[Полная сила (также называемая 5 на 5) в хоккее с шайбой означает, когда у обеих команд на льду по пять игроков и один вратарь. Если у команды не хватает людей, и срок ее штрафных санкций истекает, или ей забивают так, что ее наказанные игроки возвращаются, она возвращается в «полную силу». Аналогично, если команда в силовой игре забивает так, что все наказанные игроки соперника покидают штрафную, команда также возвращается в полном составе]

Я пробыл в больнице дольше, чем мог выдержать, хотя все старались, чтобы недели шли как можно скорее. Джаспер и Элис стали частыми гостями с тех пор, как меня перевели из отделения интенсивной терапии, как и мои товарищи по команде. Причем они приходили вместе с семьями, чтобы составить мне компанию.

Белла все время проводила у моей постели, когда не была в школе. Она гуляла со мной по коридорам, а когда мне наконец разрешили, даже во дворе. Я начал физиотерапию примерно за неделю или две до выписки, со мной работал один из сотрудников, знающий свое дело. И все же я не мог дождаться возвращения домой и начала своего восстановления.

В день выписки я был сильно взволнован. Чувство свободы окутало меня, как только сняли трубки и аппараты для мониторинга, прикрепленные к различным частям моего тела. Дырки, которые во мне проделали, зажили. Я пообещал дать себе день или два, чтобы отдохнуть, прежде чем приступить к тренировкам. Папа нашел лучшего специалиста из Ванкувера, который был готов приезжать к нам раз в неделю, а в остальное время работать через интернет. Я бы полон решимости с помощью Питера вернуться в хоккей раньше, чем кто-либо ожидал. Впереди меня ждал пресловутый долгий и трудный путь, но я был готов упорно работать.

У меня было в планах начать играть за Дартмут уже в следующем году. И я все еще собирался попасть в НХЛ. К черту, я даже собирался играть за выпускной класс школы города Форкс, хотя никто в это не верил. Я собирался это сделать и был настроен решительно. До нападения я был в лучшей форме, чем кто-либо моего возраста. Учитывая всех парней Северной Америки, наверное. И это ставило меня намного впереди тех, наравне с кем меня ставили терапевты и тренеры. Я должен был быть капитаном в выпускном классе, и я пообещал себе надорвать задницу ради этого. Заслужить и сохранить эту позицию.

В день выписки со мной были Белла и Эммет. Брат помог собрать все шмотки, которые накопились за время моего длительного пребывания в больнице.

— Я поменяюсь с тобой спальнями, пока ты до конца не оправишься, — сказал Эммет. — Спускаться на один лестничный пролет меньше, да и тренажерный зал рядом. Насколько я тебя знаю — а я знаю, — ты будешь большую часть своего времени проводить там. А остальную часть в горячей ванне.

— Почему все пытаются уступить мне свою спальню? — нахмурившись, спросил я. — Мне нужна моя собственная кровать, черт возьми.

Родители пытались убедить меня занять их комнату на первом этаже, и, черт возьми, нет. У меня мурашки по коже бежали при мысли о том, чтобы спать в их постели. К тому же, так было бы сложнее переспать с Беллой. А я планировал с ней переспать. И как можно скорее.

Эммет фыркнул.

— Ты никогда не сможешь затащить свою тощую, слабую задницу на третий этаж.

Я выгнул бровь, взбешенный этим заявлением.

— Это ты никогда не сможешь поднять свою большую задницу на третий этаж. И именно поэтому самый верхний этаж достался мне. Я прекрасно справлюсь.

— Упрямый осел, — ласково бросил Эммет.

Кейт вошла в палату, толкая перед собой инвалидное кресло. Я нахмурился.

— Не могу передать словами, как сильно буду скучать по нашему совместному времени, Эдвард. Особенно по ваннам с губкой.

Она драматично вздохнула, а затем дала «пять» Белле. Я нахмурился еще сильнее. Моя девушка должна прибить ее за то, что та так открыто говорит о том, что получает удовольствие от глазения на меня. Так почему же она ее поощряет?

— Ты уже несколько недель не мыла меня губкой. — С тех пор, как я смог самостоятельно стоять, и Белла начала помогать мне с душем. Я сел в дурацкое инвалидное кресло, и Эммет поставил мне на колени несессер с туалетными принадлежностями.

— И все же эти моменты будут жить в моей памяти вечно.

