Так много я хотел сказать в тот момент, но мой разум наполнился вихрем эмоций, и сдерживал от идей. Поэтому молча приняв у Беллы банку "Пепси", открыв её и сделав большой глоток, я попытался собраться с мыслями. И снова Белле удалось удивить меня своей добротой.
Я спрашивал себя, как много на самом деле, ей рассказала Элис. В то время как часть меня хотела спросить, я боялся узнать правду. Я не глуп; у Беллы должно быть много вопросов по поводу моего поведения, и так как я не давал ей ответов, конечно, было вполне естественно, если она спросила об этом Элис.
Чем больше времени я проводил с Беллой, тем тяжелее мне было сохранять правду о моём прошлом, в тайне от неё. Временами, когда мне почти удавалось убедить себя, что она не осудит меня, в один из таких моментов я размышлял о том, что может, стоит дать ей какой-нибудь намёк, просто чтобы увидеть реакцию.
Но, в конце концов, моя трусость и чувство самосохранения победили. Я пришёл к выводу, что стал очень сильно зависеть от Беллы, и не мог решиться на такой риск. В глубине души я знал, всё шло слишком быстро; Белла рушила мои стены, и мне было страшно, что она найдёт. Я терял контроль, и это чертовски меня пугало.
За последние несколько дней, Белла стала единственным светлым пятном в моём печальном оправдании жизни, и я не мог вынести мысль о том, что всё может вернуться к прежнему. Как я мог, когда понял, что способен чувствовать что-то иное, чем гнев и отвращение к себе? Только я ещё не понимал, что это чувство – надежда. Надежда – это то, что я не мог описать, то, что мне казалось, я не заслуживаю, но, тем не менее, очень этого хотел.
Я не знал, как это возможно – приходить в ужас только от одной мысли о том, чтобы потерять то, что никогда по-настоящему не имел. Всё, что я знал, так это то, что если сейчас потеряю Беллу, то это, скорее всего, убьёт меня.
Вот почему я должен был бежать.
Я должен был убежать от этого, отвергнуть её самоотверженные обещания доброты и дружбы, ведь мне нечего было предложить взамен. Я был дураком, потому что оставался рядом и ждал, когда Белла поймёт, что я не стою её времени и сил. Ждал, когда она разобьёт моё давно уже потрёпанное сердце.
Ждал, когда она уничтожит меня.
И всё же я не мог заставить себя сделать это. Я хотел – нет, мне было это необходимо – держать Беллу в своей жизни так долго, как только мог. Это было эгоистично, глупо, опасно. Но то, что я чувствовал, находясь рядом с ней, заставляло меня хотеть забыть о том, что в своих руках она держала ключ от моего полного уничтожения. В конце концов, однажды она уйдёт. Я знал это. Это не могло длиться вечно.
Моя жизнь не похожа на сказку. Слов "долго и счастливо" нет в моём мире. Я знал, что жизнь – равнодушная, безжалостная и жестокая. Не было хеппи-энда для меня.
Я уже давно это понял, много лет назад, когда меня впервые поразило болезненное осознание того, что моя мать не скажет Джеймсу убрать руку с моего затылка и прекратить прижимать моё лицо к твёрдому, деревянному полу. Когда я, задыхаясь, хватал ртом воздух, кричал и мечтал только об одном, чтобы эта боль Просто. Блядь. Прекратилась.
Даже сейчас, после всех этих лет, я всё ещё помнил ту панику и отчаяние – всё то, что я чувствовал, когда он, продолжая тяжело дышать мне в ухо, держал меня, заставляя принимать весь свой вес, пока он не заканчивал. Затем оставляя меня тихого и разбитого лежать на полу, поднимался на ноги, и, натянув штаны, наконец, неторопливо выходил из комнаты.
И только после того, как я слышал милостивый звук закрываемой двери и его шаги, отдаляющиеся от моей комнаты, я позволял себе сломаться. Не в силах больше сдерживать приглушённые рыдания от боли и унижения, я сворачивался в позе эмбриона и плакал до полного опустошения.
Но даже после этого я не мог полностью расслабиться. Потому что знал – он вернётся. Возможно не в ту же ночь, но на следующий день – обязательно. И на следующий...
— Эдвард? – срывающимся голосом Белла вернула меня к реальности. Я понял, что в какой-то момент поставил банку содовой на стол и стиснул кулаки с такой силой, что ногти впились в ладони и разорвали кожу. И теперь, между пальцами сочилась кровь. Я нахмурился, ведь я даже не почувствовал никакой боли.
