Белла POV
Когда падает стакан или тарелка, раздается громкий, дребезжащий звук. Когда разбивается окно, ломается ножка стола или падает картина со стены, это можно услышать. Но когда разбивается сердце, это происходит совершенно беззвучно.
Собственно, казалось бы, потому что это так важно, так серьезно, звук должен быть ужасающим, или возможно это звучит как некая разновидность церемониального звука – символический гонг, колокол. Но это происходит беззвучно, несмотря на то, что хочется, чтобы этот звук, отвлекал от боли.
Если есть звук, то он внутри тебя. Крик, который не может слышать никто кроме тебя самого, такой громкий, что звенит у тебя в ушах и от которого начинает болеть голова. Он трепещется в груди, как пойманная акула, он ревет как медведица, у которой забрали ее малышей.
Выглядит и звучит так, как огромное животное, которое, ревя, наносит удары во все стороны, в панике пытаясь освободиться из ловушки; животное, пойманное в свои собственные чувства. Вот так и с любовью, никто не застрахован от нее. Она дикая, жестокая, как открытая рана, омываемая соленой водой, и если эта рана действительно открывается, то случается это беззвучно. ©
Слепо я вытягиваю свой ключ, который все еще висит в дверном замке. Не отрывая глаз от Эдварда, я беру их дрожащими пальцами и пытаюсь контролировать свое дыхание, которое вдруг становится прерывистым и очень поверхностным.
Все мое тело ощущается так, как будто оно разбито. Моя защитная стена, выстроенная с таким трудом, разбивается как брошенное стекло, осколки которого оставляют раны на моей душе. Я не знаю, что думать или, что должна сказать. Все, что выдает мое подсознание, это Джессика, Джессика, Джессика.
Это действительно зашло далеко, но я смерилась с этим еще пару недель назад. Спешно я смотрю вниз на кольцо с ключами и пытаюсь прогнать подступившие слезы. Металл соскальзывает под мои ногти, когда я пытаюсь снять его ключ, впивается в кожу и кровоточащие раны не заставляют себя долго ждать. Его руки появляются в поле моего зрения, и я с всхлипом отступаю на шаг.
Подавляю стремление избить Эдварда, трясти его до бессознательного состояния.
- Белла, - начинает он тихо и входит в квартиру. Качая головой, я бросаю на него взгляд и увеличиваю расстояние между нами, и только тогда замечаю слезы, когда чувствую их соленый вкус на губах.
- Ты… - начинаю я, дрожа, и освобождаю ключ.
- Вот, - говорю я и бросаю на журнальный столик ключ, который жжет мою руку. Он скользит по гладкой поверхности и падает с треском на деревянный пол, как и мое сердце.
Задыхаясь, я смотрю на него, вгрызаюсь в нижнюю губу и безмолвно спрашиваю себя, чем я заслужила весь этот хаос.
- Вот тебе… твой ключ.
Мой взгляд следует к двери, которую он должен закрыть.
- Ухожу, - говорит он тихо, понимая мою немую просьбу. Я облегченно вдыхаю и тыльными сторонами рук вытираю свои щеки. Я запрещаю себе уделять ему внимание и смотрю на свои ноги. Он должен просто исчезнуть, не смотря на постоянный трепет в моей груди. Я слышу, как его шаги удаляются и останавливаются, прежде чем его голос разрывает тишину – утомленный и меланхоличный.
- Птица и рыба могут влюбиться друг в друга, только где они должны жить?
Когда падает стакан или тарелка, раздается громкий, дребезжащий звук. Когда разбивается окно, ломается ножка стола или падает картина со стены, это можно услышать. Но когда разбивается сердце, это происходит совершенно беззвучно.
Собственно, казалось бы, потому что это так важно, так серьезно, звук должен быть ужасающим, или возможно это звучит как некая разновидность церемониального звука – символический гонг, колокол. Но это происходит беззвучно, несмотря на то, что хочется, чтобы этот звук, отвлекал от боли.
Если есть звук, то он внутри тебя. Крик, который не может слышать никто кроме тебя самого, такой громкий, что звенит у тебя в ушах и от которого начинает болеть голова. Он трепещется в груди, как пойманная акула, он ревет как медведица, у которой забрали ее малышей.
Выглядит и звучит так, как огромное животное, которое, ревя, наносит удары во все стороны, в панике пытаясь освободиться из ловушки; животное, пойманное в свои собственные чувства. Вот так и с любовью, никто не застрахован от нее. Она дикая, жестокая, как открытая рана, омываемая соленой водой, и если эта рана действительно открывается, то случается это беззвучно. © Сесилия Аэрн – Между небом и любовью.
Собственно, казалось бы, потому что это так важно, так серьезно, звук должен быть ужасающим, или возможно это звучит как некая разновидность церемониального звука – символический гонг, колокол. Но это происходит беззвучно, несмотря на то, что хочется, чтобы этот звук, отвлекал от боли.
Если есть звук, то он внутри тебя. Крик, который не может слышать никто кроме тебя самого, такой громкий, что звенит у тебя в ушах и от которого начинает болеть голова. Он трепещется в груди, как пойманная акула, он ревет как медведица, у которой забрали ее малышей.
Выглядит и звучит так, как огромное животное, которое, ревя, наносит удары во все стороны, в панике пытаясь освободиться из ловушки; животное, пойманное в свои собственные чувства. Вот так и с любовью, никто не застрахован от нее. Она дикая, жестокая, как открытая рана, омываемая соленой водой, и если эта рана действительно открывается, то случается это беззвучно. © Сесилия Аэрн – Между небом и любовью.
Птица и рыба могут влюбиться друг в друга, только где они должны жить? © Джексон Пирс – У тебя есть три желанья.
перевод: pollli
редакция: LoreleiKaa
редакция: LoreleiKaa
Источник: http://robsten.ru/forum/19-1474-62#1041138
0
.... 
