В течение двух следующих недель Элис проделала путь от Сьюза до Сократа, поглощая все книги, что ей давали, словно это была последняя ее возможность насытиться. Через несколько дней она стала понимать тексты десятого уровня читаемости. Она легко решала вычислительные примеры, приводила в равновесие химические уравнения и составляла схемы даже самых сложных предложений.

Наряду со все более гениальным великолепием Элис, появилась гениальная проблема: один показатель изменился за счет другого. Личность девушки, как оказалось, была не в ладу с ее умственными способностями.

Когда Белла выразила озабоченность по поводу уплощения эмоций¹ у Элис – которую она сравнила с вечно спокойным выражением лица Моны Лизы – доктор Дженкс объяснил ей, что «ее познавательные возможности растут столь быстро, что эмоциональные центры мозга пока не способны работать согласованно».

- Они восстановятся? - Мы надеемся.

Они надеялись, что время от времени появляющаяся на лице Элис ухмылка Моны Лизы в конечном счете преобразуется в дерзкую улыбку девушки, которая не боялась сказать незнакомым людям, что они ей не нравятся.

Чтобы сказать что-либо насчет Элис, двух недель было недостаточно.

Но не для Эдварда. После двух недель он по-прежнему с трудом боролся за выживание своего маленького персонажа в компьютерной игре, в то время как Элис смогла бы выиграть и с завязанными глазами.

- Я умнее? – с надеждой спрашивал Эдвард Беллу, которая порой сидела рядом с ним и наблюдала, как он играет, поскольку теперь рядом с ним никого не было.

- Ты молодец, Эдвард, - признавала Белла несмотря на то, что его маленький мальчик снова и снова врезался в стену, чему сопутствовал раздражающий звук, начинающий играть Белле на нервы. Умственные способности Эдварда оставались такими же, что и в тот день, когда они впервые его протестировали.

Как оказалось, Белле и не нужно было говорить ему «прощай».

Так или иначе, этот факт был обоюдоострым мечом, наносящим удары ее эмоциям независимо от того, как она об этом думала. Ситуация Эдварда дергала за струны сердца Беллы с такой силой, что она была удивлена, как его еще не разорвало напополам. Ее надежды относительно Эдварда оставались в состоянии вечного равновесия. В течение первых нескольких дней она надеялась, что сыворотка подействует неожиданно, с силой прилива адреналина. Она надеялась, что в конце концов он станет умным. А в другие дни не могла вынести и мысли о том, что исчезнет его улыбка, та самая восхитительная улыбка, которую он так щедро расточал. Он был так красив, когда улыбался.

Будет ли в этом случае награда стоить усилий?

По истечении периода наблюдения они решили сделать ему еще одну инъекцию сыворотки, просто для уверенности.

- Эдвард, - мягко сказал доктор Дженкс, - мы хотели бы дать тебе другое лекарство. – Белла сидела в уголке кабинета доктора Дженкса, наблюдая за Эдвардом – как всегда. При словах доктора лицо Эдварда омрачилось. Девушка видела, как его глаза затуманились воспоминаниями о боли.

Эдвард задал ряд неторопливых вопросов, каждый из которых проворачивал нож в животе Беллы. Будет ли больно? Сделает ли это его умным? А Элис снова будет с ним? Доктор Дженкс сказал, что да, это будет больно. Он надеется, что это сделает его умным. Нет, на этот раз Элис к нему не присоединится.

Эдвард опустил взгляд на свою левую ногу, которую он поставил на правую.

- Не могли бы вы остаться со мной? – пробормотал он.

- Да, я буду с тобой в течение всей процедуры, - успокаивающе ответил доктор Дженкс.

- Нет, - сказал Эдвард, покачав головой. – Я имею в виду мисс Беллу. – Его взгляд переместился с его поношенных кроссовок на ее собственные, меньшие по размеру конверсы, то и дело ударяющие по краю шкафчика, на котором она в тот момент сидела.

Пятки Беллы застыли против вишневого дерева, в которое она тихонько ударяла.

- Ты хочешь, чтобы я осталась с тобой? - Да, - торжественно сообщил полу Эдвард.

У Беллы не было сил ответить. Если она останется, она увидит, как корчится его бледная плоть от огненной боли в венах. Она увидит провода, уползающие, словно Медуза, с его тела. Она может увидеть, как он кричит.

Эдвард поднял взгляд, решительно глядя на доктора Дженкса.

- Если мисс Белла по-прежнему будет моим другом и останется со мной, я сделаю это еще раз. Я сделаю эту неудачную попытку.

