Глава 10.

Заржавевшая от дождя.

Вскрывай мое тело, пока кровь

Не хлынет в канализацию.

Ожесточенное сердце

Качает нефть в мои вены.

Я ничто иное, как железный человечек,

Я не чувствую боли,

Я не чувствую боли,

Я не чувствую боли,

Я заржавел от дождя...

Вперед, топчи меня, как цветок,

Заржавевший от дождя...

Давай, лиши меня сил,

Бей меня своими цепями.

И если я король малодушных,

То ты королева боли.

Я заржавел от дождя,

Я заржавел от дождя...

Rusted from the Rain, Billy Talent

~*~ Белла ~*~

Онемевшими пальцами я повернула ключ в замке и судорожно вздохнула, скорее наблюдая, чем чувствуя, как мои руки скользят вниз по двери вместе с телом. Я была права - невыносимая боль. Она затягивала меня в подсознание, взрываясь внутри снова и снова.

Все, что я могла делать, так это ощущать.

В течение стольких месяцев я не чувствовала ничего, а теперь сразу все.

И эти чувства сжигали меня так же, как лесной пожар в середине засушливого лета слизывает языками пламени всю растительность.

Я прикоснулась кончиками пальцев к губам и прикрыла глаза, позволяя боли превратиться в бушующий огонь, сжигающий мои внутренности, оставляющий после себя лишь пепел. Я не могла дышать. Каждый вдох напоминал глотание лезвия. Я ожидала, что будет больно. Я ожидала мук невероятной силы, которые попытаются пробить выстроенные мною стены. Но вплоть до этого момента я совершенно не осознавала, что все эти стены, которые должны были защищать меня от самой себя, были сделаны из стекла. Как только Эдвард вышел за дверь, оставив меня в одиночестве, они с дребезгом обрушились.

Одно дело - выбираться из развалин, а пробираться сквозь море разбитого стекла - совершенно другое. Каждое движение, каждый шаг грозил обернуться серьезной травмой, а я уже истекала кровью.

Где-то глубоко, под покровом жизни, дыхания, кожи и костей, я была раздроблена на куски, а затем обесцвечена. Краски внутри меня тускнели с каждым моим шагом на пути к поверхности.

Мне хотелось кричать, но у меня перехватило горло - новая, невероятной силы боль нещадно сжимала его. Она крушила каждый дюйм моих оцепеневших эмоций, пробуждая их, пока абсолютная, не имеющая себе равных по силе агония полностью не поглотила меня.

Что я делала с собой?

Почему я позволила этому случиться?

Я хотела этого.

Мне было это нужно.

Что-то.

Что угодно, что могло бы обеспечить мне хоть какое-то освобождение из плена, который я создала в своей голове. Я держала себя в заложниках нахлынувших эмоций, которые больше не могла ни выносить, ни вытолкнуть под предлогом отрицания. Все эти чувства я оставила гнить и гноиться во мне, пока они не начинали сочиться и лопаться под давлением. Но внезапно, волны боли усилились и превратились в цунами, из-под которого я уже не могла выбраться на поверхность.

Не знаю, как долго я сидела там, свернувшись калачиком на полу, чувствуя, что тону прямо в воздухе, а моя кожа зудит от свежих ран. И мне хотелось разодрать ее до костей, чтобы унять раздражение, или стучаться в каждую дверь на этаже в поисках Эдварда, а потом умолять его прикоснуться ко мне снова и положить этому всему конец.

Очевидно, что не могло быть и речи о самом предпочтительном из двух вариантов. Тогда бы Эдвард, несомненно, понял, что я нахожусь на грани безумия, и отказался бы не только разрисовать меня, но и находиться рядом со мной.

Кошачье мяуканье вырвало меня из оков внутреннего осуждения, и я заставила себя подняться на ноги. Мое тело окаменело и словно превратилось в ржавую сталь. Я застонала от простого потягивания мышц и поплелась в гостиную. Мой котенок выглядывал с края дивана, кивая головой, будто прикидывая расстояние до пола. Она посмотрела на меня и тихонько мяукнула.

- Привет, киска. – Я присела, взяла ее на руки и поднесла к лицу, чтобы потереться носиком об ее мягкую шерсть.

Она пахла Эдвардом. Теплая, сладкая, пьянящая.

