Глава 13.4. Разрушение

Ваши разум и страсть – руль и паруса вашей плывущей по морю души. Если ваши паруса порваны или сломан руль, вы можете лишь носиться по волнам и плыть по течению, либо неподвижно стоять в открытом море. Ибо разум, властвующий один, – сила ограничивающая; а одна страсть – пламя, сжигающее само себя.

Халиль Джебран

21 июня

Эдвард

Он остановился на обочине, заглушая свой двигатель, и уставился в лобовое стекло, смутно узнавая окрестность. Он был лишь немного удивлен, что сейчас не был где-то в Канаде. Его периферийное зрение выхватило автомобиль, который привлек его внимание, и он посмотрел направо, увидев знакомую BMW, припаркованную на вымощенной подъездной дорожке чуть позади него.

Автомобиль Изабеллы... припаркованный у дома Изабеллы.

Какого черта он здесь делал? Мышцы Эдварда были напряжены от всех усилий, прилагаемых в течение последних нескольких часов на то, чтобы удерживать его в вертикальном положении. Совершенно изнурены от попыток сохранить все лоскутные кусочки его существа сшитыми вместе. Веки ломились под тяжестью усталости. Прежде, чем Эдвард это осознал, он уже шел по выложенной на ухоженном газоне Изабеллы терракотовыми камнями дорожке к входной двери. Непрерывный сиэтлский дождь лился из облаков и окатывал его тяжелыми каплями. Облегающая футболка почти слилась с телом, а джинсы впитывали дождь, словно губка. Промокшие кроссовки скрипели под его весом, и он нервно откинул мокрые волосы с глаз.

Что он делал? Ему следовало развернуться прежде, чем он закопал бы себя еще глубже.

Справа от него, в окне гостиной, виднелся тусклый свет. Входная дверь освещалась, как он предположил, светом из кухни. Эдвард не имел понятия, который сейчас час, но был уверен, что она еще не спит. Не могло быть так уж поздно. Дверь указывала ему путь, словно маяк странствующему кораблю, и несколько мгновений погодя, Эдвард легонько постучал, стараясь держаться ровно, несмотря на крайнюю усталость.

Возможно, это была одна из тех дверей, на которые ранее намекала мама. Ему, совершенно очевидно, нравилась Изабелла. Более того, за последнюю неделю он проникся к ней большим уважением. Может быть, ему стоило просто войти в дверь и посмотреть, к чему это приведет. Эдварду хотелось верить в нее, в них, если «они» действительно существовали. Несомненно, к этому моменту они уже были друзьями.

Что могло быть плохого в изучении этой стороны их отношений?

Он увидел тень, остановившуюся за дверью. Вероятно, Изабелла не была уверена, кто пожаловал к ней в такой час, но шагнула вперед – как всегда упрямая, словно бык – и распахнула дверь. Она уверенно стояла на месте, встречая своего необычного посетителя.

Эдвард не был готов к открывшемуся перед ним зрелищу и почувствовал, как у него перехватило дыхание. Сонным взглядом он пытался разобрать, что же именно видел. Изабелла стояла напротив него, ее волосы были собраны в небрежный пучок на макушке, а несколько непослушных завитков обрамляли лицо. Очки в проволочной оправе сидели на носу, а кремовое плечо было обнажено – большой желтовато-коричный свитер спадал на одну сторону, открывая молочную кожу. Глаза Эдварда продолжали путешествие по ее телу, и он едва сдержал стон, когда его взору открылись стройные ноги и крошечные босые ступни, бледность которых заметно контрастировала с окрашенными в темный цвет деревянными полами. В конце концов он оторвал взгляд от ее ног, осознавая, что мешковатый свитер был, вероятно, единственным клочком одежды на ней. Подозрения Эдварда подтвердились, когда он увидел дерзкие соски, проглядывающиеся под тканью. От прохладного вечернего воздуха они встали по стойке смирно. В маленьких руках Изабелла удерживала огромную чашку чая, а ее вишнево-красные губы застыли в удивленном «О».

– Эдвард. – Она с любопытством поглядывала на него, в замешательстве нахмурив лоб из-за его неожиданного появления на пороге ее дома.