Она пообещала Эдварду, что останется.

Доктор Дженкс поджал губы, но сделал все необходимые приготовления. Он написал объяснительную записку, которую следовало отдать профессорам, чьи классы она пропустит в эту пятницу. Он зарезервировал для нее комнату в лаборатории. Он даже предоставил ей временную карту доступа.

В день второй процедуры Эдварда Белла не осталась по другую сторону зеркального стекла. На этот раз она держала его несопротивляющуюся руку в своей ладони, пока игла проникала под его кожу. Она наблюдала из дверей своей комнаты, как медсестры укладывают его в постель и проверяют крепления. Она ложится спать на матрасе в соседней комнате, отделенная от него не более чем тонким слоем бетона, штукатурки и краски.

Когда она уже засыпала, до нее донесся скрип металлических пружин, когда он передвигался, чтобы улечься удобнее, несмотря на крепления.

В середине ночи, даже сквозь сны, она услышала его крики.

Пришла боль.

Она сбросила тонкие одеяла и провела картой доступа по устройству на его двери; медлительность, навеянная сном, оставила ее конечности мгновенно. Сцена, которую она застала, была самым мрачным ее сном - Эдвард извивался в полоске лунного света, словно оборотень, переживающий свое гротескное превращение. Решетка на окне отбрасывала причудливые полосатые тени на его искривленные конечности, которые были напряжены в обхвате толстых ремней, что связывали его. Он дико мотал головой, словно безмолвно просил о пощаде.

В течение нескольких лихорадочных моментов Белла нерешительно стояла рядом с ним, безуспешно пытаясь привлечь его внимание:

- Эдвард! Я здесь. Я здесь, Эдвард. Ты не один. Эдвард!

Несмотря на мантру ее голоса и его имени, водоворот продолжался, ее слова засасывало под него, и они тонули. Ей казалось, словно она стояла над невозможно быстро вращающейся каруселью, в которой застрял маленький мальчик, умоляя ее о помощи; он хочет выбраться, у него кружится голова, его тошнит, он хочет, чтобы все это прекратилось. Но она боялась протянуть руку и схватить мальчика: как бы саму ее не затянуло, как бы ей самой не утонуть. Кулаки Эдварда молотили по одеялам, по бедрам, по всему, до чего могли дотянуться. Если она не предпримет что-либо, и как можно быстрее, он причинит боль самому себе.

Наконец она сделала глубокий вздох и вытянула обе руки, готовая пораниться, если это будет означать, что ему не будет больно. На секунду она схватилась за его напряженные предплечья, ее туловище практически целиком прижалось к его телу, пока она пыталась использовать весь свой незначительный вес, чтобы сдержать его метания. Когда она словила удар в челюсть от его кулака, ее тело ослабло; девушка была ошеломлена и тяжело дышала. Глаза покалывало непрошеными слезами: она поняла, что он по-прежнему был отдален от нее.

Она моргнула, обнаружив, что ее волосы упали на его лицо и он глубоко дышал, его ноздри дрожали, словно смакуя аромат изысканного цветка или наилучшего вина. Она не знала: находил он запах ее шампуня успокаивающим или наконец-то осознал, кто она такая. В любом случае, она каким-то образом увела потерявшегося ягненка туда, где он будет в безопасности от когтей льва. Конечности этого ягненка по-прежнему дрожали под ее прикосновениями, глаза судорожно метались под прикрытыми веками, но он казался спокойным – на данный момент. Увы, Белла была не единственной, кого привлекли крики Эдварда. Медсестра в белой форме включила свет и подпрыгнула, когда распознала неожиданное для нее присутствие Беллы, лежащей на кровати рядом с Эдвардом.

- Вы не должны прикасаться к нему, - предостерегла медсестра, протягивая Белле руку, чтобы помочь ей встать и выйти из комнаты. – Он опасен в таком состоянии.

- Подождите, - начала Белла, пытаясь объяснить. – Мне кажется…

Она не закончила. Когда медсестра схватила Беллу за руку, Эдвард показал, каким опасным он может быть. Его глаза, бледно-желтые из-за резкой флюоресценции, распахнулись, и он бросился на медсестру словно кобра, его острые зубы щелкнули за волосок от ее руки. И хотя Эдвард не дотянулся до медсестры, сила его выпада выбила Беллу из ее и без того шаткого положения на кровати. Она упала на ближайшую тележку с различными материалами, многие из которых имели острые края, впившиеся в ее кожу.