Я покачал головой, невольно улыбаясь. Неприятно это признавать, но я буду скучать по своей медсестре. В палату вошла мама и нависла надо мной.

Дружной компанией мы отправились к главному входу, где нас уже ждал отец. Белла, Эммет и мама тащились позади, пока Кейт катила меня по коридору.

Кейт наклонилась ко мне, и Эммет занял позицию, чтобы помочь мне сесть в машину.

— Будь хорошим мальчиком, яркая Радуга. Будь осторожен и береги себя.

— Спасибо, Кейт. — Я встал, нетерпеливо жестикулируя Эммету и отцу. Повернувшись, обнял медсестру.

Она улыбнулась и взъерошила мои волосы — то, что от них осталось. Мне пришлось состричь их несколько дней назад. На затылке была проплешина после того, как врачи побрили меня, чтобы плотно наложить швы. Лысое пятно было слишком большим, чтобы спрятать под остальными волосами, поэтому я решил не мучиться. Прошло много лет с тех пор, как я последний раз носил столь короткие волосы.

Больше всего меня беспокоила реакция Беллы. Я знал, как ей нравились мои волосы. Она говорила об этом достаточно часто. А еще нам обоим нравилось, когда она сжимала их и тянула во время поцелуев или занятий любовью. Я с гримасой провел ладонью по ежику волос. Надеюсь, они скоро отрастут.

Все нависли надо мной, когда я устроился на заднем сиденье папиного «Мерседеса». Мне с трудом удалось сдержать резкий комментарий. Они все просто встревожены и хотят помочь. Я был слишком раздражительным последние несколько недель. Глубоко вздохнув, призвал на помощь все свое терпение.

Белла села по другую сторону, и Эммет прижал нас, втиснувшись рядом. Я бы накричал на него, но это вынудило бы Беллу выступить против меня, так что я не собирался жаловаться.

Любимая была очень напряжена всю дорогу, и я осторожно вытащил руку, чтобы обнять ее за плечи. Попытался притянуть ближе, но она начала сопротивляться.

— Не хочу причинять тебе боль, — прошептала Белла, прикусив губу.

Я закатил глаза.

— Я не такой хрупкий, Белла.

Она посмотрела на меня слишком знакомым взглядом. Смесь страха, облегчения и беспокойства. Я раздраженно вздохнул и слегка сжал ее шею сгибом локтя, чтобы притянуть к себе и нежно поцеловать. Эммет даже не подразнил нас по этому поводу, что доказывало и его волнение.

Я не мог дождаться, чтобы остаться с Беллой наедине. Без родителей, медсестер, врачей и других людей, бродящих по больнице. Прошло слишком много времени с тех пор, как мы оставались вдвоем. Мне не терпелось расслабиться и просто побыть собой. Тем, кем я был только с Беллой.

Мы зашли в дом, и я увидел, как напряжение со свистом покинуло тело моего отца. Как же он беспокоился обо мне. Я крепко обнял его.

— Я в порядке, пап. Приятно чувствовать себя дома.

Он отстранился и мягко похлопал меня по спине, внимательно изучая мое лицо.

— Выглядишь усталым, Эдвард. Не переусердствуй, ладно?

— Уверен, что не хочешь нашу комнату? — спросил мама, обнимая меня за талию.

— Уверен.

Посмотрев на лестницу, я вдруг понял, что и правда устал. Лучше добраться до спальни, прежде чем усталость настигнет меня, иначе все протесты и бравада будут напрасны, и я рухну в первом пролете.

Я протянул Белле руку.

— Хочешь помочь мне подняться? Не могу дождаться, когда окажусь в собственной постели.

Слабый румянец коснулся ее щек, и она кивнула, переплетя наши пальцы. Мы медленно поднимались по лестнице, на этот раз из-за меня, а не из-за нее. К тому времени, как мы добрались до третьего этажа, у меня уже судорожно сжимался бок, и я тяжело дышал. Не думал, что когда-нибудь запыхаюсь от того, что просто поднялся в свою комнату. Следующие несколько месяцев обещали быть отстойными. Нужно внести некоторые психологические коррективы. Я не привык к тому, что мое тело не реагирует, вынуждая себя ограничивать.

Я сжал челюсти, хромая через комнату к кровати. Ах, моя кровать. Нужно просто работать усерднее и набраться терпения. Ничто не помешает мне полностью восстановиться и вернуться к игре в хоккей. Но… сначала о главном. Пока у меня было кое-что поважнее.

