[Чиппи — агрессивный игрок, грубая игра или совершение фолов (нечестная игра)]

Мы вернулись в Форкс к началу нового семестра в школе. Наша маленькая новогодняя поездка осталась позади.

Школьный хоккейный сезон проходил хорошо, так что я начал готовиться к игре в лиге. Пришлось усилить интенсивность тренировок и начать работать с тренером из Ванкувера. Интернет в этом очень помогал. Я уже решил не участвовать в драфте НХЛ в июне, но мне хотелось быть подготовленным настолько, как если бы я все же там участвовал. Скоро должна была состояться последняя игра сезона, и это встревожило меня по ряду причин.

Наша команда обеспечила себе первое место в лиге, и это дало шанс на поездку в полуфинал плей-офф штата. Но мы ничего не принимали как должное. Самая трудная часть сезона подходила к концу, и мы сыграли его на ура. Было слишком легко остановиться на достигнутом и забыть о предстоящей серьезной игре.

Последняя была против средней школы Порт-Анджелеса, и у них действительно была сильная команда. Эта игра будет крайне сложной. Но независимо от победы или поражения, мы собирались в плей-офф. Конечно, победа над Порт-Анджелесом доказала бы, что мы можем конкурировать с лучшими командами в штате. Поэтому мы стремились выиграть.

У меня была личная проблема с одним из членов команды соперника. За Порт-Анджелес играл Джеймс Лукард, и между нами шла вражда, зашедшая уже гораздо дальше обычного межшкольного спортивного соперничества. Я, Джаспер, Билл и Рик нашли Лукарда, избивающим девушку в переулке в Порт-Анджелесе после первого хоккейного матча.

Но и до этого инцидента мы с ним не ладили. У Лукарда постоянно были со мной проблемы, будь то ревность, зависть или просто неприязнь. Это началось очень давно, когда мы еще были детьми и играли друг против друга Пи-Ви-лиге.

[прим. переводчика: Пи-Ви-лига — хоккей для детей до 12 лет]

Его враждебность выросла до сумасшедшего уровня после ужасной сцены в переулке. Другие парни тоже были там, чтобы остановить все это дерьмо, потом началось — полиция, возможное снятие обвинений. Но Лукард сосредоточил всю свою ненависть на мне. Это уже была какая-то больная, иррациональная ревность. И это не добавляло комфорта ситуации.

Мне было трудно пережить ситуацию в переулке, и отец даже назначал мне серию встреч со своим другом, психиатром. Он помог мне справиться с возникающими кошмарами и проблемами с самоконтролем. Я всегда был немного помешан на контроле, но после того инцидента это стало тревожностью. Аро объяснил, что эта была естественная реакция на ситуацию, которую я был не в силах контролировать, и помог справиться с худшими последствиями. Я давно не видел необходимости встречаться с Аро, но приближающаяся игра против Лукарда постоянно возвращала мне старые опасения.

Я не боялся Лукарда. Как-никак, я не стофунтовая девочка-подросток и могу о себе позаботиться. Меня беспокоила его непредсказуемость и возможность того, что другие члены команды соперника встанут на путь его сумасшествия. И больше всего я боялся того, что Белла окажется вовлечена во всю эту ситуацию. Не вынесу, если с ней что-то случится из-за моих проблем с Джеймсом Лукардом.

Родители говорили с шефом Тейлором и шефом Своном после инцидента, но Лукард ограничил свое насилие социально приемлемыми местами. Например, хоккейный каток. Так что мы ничего не могли сделать.

В ночь перед игрой все мое напряжение и волнение возросло, и я знал, что Белла это заметила. Мне хотелось бы поговорить с ней об этом, рассказать обо всем, что произошло. Но я не мог. У меня было намерение рассказать ей эту историю, но когда дело дошло до разговора… я просто не смог найти в себе силы подвергнуть ее такому уродству. Сказав, втянул бы во всю эту ситуацию. И мысль об этом была невыносима. Я физически не мог заставить слова выйти из рта, хотя разум говорил, что это было бы правильно.

К сожалению, инцидент в переулке произвел на меня сильное впечатление, и было бы естественно поделиться этим с кем-то близким, с Беллой. Но я просто не мог. Возможно, стоит и правда снова поговорить с Аро. И лучше сделать это раньше, чем позже.