Сказать по правде, я до сих пор её не чувствовал.
Немного ошеломлённый, подняв глаза, я встретился взглядом с Беллой, и заметил, что её лицо внезапно побледнело. Затем вспомнил случай на кухне несколько дней назад, когда при виде собственной крови она потеряла сознание, и засунул руки в карманы.
— Прости, – с трудом узнавая собственный голос, пробормотал я.
Мои слова заставили её прийти в себя, и она уставилась на меня в замешательстве. Затем закатив глаза, она порылась в своём рюкзаке и, найдя то, что искала, протянула мне салфетку.
— Боже, Эдвард... – с досадой качая головой, пробормотала она. – Почему ты извиняешься?
Неловко пожав плечами, я просто смотрел на мягкую салфетку в её руках, и неожиданно сильно смутился. Когда я не сделал никакого движения, чтобы взять это у неё, а наоборот, ещё глубже засунул руки в карманы, она тяжело вздохнула.
— Пожалуйста, поговори со мной. Что случилось?
— Что случилось? – я сузил глаза. – Я! – отрезал я, злясь на себя и на неё, хоть она абсолютно ничего не сделала, чтобы заслужить мой гнев. Что только доказало, что мои слова были верны.
Белла с трудом сглотнула, затем покачала головой.
— Мне очень жаль, – наконец, прошептала она. – Мне очень жаль, что из-за него ты чувствуешь себя таким.
Я замер, глядя на неё в шоке. Её глаза расширились, и, встревожившись, она сразу же подняла руки, словно для того, чтобы помешать мне бежать. Но неважно, как сильно мне этого хотелось, я был не в состоянии двигаться.
Невозможно. Она не могла этого знать.
— Я... я имею в виду человека, который причинил тебе боль, – нервно ломая руки, заикаясь, объяснила она. – Ты сказал об этом... вчера... – её голос затих, и она на мгновение закрыла глаза. Почувствовав, как закружилась моя голова и, не зная, что и думать, я продолжал смотреть на неё.
Да, это правда; когда мы были на лугу, я действительно признался, что кто-то причинил мне боль. И я полагал, что для Беллы было вполне естественно предположить, что этот человек был мужчиной. Но что-то в её голосе, когда она сказала слово "он", а также в последующей реакции, говорило о том, будто она не собиралась этого говорить.
Чёрт!
— Не надо, – ухватившись за край стола, от стыда я опустил глаза. – Белла, пожалуйста, только не... – мольба в моём голосе заставила меня съёжиться, и я даже не понял, что хотел сказать ей.
— Эдвард... – голос Беллы дрожал, но я отказывался смотреть на неё. – Я твой друг. Не отталкивай меня. Просто... – она неуверенно вздохнула. – Просто позволь мне помочь тебе.
— Помочь мне? – я горько усмехнулся. Стыд сменился на гнев и я, наконец, поднял голову и посмотрел на неё. – Чёрт, Белла, и ты туда же! – видимо, ничего не понимая, она открыла рот, но прежде чем успела что-то сказать, я продолжил. – Мне не нужно, чтобы ты обращалась со мной как с каким-нибудь грёбаным случаем благотворительности; мне хватает этого и дома!
— Благотворительность? – шок и гнев вспыхнули на её лице. – Ты меня разыгрываешь? Ты когда-нибудь задумывался над тем, что люди на самом деле могут заботиться о тебе?
— Да, конечно, только не стоит беспокоиться, – я впился в неё взглядом. – Грёбаная трата времени, – к большому ужасу, мой голос дрогнул. Белла замолчала и просто смотрела на меня своими большими глазами, в которых я неожиданно увидел понимание и сочувствие, и от этого, как ребёнок, чуть не разрыдался.
— Эдвард, нет, – она инстинктивно протянула руку в мою сторону, но затем, заколебавшись, остановилась. – Это не правда. Разве ты не видишь? – отрицая всё, я покачал головой, но она продолжила. – Я не знаю подробностей того через что ты прошёл, но он... – она прикусила губу, – человек, который... он плохой, а не ты. Он, видимо, сделал всё возможное, чтобы убедить тебя в обратном, но это... не так.
Я слышал, что говорила Белла, вот только её слова не имели для меня никакого смысла. И Карлайл, и Эсме говорили мне что-то подобное, так же как и бесчисленное количество терапевтов, которые наблюдали меня все эти годы. Но все они были неправы. Я всегда делал что-то плохое, и у Джеймса не было другого выхода кроме как наказать меня. Каждый раз. Именно так всё было.