В горле у Эдварда пересохло, и он несколько раз открывал и закрывал рот, пытаясь решить, что именно сказать. Он, конечно, мог использовать стандартное оправдание «Я тут просто по близости был», но, учитывая, что жил он на другом конце Сиэтла, Эдвард понимал – Изабелла вряд ли ему поверит. Эдвард надеялся, что она изучила его подноготную, прежде чем взялась за его дело, поэтому, возможно, она хотя бы знала, что он не являлся сталкером. Он смотрел на нее несколько смущающих мгновений, раздираемый сомнениями, солгать ей или сказать правду, после чего наконец-то решился на последнее.

– Я так устал. – Ну, это было не совсем то, что он хотел сказать. Он хотел поведать ей, как ехал весь вечер, не совсем понимая, куда именно направляется, но в конечном счете приехал к ее дому. Что она заинтриговала его как никто другой, и это до полусмерти его пугало. Но теперь он болтал ей всякую бессмыслицу, и ее недоуменный взгляд это только подтверждал.

– Устал? – Ее плечи расслабились, хотя свободная рука соскользнула с двери и обвилась вокруг туловища, будто она только что осознала, как мало на ней было надето.

Эдвард понял, что сказал правду, хотя эти слова значили намного больше, чем просто физическое истощение. Когда посмотрел на нее, он явственно ощутил, что устал бежать от всех и вся, что абсолютно измотан стараниями удержать возведенные вокруг себя стены. Он устал и сейчас просто нуждался в покое. И единственное место, где он мог его найти, было здесь, с ней. Эдвард вовсе не был уверен, что конкретно это означало или даже что он делал, но, когда шагнул ближе к ней, понял, что ему было все равно.

– Да. Я так устал, Изабелла. Так чертовски устал. – Он наблюдал, как зубами она терзала нижнюю губу, но вздохнул с облегчением, когда она отступила, открывая дверь шире, и позволила ему войти в дом.

– Ты промок. – Изабелла закрыла дверь и взглянула на него, очевидно, все еще смущенная его визитом.

– Дерьмо. Дерьмо. Я, эм… – Эдвард пошел к двери, но Изабелла загородила ее своим телом и посмотрела на него.

– Все хорошо, Эдвард. Я принесу тебе полотенце. Стой здесь, – Эдвард смотрел, как она тихо прошла в коридор и вытащила из шкафа пару полотенец, после чего вернулась к нему. – Держи. Сними обувь и носки. Не хочу, чтобы ты простудился.

Эдвард сделал, как она сказала, и, сняв обувь, оставил ее у двери.

– Послушай, я, м-м… прости. Я просто… ехал… и…

Изабелла посмотрела на него и улыбнулась, поворачиваясь и направляясь по коридору на кухню.

– Все в порядке. Я рада, что ты пришел. На самом деле, я вот только что о тебе думала.

– Что? – Эдвард шокировано уставился на нее.

Изабелла усмехнулась и указала на загроможденный обеденный стол.

– Просто работала тут кое над чем…

– Ох. – Эдвард почувствовал, что краснеет. Конечно же, она говорила о его деле.

– Хочешь чай? Я только что заварила свежий.

– Конечно. Спасибо. – Эдвард неловко топтался в обеденной комнате. Не знал, что делать теперь, когда он тут оказался. Изабелла налила чашку чая и подала ему, указывая на свободное место за столом. Эдвард начал было отказываться, застенчиво глядя на свою промокшую одежду, но Изабелла лишь рассмеялась.

– Все в порядке. Ты ничего не испортишь. Обещаю. Присаживайся.

Эдвард улыбнулся ей и опустился на указанный стул, положив локти на край стола.

– Похоже, у вас тут интересное дело, адвокат.

Изабелла вздохнула и кивнула.

– О да. Один преуспевающий автор попал в серьезные неприятности и нуждается в том, чтобы я его выручила. Вот так-то.

– Да уж. Вот так-то. – Эдвард снова смущенно ей улыбнулся и сделал глоток из кружки. – Ничего нового?

– Гм, просто еще больше документации и записей из офиса окружного прокурора. И, эм, это. – Изабелла взяла кипу бумаг и, нахмурившись, протянула Эдварду.

– Что это? – Эдвард рассеянно листал страницы, вылавливая оттуда некоторые слова, но толком не понимая, что они значат.

