещё был на службе в полиции Форкса. И... оуууу, как это, блин, очаровательно... Полицейский Эмбри и Крошка Белла играли в детстве в одной песочнице. Ещё одно доказательство того, что Форкс самый, блин, маленький город в Америке.

– Эй, а ты по-прежнему тусишь с Джейком? – спросила Белла.

– Э-э-э... нет. У нас с ним... разный образ жизни… так что, типа, ну... мы больше не тусим.

– Ты гей? – ахнула Белла. – Ни за что бы не подумала.

– Нет, – Эмбри хохотнул, – я не гей. Вообще-то у меня свадьба осенью; я женюсь на отличной девушке. Мда... Представления Джейка о порядочности малость отличаются от моих, вот и всё. Мы по-разному смотрим на закон, и всё такое... – Тут его полицейская рация заговорила, и чей-то голос произнёс код; похоже, это было что-то довольно срочное. – Вас понял, – ответил парень рации и снова повернулся к нам. – Ну, что ж, ребята, сейчас вы поедете куда ехали.

Я на минутку расслабился в своём кресле и помолился о том, чтобы этот вызов был достаточно срочным, не оставляющим ему времени выписать нам штраф.

Полицейский Эмбри Колл вернул мне все мои бумаги и негромко сказал:

– Слушай, я, конечно, не стану выписывать тебе штраф, потому что, ну, это же выпускной бал, и вернуться с него к папе со штрафной квитанцией было бы дерьмовым окончанием учебного года. Но скажу тебе честно. Я думаю, что настоящим наказанием вам обоим будет её завтрашнее похмелье. Для неё это будет чистый ад, а тебе придётся иметь с ней дело. – Он рассмеялся и покачал головой. – Мне жаль тебя, парень.

Белла лишь закатила глаза.

– Эй, Эмбри... пожалуйста, не говори моему папе, хорошо? Вдруг он разозлится, а я не хочу снова оказаться под домашним арестом.

Он подмигнул ей.

– Замётано, детка. Езжайте аккуратно... и, – он снова обратился ко мне, – не давай ей больше пить. Рад был снова повидать тебя, Белла! – Он помахал нам на прощанье и кивнул, а затем развернулся и бегом направился обратно к полицейской машине.

Белла выпрыгнула из «Порше», нашла в кустах фуражку, которую я туда выбросил, и, нахально ухмыляясь, вернулась на своё место.

~%~

Перевод -  leverina

Редакция - CullenS

Форум>>>