Я понесла ее на кухню и достала мисочку для фруктов. Наполнив ее водой, – у меня даже не было молока, – я поставила ее на стол. Определенно, завтра в первую очередь нужно сходить в зоомагазин. Мне не нравилась мысль, что, пока я буду на занятиях, котенок останется в квартире один, но у меня не было других вариантов. Надо просто позаботиться о том, чтобы ей было комфортно. И я надеялась, что она не разорвет мой дом в клочья, пока меня не будет.

Наблюдая за тем, как мурлыка усердно старалась лакать водичку из миски, я поняла, что она еще совсем крошечная и, возможно, ее только недавно, слишком рано, разлучили с мамой. Наверное, мне стоит купить бутылочку для вскармливания котят, по крайней мере, пока киса не повзрослеет и не начнет кушать самостоятельно. Ее пушистая оранжево-белая шерстка прилипла к ее маленькой мордочке. Она посмотрела на меня такими несчастными глазками и отчаянно мяукнула. 

- Прости, кисонька, мы все купим завтра, хорошо? – она пренебрежительно тихо фыркнула и принялась изучать стол, нюхая лежащие на нем лимонные дольки.

Я прикоснулась ладонью ко лбу: я все еще могла ощущать запах Эдварда на своем запястье, и вытерла губы рукой. Всего одна мысль об ощущениях от его стального шарика и теплого влажного языка на моем запястье заставила все мое тело трепетать, а трусики увлажниться.

Я была так шокирована его поведением. Я знала, что должна была быть к этому готова, ведь все, что касается Эдварда, буквально искрит сексуальной энергетикой, но я просто не ожидала ничего подобного. Совсем не ожидала.

Если раньше я думала, что он просто опасен, то теперь я повысила его статус до «смертельно опасен».

Мне было недостаточно просто находиться рядом с ним. Я желала большего и сейчас собиралась получить это. Он будет касаться меня чаще на протяжении долгого периода времени. Но у меня уже были воспоминания, о Боже, об ощущении его языка на моей коже, о его мягкой двигающейся нижней губке, о прохладной твердости его «укуса змеи» на влажной плоти моей руки.

Все мое тело дрожало от потребности просто чувствовать его тягучее тепло снова и снова.

А потом он протянул мне свое запястье. Именно то, с черным рисунком. Я безумно хотела очертить каждый дюйм его татуировки пальцами и языком и была ужасно смущена своим желанием залезть на стол и сорвать с него рубашку, обнажая то, что он под ней прятал. Я прикоснулась языком к разрисованной чернилами коже, ощущая соль и лимон… и Эдварда. Рай, подлинное блаженство. В мире не было ничего, что я бы хотела пробовать больше, чаще, только это.

Смесь соленого, кислого и сладкого на моем языке стала моим новым наркотиком. Я бы с легкостью забила на все другие лекарства, лишь бы каждый день, всю мою жизнь пробовать Эдварда на вкус.

Но то, что он сделал потом, практически убило меня.

Ломтик лимона, зажатый между его губ, призывно мягких и розовых на фоне ярко желтого и сверкающе серебряного. Я слышала, как ускорилось мое дыхание, и замерла, понимая, что это невероятно опасно для меня, практически, как засунуть голову в пасть льва. Но в тот момент я не могла заставить себя как следует подумать об этом, потому что хотела снова попробовать его на вкус таким фантастическим способом.

Я на секунду встретилась с ним взглядом и была шокирована темно-нефритовым оттенком его глаз. Я знала, что мне не стоило смотреть на него слишком долго, иначе я попаду под влияние его порочной энергии. Я сосредоточилась на его губах, не сумев сдержаться, позволила своей верхней губе слегка коснуться его, смакуя языком вкус его кожи, и вытащила кусочек лимона из его рта.

Чувствовать сталь своей нижней губой было настоящим блаженством. Мне стало интересно, каково будет целовать его. Заманчивый контраст между мягкостью его губ и твердой сталью. Я ощущала его вкус на кусочке лимона, сладость, разбавленная кислинкой. Обычно самодовольное, самоуверенное выражение его лица неожиданно сменилось на обеспокоенное. И он заявил мне, что ему нужно идти. Я хотела обвить его тело своим и умолять остаться, понимая, что, как только он уйдет, меня захлестнет боль, но с еще большей силой.

Я чувствовала себя такой дурой из-за того, что хотела от него получить чего-то, чтобы это ни было.

Уходя, он заправил прядь волос мне за ухо. Такой нежный жест, и странный, на фоне его обычного обращения со мной. Но из-за него ощущение потери с уходом Эдварда только лишь усилилось.