– Это ходатайство из офиса Джейкоба Блэка об особом слушании приговора.

– Окей?

– Эдвард, – Изабелла вздохнула и положила руку на его плечо, – они хотят добиться смертной казни.

– О. – Эдвард выронил бумаги на стол и беспомощно уставился на них. – Круто?

– Круто? – Изабелла удивила его, фыркнув от смеха. – Да уж. «Круто» было бы последним словом, которым я описала бы это ходатайство. – Изабелла вздохнула. – В любом случае это не важно. Не похоже, что оно пригодится.

– Почему же?

– Ну, это просто запрос, чтобы в случае, если ты будешь осужден за убийство с отягчающими обстоятельствами, они могли требовать смертной казни. Если они не подадут ходатайство, то могут рассчитывать только на пожизненное заключение. Но поскольку ты не будешь осужден, в этом не будет никакой необходимости.

– Вы кажетесь такой уверенной, мисс Свон.

– Ну, мистер Каллен, ходят слухи, что чертовски хороший адвокат руководит вашей защитой.

– Ох, да? Так ли это? – Эдвард ухмыльнулся ей и обнаружил, что ему было сложно сохранять серьезность даже во время столь важного разговора, касающегося вопроса его жизни или смерти.

– Определенно. – Изабелла улыбнулась. Она подтянула к себе ногу, обхватывая рукой коленку, и посмотрела на него. – Нервничаешь из-за этого?

– Нервничаю из-за чего?

– Из-за выдвинутого против тебя серьезнейшего обвинения?

Эдвард вздохнул, не зная, как ответить.

– Я особо не задумывался об этом, если честно. Все кажется почти нереальным, я будто на автопилоте. Трудно объяснить.

Изабелла кивнула.

– Могу себе представить. Ну, то есть… не могу. Но ты понимаешь, о чем я.

– Да. – Эдвард улыбнулся и сделал глоток чая. – Итак, повеситься или не повеситься, вот в чем вопрос. – Он изобразил свой лучший Елизаветинский английский, чем вызвал любопытствующий взгляд Изабеллы.

– Прости? – Изабелла в замешательстве подалась вперед на стуле.

– Ну, если бы меня осудили… я бы сам выбирал, как хочу умереть, верно?

Изабелла выглядела озадаченной его расспросами.

– Ну, после того, как я подала бы апелляцию и исчерпала бы все свои законные возможности… да, штат Вашингтон предоставил бы тебе выбор.

– Ах. Чрезвычайно привлекательные варианты: вешание, удушение до смерти или отключение моих органов один за другим с помощью смертельной инъекции. Внесите меня в список! Это почти то же самое, как если бы они спросили меня, предпочитаю я стейк или курицу. (ПП: помним, что Эдвард – вегетарианец.)

Изабелла фыркнула.

– Поверить не могу, что мы вообще это обсуждаем.

– Еще как обсуждаем. Наверное, если захочу, я всегда могу покачаться в петле… Что же выбрать? – Эдвард посмотрел на нее. – Так вот почему ты сказала, что это моя задница окажется подвешенной на дереве?

– Чего? – Изабелла чуть не выплюнула свой чай.

– Может казаться, что я не слушаю, но это не так, Изабелла. – Эдвард наблюдал, как покраснела Изабелла, вспоминая их жаркую ссору на его кухне и прощальные слова, которые она произнесла.

– Эдвард, я… я не это имела в виду… я была зла… и…

– Знаю. – Эдвард мельком коснулся ее руки своей. – Все в порядке. Я это знаю. Мне просто нравится, когда ты краснеешь.

– Спасибо, Эдвард. – Усмехнулась Изабелла и закатила глаза.

– Почему ты захотела быть адвокатом защиты, Изабелла? Почему бы не стать прокурором, защищать хороших ребят?

Изабелла улыбнулась.

– Давай поговорим об этом в более удобной обстановке, ладно?

– Конечно.

Эдвард встал со стула и последовал за ней в гостиную. Наблюдал, как она уселась, подогнув под себя длинные ноги, и похлопала по диванной подушке. Он бесшумно подошел и медленно опустился рядом с Изабеллой. Эдвард уперся локтями в колени и посмотрел на нее.

– Ну, признавайся.

Изабелла вздохнула.