Девушка приземлилась на пол и пыталась восстановить дыхание. В конечном итоге сквозь ее прерывистое дыхание прорвалась боль, и, опустив взгляд, она увидела на руке глубокий порез, из которого струилась кровь.

Эдвард продолжал извиваться под своими креплениями и выказывал все признаки бешеной ярости. Постоянно оглядываясь на медсестру, Белла медленно подошла к Эдварду и, положив ладонь на его дергающееся плечо, наклонилась, чтобы ее волосы каскадом рассыпались по коже его руки, словно жидкий шелк. Ощутив прикосновение ее руки или волос – она не могла сказать, чего именно, - он судорожно вздохнул, словно изгонял собственных демонов и откинулся на матрас. Под ее прикосновением он казался замороженным, и злобно пялился в потолок онемевшим от боли взглядом.

Медсестра, со своего места смотрела на Беллу так, словно та только что приручила дикую лошадь в австралийской глубинке. После этого случая никто не возражал против близости Беллы к Эдварду. Медсестра тщательно обработала раненую руку Беллы, в то время как другая ладонь Беллы лежала на плече Эдварда. Они даже принесли ей раскладушку, чтобы она могла дремать, когда он вел себя спокойно.

В течение последующих дней Белла выполняла свое обещание. Она оставалась с Эдвардом в его маленькой комнатушке, пока он проходил испытание огнем. Она меняла влажные полотенца на его лбу и нежными прикосновениями прослеживала просвечивающие вены от его пальцев до изгиба локтя. Она читала ему отрывки из своих любимых книг – будто он был в утробе, а ее голос мог успокоить его, мог помочь ему узнать ее, увеличить свой потенциал.

Она оставалась с ним даже тогда, когда ее присутствия было недостаточно, чтобы он перестал кричать.

На рассвете четвертого дня, когда луч солнца упал на его лицо, Эдвард пошевелился, его медленные движения были словно глубоким прудом, поверхность которого рябил незначительный бриз. Когда его опухшие веки приоткрылись, он затуманенным взглядом обследовал комнату, пока не обнаружил лицо Беллы в нескольких дюймах от своего.

- Мисс Белла, - прохрипел он сквозь пересохшие губы, язык и горло, которые наконец не исторгали крика. – Простите, если я поранил вас, когда был болен. Я не хотел.

Звук его голоса сломал что-то внутри нее. Впервые с тех пор, как началось исследование, Белла заплакала.

- Почему вы плачете? – спросил Эдвард, но девушка была неспособна ответить.

Она плакала потому, что, несмотря на все, через что он прошел за последние несколько недель, его первым вопросом не была просьба о еде или воде – он просил ее о прощении. Она плакала потому, что вопреки тому, на что надеялся доктор Дженкс, Эдвард, очевидно, находился в сознании, раз помнил, что причинил ей боль.

- Я никогда не хотел, чтобы вы плакали, - сказал Эдвард, нахмурив брови от беспокойства, и она улыбнулась ему так, как могла сквозь слезы.

Они прождали еще две недели.

В эти две недели Белла медленно поправляла свою жизнь, словно сброшенное на пол во время ночного кошмара одеяло. Она перезвонила Джейкобу и Чарли. Пообещала им, что приедет домой на Рождество. Она механически конспектировала пройденное во время занятий, делала домашнюю работу в своей квартире и сдавала зачеты.

Но по истечении двух недель умственные способности Эдварда по-прежнему соответствовали изображению на кардиомониторе недавно умершего пациента. В конечном счете, они сказали ему, что он может свободно возвращаться к своей жизни. Доктор Дженкс и его команда наконец отказались от него.

Услышав эти новости, Белла вошла в кабинет доктора Дженкса и с немного большей силой, чем требовалось, захлопнула дверь.

- Вы не можете просто так отпустить его, - сквозь зубы проговорила она.

Доктор Дженкс удивленно поднял на нее взгляд.

- Лекарство не сработало.

- Что, если ему просто требуется больше времени, чем обычно?

- Естественно, мы будем отслеживать его состояние, по крайней мере, раз в неделю в течение нескольких месяцев. Но большего мы сделать не в силах.

- Такое случалось раньше? С животными, я имею в виду. Случалось такое, что кто-либо из них не реагировал на лекарство?

- Иногда. Лишь в небольшом проценте случаев. И каждый раз мы отпускали этих животных. А где это было возможно, находили верное пристанище.

У Эдварда не было верного пристанища, куда можно было вернуться. Белла вздрогнула при мысли о том, какой смысл имели слова «где это было возможно» для некоторых из этих невинных животных.

