Воскресенье

Белла

В этой кровати я сплю как мёртвая. Умершая приятной, лёгкой, блаженной смертью. Я не помню, где я, пока не просыпаюсь. Я принимаю душ и одеваюсь. Спускаюсь по лестнице и нахожу кухню пустой. Я краду из холодильника бутылку сока и выпиваю её залпом. Он сказал, что я могу брать всё, что захочу, но всё же это как-то неловко – брать что-то без спросу. Это всё не моё. Я нажимаю ногой на педаль мусорного ведра, и крышка подскакивает. У Майка в доме была такая же модель. Должно быть, популярная.

Стены в кухне все из стекла. Здесь ярко и светло. Я оглядываюсь на холодильник, ища на нём список, но его там нет. Я не знаю, что ему хотелось бы, чтобы я сегодня сделала. Мне нужно пойти повидаться с Чарли, но я не могу просто взять и уйти. Понятия не имею, дома он или нет. Может, он ещё спит. Не знаю. Я не слышала, когда он вернулся домой и вернулся ли вообще.

Я начинаю бродить по дому, и хотя мне, вероятно, не следует шастать, но меня одолевает любопытство. Вчера весь день я работала, в основном с бельём. Для справки - у Эдварда столько оксфордских рубашек, что можно открывать собственный магазин. У него изумительные полотенца. Пышные и очень мягкие. Его стиральный порошок пахнет настолько хорошо, что я готова его съесть. (п. беты: оксфордская рубашка получила свое название благодаря материалу, из которого сшита. Оксфорд – приятная на ощупь хлопчатобумажная ткань, которая отлично подходит для повседневной носки, легко стирается и долго служит.)

Я прохожу в гостиную, удостоверяясь, что держу руки при себе. Я ничего не трогаю, но осматриваю каждую вещь. Всё убранство комнаты кричит о женщине, но там стоит фортепиано, и оно не женское. Диван обит плюшем и на нем слишком много маленьких подушечек. Эта часть показывает присутствие женщины. Хотя женщины здесь и нет. По крайней мере, я не видела до сих пор ни одной. Я ожидала этого вчера. Что придет какая-нибудь длинноногая девка и начнет меня обвинять в том дерьме, которого я не делала, но всё было тихо. У него даже нет никаких фотографий. У Майка были фотографии, портреты.

Фортепиано стоит в углу под большим окном. На нем лежит открытая тетрадь. Это - ноты. Музыкальные ноты. Я переворачиваю страницу, за ней следующую. На одной из них написано «Таня» и дата. Прошлогодняя.

- Пожалуйста, не трогай это.

Блядь. Я подскакиваю и отдёргиваю руки. Эдвард выглядит не сердитым, а настороженным. Защитным. Мое сердце выпрыгивает из груди. Я не слышала его. Вообще. Почему когда я передвигаюсь по этому чёртову месту, то звучу, как стадо слонов?

- Прости.

Он ничего не говорит и не двигается. Мои глаза не знают, куда смотреть, а ногти впиваются в ладони. Я больше никогда не буду совать свой нос, куда не надо.

- Ты куда-то собралась? – спрашивает он.

- На холодильнике нет списка. - Это не «да» и не «нет», я просто не хочу, чтобы он подумал, будто я увиливаю от работы.

- Я знаю. Сегодня воскресенье, а мы не работаем по воскресеньям.

Я молчу. Он вздыхает. Его рука пробегается по лицу, и он выглядит расстроенным.

- Прости, что даю тебе информацию по кускам, обычно я лучше подготавливаюсь. Мы обо всём поговорим в понедельник утром, но не сегодня. Просто займись тем, что делаешь обычно, - он взмахивает рукой, а я закусываю губу, чтобы сдержать смех. Он замечает. – Ну, ты понимаешь, о чём я.

Он идет на кухню, и я покидаю гостиную. Я иду наверх, чтобы взять пальто, и когда спускаюсь вниз, он натягивает своё собственное из шкафа возле передней двери. Он на мгновенье замирает, но затем просовывает вторую руку в рукав. Я опускаю глаза вниз, проходя мимо него, и начинаю застёгивать своё пальто, прежде чем открыть дверь. Я дотягиваюсь до ручки и поворачиваю её.