– Это долгая история, Эдвард. Я не уверена, имеет ли она смысл для кого-нибудь, кроме меня.

– Попробуй со мной. Мне кажется, я король бессмысленного и нелогичного.

– Ладно. – Изабелла взглянула на него, до сих пор одолеваемая сомнениями. – Когда мне было пятнадцать, у меня были серьезные отношения с парнем. Ну, знаешь, я его очень любила, жизни без него не представляла, он был Инь для моего Янь… и прочее дерьмо. Мы, эм, встречались год или около того, прежде чем отношения перешли на более, гм, интимный уровень. Понимаешь, двигались медленно. Крошечными шагами, экспериментируя… в типичном для подростков стиле «прощупывали почву». Однажды он зашел слишком далеко и, эм, не послушал, когда я сказала «нет».

– Он изнасиловал тебя? – Эдвард не верил, но более того, он был взбешен. Предстояло только выяснить, откуда именно взялся этот гнев.

– Пожалуй, что так, да. Изнасилование знакомым мне человеком… не важно, как бы ты это назвал. Так или иначе, я рассказала родителям, и они выдвинули обвинения, вот и все.

– Я не понимаю.

– Я же сказала, что это сбивает с толку и имеет смысл только для меня.

– Мне просто кажется, что такое прошлое автоматически делает тебя сторонником обвинения.

– Верно. Но во время всего этого процесса я стала свидетелем чего-то такого, что засело у меня в голове. Впервые я поняла, что каждый, независимо от преступления и вины, имеет право на защиту. Я читала об этом на занятиях по политике, но тогда в первый раз увидела, как это происходит на практике.

– Пожалуйста, скажи мне, что дело было не в благоговении перед законодательной основой нашей страны, которая, к слову, так уж случилось, во многом подражает Великой хартии вольностей¹.

Изабелла засмеялась.

– Да. Как раз подходила к этой части. Я хорошо знала Майка. Мы год встречались, прежде чем все это произошло. Он был моей первой любовью. Дерьмо случилось, понимаешь? Но я не думала, что он плохой, злой, ужасный человек. Я поняла, что он заслуживал второго шанса. Да, он проебался. Да, страшно ошибся. Но заслуживал ли он самого жестокого наказания? Едва ли. Не важно, как сильно я ненавидела его, что я никогда бы его не простила, я все же его любила. И беспокоилась о нем. Я хотела справедливости, но только честной. Было большим облегчением видеть, что его права должным образом защищались, что у него были оптимальные возможности представить свое дело. Тогда я приняла решение сделать так, чтобы каждый… ну, почти каждый… мог получить свой второй шанс.

– Это… благородно.

– Я делаю это не ради чести или славы, Эдвард. Просто… делаю. – Пожала плечами Изабелла.

– А что насчет действительно плохих парней? Как ты живешь, защищая их, пусть это и их конституционное право?

– Все просто. Я их не защищаю. Я с умом выбираю свои дела. И защищаю только тех людей, в чью невиновность искренне верю.

– Понятно. – Эдвард сделал большой глоток чая. – И ты искренне поверила в меня даже до того, как мы встретились?

– Да. Когда Джаспер позвонил и попросил защищать тебя, я поняла, что ты очень для него важен. А Джаспер честный человек, Эдвард. Он не будет рисковать своей личной и профессиональной репутацией ради человека, который, по его мнению, виновен.

Эдвард нахмурился и вцепился взглядом в свои занятые кружкой руки.

– Но, когда ты познакомилась со мной, я был… я был мудаком, Изабелла. – Он с мольбой в глазах смотрел на нее.

– Был, да. Но также ты был отчаявшимся человеком, загнанным в очень темный угол. Ты был ранен, Эдвард. Я и не ожидала, что ты будешь делать кульбиты и пируэты.

– Это хорошо. Я ни черта не умею делать кульбиты, а мои пируэты слегка заржавели.

Изабелла улыбнулась.

– Твоя очередь рассказывать.

– О чем?

– Почему ты на самом деле здесь?

– Что угодно, кроме этого? Пожалуйста?

– Еще чего. Я делюсь с тобой своим, ты со мной – своим. Твой ход.

Эдвард вздохнул и откинулся на диванную подушку, повернув голову, чтобы смотреть на нее.

– Я разрушил свой дом.