Я опустился на кровать, застонав от удивительно знакомого матраса и одеяла. Мм, подо мной. Белла. Пройдет, возможно, некоторое время, прежде чем я смогу ее подчинить, но я, безусловно, справлюсь с этим. Она мне очень нужна.

— Не думал, что когда-нибудь вернусь сюда, — пробормотал я, закрыв глаза и наслаждаясь тем, что дома. Как же хорошо.

Комнату заполнила тишину, и в воздухе повисло напряжение. Я открыл глаза и с любопытством уставился на Беллу, которая беспощадно терзала нижнюю губу. Широко раскрытые карие глаза блестели от влаги. Я почти видел, как она изо всех сил сдерживает внутри рыдания. Бедная моя девочка, как сильно она переживала.

— Эй. Иди сюда.

Я подвинулся на край кровати, и Белла забралась ко мне, со вздохом облегчения прижавшись к моему боку. Она шмыгнула носом, и я улыбнулся, осторожно повернувшись к ней. Как же я рад был лежать рядом с любимой, держать ее в своих объятиях. Неловкие ласки на узкой больничной кровати были ничем по сравнению с этим.

— Я люблю тебя.

Черты Беллы разгладились после моих слов, хотя в глазах все еще можно было увидеть напряжение. И я ненавидел быть причиной этого напряжения. Ненавидел ситуацию, в которой мы оказались. В животе что-то сжималось, когда я видел свою девочку расстроенной.

После того как мой отец передал им с Чарли информацию, Белла встречалась с Аро. Она сказала, что разговор с ним помог ей. Я все еще не помнил большую часть событий той ночи, остались лишь разрозненные образы темноты, деревьев и убегающей Беллы. А еще боль. Я сглотнул, неуверенный, что хочу восстанавливать воспоминания.

— Мне очень жаль, Белла. — Я сожалел о многих вещах. В моей голове не осталось воспоминаний, так что Белла была единственной, кто все помнил…

— Мне тоже очень жаль, — тихо сказала она. Ее пальцы коснулись заживающих ран на моем лице, а потом погладили ежик волос. Она никак не могла перестать его трогать. Даже сказала, что он очаровательный. — Но мы справимся, Эдвард. Мы пройдем через это и будем жить дальше, как и планировали. Помнишь?

— Помню, — ответил я. Я помнил луг и все то, о чем мы говорили. Помнил каждое слово, каждое прикосновение и пылающее, восхитительное чувство, вспыхнувшее между нами. Я помнил все это, и был полон решимости никогда не позволить никому из нас забыть это. — Дартмут — для нас обоих. И я правильно спрошу в следующий.

Белла сказала, что однажды выйдет за меня замуж. Моя Белла. Как отчаянно я хотел ее. Хотел восстановить нашу связь, убедиться, что воспоминания о том, как мы были вместе, не были просто сном. После травм и времени, проведенного в больнице, я просто хотел убедиться, доказать себе и ей, что все еще могу заниматься любовью, могу выполнять эту основную, необходимую функцию. Это не имело смысла, но желание отрицать было нельзя. Мне нужно заполучить ее.

Я хотя бы был уверен, что эрекция в порядке, поскольку за последние пару недель было много таких моментов. Мне даже удалось доставить себе удовольствие пару раз. Конечно, мне все равно нужно было проверить. А еще мне было нужно кое-что более важное. Белла.

Я поцеловал ее, и она с готовностью и нетерпением открылась. Ощущение ее влажного, теплого языка вызвало у меня стон. Она кусала мою губу, восторженно отвечая на поцелуй. Я накрыл ее грудь дрожащими пальцами и нежно сжал. У меня вырвался еще один тихий стон, и Белла вздрогнула, запрокинув голову. Ее губы блестели от влаги. Член уже затвердел и нетерпеливо пульсировал. Мне срочно нужно оказаться внутри нее.

— Не думаю, что это хорошая идея, — неохотно сказала Белла, переводя взгляд с моим губ на грудь. Эрекция, не сдерживаемая свободными штанами, была очень очевидна. Я с трудом справился с желанием потереться о бедра Беллы.