- Тебя подвезти? – его голос настолько тих, что я едва расслышала. Я оглядываюсь через плечо, и он смотрит на ключи от машины.

- Я могу поехать на автобусе. - Я пойду пешком, но ему не нужно знать об этом.

- Ты собираешься на кладбище? - Он всё еще крутит в пальцах ключи. - Автобусы не ходят туда по воскресеньям.

Дерьмо.

- Я прекрасно доберусь пешком.

- Белла, пожалуйста, не упрямься. Не сегодня, пожалуйста.

- Я просто не хочу утруждать тебя.

- Если бы мне это было сложно, то я не предлагал бы.

Блядь.

- Прекрасно.

Он идет в гараж, не говоря ни слова. Он освобождает моё сиденье, и я сажусь. Мои руки лежат на коленях, и мы едем в тишине. Нет ни музыки, ни разговоров. Не спрашивая, он останавливается и покупает букет цветов. Я не смотрю и не интересуюсь, для кого они, хотя к этому моменту уже догадываюсь. Но я не спрашиваю. Нет, не буду спрашивать. Он паркуется на том же месте и глушит мотор. Я чувствую себя неловко.

- Эмм, будь здесь столько, сколько хочешь. Встретимся у машины.

Я киваю, и он выходит после меня. Я не смотрю на него, а иду и сажусь возле Чарли.

- Привет, папочка, - я рукой стираю пыль с его имени и всей остальной надписи. Я жду двадцать минут и бросаю взгляд на Эдварда, чтобы убедиться, что он меня не ждёт. Он всё ещё на могиле, и я не могу промолчать:

- Сегодня меня привез Эдвард. Эмм, ты не знаешь его, но… он дал мне работу. Ничего особенного, но хоть что-то. Он хороший.

Остальное время я сижу молча. Когда я замечаю движение, то хочу остаться, но если ему пора, я не стану заставлять его ждать. Я прощаюсь и иду с опущенной головой в направлении машины.

Эдвард уже в автомобиле, и там очень тепло. Он направляет один из вентиляторов на мои руки и разворачивает автомобиль. Когда мы подъезжаем к кондитерской, я жду в машине, пока он забирает еду для церкви. У меня нет настроения для встречи с его сестрой. Он укладывает коробки на заднее сиденье, затем один горячий напиток ставит в подстаканник, а другой вручает мне.

- Не хочешь сходить на службу?

Я с секунду смотрю на свою чашку, а затем перевожу взгляд на него.

- Эммет там будет?

Он кивает.

- Тогда мне не следует ходить.

Он отвозит меня к дому и не возвращается в течение нескольких часов. Когда он возвращается, то приостанавливается, увидев меня в гостиной. Я нигде не лазию. Я ничего не трогаю. Даже телевизор не включён. Я просто сижу на скамейке у окна и смотрю из него. Мне нечем больше заняться, и я не знаю, чем заняться. Может, мне просто нужно было остаться в своей комнате. Я спускаю ноги со скамейки и встаю, чтобы уйти, но он поднимает руку, останавливая меня.

- Всё в порядке.

Он входит и усаживается на диван, затем сутулится и стягивает галстук. Что-то его расстраивает, но я не буду спрашивать что. Он дотягивается до пульта и включает какой-то канал с фильмом, затем отшвыривает его. Он дотягивается до другого пульта, и включается камин.

Вот так блядь! Я думала, такая хрень происходит только в кино. Сейчас день, но в комнате полумрак из-за плотных штор. Плюс, на улице слегка облачно. Серо. Промозгло.

Он сбрасывает ботинки, один за другим, и я пялюсь на них. Он устраивается на кушетке поудобнее и смотрит телевизор, но на его лице никаких эмоций. Я подтягиваю колени к груди и опираюсь на них подбородком. Моё движение заставляет его взглянуть на меня, я же перевожу взгляд к телевизору.

- Садись сюда. Здесь теплее.

Я хочу сказать, что со мной всё в порядке, но помню его слова, сказанные утром, и его состояние сейчас точно такое же, если не хуже, так что я просто делаю, как он говорит. Я сажусь в ту же позу, и он встает и дёргает из кресла одеяло. Он кладёт его рядом со мной и возвращается на своё прежнее место, откидываясь на подлокотник. Он подпирает рукой висок, его лицо напряжено. В глазах по-прежнему пустота. Это пугает меня до грёбаных чёртиков. Он не выглядел настолько хреново в то воскресенье, когда я его видела. В день, когда он предложил меня подвезти. Он даже поблагодарил меня.