– Ты что?

– Я, эм, был зол и расстроен, и просто… хорошенько распотрошил свой дом.

Эдвард наблюдал, как Изабелла пыталась скрыть шок.

– Почему ты разозлился?

– Просто хотел… мне было нужно… блядь. Я сегодня упаковывал Танины вещи и, полагаю, был встревожен из-за этого, а еще расстроен кучей другого дерьма, поэтому я вроде как слегка потерял рассудок.

– Ты не был готов собирать ее вещи? Никто не заставляет тебя что-то делать, ты же знаешь. Подобное требует времени.

– Нет, я был готов. По правде, мне на самом деле полегчало. Я в этом нуждался. Я немного сходил с ума от того, что видел все это и знал, что она это там оставила.

Изабелла кивнула.

– Хочешь поговорить о ней?

– О Тане? – Эдвард отвел глаза к потолку и вздохнул. – Я не знаю.

– Все хорошо. Ты не должен о ней говорить. Это лишь предложение.

Эдвард снова посмотрел на Изабеллу и слегка улыбнулся.

– Она ненавидела слово «влажный». Оно заставляло ее биться в конвульсиях, словно у нее эпилептический припадок или тяжелый случай ДЦП. Я много слов ненавижу, но не до такой степени, чтобы у меня случался припадок или что-то такое. Это было безумие.

Изабелла улыбнулась ему.

– Не останавливайся.

Не успел Эдвард опомниться, как истории и воспоминания о Тане стремительно полились из него. Над некоторыми из них он смеялся, понимая, что, хотя у него были сомнения относительно глубины его любви к Тане, он все-таки ее любил. Облегчением было осознавать, что он не в полной мере подвел ее за все те годы, которые они провели вместе. Он отчетливо воскресил в памяти ее жизнерадостный смех. Она будто бы была в этой же комнате и смеялась вместе с ними.

Они разговаривали на протяжении, казалось, часов. Время было совсем ему неведомо, пока он продолжал очищать себя от того, что оставалось от его боли и вины. Он обнаружил, что удобно устроился на диване рядом с Изабеллой и без устали делился с ней историями до тех пор, пока больше не смог ничего вспомнить. Наконец между ними воцарилось уютное молчание, и Изабелла почти умоляюще посмотрела на Эдварда.

– Эдвард.

– Я не могу, Изабелла. – Он без слов знал, что она снова попросит сделать тест на отцовство. Хотя в этот раз вместо привычного гнева при одном упоминании этой темы он почувствовал только легкий укол обиды.

Изабелла вздохнула, а Эдвард зевнул, чувствуя, как старый добрый друг истощение снова стучит в дверь. Он стал было подниматься с дивана, чтобы отправиться домой, но Изабелла аккуратно подтолкнула его обратно.

– Даже не думай. Ты измотан. Можешь поспать здесь, на диване. Я принесу тебе подушки и одеяла.

Он откинулся обратно на диван, подперев рукой голову, и уставился в потолок. Эдвард знал, что уже начинает трещать по швам, но он просто не мог этого сделать. Пока нет. Через несколько мгновений вернулась Изабелла, держа стопку из простыней, одеял и нескольких подушек.

– Вот, держи. Я бы уложила тебя спать, но, думаю, ты уже большой мальчик.

Эдвард улыбнулся и кивнул.

– Спасибо, Изабелла. За все.

– Нет проблем. Спи крепко и не позволяй постельным клопам кусаться. – Она подмигнула ему и выключила свет. – Засыпай. Увидимся утром.

***

Изабелла

Изабелла вздохнула и беспокойно поерзала в кровати. Наконец, устроилась на боку и, не моргая, уставилась в окно. Стекло было испещрено настойчивыми дождевыми каплями.

Появление Эдварда на ее пороге, мягко говоря, выбило почву у нее из-под ног. Она была так поглощена работой, печатая на ноутбуке, что едва услышала стук. Она немного помедлила у двери, на момент подумав, что это мог быть серийный убийца или кто-то столь же плохой, но все равно открыла дверь и обнаружила за ней основательно промокшего Эдварда. Изабелла чуть не задохнулась от этого зрелища. Ее женские части поневоле стало покалывать от вида твердой плоскости его груди, которая виднелась сквозь прилипшую к телу влажную ткань футболки.