— Знаю. Но… мне нужно. Я должен знать, чувствовать… не могу объяснить. — Я правда не мог. Не знал, как объяснить то, насколько сильно мне нужно было доказать ей и себе, что я все еще могу, что я… ну, нормальный. Я дома, мы вместе, живы и в основном здоровы. Мне не хватало лишь Беллы. — Пожалуйста.

— Ты уверен? — прошептала она. Взгляд карих глаз с сомнением опустился к моему животу. Футболка прикрывала самые сильные синяки и уродливый порез, но мы оба знали об их существовании. Мы будем осторожны, все будет хорошо. — Эдвард…

— Пожалуйста, Белла. Просто… ты нужна мне. — Мне было очень тяжело. Бедра непроизвольно дергались, ища контакта с ней.

— Я не хочу причинить тебе боль.

Она почти сдалась. Мое тело непроизвольно придвигалось ближе к любимой.

— Ты не причинишь мне вреда. Мы будем осторожны.

Рука Беллы скользнула между нами и накрыла мой напряженный член, пальчики сжали ствол. Я нетерпеливо потянулся к пуговице на ее джинсах. Это было слишком быстро и напористо, но я не мог замедлиться. Извинюсь позже. И позабочусь о ней. Сейчас я нуждался в любимой. Белла отстранилась, и я чуть не захныкал от разочарования.

— Позволь мне.

Я замер, когда Белла встала с кровати и подошла к двери, чтобы запереть ее. Вернувшись, она расстегнула джинсы и, сбросив туфли, стянула их. Она была всего в нескольких дюймах от меня.

— Просто лежи.

Член восторженно подпрыгнул от ее слов. Я пытался сдержать в себе желание умолять ее, пускать слюни и скулить. Белла подошла к ящику тумбочки и остановилась, вопросительно взглянув на меня.

— Презерватив? — тихо спросила она.

Я знал, о чем она подумала, потому что в моих мыслях возник тот же образ. В последний наш раз на лугу мы не использовали презерватив. Это был первый за всю мою жизнь секс без защиты. И мне хотелось сделать это воспоминание реальным, почувствовать те изысканные, ошеломляющие эмоции. Я всмотрелся в родное лицо, но не заметил признаков нежелания. Только осторожное, страстное желание.

— Нет, — ответил я, не сводя с нее глаз. — Только ты и я.

Белла улыбнулась и наклонилась, чтобы стянуть с бедер трусики. Я тут же дернул резинку шорт. Двигаться было трудно, но я прекрасно справлялся.

Белла протестующе хмыкнула, и я прекратил лихорадочно дергать на себе одежду. Она заползла на кровать и, опустившись на колени рядом со мной, сама потянулась к резинке шорт.

— Я же сказала, позволь мне самой разобраться с этим.

Я медленно поднял руки и скрестил их за головой, позволив Белле делать все, чего она хотела.

— Как скажешь.

Белла стянула с меня шорты и боксеры, оставив лишь футболку. Никто из нас не хотел видеть столь явное напоминание о травмах. Сейчас речь шла не о них. Нам предстояло отпраздновать выживание самым простым способом. Сейчас речь шла только о нас.

Белла погладила меня, а затем вобрала головку члена в рот. Я стонал и умолял, пока она, наконец, не оседлала мои бедра. Сначала Белла принимала меня медленно, и это было настоящей пыткой. Но уже через минуту я почувствовал себя целым. Я был внутри нее. Старался не дергаться и не двигать бедрами, но это было невозможно. Тело немного болело, но удовлетворение было ошеломляющим и делало дискомфорт почти незначительным.

Белла начала двигаться быстрее, принимая меня глубже в себя, и вскоре я кончил. Разряды удовольствия и слабой боли прошлись по телу. Потрясающе.

Моральное и физическое облегчение было настолько огромным, что я чуть не задохнулся от восторга. Я смог, я сделал это. И сделаю снова. Белла опустилась рядом со мной и нежно обняла меня за талию. Меня настигла усталость после насыщенного событиями дня, и мне захотелось спать.

— Прости, — пробормотал я, и любимая снова поцеловала меня. Оргазм наступил так быстро, я не мог его контролировать. Слишком сильно нуждался в Белле. Слишком. — Тебе было не очень весело.

Ее губы вновь коснулись моих.

— Не волнуйся. Это все было для тебя. Лучше?

Мне удалось моргнуть одним глазом и улыбнуться, прежде чем я снова откинул голову назад. Меня наполнил гул удовлетворения, но еще несколько драгоценных секунд я пытался бороться со сном.