Я выбросила лимонные корки в мусорное ведро и поставила рюмки в раковину. Взяв котенка на руки, я схватила ее импровизированную постель и понесла в свою комнату. Как только я улеглась, накрывшись простынями, она примостилась на сгибе моей шеи. Я зарылась носом в ее мохнатую шерстку, вздыхая запах Эдварда, заснула и спала без сновидений.

~*~

Я проснулась от того, что крошечные коготочки впились в мою шею, киса сладко урчала. Я нежно приобняла ладошками крошечный комочек и потерлась об него щекой. Я всегда хотела завести кошечку, но у Чарли была аллергия, поэтому, пока я росла, кошка мне не светила. Я постоянно возмущалась из-за этого, но сейчас отдала бы свою правую руку, да все, что угодно, только бы вернуть отца в свою жизнь.

Я скучала по нему.

Я скучала по его возвращениям домой, одним и тем же вопросам, молчаливым совместным ужинам, просмотрам спортивных новостей, пока он, одетый в пижаму, попивал крепкое пиво. Больше всего я скучала именно по тому, что раздражало меня, пока он был жив. Жаль, что я недостаточно часто говорила ему, как сильно его люблю. Как бы мне хотелось обнять его и сказать, что он - самый лучший отец в мире. Но больше всего я жалела, что не сыграла маленькую свадьбу под дождем на пляже в Ла Пуш. Тогда Чарли все еще был бы здесь, а зияющая рана в моем сердце не пульсировала бы и не гноилась.

Я не хотела думать обо всем этом: о потере, о боли, о переполняющем чувстве вины. По крайне мере, сейчас мне есть, кого любить, кого я не обижу своим глупым выбором или трусостью.

- Привет, малышка, - я погладила ее по головке, слушая мурлыкание. Как же замечательно, что я не одна, в самом жестоком смысле этого слова. – Мне нужно принять душ, а потом мы пойдем и купим тебе еды и все необходимое. Как ты на это смотришь? – Я чувствовала себя по-идиотски, разговаривая вслух с котенком, который явно ничего не понимал. Но мне было необходимо поговорить с ней, с моей новой подружкой.

Я скатилась с кровати, совершен забыв о свежей ранке на моем бедре, моей татуировке, заклеенной марлей и пластырем. Я слегка вздрогнула, но было не так больно, как я ожидала. Конечно, я понимала, что со спиной будет гораздо хуже, учитывая размеры тату, которую я собиралась на ней сделать.

Я потопала в ванную комнату, поставила котенка на пол, стянула через голову майку и осторожно сняла спортивный лиф.

Я прикусила нижнюю губу и покраснела, глядя на отражение своего обнаженного тела в зеркале. Не сдержавшись, я закатила глаза. Только я умудряюсь краснеть при виде своего же собственного тела. Я улыбнулась и аккуратно провела кончиком указательного пальца по маленькому стальному колечку с сапфировым шариком, висевшем на моем очень нежном правом соске.

Элис попыталась убедить меня проколоть оба, но я давно решила: одна вещь за раз, даже включая соски. В любом случае, я не была уверена, что хочу проколоть и второй тоже, особенно учитывая, что процесс заживления занимает от двух до четырех месяцев. Я лучше подожду и посмотрю.

Взглянув на сережку, я вспомнила, как пришла проколоть нос и сделать Индастриал, ну, и те нелепые кексы. Я была уверена, что задела тогда колечко в соске у Эдварда, и от этой мысли по моему телу прошла дрожь. Я стянула оставшуюся одежду и включила душ. Пока я ждала, когда нагреется вода, я проверила, хорошо ли держится целован на моем бедре, чтобы не намокла татуировка, как и наставлял Эдвард. Он подробно объяснил мне, как ухаживать за ней, но, честно говоря, я не очень внимательно слушала его. Все мое внимание было приковано к тому, как двигались его губы во время разговора, как мелькало маленькое колечко в его языке, ударяясь о зубки.

Мысли об этом стальном шарике плавно перетекли в воспоминания о его языке на моей руке, и я почувствовала, как по телу начало распространяться тепло по направлению к югу от живота. Смутно знакомая боль, которая обычно накрывала меня в присутствии Эдварда, теперь появилась опять. Я прикрыла глаза и встала под обжигающие струи воды, желая, чтобы она сожгла все эмоции.

Я надеялась, что, если позволю себе быть рядом с ним, это хоть немного успокоит боль, по крайней мере, на короткий промежуток времени, а после она станет более или менее терпимой. Как же я ошибалась. Потребность в нем лишь возросла, а желание увидеть его, находиться рядом с ним взрывалось в моем теле, создавая бушующий ад тоски, которую ничем нельзя было погасить. И неважно, как сильно я пыталась снизить эту зависимость, ее угольки всегда воспламенялись вновь и разгорались пуще прежнего.

