~~~
Щеки горят, от чего я и просыпаюсь. Они поранены и болят, пав жертвой холодных ветров Сиэтла.
Я не раскрываю глаз. Мне удалось поспать только несколько минут, но пока я здесь, не могу держать их закрытыми слишком долго. Хочется поспать немного дольше, но слоняться сонной и уставшей – не способ выжить на этих улицах.
Но голова раскалывается.
Желудок громко урчит - я два дня ничего не ела. Я просто не могу – у меня нет денег. Губы потрескались, одежда влажная и грязная, кожа головы чешется, а спина ноет из-за сна на твердой мостовой.
Но это моя жизнь.
Я живу так в течение последних пяти лет.
Вдалеке слышу мужской смех, непроизвольно сажусь и оглядываюсь вокруг. Когда ты девушка и живешь на улице, быстро понимаешь, что мужчинам нельзя доверять. Они либо хотят схватить тебя, либо толкнуть, либо ударить просто ради развлечения. Больные ублюдки. Мне не хочется ничего из этого.
Грязными руками я тру глаза, пытаясь убедить их, что пора вставать. Я знаю, что меня не видно, но невозможно быть слишком осторожным, поэтому я осматриваюсь по сторонам, чтобы убедиться, что нахожусь в безопасности. Потом сажусь, прислонившись к мокрой стене, убираю пряди жирных волос под бини (прим. переводчика: женская шапочка, плотно облегающая голову) и пытаюсь придумать, как достать еды.
Я бы могла попросить милостыню. Я бы могла посидеть у той церкви с ужасными статуями и добыть несколько долларов. Люди в этом районе всегда кажутся такими милыми, или хотя бы делают вид, чтобы быть у Бога на хорошем счету.
Подайте доллар грязной бездомной девушке.
Но в последнее время это трудно, и становится все сложнее и сложнее с каждым днем. Кажется, что чем старше я становлюсь, тем меньше люди жалеют меня и бросают денег. Они считают, что я какая-нибудь наркоманка или хулиганка.
Подросток, сбежавший из дома.
Иногда они говорят мне «иди домой, детка» и «позвони маме, попроси у нее прощения, и она примет тебя обратно». Я даже не стараюсь переубедить их, просто киваю и пытаюсь выглядеть благодарной за совет.
Если бы они только знали, что у меня никогда не было дома.
И никогда не было мамы.
Я живу на улице с тех пор, как мне исполнилось двенадцать, до этого я переходила из одной приемной семьи к другой. Это долгая история, и я даже не знаю большей ее части.
Желудок снова урчит.
Я все время голодная и привыкла есть все, даже плохое. Но боль в животе порой слишком сильна.
Больно.
В хорошие дни я ухитряюсь заработать двадцать баксов и покупаю еду, растягивая ее на долгое время.
Я умная…в некотором роде.
Обычно это большая порция, например, бургер, который я ем два следующих дня, потом покупаю мыло, пробираюсь на заправку и умываю лицо, руки и волосы в раковине. Люди обычно не отказывают, если выглядишь более менее прилично. Также я чищу свою куртку и интересуюсь насчет «подработки». Я люблю зарабатывать деньги – это лучше, чем просить милостыню, и вдобавок получаешь меньше злобных взглядов от незнакомцев. Стрижка газона, мойка машин, окон, а иногда некоторые леди позволяют мне прибрать их дом за дополнительную плату, хотя большинство людей не доверяют мне и не впускают в дом.
Это хорошие времена.
Хотя большинство дней – плохие, как и вся прошедшая неделя.
Начинается дождь, и, несмотря на то, что это обычное явление в нашем районе, люди предпочитают оставаться дома, а не выходить на улицу. Не совсем удачное время для прошения милостыни, но их я винить в этом не могу. Никому не хочется жертвовать деньги в дождь, но я все равно пытаюсь - сажусь возле страшной церкви и получаю четыре мокрых доллара, несколько центов и пару лекций о жизни и Боге. Роюсь в мусорном контейнере рядом с забегаловкой, продающей хот-доги – сюда всегда выкидывают булочки по четвергам. Дорога им в ад за это, вот что скажу. Нахожу несколько булочек, которые выглядят вполне прилично, смахиваю с них мусор, засовываю в рюкзак и убегаю до того, как владельцы забегаловки заметят меня. В прошлый раз они вызвали копов.
Сволочи.
Я возвращаюсь на свое местечко под старым мостом – здесь не бродит ни один бездомный с тех пор, как рядом открылся полицейский участок. Копы не будут искать меня здесь. Какой дурак станет спать под мостом, рядом с которым находится полиция?