— Да. Не знаю… мне просто нужно было знать, что я все еще могу. Не могу выразить, насколько лучше я себя чувствую. Люблю тебя.

Я не знал, как лучше объяснить это. Язык казался толстым и тяжелым, а мозг затуманивался сном. Я вздохнул, на мгновение крепче сжав Беллу в объятиях.

— Хорошо. Рада, что смогла помочь. В любое время, помнишь? — услышал я ее бормотание. Теплые пальчики пробежались по моей челюсти и спустились по шее к ключице. — Я тоже люблю тебя. Рада, что ты дома.

Я удовлетворенно мурлыкнул и сдался Морфею.

***

Следующие несколько недель было одновременно адом и раем. Я боролся со своим телом и нетерпением, пытаясь с помощью Эммета и Питера, реабилитационного терапевта, оправиться от травм. Это было сложнее, чем хотелось бы, и намного медленнее, но я чувствовал постепенное возвращение моей силы и выносливости. Ослепляющие головные боли и тошнота почти полностью исчезли, лишь изредка напоминая о себе с удвоенной силой, когда я слишком усердствовал. Проблемы с головокружением и равновесием возникали чаще, чем хотелось бы. Но я уже видел улучшения, хоть и слишком медленные.

Меня очень беспокоила координация, поскольку она была важна для умения стоять на коньках. Мне не терпелось вернуться на лед.

Вскоре Питер и врачи наконец разрешили пойти на каток, даже учитывая то, что я пока не был готов к тренировкам. Но хотя бы встать на коньки уже было для меня достижением. Я схватил сумку со снаряжением, которая уже несколько недель наготове лежала в шкафу. Семья хотела пойти со мной на арену, но я не нуждался в зрителях. Мне нужна была лишь Белла, поэтому я попросил родителей и Эммета оставаться дома. Конечно, я знал, что они все равно последуют за нами.

Снова оказаться на льду было почти так же хорошо как секс. Почти. Как только лезвия коньков коснулись льда, я немного пошатнулся, но натренированное годами тело быстро справилось с неприятным моментом. Прилив всепоглощающего облегчения толкнул меня вперед. Мышцы все помнили, поэтому отдавали моментальную реакцию. Впервые за несколько месяцев я почувствовал прилив сил и оптимизма. Я мог кататься на коньках. Мог, и делал это легко.

Моя сумасшедшая семья начала аплодировать, когда я подобрал шайбу и забросил ее в пустые ворота. Даже столь легкая, незащищенная цель пошла в пользу моей уверенности. Ребра немного болели от постоянного напряжения мышц, необходимого для балансировки на коньках, но в целом я чувствовал себя хорошо. Выдохся я быстро, но в целом это было успешное возвращение на лед.

Играющие парни пожелали мне удачи. Я это оценил и медленно покатился к ожидающей меня Белле. Она выглядела встревоженной. Карие глаза требовательно искали во мне признаки недомогания. Но я знал, что их не было.

— Итак… — спросила Белла с улыбкой, приподняв бровь.

— Я чувствую себя прекрасно, — ответил я, остановившись по другую сторону борта. — Немного больно, запыхался больше, чем хотел бы. Но… я чувствую себя великолепно.

— Хорошо, — она выглядела такой счастливой, что я не удержался и крепко поцеловал ее прямо на глазах у всех. Белла ошеломленно облизала губы, и я с ухмылкой выпрямился. Бросив взгляд в сторону, я увидел улыбающихся родителей и Эммета.

— Пойду переоденусь. Скажи им, что я в порядке.

— Они беспокоятся, — объяснила Белла, ее щеки окрасил великолепный румянец.

— Знаю. Я тоже беспокоюсь, но все будет хорошо.

Я сделал это. Я был полон решимости восстановиться и вернуться на прежний уровень, если не лучше. Выход на лед заставил почувствовать себя лучше, понять, что цель вполне себе достижима.

— Хорошо, — рассеянно повторила Белла. Она уставилась на мои губы, и я провел по нижней языком. Она бессознательно повторила этот жест, и сильное, здоровое желание, которое я всегда испытывал на льду, усилилось. Взгляд карих глаз опустился на мой торс, и я подавил стон.