Горячая вода не смогла затушить пламя, мне становилось лишь жарче от осознания того, что я увижу его лишь завтра. Растущая зависимость от его нервировала меня. Я не могу позволить себе настолько нуждаться в ком-то, да еще и таким образом. Никогда больше.       

Я тщательно вытерла свое тело, обработала сосок Полиспорином и наложила на него повязку, чтобы маслянистый лечебный лосьон не просочился сквозь лифчик, оповещая всех о моем новом акте отклонения от общепринятой морали. Потом я нанесла Тату Goo, который дал мне Эдвард, на татуировку, и сменила повязку.

Я подняла с пола котенка: она играла с использованной салфеткой, положила ее на кровать и начала одеваться. Мне надо было купить ей все необходимое перед тем, как оправиться на занятия, для того чтобы она ни в чем не нуждалась, пока меня нет. Я завязала волосы в небрежный хвостик, засунула котенка в постельку, схватила сумку и направилась в ближайший зоомагазин.

Потратив пятьсот долларов и два часа, я скупила, как мне показалось, полмагазина. Леди, которая работала там, сказала, что котенку около пяти недель, в лучшем случае, и некоторое время лучше кормить его из бутылочки. Я купила кошачью переноску, штуку для когтей, которая была похожа на разноуровневое дерево, несколько видов корма, маленькую коробку, лоток и наполнитель для туалета, разных игрушек, забив ими коробку, и щетку с названием Шерстенатор.

Серьезно, это не шутка.

Когда я вернулась, было уже далеко за одиннадцать. Мне пришлось сделать три ходки к моей машине, чтобы перенести все купленные мною вещи в холл. Поднявшись на тринадцатый этаж, я вытолкнула все покупки в коридор и стала изо всех сил тащить их к моей двери. В глубине души я надеялась, что Эдвард выйдет из своей квартиры и поможет мне, но была совершенно точно уверена, что он уже на работе.

У меня оставалось в запасе времени только, чтобы накормить кошечку. Я погладила ее, показала ей туалетный лоток, посадила на нижней уровень ее кошачьего дерева и уехала.

На занятиях было скучно, а профессор на семинаре с чего-то решил, что сегодня отличный день для начала групповых заданий. Это означало, что теперь я зависела от сознательности других студентов по части выполнения их доли заданий. Этого никогда не случалось. В группе всегда находится какой-нибудь лентяй, который толком ничего не делает, оставляя другим всю работу. Не говоря уже о том, что мне придется разговаривать со своими однокурсниками, общения с которыми я успешно избегала до настоящего момента. Занудный парень по имени Бенджамин пожалел меня и предложил присоединиться к их группе. По крайней мере, они были заинтересованы в процессе. После уроков мы отправились в кафетерий кафедры английского языка и три часа обсуждали детали проекта. Возможно, после этой работы мне будет полегче во время совместных лабораторных.

Я вернулась домой около девяти вечера и очень переживала, как там котенок. Зря беспокоилась. Киска лежала, свернувшись клубочком, на нижнем ярусе домика. Она тихонько мяукнула, изогнула аркой спинку и потянулась. Потом спрыгнула, потопала мне на встречу и начала ластиться о мои ноги. Я подняла ее на руки и понесла в кухню, чтобы покормить, да и самой съесть йогурт. Поход за продуктами придется отложить на завтра.

Я делала домашние задание и слушала музыку, когда кто-то постучал в дверь. Я посмотрела на электронные часы, моргавшие мне SOS с кабельной коробки, поскольку было уже за полночь. Я была совершенно точно уверена, что Роуз на работе, хотя последние несколько дней мы редко виделись. Вполне возможно, что она освободилась раньше. Я потопала к двери и открыла ее.

- Э-э, привет.

Я уставилась на очень взволнованного, но, тем не менее, сексуального Эдварда. Он был одет в джинсы и черную рубашку с длинными рукавами, которые облегали его руки, словно вторая кожа, и были закатаны до локтей. Я видела черные полосы рисунка на правой руке и красочные сети лиан, обвивающие его левую руку. Что-то похожее на анатомическое сердце выглядывало из-под черного хлопка.

Я была уверена, что выгляжу совершенно сбитой с толку, да и напуганной по нескольким причинам. Вспомнив, как вчера он быстро смотался из моей квартиры, и причину его ухода, я моментально покраснела.