Я пристально смотрю на него, и он бросает на меня короткий взгляд, потом возвращается к телевизору, затем снова смотрит на меня, и я не могу отвести глаз.

Его глаза сужаются, но он молчит. Взгляд так и остаётся пустым. Я ненавижу это. У меня есть тёплое одеяло, он предложил мне свой дом, еду и заботу, но он – тот, кто выглядит, как дерьмо. Это несправедливо. Он всё так же смотрит на меня, и я узнаю это взгляд… Оголодавший. Нуждающийся. Пустой.

Я убираю колени из-под подбородка и опускаю их на диванные подушки. Я двигаюсь медленно и чувствую, как моё сердце набирает обороты.

Его рука скользит с лица к коленям. Он неловко ёрзает, словно пытается уйти. Я ползу через подушки, и он отводит взгляд. Моя нога скользит поверх его, когда я усаживаюсь верхом на его колени. Он не смотрит на меня. Его руки теперь лежат по бокам, а пальцы сжаты в кулаки. Я прижимаюсь к нему, прикасаясь губами к шее. Он хватает меня за руки и отталкивает, но мой рот остается под его ухом.

- Я не для этого тебя нанимал, Белла.

Я улыбаюсь и шепчу ему, словно это наша тайна:

- Это единственное, в чем я хороша, Эдвард, - мой голос становится ниже, - я могу стать всем, чем ты захочешь, - я медленно целую его ухо, - тем, кем ты хочешь.

Он сжимает мои руки сильнее, но не отталкивает. Я испытываю свою удачу.

- Я могу стать ей. Просто скажи, что она обычно делала, что тебе нравится? - Я облизываю его шею снизу доверху. - Блядь, я сделаю это настолько хорошо. Ты поклянешься, что это была она.

Теперь он меня отодвигает. Он не злой и не расстроенный. Он - мужчина, который борется с собой, не из-за того, что не может сделать выбор, не из-за решения, хочет ли он этого – конечно, он хочет – но который просто пытается сдержаться.

Его голос низкий и хрипловатый, а глаза закрыты.

- Я не хочу вспоминать. Я хочу забыть.

Я снова наклоняюсь к нему и шепчу на ухо:

- Что ж, для этого дерьма тоже есть лекарство.

Я сползаю по его ногам и устраиваюсь между них. Пробежавшись руками по его бедрам, я подбираюсь к пряжке ремня и расстёгиваю её. Его глаза закрыты. Стягиваю штаны - его глаза закрыты. Размещаю руки под его коленями, дёргаю на себя, и он подчиняется. Стягиваю свою майку и кладу её рядом с собой. Я обнажена. Я трусь своим телом об его ноги и жду, когда он вернётся к жизни. Мои руки забираются под его рубашку, но я её не снимаю. Его глаза медленно открываются, и он наблюдает. Хороший мальчик. Позволь мне помочь тебе забыть.

Я плавно наклоняюсь вперёд, встав на колени, и потираю его член между своими сиськами. Я распускаю и убираю свои волосы набок, удостоверяясь, что не заслоняю ему обзор. Облизываю внутреннюю сторону одного его бёдра, затем другого. Я вижу, как он дёргается и прикрывает глаза. Я погружаю головку в рот и мягко посасываю. Он напрягается, и я заглатываю больше. Я наклоняю голову в сторону, облизывая, покусывая и целуя, и он наблюдает. Я использую свою руку и начинаю двигать ею медленно, но устойчиво. Я слежу за его телом, прислушиваюсь к его реакциям и понимаю, что ему это нравится. Я продолжаю. Он увеличивается, набухает и он близко. Я признательна. Не потому, что я против, – нет, он довольно красивый, – а потому, что он выглядит потерянным и как раз таки правильным образом.

- Белла.

Он закрывает глаза и задерживает вдох, а я принимаю всё, что он мне даёт. Когда его глаза откроются, то он будет помнить только одно - и это будет не его жена.