— Прекрати, — тихо попросил я. Желание взять ее прямо на скамейке было почти непреодолимым. — Иди к семье. Я выйду, как только переоденусь.

Голова Беллы качнулся, и, несмотря на мои лучшие намерения, я снова начал ее целовать, оказавшись в тихом коридоре. Здесь мы были вдали от других игроков и моей любопытной семьи. Будучи на коньках, я возвышался над любимой еще сильнее. Придвинувшись ближе, слегка вжал ее в стену.

— Я люблю тебя. — В тесной форме становилось неудобно, но я проигнорировал это, убирая с красивого родного лица темные пряди. — И все, о чем мы говорили на лугу, обязательно сбудется, Белла. Я позабочусь об этом.

Наши планы будет немного сложнее осуществить после произошедшего, но меня это не остановит.

— Я люблю тебя, — прошептала она, ухватившись за плечи так, словно они были единственным, что удерживало ее на планете. — Можешь быть в этом уверен.

Я нежно обхватил ее талию и приподнял, чтобы наши губы оказались на одном уровне. Этот поцелуй скрепил все наши обещания друг другу.

***

Остаток лета пролетел слишком быстро по сравнению с тем, как медленно улучшалось мое физическое состояние. Реабилитация прошла лучше, чем кто-либо ожидал. Кроме меня, конечно. Пролетал месяц за месяцем, и я боялся, что не успею оправиться к выпускному классу средней школы.

Товарищи по команде и тренер Элеазар выбрали меня капитаном, но пока даже не было уверенности, что я вернусь в игру. Летом я присоединился к тренировкам, немного помогал тренеру, хотя чувствовал себя виноватым за то, что занял место кого-то, кто действительно мог помогать команде. Ребята очень настаивали, голосование закончилось единогласно, поэтому мне ничего не оставалось, кроме как с благодарностью согласиться. По крайней мере, это добавило мне решимости.

Тренеры Дартмута были впечатлены не только прогрессом моего физического восстановления, но так же моими лидерскими качествами и преданностью моих товарищей по команде. Они предложили мне место в команде Дартмута с условием, что я пройду всю физическую подготовку. Это не было проблемой. Я был полон решимости участвовать в Скаутском объединении НХЛ следующей весной.

Белла была рядом со мной все время, несмотря на мою раздражительность и холодность. Она оставляла меня одного, когда я в этом нуждался, но в остальное время поддерживала и любила меня. Она даже присутствовала на наших с Эмметом тренировках. Это было приятно, поскольку большую часть времени я проводил в тренажерном зале. Беллу приводили в восторг мои гладкие, подтянутые мышцы, и это делало меня счастливым. Я был одержим возвращением своего тела к пику физической формы, в которой то было до нападения Джеймса Лукарда.

Чарли поговорил с моими родителями прямо перед выпиской и рассказал, что Джеймса выпустили на пару недель раньше и взяли под стражу. Хоккейная клюшка, которой я его проткнул, не попала в сердце. Но меня радовало уже то, что она повредила сухожилия и мышцы на его левом плече, сделав тем самым руку практически бесполезный. Я был немного расстроен, услышав, что он не сядет в тюрьму.

Адвокаты Лукарда заключили сделку, по условиям которой он будет помещен в психиатрическую больницу для преступников. Его не выпустят, пока не установят, что тот больше не представляет угрозы для общества. Что бы это блять ни значило. Я хотел, чтобы ублюдок попал в тюрьму. Конечно, Чарли объяснил, что его пребывание в больнице было лучше в долгосрочной перспективе, поскольку в этом случае не было никаких шансов на досрочное освобождение. Вероятно, в психушке Лукард останется до конца своей жизни, так что я решил, что пожизненное заключение принять смогу.

Также Чарли рассказал мне подробности нападения. Это обещала сделать Белла, но я не хотел на нее давить. Знал, что ей все еще трудно говорить о нападении. Даже после встреч с Аро. И я ее понимал. Единственный раз, когда она говорила об этом, по словам наших отцов, произошел у моей постели в больнице при даче показаний. Я был рад, что смог поддержать ее, даже если сам об этом не знал.

У меня тоже были сеансы с Аро. Хоть я и понимал, что в травмах можно винить только Лукарда, мне пришлось преодолеть остаточную вину за то, что втянул в ситуацию Беллу. Это был непрерывный процесс. Меня все еще сводило с ума то, что я не мог вспомнить ту ужасную ночь, а Белла помнила.