Говорю же, я умная.
С отчаянием проглатываю булочку от хот-дога, запиваю последними каплями воды из бутылки и расслабляюсь в ожидании, когда прекратится дождь. Могу сказать, что моему желудку не нравится противный хлеб, а меня мучает жажда, но я просто игнорирую эти чувства. Я изо всех сил стараюсь держаться подальше от воды, что течет под мостом. Если промокнешь, то простудишься, а если простудишься, то сляжешь. Заболеть здесь - если некому приносить тебе еду и воду, и где нет доктора – значит смерть, поэтому я стараюсь оставаться сухой как можно дольше. Пялюсь на свои ботинки и на дырки на каждом из них. Руки и ноги замерзли, и я растираю ладошки друг о друга, пытаясь согреться. Штаны грязные, куртка странно пахнет, и я абсолютно уверена, для остальных запах еще хуже. Когда становится холодней, я сильнее укутываюсь в нее. Куртка велика для меня, и каждый день, когда я не ем, она становится еще больше. Одно время, когда я жила в приюте, ему было сделано пожертвование от какого-то супермаркета, и директор стал раздавать одежду. Все хватали футболки и штаны, а я взяла куртку, так как знала, что не выберусь с улицы в ближайшее время, а мне нужно будет как-то греться. Я была права – я живу на улице, каждый день думая, когда же для меня что-нибудь поменяется. Покину ли я эти улицы?
У меня нет номера социального страхования или свидетельства о рождении, поэтому я не могу получить паспорт и работу. Я открываю рюкзак, в котором лежит еще одна футболка, очень тонкое одеяло, бутылка воды и моя тряпичная кукла Долли. Мне рассказали, что моя настоящая мать оставила меня вместе с Долли, когда я была младенцем, но я сохранила ее, несмотря на то, что моя мама не поступила так со мной. Я сажу Долли напротив себя и запускаю пальцы ей в волосы. Они должны быть светлыми, но из-за моего «грязного» образа жизни, они выглядят серыми.
- Привет, Д-д-долли. Ты г-г-голодна? – Еще одна трудность. Ну, вообще-то их три.
Я заикаюсь. Очень сильно. Люди думают, что я тупая или одна из «особых» детей. Но это не так.
Другие две трудности?
Я не умею читать и писать.
Не научилась этому в школе. Но это совсем другая история.
Долли всегда была моим единственным другом, и она тоже не считает, что я глупая. Она неразговорчива, просто смотрит на меня своими голубыми глазами-пуговками. А я разговариваю с ней все время, пытаясь избавиться от заикания во время этих бесед, но тщетно. Я рассказываю ей о том, как прошел мой день, и о чем я думаю. Долли никогда не отвечает, поэтому я убираю ее обратно в рюкзак или сплю, крепко обнимая ее и воображая, что она настоящая.
Настоящая подруга или сестра.
- Г-г-говоришь, у меня к-к-красные щеки? Здесь х-х-холодно, Д-долли. - Я глажу ей лицо и улыбаюсь. – Я тебя с-с-согрею.
Мне бы хотелось узнать, каково это, когда тебя согревают в объятиях. Когда я была маленькой, я видела, как мои приемные родители обнимали своих родных детей, и ложилась спать, прижимаясь к стенке и представляя, что моя мама сжимает меня в своих объятиях.
Бьюсь об заклад, они не были бы такими жесткими и холодными, как эти стены.
И в них точно было бы уютно.
Но, полагаю, этого я никогда не узнаю.
Кто захочет обнимать такую замухрышку, как я? Долли глазеет на меня, пока я, заикаясь, рассказываю ей, что бы я хотела съесть на ужин.
- Большой с-с-стейк с карт-т-тошкой и к-ко-ка-колой. А что т-т-ты хочешь? Р-р-рыбу? Эт-т-то г-гадость.
Некоторые бомжи думают, что я сумасшедшая, потому что разговариваю с куклой, но мне это помогает не чувствовать себя такой одинокой.
Дождь наконец прекращается, и я убираю Долли обратно в рюкзак. Теперь я направляюсь к заправке на углу и смотрю, сколько время. Обычно я хожу туда, потому что тамошние часы единственные, имеющие большие красные цифры, и я научилась определять время благодаря им.
Уже почти пять, время для работы истекает.