- Мы должны его отпустить, должны дать ему вернуться к своей жизни. Ты должна его отпустить.

Но Белла не могла.

Она не могла позволить Эдварду Каллену уйти.

Не сейчас.

Она отдала ему слишком большую часть себя, чтобы попросту уйти. Если она сейчас уйдет, она оставит вместе с ним свое сердце.

В день его освобождения Белла наблюдала за Эдвардом под атипичным солнечным светом - впервые за несколько недель его кожу ласкали солнечные лучи. Она была столь бледной, что казалась почти прозрачной, сияющей переливающимися капельками пота. Когда он отошел от комплекса на некоторое расстояние, Белла не позволила ему уйти одному.

***

В то время как Эдвард забыл о своем пребывании в лаборатории с такой легкостью, словно отбросил плохой сон, Белла оказалась не столь удачлива. Она никак не могла забыть о темных синяках под глазами Эдварда, об его сокращающихся конечностях и сжатых зубах, напряженных мышцах на спине, вот-вот готовых лопнуть. Она не могла забыть звук его слабых стонов или тихих рыданий в подушку.

Теперь она смотрела на него и видела его искаженное болью лицо. Она по-прежнему слышала его крики. И это все было зря.

Зря.

За то время, что прошло с момента их знакомства, мир Беллы расширился во всех направлениях, словно жидкое тесто, вылитое на горячую сковороду. Она больше не была так сосредоточена на внешнем виде своих ног. Она видела людей вокруг – по-настоящему видела их – и думала об их жизнях, их страстях, их истории.

Их боли.

Она пережила пожар мучений Эдварда и не вышла из него невредимой.

Эдвард, однако, отряхнулся от тех кошмарных дней так легко, как сбрасывают ошейник-удавку. Он немедленно вышел на работу.

- Я им нужен, - сказал он, мягко порицая ее, когда она поставила под сомнение его решение. У нее не было бы сердца, если бы она сказала ему, что его работодатели наверняка и не замечали его отсутствия. Для них он был не более чем одиноким упавшим яблоком в саду, полном других, более красивых яблок, по-прежнему растущих на ветвях. Они и не заметили бы, если бы его растоптали и съели черви.

- Вот это да. Посмотрите-ка, Эдди вернулся, - объявил Майк со стойки, за которой выдавали книги, закатив глаза – возможно, потому, что именно ему приходилось переставлять за Эдвардом книги. – Белла, добро пожаловать.

Белла закатила глаза и на приветствие Майка не ответила, а вот Эдвард – наоборот. Общественная библиотека Сиэтла стала для Беллы вторым домом, поскольку девушка проводила здесь не меньше трех дней в неделю, сидя с Эдвардом во время его утренней смены, когда это позволяли занятия и домашние задания.

Она терялась в классических сказках о любви и потере, скорби и искуплении. Иногда она сидела с Эдвардом в отделении, где он работал, наблюдая за его мучительным продвижением по никогда не заканчивающемуся ряду книг, которых он никогда не прочтет. Иногда она сидела рядом и просто наблюдала за ним, слушая, как он рассказывает одни и те же истории, снова и снова, словно испорченная пластинка, вечно вращающаяся на ветхом патефоне в углу.

Она наблюдала за тем, как изо для в день он выполнял неизменное количество работы. В то время как Майк и остальные библиотечные работники сачковали или уходили пораньше, Эдвард никогда не уклонялся от своих обязанностей. Каждый день он проходил одни и те же ряды. Расставлял на полках одно и то же количеств книг.

Он был вечно неизменен, но он навсегда изменил ее.

Она отдала ему столь много себя, но Эдвард не мог дать ей что-либо взамен. Она наблюдала за ним, но наблюдение все более огорчало ее. Она ощущала себя растущей, расширяющей свои горизонты, обучающейся, и оставляла его позади.

Время шло, три дня, которые она проводила с ним, стали двумя.

Затем одним.

С окончанием семестра безжалостное давление на нее выпускной программы, как и на других студентов, стало весомее. Она жонглировала быстро растущим прессом домашних заданий, рефератов, экзаменов. Она продолжала помогать доктору Дженксу собирать и компоновать данные, касающиеся недюжинного прогресса Элис.

Эдвард начинал ускользать от нее, словно друг детства, не последовавший за вами во взрослую жизнь. Она ощущала это, и она позволила этому произойти.

Быть может, он и не заметил.

¹ Уплощение эмоций - симптом шизофрении и некоторых других психических расстройств, при которых человек не демонстрирует практически никаких эмоций.

Перевод: little_eeyore
Редактура: gazelle