Однажды в конце лета, незадолго до отъезда Эммета в тренировочный лагерь и начала нашего с Беллой выпускного года, я выехал на шоссе 110. Мне приходилось несколько раз проезжать злополучный участок дороги после нападения, но со мной всегда была семья или Белла.

Первые пару раз мы были только вдвоем, и оба были до жути напряженными и нервными. К сожалению, это была единственная дорога, ведущая из Форкса в Порт-Анджелес и обратно. Другого выхода у нас не было. Но вот однажды я нарочно выехал на трассу 110 один.

Я не помнил точно, где стояла машина рыжеволосой девушки, но описание Чарли в полицейском отчете, который я прочитал, дало мне довольно хорошее представление. Я припарковал «Вольво» на обочине и, сидя в машине, обвел взглядом линию деревьев, мокрый асфальт и гравий. Сделав глубокий вдох, покинул сухой, теплый салон. Засунув руки в карманы шорт, я попытался вспомнить… хоть что-нибудь.

Я мог вспомнить каждую деталь пикника, занятия любовью с Беллой на лугу, каждое слово, которое мы сказали друг другу. Даже воспоминание, как я возвращался к машине, садился и выезжал на шоссе, было кристально ясным. Но после этого… пустота. Лишь безумные сны, искаженные, туманные и ужасающие сцены в голове. Они не были полноценными воспоминаниями. Кошмары, галлюцинации, но не воспоминания.

Я развернулся и оперся на капот машины. Подняв перед собой сжатый кулак, сосредоточился на том, как напрягаются мышцы, а затем медленно опустил руку. Мне хотелось что-нибудь ударить, но я боялся причинить своему телу вред. Оно и так достаточно настрадалось из-за Джеймса Лукарда, не хватало еще позволить своей ярости разрушить тяжелую работу, построенную на боли и усилиях, вложенных в выздоровление.

Я склонился над машиной и прижал ладони к лицу. По телу прошла дрожь ярости. Еще несколько минут мне пришлось бороться с эмоциями. Я сел на капот, повернувшись лицом к длинному, пустому участку дороги, и вперив невидящий взгляд в асфальт.

Я блять никак не мог вспомнить.

Я огляделся в надежде, что окружающая обстановка оживит память, но этого не произошло. Почему Белле пришлось страдать за нас обоих? Почему возник столь большой пробел в голове? Почему именно Беллу преследовали кошмары страшной ночи? Я время от времени видел, как к ней подкрадываются воспоминания, как темнеют карие глаза. Видел, как порой она просыпается, задыхаясь, с грохочущим сердцем и холодным потом.

Это должно было случиться со мной. Я должен был сражаться с демонами той ночи. Это было мое бремя, не ее. Почему Белла страдала в то время, как мой разум напоминал черную дыру?

Позади замурлыкал хорошо настроенный двигатель, и недалеко от «Вольво» остановился другой автомобиль. Я напрягся, но через мгновение узнал в нем «Мерседес» отца. В периферийном зрении замаячил Эммет. Он ничего не сказал, просто сел рядом, повторяя мою позу. Я подавил вспышку раздражения от того, что он усадил свою тяжелую задницу на капот моей машину, и вздохнул.

Мы довольно долго сидели в тишине, пока Эммет не вытянул руки над головой, вопрошающе толкнув меня плечом.

— Мне казалось, это поможет, — тихо объяснил я. Мой взгляд блуждал по обочине в поисках воспоминаний, признаков того, что произошло той ночью. Конечно, уже прошли месяцы, и все следы стерлись временем.

— И как? — спросил Эммет.

Я снова вздохнул, проводя руками по волосам. За последние недели они сильно выросли. Я опустил голову на грудь, позволив плечам опуститься.

— Бесполезно, — признался я. — Совершенно. Но попытаться стоило.

Брат наклонился и обнял меня за плечи. Просидев так еще несколько минут, он похлопал меня по спине.

— Мама волнуется за тебя. Белла тоже. Поехали домой.

Домой. Да. Домой, к Белле. Эта удивительная женщина была моей, она любила меня, и нас ждало впереди удивительное будущее. Как я уже говорил, я самый счастливый идиот на земле.

И у меня был замечательный план.

[прим. переводчика: Друзья, остался только эпилог! Чувствуете горько-сладкое послевкусие? :D]