Взгляд Эдварда скользнул по моему телу, и его губы медленно искривились в знакомой ухмылке. Я не могла от них оторваться, потому что, Боже, он был таким сексуальным, когда так делал. До меня дошло, во что я была одета, и мой румянец еще больше усилился. На мне были лишь потрепанные, коротко обрезанные шорты от спортивных штанов, кофта с капюшоном и домашние высокие тапочки, защищавшие мои ноги от холодного пола.

- Я принес кое-что для ТиКей, - Эдвард широко улыбнулся, будто только что пошутил.

- Кому? - недоуменно спросила я.

- Котенку. - У него в руках был пакет из зоомагазина. – Да, и пиво. – Он поднял другую руку, от чего его плечо и бицепс напряглись, и продемонстрировал упаковку с шестью бутылками импортного, неизвестного мне пива.

- О, спасибо, – сказала я, закусывая губу. – Заходи. – Я жестом пригласила его войти. Проходя мимо меня, он случайно коснулся рукой моей груди, задев чувствительный сосок с кольцом.

Я тихонечко зашипела и кашлянула, пытаясь заглушить предательский звук.

- Тебе не стоило это делать, ты же знаешь, - я указала и на пиво, и на пакет из зоомагазина, в котором, очевидно, было ни две игрушки.

- Я знаю. – Эдвард пожал плечами и кинул пакет на кухонный стол. Он подошел к холодильнику, заглянул внутрь и напрягся.

Черт.

Я не купила продукты.

- Ты передумала делать татуировку, Белла? – Эдвард повернулся ко мне лицом и серьезно, испытывающе посмотрел на меня.

Он был в ярости.

О чем, черт возьми, он говорит?

- Конечно, нет, Эдвард, - ответила я очень тихим голосом, немного съежившись, когда он подошел, пристально глядя мне в глаза. Я старалась не смотреть прямо на него, но он просто засасывал меня своими глазами с пирсингом.

- Ты уверена, Белла? – меня окутал его бархатный голос, и в этот момент мне захотелось подойти к нему, чтобы его руки меня обвили. Я была готова ответить на его вопрос, что угодно, лишь бы он остался со мной и уничтожил мою боль.

- Уверена. – Кивнула я.

- Где же тогда продукты? – он скрестил руки на груди.

- Я поздно пришла домой с занятий. У меня была групповая работа, - кротко ответила я.

На секунду его глаза сверкнули, но он тут же успокоился и невозмутимо сказал:

- Что ж, тогда пошли.

- Что? – Изумилась я. Уже было далеко за полночь, и я - практически в пижаме.

- Мы пойдем сейчас в магазин за продуктами, - сказал он так, будто у меня не было выбора.

- Эээ, отличная идея, Эдвард, но все магазины уже закрыты, - Я хотела скопировать его позу, но вовремя вспомнила о проколотом соске и поставила руки в боки.

Эдвард усмехнулся.

- Белла, это Чикаго. Тут повсюду круглосуточные продуктовые магазины.

- О! – Глупо протянула я. – Ну, тогда дай мне переодеться, - я развернулась, намереваясь отправиться в спальню, чтобы надеть джинсы и лифчик, которого на мне не было.

Но Эдвард остановил меня, обвив рукой мое запястье и потянув назад.

- Может, сначала я проверю твою тату? – его голос был гладким как шелк, а дыхание ласкало кожу за моим ушком.

Мои волосы были собраны в конский хвост, и я задрожала, вспомнив, как он просил меня не прятать ушки.

- Хорошо, - я кивнула, радуясь любому поводу, который оправдывает его прикосновения ко мне.

Эдвард прошел мимо меня, направляясь в гостиную, где уютно устроился на моем диване, выглядя при этом чертовски аппетитно. Он приподнял бровь и жестом указал на место перед собой, очевидно, ожидая, когда я подойду. Я шла медленно, пытаясь сдержать свой восторг от предвкушения его прикосновений. Даже, если это будет длиться секунду или две. Эдвард сидел, широко расставив ноги, немного наклонившись вперед. Он опирался локтями на колени, положив подбородок на сплетенные замком ладони. Я встала перед ним между его ног, отчаянно пытаясь не глазеть на ширинку его джинсов, и подвернула пояс своих шорт.

Дерьмо, на мне были надеты самые детские трусики – белые, с множеством маленьких отпечатков кошачьих лапок. Я почувствовала, что мое лицо уже просто пылало, и в голову пришла мысль об огнетушителях, до того я была смущена.