День игры я провел с Беллой, Джаспером и Элис. Мне пришлось уйти пораньше, чтобы переодеться и согреться, но Джаспер пообещал привезти девочек на моей машине, чтобы позже мы могли пойти на традиционную вечеринку. Папа отвез меня на каток. И он был немного напряжен. Разумеется, я знал причину, и это смело всю ту легкость, что появилась после общения с друзьями. Чертов Джеймс Лукард.

Моя рука сжалась на бедре. Это восставало против всего, чтобы было во мне, против моей тяги к справедливости. Но это не важно. Я должен быть осторожным и отступить, потому что Лукард — сумасшедший.

Я не осознавал, что сказал это вслух, пока низкий голос папы не прорвался сквозь суматоху моих мыслей.

— Это восстает и против всего, что есть во мне. Ты должен знать, что он попытается затеять с тобой драку, навредить. — Меня ошеломил тон отца. Его костяшки побелели, когда он с силой сжал руль. — Будь умнее, Эдвард. Не позволяй ему разрушить все, ради чего ты так усердно работал. Знаю, это несправедливо, но иногда такова жизнь. Это всего лишь школьная игра, пара часов, и он вернется в дыру, из которой выполз в Порт-Анджелесе. Это будет нелегко, но держись рядом с командой, пока игра не закончится, хорошо?

— Ага, — я хмуро повернулся к окну.

Вся эта ситуация — отстой. Я ненавидел этого ублюдка не только за содеянное, но и за то, что он испортил мою жизнь.

— Я уже поговорил с тренером Элеазаром, так что…

— Папа, — смущенно запротестовал я. Мне не хотелось раздувать из этого большое дело. Меня бесило, что это может быть таковым.

— И Чарли — шеф Свон — будет там, — продолжил он, игнорируя меня. — Мы не ожидаем бОльших проблем, чем он попытается вовлечь тебя на льду. Но на всякий случай.

— Я не говорил Белле, — пробормотал я, снова отворачиваясь к окну. — Не знаю, как сказать. Не знаю, как вообще о таком говорить.

Наступило продолжительное молчание, и я взглянул на отца. Он хмурился.

— Ты… хочешь поговорить с Аро? Тебе это нужно?

Я вздохнул, уставившись на свои руки, лежащие на коленях. Не хотел. Но нуждался.

— Может быть, — я кивнул. Как бы ни было трудно вспомнить, выразить чувства словами, мне нужно было это сделать. Конечно же, с той, кому я доверяю и люблю. С Беллой. — Возможно. Но я не хочу думать об этом прямо сейчас. После игры. После плей-офф. Просто… не сейчас.

Папина голова дернулась.

— Хорошо. Дай мне знать, Эдвард. И, пожалуйста, будь осторожен сегодня вечером.

— Буду. — Папа взглянул на меня, и я криво улыбнулся. — Я буду осторожен.

В раздевалке я получил еще больше предупреждений быть осторожным. Парни видели, что между мной и Лукардом что-то происходит, но только Билл и Рик знали всю правду.

— Прикрою твою спину, чувак, — пробормотал Билл, пока мы готовились выйти на лед.

— Спасибо. Тебе и всей команде. Не важно, что остальные не знают полной правды. Им достаточно того, что они видят, чтобы немедленно сомкнуть ряды.

Я не позволю безумию Лукарда повлиять на мою игру. Отдам все свое внимание игре и победе над командой соперника. Я быстрее, сильнее и намного умнее, чем он. Даже если Лукард — сосредоточие безумия, непредсказуемости и насилия. Мне просто нужно использовать голову и изо всех сил стараться сохранять хладнокровие. Я не позволю этому идиоту обмануть меня, сделать что-нибудь глупое и разрушить мое прекрасное будущее. Ублюдок не стоил этого.

Я сделал глубокий вдох и выпрыгнул на лед. Чувства спокойствия и правоты охватили меня, когда лезвия коньков заскользили по знакомой поверхности. Прохладный воздух, знакомые виды и запахи заполнили разум, не оставляя места для беспокойства о Лукарде. Я знал свои способности, знал, на что способен на льду. И был абсолютно уверен.