Мысли о том, что Джеймс каждую ночь приходил в мою комнату, и причинял мне боль только ради своего удовольствия, для меня не существовало; я не хотел даже думать об этом. Я должен был верить, что всё это из-за меня, если б я был хорошим и так же вёл себя, тогда ничего из этого бы не произошло.
Иначе, несправедливость всего этого, без сомнения полностью уничтожила бы меня.
— Помнишь, как я рассказала тебе о том, что случилось с моей рукой? – испуганно посмотрев на Беллу, я стал гадать, что же заставило её вспомнить об этом. Она посмотрела мне прямо в глаза.
— Сначала ты подумал, что Фил причинил мне боль нарочно, не так ли? – я лишь кивнул, всё ещё не понимая, к чему она ведёт.
Белла глубоко вздохнула.
— Ты когда-нибудь думал, что я могла сделать что-то такое, что заслужила это? Что я была... – она тяжело сглотнула, – плохой?
— Что? – осознав её слова, мои глаза расширились. – Нет! – ахнул я в ужасе. – Это не... я имею в виду, даже если... он не имел права... – мой голос затих.
— Точно, – Белла замолчала, и выглядела так, словно была на грани слёз. – Он не имел права. Разве ты не видишь, что то же самое относится и к тебе? Что бы ты ни делал, он не имел права причинять тебе боль.
Не желая слушать всё, что она хотела мне сказать, я зажмурил глаза и упрямо покачал головой. У меня было только смутное представление о том, что мы с Беллой всё ещё сидели за грёбаным столом для пикника, фрукты и бутерброды, которые она принесла, нетронутые и забытые всё ещё лежали на столе перед нами.
Почувствовав, как Белла взяла меня за руку, я вздрогнул и открыл глаза. Часть меня хотела вырваться, и я почти это сделал, но почему-то чувствовать её прикосновения было так хорошо, словно они были целительным бальзамом для моего тела и души. И вдруг, я понял, что не просто хотел этого; я нуждался в этом, жаждал, потому что ощущать мягкую кожу Беллы своей – это единственное, что не давало мне сойти с ума.
Поэтому почти отчаянно схватив её руку, меня поразило внезапное желание притянуть её к себе и, спрятав лицо в изгибе её шеи, умолять, чтобы она заставила всё это уйти.
Мой гнев исчез так же быстро, как и появился. И внезапно, я понял, что пока Белла не прекратит касаться меня, мне плевать, о чём она может думать, что делать или что знать. Ирония всего этого не ускользнула от меня; то, чего я боялся больше всего остального, каким-то образом стало тем, что успокаивало меня и тормозило, прежде чем я мог затеряться в глубинах своего подсознания.
Я не понимал этого, я не мог даже попытаться как-то объяснить. Но я был не настолько глуп, чтобы подвергать это сомнению. Потому что в тот момент Белла была рядом со мной. В конце концов, она оставит меня, но сейчас она всё ещё здесь, позволяет мне утешиться своим присутствием. И на тот момент этого было достаточно.
— Белла, – прохрипел я, желая, чтобы она просто забыла обо всём этом, чтобы перестала говорить мне то, что я не хотел слышать, и то, что я не мог понять. Потому что этого становилось слишком много. Она бросила на меня вопросительный взгляд, а я, поглядывая на наши переплетённые руки, продолжил. – Я не могу этого сделать. Пожалуйста, если ты действительно мой друг, давай поговорим о чём-нибудь другом. О чём угодно.
Белла притихла, а я, затаив дыхание, стал ждать её возражений. Но к моему огромному облегчению, она кивнула в знак согласия.
— Да, хорошо... – она ненадолго замолчала и когда снова заговорила, я заметил, что её голос всё ещё был очень неустойчив. – Гм... ты уже начал готовиться к экзаменам?
Быстро подняв голову, я, недоумевая, посмотрел на неё. Она покраснела.
— Что? Это первое что пришло мне на ум. Ты же сказал, что угодно.
— Так и есть, – покачав головой, я попытался прояснить свои мысли. Белла была поистине удивительна. Всего лишь несколько минут назад я чуть не обидел её, снова ведя себя как последняя задница. И вот она, полностью готова отказаться от темы только потому, что я попросил её. На самом деле, словом "удивительная" даже не описать её.
Белла была слишком хороша для меня. Я не заслуживал её дружбы.