Я бегу в конец соседней улицы, надеясь, что кто-нибудь подаст мне мелочи из кармана. К шести по полудню у меня восемь баксов, поэтому я покупаю сандвич и съедаю только половину, оставляя остальное на случай, когда я действительно проголодаюсь. Там же, где был куплен сандвич, я наполняю бутылку водой из-под крана и направляюсь в приют для женщин, лелея надежду, что там для меня найдется ночлег.
Иногда, когда там не сильно много людей, мне позволяют занять кровать, которые они оставляют для женщин, которых бьют их мужья, и их детей, но с тех пор, как стали появляться свободные места, владелица приюта позволяет иногда мне ночевать там и завтракать.
Это происходит дважды или трижды в месяц, но я прихожу туда каждый день.
Сегодня мне не везет – все места заполнены.
Я не люблю ходить в обычные приюты – они предназначены для бездомных мужчин и пьяниц, поэтому я и близко к ним не подхожу. Уж лучше спать под дождем.
Не похоже, что дождь будет лить весь день, поэтому я направляюсь в парк – спать на траве намного удобнее, чем на тротуаре. На пути туда я вижу Джессику, стоящую на своем обычном месте – на углу. Мужчины платят ей деньги за то, что трогают ее и делают с ней отвратительные вещи. Иногда она добрая и дает денег, и даже машет мне, когда я прохожу мимо. Однако я знаю, что не стоит надоедать ей, когда она «работает». Хотя сейчас не похоже, что она занята, и я подхожу к ней.
- Привет, Д-д-джессика.
- Привет, Кид.
Все, кого я знаю на улицах, и кто знает меня, зовут меня Кид (прим. переводчика: англ. «kid» - ребенок).
Когда мне было пять лет, приемная мать не могла запомнить мое настоящее имя, поэтому называла меня малышкой. Я знала, что подобное случится, и с того самого времени начала представляться людям как Кид, и это имя прилипло ко мне.
- Т-т-ты заработала много д-денег?
- Как всегда, Кид, - сухо сказала она и зажгла сигарету. – Но я не могу тебе сейчас дать их.
- Мне и не н-н-нужно. Я п-п-просто спросила.
- Ну, ладно.
Она посмотрела на меня и быстро отвела взгляд, будто избегала смотреть мне в глаза.
- Ну, увидимся п-позже, - бормочу я и, развернувшись, ухожу.
Через несколько шагов я слышу ее ругательство и делаю глубокий вдох.
- Где ты будешь ночевать сегодня, Кид? Если у меня не будет клиентов или я закончу пораньше, ты можешь занять мой диван.
Думаю, иногда ей жаль меня.
- Я п-переночую под крышей п-парка.
- Хорошо.
- Хорошо.
Сплю я хорошо, но неожиданно меня будит шум. Поначалу я пытаюсь его игнорировать и сильнее зажмуриваю глаза, но шум не стихает. И тут я понимаю, что это кричит мужчина.
Крики и проклятия наполняют тишину ночи.
Я выползаю из-под крыши и осматриваюсь. Происходит что-то неладное – нутром чувствую. На небе ни единой звезды, и, если не считать криков, вокруг удивительно спокойно и необычайно мрачно.
- На помощь! Пожалуйста! Кто-нибудь!
Я глубоко вздыхаю и ныряю обратно под крышу в надежде, что шум исчезнет, но крики не прекращаются и даже становятся все ближе и ближе.
Мне страшно.
Я вскакиваю. Глубоко дыша, закусываю губу, хватаю рюкзак и бегу, сама не зная куда, позволяя решать это моим ногам и сердцу. Все, что мне известно, – крики о помощи становятся ближе, но я ничего не вижу – все еще царит ночь. Вдруг я замечаю передние фары автомобиля и по какой-то глупой причине бегу к ним.
Меня приковывает к месту, когда я понимаю, что происходит.
Напротив машины, на земле, лежит человек, и его окружила кучка мужчин и одна женщина.
- Вставай, богатенький мальчик! – кричит рыжеволосая.
- Защищайся! – кричит другой мужчина.
- Пошел ты! – удается прохрипеть мужчине, лежащему на земле. Он держит руку прижатой к избитому телу, пытаясь уползти с помощью другой, но они продолжают его бить. Я наблюдаю за тем, как шайка издевается над ним, но не знаю, что предпринять.
Но потом один из мужчин встает коленями на грудную клетку бедного парня и вынимает нож.
Они убьют его!
Не знаю, почему мне жаль этого незнакомца, и почему я чувствую необходимость что-то сделать. Мне не впервой видеть, как кому-то начищают морду или закалывают ножом, но, по какой-то странной причине, я не хочу, чтобы это случилось с этим парнем.