В течение первого периода мне вполне удавалось избегать его. Я был у первой линии, а Лукард у третьей. У меня было достаточно времени, прежде чем он вышел. И когда Джеймс это сделал, тренер позвал нас с Биллом на короткий перерыв. Команде соперника удалось забить шайбу в наши ворота, и тренер кивнул мне.

Потом я начал выходить на более длинные смены, чтобы защищаться и держать шайбу подальше от наших ворот. Это дало шанс нашим нападающим забить. Я пробыл на льду с Лукардом всего несколько минут, но он оправдал мои ожидания, пытаясь задеть. Сука. Жри свои коньки, мразь.

Он безжалостно висел у меня на хвосте, но я с удовлетворением отметил, что ему это трудно дается, учитывая мою скорость. Лукарду пришлось прибегнуть к грязным приемчикам, большинство из которых было до смешного легко избежать. Конечно, удары, от которых я не смог полностью уклониться, пришлось принимать. Оставалось лишь раздражение, что он смог скрыть большинство из них от лайнсменов. Попытки задеть меня отнимали у него концентрацию, и я использовал это в своих интересах.

[прим. переводчика: Лайнсмен — помощник судьи, находящийся у одной из границ крайних линий площадки]

Я переиграл и перехитрил ублюдка. Он расстраивался, когда я не отвечал на его насмешки, поскольку был сильнее и умнее. Мне удалось сделать пару хороших шайб, и это вернуло мне самодовольство и уверенность.

В третьем периоде его настойчивость в попытках подтолкнуть меня к вылету из игры, наконец, позволила мне открыться. Я перехватил пас в нашей зоне, застав врасплох парней. Адреналин хлынул в кровь, и это было так приятно. Я плавно управлял шайбой, катясь в зону соперника в полном одиночестве. Их вратарь готовился ловить нижний удар, поэтому я пустил шайбу по верхней линии.

О, как это было приятно.

Я все еще стоял один перед воротами и знал, — праздник приближается. Наслаждался удовлетворением и триумфом, издавая возгласы и салютуя клюшкой. Ожидал, что товарищи по команде набросятся на меня с поздравлениями. Но не дождался.

Резкий и сильный удар пришелся в спину. Как раз между лопаток. Удар, рассчитанный на то, чтобы отправить меня в полет. И он удался. Голова ударилась о подушечки, и шлем отлетел в сторону. Я бы попытался смягчить удар, когда споткнулся, но был захвачен врасплох. Тяжело упав, ударился головой об лед. Череп словно раскололся. Я медленно поднялся на четвереньки, пытаясь избавиться от гула и звона в ушах.

Чертов Лукард.

Зрение затуманил пота, капающий в глаза, и я встряхнул головой. Ярость прошибла меня, и я забыл о том, что собирался оставаться хладнокровным и спокойным. Дешевый трюк застигнул меня врасплох и лишил способности контролировать себя. Это было преднамеренно и жестоко. Я вышел из себя.

Я вскочил на ноги и скинул перчатки. Ярость ревела во мне. К черту спокойствие и рассудительность. Ублюдок пойдет ко дну. Я был больше, сильнее и быстрее, и поймал его с солидным раундхаус-киком, добавив правый хук. Его шлем, значительно помявшись, отлетел куда-то в сторону. Теперь мы оба были с непокрытыми головами, и я воспользовался своими превосходными навыками. Схватил его за майку и натянул на голову, обездвижив руки, чтобы выбить из него все дерьмо.

[прим. переводчика: Раундхаус-кик — круговой удар ногой, известный под названиями удар с разворота. Правый хук — боковой удар правой рукой в голову]

Равное количество гнева и ликования наполнило меня. Я ни за что не позволю уйти ему безнаказанным после всех его грязных приемчиков. Я яростно отбивался от рук и клюшек, пытающихся нас разделить. Мне удалось отбить первые несколько попыток, но потом их стало слишком много, и им удалось отбросить меня от сгорбленной фигуры Лукарда. Я все еще был в плену своего гнева, чтобы слушать судей, держащих меня. Боролся в попытке добраться до Лукарда и прикончить его. Рванулся вперед, вытирая пот с глаз, и вдруг понял, что это не пот.

С моего глаза буквально текла кровь.

Дерьмо. Должно быть, я разбил голову, когда ударился об лед. С этим осознанием пришла и жгучая боль. Я зарычал, удвоив усилия, чтобы добраться до ублюдка.