Тут-то она осознала, что на ней не было ничего, кроме свитера. Но прежде, чем Изабелла успела обхватить себя руками, чтобы вернуть себе остатки достоинства, она поняла, что Эдвард уже это заметил. Она видела, как его глаза буквально приклеились к ее затвердевшим соскам, которые угадывались под желто-коричневым хлопком.

Вот же блин.

Не то чтобы Эдвард никогда раньше не видел сосков. Да и чего еще он ожидал, появившись на пороге ее дома в десять вечера? Получил по заслугам, застав ее в таком небрежном одеянии. Но хоть задница у нее была прикрыта.

Она пригласила его внутрь обсохнуть, чуя, что ему нужно поговорить. К тому же он выглядел так, будто вот-вот потеряет сознание, а она не могла позволить ему заснуть за рулем.

Изабелла достала для него несколько полотенец, налила чашку чая и довольно беспристрастно рассказала о ходатайстве, которое получила сегодня днем из офиса Джейкоба Блэка. Она взбесилась, когда получила бумагу, хотя подобные ходатайства были далеко не редкостью в ее мире. Она уже почти решилась позвонить Блэку и задать взбучку за то, что он даже намекнул на смертную казнь, но вовремя опомнилась и поняла, что ее реакция была смехотворной. Конечно же, прокурор будет просить смертной казни за тяжкое преступление. Этого и следовало ожидать. Любая дальнейшая реакция с ее стороны вызовет ненужные подозрения, особенно у Розали, которая весь день внимательно за ней наблюдала.

Изабелла знала, что у Розали были благие намерения, но не считала, что Роуз стоит так волноваться. Да, этические границы были несколько размыты, но ничего противозаконного Изабелла не сделала. Она же с ним не трахалась. Мысленно она повторила старую поговорку: «Если не кувыркалась с человеком, когда он не был твоим клиентом, то уж тем более не делай этого, когда он им стал».

Она тяжело вздохнула и перевернулась на спину.

Было очевидно, что Эдвард сильно любил свою девушку и что, к сожалению, он столкнулся с последствиями осознания всей глубины своих эмоций слишком поздно. Но он хорошо справлялся, намного лучше, чем, как казалось Изабелле, справлялась бы она, если бы оказалась на его месте.

Его бремя, казалось, легчало по мере того, как тянулся вечер. Они в мельчайших подробностях говорили о Тане. Изабелла даже рассказала ему о своем прошлом, которое не была склонна обсуждать с кем бы то ни было. Вероятно, лишь горстка людей знала о произошедшем. Она не так уж не любила об этом говорить, просто не делала этого. Ведь это было в прошлом. По мнению Изабеллы, все плохое в ее жизни соединилось с хорошим и сделало ее такой, какая она есть. Кто, так сказать, старое помянет, тому глаз вон. Она не испытывала желания постоянно пересказывать свою жизнь всем и каждому.

Но Эдвард был другим. Она чувствовала, будто хочет рассказать ему все подробности своего прошлого, и не совсем понимала почему. Возможно, причиной была жгучая внутренняя потребность убедить его полностью ей довериться. Она не могла и мечтать, что он откроется ей, не оказывая ему в ответ ту же любезность. Око за око.

Изабелла уже начала закрывать глаза, когда услышала странный пронзительный звук, доносящийся снизу. Несколько секунд у нее ушло на то, чтобы понять, что это был Эдвард. Он плакал во сне. Ни капли не размышляя, она помчалась вниз, задаваясь вопросом, что же могло заставить его так стенать. Она остановилась у подножия лестницы, ведущей прямо в гостиную, и  стала наблюдать за ним из дверного проема.

Эдвард лежал на диване, лицо исказила какая-то неведомая боль, а из глубины его груди вырывались всхлипы. Было очевидно: что бы его не беспокоило, это преследовало его уже какое-то время. Это был не просто какой-нибудь кошмар.

Ее пальцы подрагивали от желания подойти и утешить его, но Изабелла знала, что тем самым пересечет выведенную ею черту. Несколько минут она стояла там и наблюдала за ним, подумывая о том, чтобы вернуться наверх и оставить Эдварда с его сном, но словила себя на том, что просто не может от него оторваться. Стоило ей предпринять попытку уйти от него, как ее ноги будто превращались в шлакоблоки.