Я хватаю ближайший предмет, до которого смогла дотянуться, - кирпич с дороги - и изо всей силы бросаю его в мужчину с ножом, крича: «по-полиция!»
Мужчина стонет от боли.
Я попала в него!
Я попала ему по голове!
Теперь четверо мужчин и женщина с гневом в глазах смотрят на меня, и я чувствую, как воздух покидает легкие.
Дерьмо! Во что я вляпалась?
Все четверо делают шаг в моем направлении, и перед тем, как броситься бежать, я замечаю, что парень на земле смотрит на меня.
Он молод. Благодаря свету фар сквозь кровь и ссадины, проявляющиеся на его лице, мне удается разглядеть его глаза, полыхающие огнем, который я не в силах понять. Можно подумать, что он спрашивает, почему я помогла ему, но я не задерживаюсь, чтобы ответить.
Не задумываясь, я бегу. Так быстро, что кажется, будто я парю, и мои ноги не чувствуют земли. Позади меня слышны шаги преследователей.
- Мы достанем тебя!
- Мы убьем тебя, чертова сучка!
Не хочу знать, говорят ли они правду, поэтому ускоряюсь. Грудь ноет, и я не могу дышать, но не могу остановиться. Без оглядки пересекаю улицу, и, добежав до другой стороны, слышу визг тормозов. Но я не останавливаюсь посмотреть, что же происходит, вместо этого поворачиваю налево.
Можно сказать, что я оторвалась, но все равно не замедляюсь. Нахожу закоулок, а там - мусорный контейнер. Я маленькая, поэтому могу протиснуться и спрятаться за ним.
- Где она? – слышу я чей-то шепот.
Мое лицо прямо перед холодным и мокрым мусорным баком, я закрываю рот рукой.
- Не думаю, что она побежала сюда.
- Ты в порядке, Джимми?
- Да, Вик. Просто немного кровоточит. Давай найдем эту маленькую шлюшку.
Меня трясет. Слышу и чувствую их голоса. Закусив губу и задержав дыхание, я стараюсь перестать дрожать.
Они близко.
На стене, к которой я прислонилась, появляется тень.
Он прямо напротив меня.
Он стучит по баку, насвистывает и посмеивается.
- Я знаю, что ты слышишь меня, - шепчет ублюдок ледяным, наполненным злобой голосом. – Ты можешь убегать, сколько хочешь, но рано или поздно мы найдем тебя и тогда… - Он останавливается и несколько раз щелкает языком. – Тогда ты наконец найдешь свой дом, маленький, на небесах.
Спустя несколько бесконечных минут его звук его шагов стихает, но я не смею пошевелиться. Земля и бак жутко воняют и промокли. Я прислоняю лицо к стене и обхватываю себя руками. Я вся трясусь. Не думаю, что это от того, что я замерзла.
Я по-настоящему напугана, чувствую это всем телом. Мне страшно, что они найдут и убьют меня, а я не хочу умирать. Я хочу выбраться с этих улиц когда-нибудь. Все эти годы я скрывалась от шаек и мужчин – так поступать мне велела Сара, четырнадцатилетняя девочка, с которой я познакомилась, когда мне было двенадцать и я стала «новенькой бездомной».
- Ты должна быть умной, Кид, если хочешь выжить. Жизнь на улицах не приводит ни к чему хорошему. Если тебя ранят, ты умрешь. Не переходи никому дорожку и опасайся мужчин.
Я обещала сделать так, как она сказала. И вот где я сейчас. И все из-за этого глупого парня.
Я вытерла слезу, скатившуюся по щеке, и закрыла глаза. Мне нужно поспать. Прошлая ночь была бессонной, я ела один раз и замерзла. Я могу подхватить простуду, а это непозволительная роскошь. Нужно найти хорошее укромное место на следующие несколько недель, потому что знаю – они не перестанут искать меня, а если я его не найду, они отыщут и убьют меня.
Мне следует отдохнуть.
Но я знаю, что все равно мало посплю, потому что все, о чем я могу думать, когда закрываю глаза, это тот парень. Тот избитый парень с огнем в глазах.
Ну вот и первая глава. Из нее мы узнаем, что из себя представляет Белла, и как она "знакомится", как вы догадались, с Эдвардом. Как впечатления? Догадки по поводу дальнейшего развития событий? Все ваши мысли и предположения с удовольствием выслушаю на ФОРУМЕ.
Источник: http://robsten.ru/forum/19-1448-1
0