— Каллен! Достаточно. Хватит, понял? — тренер схватил меня за плечи и развернул к скамейке запасных. — Ты истекаешь кровью. В раздевалку, живо!

Он смотрел мне в глаза, пока я не остыл. Кивнув, я поднял руку и поморщился. Над глазом был порез, из которого сочилась кровь, стекая на лицо и майку. Раны на лице кровоточили как суки. Я уже достаточно получал их, чтобы понять, что на эту придется наложить швы. Замечательно. Я хотел вернуться на лед. Доказать, что все еще могу переиграть кого угодно. Но знал, что тренер использует травму как предлог, чтобы держать меня вне игры.

Чертов Лукард.

Я ворвался в коридор, ведущий к раздевалке, рыча на любого, кто пересекал мой путь. Характер — легенда. Я редко терял контроль, но когда делал это, то уже не мог держать себя в руках. С грохотом распахнув дверь, швырнул клюшку через всю раздевалку. Она ударилась о стену и с грохотом упала на пол. Не помогло.

Мне хотелось ударить еще что-нибудь, но вернулась рассудительность, говорящая не рисковать, чтобы не получить еще одну травму.

— Тебе уже лучше?

Я резко обернулся, сжав кулаки. Позади стоял отец с приподнятой бровью, он спокойно наблюдал за мной. Я сделал пару глубоких вдохов и бросился на скамейку, сложив локти на колени и вцепившись в волосы. Нужно заставить гнев исчезнуть.

Папа подошел ко мне и, сев на корточки, взял меня за подбородок. Подняв лицо, повернул его туда-сюда на свету, изучая порез, из которого все еще капала на глаз кровь. В раздевалку вошел тренер, но остановился и замер у двери, заметив мой взгляд и тот факт, что меня осматривал отец.

— Все не так уж плохо. Придется наложить швы. — Папа отошел к тренеру для короткой дискуссии, после которой тренер вышел, послав мне улыбку и большой палец вверх.

Сходив в душ, папа принес мокрое полотенце и начал вытирать мое лицо. Я перехватил его руку, приложив к этому немного больше силы, чем следовало, на что он только пожал плечами. Я могу вытереть свое лицо сам, черт возьми.

Кровь высохла на ресницах, склеив их, так что, оттирая лицо, я выдрал несколько. Большую часть крови со лба и щеки вытереть удалось, а вот майку уже было не спасти. Папа нетерпеливо вздохнул и забрал полотенце, очистив кровь с формы с бОльшей эффективностью.

— Я могу зашить тебя здесь, но если не хочешь очередной шрам, то лучше добраться до больницы. Сможешь сделать это в ближайшие пару часов?

Я резко выдохнул и прислонился спиной к стене, ожидая, когда остатки слепящего гнева покинут меня.

— Просто перевяжи. Заскочу в больницу после игры.

Отец кивнул и проверил шишку, которая появилась под порезом, а затем и глаза.

— Как себя чувствуешь? Сотрясения мозга нет?

— Нет, — я покачал головой, чтобы доказать это. — Просто очень, очень зол.

Я стиснул зубы, когда он продолжил беглый осмотр. Отец кивнул, удовлетворенный тем, что со мной все в порядке. Черт, он действительно поверил мне, когда я сказал, что в порядке? Разумеется, он должен был проверить сам. Папа взглянул на мое лицо и улыбнулся.

— Ну, заканчивай игру. Увидимся в больнице. Нужно сказать твоей матери, что ты в порядке, иначе она будет штурмовать арену, как никто другой. Мама захочет встретиться с тобой, так что мой совет — позволь ей это сделать. В конечном итоге нам обоим так будет легче. Эсми беспокоиться о тебе, — папа сделал паузу. — Мы оба. Я рад, что ты в порядке.

— Спасибо, пап, — пробормотал я, когда он заклеил порез пластырями крест-накрест из набора тренера. Быстро потерев мне макушку, отец ушел.

Я встал и осторожно прикоснулся к заклеенному порезу. Тренер ни за что не выпустит меня обратно на лед. Игра продлиться еще недолго, и это служило небольшим утешением. Я глубоко вздохнул и вернулся на скамейку запасных, чтобы поддержать товарищей по команде.