Эдвард тщетно попытался скрыть улыбку, водя туда-сюда языком со стальным шариком по нижней губе и цокая об «укус змеи». Именно его я чувствовала на своих губах и запястье прошлой ночью. Может быть, ему понравятся мои трусики.

Его глаза потемнели, когда я приспустила трусики вниз, обнажив прикрытую марлей тату. Я перевела взгляд на свое тело, намереваясь оторвать повязку, но руки Эдварда оказались быстрее. Его длинные умелые пальцы отодвинули мои. Он глубоко вздохнул и прижал большой палец к моей коже над повязкой, а другими обвил талию. Его рука лежала на моей обнаженной плоти, придерживая меня. Пальцами свободной руки он осторожно снял повязку.

Я закрыла глаза и вздохнула из-за наплыва ощущений, которые он вызывал во мне. По моему телу разлилось спокойствие. Он - будто бальзам для облегчения рваной раны.

Он немного сжал пальцы, находившиеся на моем бедре. Я открыла глаза, чтобы посмотреть вниз, на татуировку. Его палец осторожно кружил вокруг нее. Движения его пальцев по моей коже в полной тишине вызывали невероятные ощущения и вовсе не напоминали профессиональные и, уж тем более, изучающие, связанные с его работой.

- Ну, и как? – мне хотелось закатить глаза от того, насколько хриплым был мой голос.

- Охрененно идеально, - выдал он. Удивительно, его голос тоже хрипел.

Он отпустил мое бедро и встал так быстро, что я едва не упала на кофейный столик, стоящий сзади. Эдвард снова схватил меня за бедра, пытаясь уберечь от падения. Я вытянула руку и ухватилась за его предплечье в попытке не свалиться ему на грудь. Я осторожно провела пальцами по его обнаженной коже, стараясь, словно вампир, впитать как можно больше умиротворяющей меня энергии, которая будто сочилась из его тела.

- Дерьмо, извини. – Его взгляд метнулся по комнате и задержался на стене над моей головой. – Тебе надо сменить повязку и переодеться. – Он отпустил мои бедра и обошел меня. – Если, конечно, ты не собираешься пойти за продуктами в этом.

Он ухмыльнулся и снова посмотрел на меня. Его глаза блуждали по мне, останавливаясь на приспущенных шортах и выглядывавших из-за них трусиках.

- Кстати, твои тапочки чертовски классные. – Крикнул он мне, когда я направилась в спальню.

Я едва могла дышать, когда зашла в свою комнату. Эдвард ведет меня за покупками посреди ночи в четверг.

Какого черта?

Он часто так делает? Не думаю. К тому же, казалось, что это вообще не в его духе. Не то, чтобы я возражала, конечно. Я была бы более чем счастлива проводить рядом с ним все свое свободное время, даже если это означало поход по магазинам в ущерб сну.

Я поспешила в ванную комнату и поменяла повязку на татуировке. Потом нашла джинсы и лифчик, который подходил к моим глупым трусикам, хотя Элис наказала мне носить спортивный лиф, мысленно ругая себя. Мы ведь идем за покупками, и он не будет проверять мой лифчик.

Я быстро натягивала рубашку с длинными рукавами и толстовку, горя желанием поскорее вернуться к Эдварду. Я - ужасно жалкая.

Эдвард стоял около книжных полок и что-то держал в руках. Коробки с фотографиями, которые я намеривалась разобрать вчера, лежали открытыми прямо у него перед ногами. У него в руках был фотоальбом. Я знала, какой именно, и мне стало неловко. Но лучше уж этот, чем какой-нибудь другой. Это были мои детские фотографии, сделанные еще до того, как Чарли и Рене развелись.

- Я готова, – произнесла я уж слишком громко.

Эдвард повернулся, прищурил глаза и состроил неодобрительную гримасу, видимо, заметив панику на моем лице.

Я едва сдержалась, чтобы не кинуться к нему и не вырвать альбом из его рук. Я не смотрела эти фотографии с похорон. И не думаю, что могла бы сделать это сейчас, уж точно не без последствий.

А это приведет к тому, что Эдвард уйдет и откажется делать мне тату.

- Ладно, - сказал он медленно и, не отрывая от меня глаз, аккуратно положил альбом в коробку.

Я с облегчением вздохнула, подняла коробку, в которой спал котенок, направилась в кухню, где взяла свою сумку, лежавшую на одном из барных стульев, и пошла к выходу. Эдвард следовал за мной по пятам.