Понимая, что я опасно близок к тому, чтобы снова погрузиться в темноту своего разума, чего я отчаянно хотел избежать, я ещё крепче сжал руку Беллы и сделал несколько глубоких вдохов. Затем откашлялся, молясь, чтобы мой голос звучал хоть немного нормально.
— Нет, я ещё не начинал. Время впереди ещё есть. Я планировал начать через неделю. А ты?
Вместо ответа Белла молчала, и это заставило меня нахмуриться. Проследив за её взглядом, я заметил, что она смотрела на наши сплетённые руки. Понимая, что всё ещё крепко сжимаю её, мои глаза в тревоге расширились, когда я осознал, что может, причиняю ей боль. Но прежде чем у меня появилась возможность сказать что-то или вырваться, Белла тихо заговорила.
— Это хорошо, ведь так? – она кивнула в сторону наших рук.
Не зная как реагировать, я тяжело сглотнул. На самом деле, это было более чем хорошо, но я не знал, как ей это объяснить и не выставить себя дураком. Кроме того, во рту неожиданно пересохло, поэтому я смог только кивнуть. Белла с облегчением слегка улыбнулась.
Затем, прикусив губу, медленно подняв свободную руку и не сводя с меня глаз, она поднесла её к моему лицу. Моё сердце забилось быстрее, и, не совсем понимая, что происходит, я просто смотрел на неё. Когда её рука приблизилась, я инстинктивно напрягся. Белла замерла, и я увидел конфликт в её глазах, она явно не знала, как действовать дальше.
Попытавшись расслабиться, я твёрдо сказал себе, что нет никаких причин чувствовать угрозу от действий Беллы. Она не собиралась причинять мне вред, сама мысль об этом была нелепа. Всё ещё сжимая её другую руку, я заставил себя немного расслабиться. Затем с дрожью выдохнул и, закрыв глаза, стал ждать, когда она продолжит.
— А как насчёт этого? – пробормотала она, наконец, нежно положив свою маленькую тёплую ладонь на мою щёку. Тихо вздохнув, я открыл глаза. Лицо Беллы выражало смесь неуверенности и надежды, и она прошептала:
— А так, тоже хорошо?
Я открыл рот, но слов так и не последовало. Видимо все разумные мысли просто исчезли из моей головы. Что же мне сделать, чтобы Белла поняла, что её простое прикосновение заставило меня почувствовать то, что я никогда не испытывал раньше в своей жизни?
Как такое возможно? Что она делает со мной?
— Эдвард? – заметив панику в глазах Беллы, я заморгал. – Пожалуйста, скажи что-нибудь.
Вдруг испугавшись, что она захочет убрать руку с моего лица, я отчаянно закивал головой, и, не желая прерывать контакт, наклонился к ней.
— Да, – наконец, удалось мне сказать. – Да, всё хорошо.
— Правда? – с надеждой спросила она. Я снова кивнул, и когда лицо Беллы осветилось, словно она выиграла миллион долларов в лотерею, моё сердце пропустило удар.
И неожиданно я почувствовал, что мне захотелось плакать, только потому, что я понял – каким невероятным это может показаться – что моё признание сделало Беллу такой счастливой. Я сделал её счастливой, просто сказав, что мне хорошо, когда она касается моего грёбаного лица.
Как будто я сделал ей какой-то дорогой подарок, когда в действительности, всё было наоборот.
— Не останавливайся, – почти хныкая, умолял я. – Белла, пожалуйста...
— Тсс... – она нежно пробежалась пальцами по моей щеке. – Я остановлюсь только тогда, когда ты скажешь мне.
Пока Белла продолжала поглаживать моё лицо, я не мог не думать о том, что всё это было слишком хорошо, чтобы быть правдой. На какое-то время я позволил себе надеяться на что-то, чего я не заслуживал, на что-то, что было за пределами моей досягаемости. Потому что я был...
"Он плохой, а не ты. Он, видимо, сделал всё возможное, чтобы убедить тебя в обратном, но это... не так".
Голос Беллы эхом отдавался в моей голове, но я упорно отказывался вникать в смысл её слов. Вместо этого я попытался сосредоточиться на приятном ощущении её нежных пальцев на моей коже, напоминая себе, что это не может продолжаться долго, и что мне лучше наслаждаться этим, пока я могу.
Форум ждёт;)
Источник: http://robsten.ru/forum/19-723-34
0
Я надеюсь Эдвард скоро выкарабкается