Застряв в дверном проеме, раздираемая между тем, чтобы рвануть к нему со всех ног или все бросить, Изабелла поняла, что ей на самом деле плевать. Она уже зашла слишком далеко, уже была слишком поглощена жизнью этого мужчины, чтобы даже думать его бросать. Изабелла не была уверена, когда случилась эта перемена. Но она произошла, и теперь было слишком поздно что-то менять. Изабелла чересчур вовлеклась.

Она медленно подошла к нему. Стоя над ним, Изабелла все еще боролась с непреодолимым желанием то ли утешить его, то ли оставить в покое. Ее брови в отчаянии нахмурились, пока она наблюдала за его болью. Непослушная прядь медных волос упала на лоб, который был сморщен от напряжения, вызванного тем, что беспокоило его в подсознании. Кончики ее пальцев гудели, желая лишь одного – потянуться и откинуть прядь волос с его лба, но только от этой мысли ее сердце понеслось вскачь.

Что же она творила? Ей следовало просто вернуться наверх.

Он снова застонал, и мгновенно она протянула руку, не в силах больше противостоять стремлению утешить его. Ее пальцы едва коснулись прядки волос. Электрическая искра, казалось, стрельнула из самых кончиков, когда она затронула волосы и осторожно запустила в них пальцы, стараясь не разбудить его.

У Изабеллы перехватило дыхание, когда от ее касания беспокойство Эдварда сразу же утихло. Его брови моментально расслабились, и маленькая улыбка образовалась в уголках губ.

– Белла. – Слово было произнесено так тихо, что она не была уверена, не сыграл ли ее лишенный сна разум с ней злую шутку. Но когда Эдвард сказал его снова, она поняла, что это не было галлюцинацией.

– Белла. – Более широкая улыбка появилась на лице Эдварда, когда он признательно вздохнул, благодарный за освобождение от охватившей его ночной дрожи. Неужели ее касание только что успокоило его? И в самом ли деле он только что назвал ее Беллой? Она всегда ненавидела прозвища, почему-то полагая, что они отождествляются с какой-то слабостью или неравенством. Но когда он произнес ее имя, прошептав его так нежно и почти благоговейно, она совершенно не оскорбилась. Ее рука, которая теперь бережно ласкала его щеку, дрожала, а сердце бешено колотилось.

И вот здесь она осознала, что переступила черту. Теперь не было «просто клиента», которого она могла потерять. Если, упаси бог, она проиграет это дело – мысль, которую она отказывалась принимать даже на секунду, – она также потеряет и своего друга. Это было сильнее того, что она могла вынести.

Он инстинктивно прижался к ней щекой. Довольное мурлыканье исходило из груди Эдварда, пока Изабелла успокаивала его.

– Пожалуйста, Эдвард. – Тихо прошептала Изабелла, сейчас больше, чем когда-либо, нуждаясь в том, чтобы он согласился на этот проклятый тест на отцовство. – Пожалуйста.

Изабелла не очень часто умоляла, но если бы могла тогда встать на колени, она бы это сделала. Эдвард пошевелился во сне, медленно открыл глаза и сонно посмотрел на нее.

Решив, что терять ей больше было нечего, она повторила свою просьбу:

– Пожалуйста, Эдвард. Пожалуйста. Ради меня.

Эдвард, наблюдая за ней, очень медленно поднял руку и накрыл ее крошечную кисть своей огромной, крепко сжав. Он кивнул, прекрасно зная, о чем она его просила.

– Ладно, Белла. Хорошо.

Как только он прошептал свое согласие, глаза Изабеллы наполнились слезами. Они смотрели друг на друга в потрескивающей эмоциями тишине. Изабелла могла сказать, что он так же, как и она, отлично понимал, что они вместе прыгнули с пресловутой скалы. Никто из них не был полностью уверен в том, что их ждет, но оба знали, что передумывать было поздно.

Пути назад уже не оставалось.
 

^[1] Великая хартия вольностей (Magna Carta, также Magna Charta Libertatum) – политико-правовой документ, составленный в июне 1215 года на основе требований английской знати к королю Иоанну Безземельному, который защищал ряд юридических прав и привилегий свободного населения средневековой Англии.