EPOV.

В самолете по дороге домой, я сидел рядом с женщиной, одетой в паранджу. Черная ткань закрывала все её лицо, стянутая в аккуратный узел-бабочку. Она была одета в струящееся платье, тоже черного цвета, и при себе имела небольшой чемодан. Я улыбнулся ей и, хотя не мог видеть её губ, понял, что она улыбнулась в ответ. Уголки её глаз слегка прищурились, и паранджа затрепетала. У нее были красивые глаза, и она выглядела как довольно красивая женщина, но с паранджой я не мог быть точно уверенным. Часть меня в штыки воспринимала идею, охватывающую женщин такой социальной необходимостью, а шовинистическая свинья внутри меня кричала о том, как повезло её мужу, что он был единственным мужчиной, который видел её лицо.

Мне стало интересно, что она делала на том же рейсе, направляющемся в Атланту? Япония не принуждала к парандже, а США – тем более. Я не мог представить, кому было бы удобно носить такую вещь. Но что, если этой женщине на самом деле нравилась паранджа? Что если она хотела, чтобы только муж видел её лицо в знак своей лояльности и преданности? Но да, я знал, что общество и религия, вероятнее всего, привили в ней любовь к парандже. Я не был полным идиотом. Но не все ли отношения, светские или нет, продиктованы социальными конвенциями в какой-то степени?

У нее не было постоянно обеспокоенного лица, которое было присуще большинству современных, хоть и менее зажатых сестер. Её губы возможно и были скрыты, но не было сомнений в том, что она улыбнулась мне, наклонив голову набок в знак благодарности, когда я помог ей уложить её чемодан на верхнюю полку.  Если её одежда или её довольно дорогие ароматные духи и говорили о чем-то, так только о том, что её муж заботился о ней должным образом. И если она находилась в самолете из Токио в США без видимых сопровождающих лиц/ тюремщиков/ Дома/ похитителя, я бы сказал, что она была лучшей по сравнению с другими женщинами, чей муж/ отец/ брат не следовали их патриархальным, а кто-то бы сказал, средневековым, принципам.

Размышления о возможном государственном несчастье этой женщины, в конечном счете, привело меня к мысли о причине, по которой я летел через Тихий океан с опережением графика в один день. По всем правилам и ожиданиям, мне следовало напиваться до оцепенения в каком-нибудь баре в Токио, распевая ужасно в караоке с руководителями «Каллен Индастрис» в связи с последними приобретениями. Но нет, в тот момент, когда в моем графике появился  перерыв, я позволил своем члену взять верх и вскочить в первый беспосадочный рейс до Атланты.

В Атланте было облачно в мае, не смотря на то, что метеорологи обещали ясное небо и солнце. Тонкая куртка, которую я носил в Японии, не согревала, пока я стоял на краю тротуара, рядом с выходом, отмеченным как «Прибытие», ожидая свою машину. Ровно минута в минуту Бентли плавно остановилось передо мной. Я забрался внутрь и поздоровался с Феликсом. Я спросил о его жизни, пока ехал из аэропорта, и без каких-либо уточнений он доставил меня до центра Атланты.

Движение было загруженным, и я отсчитывал секунды до того момента, когда он оставил меня перед ветхим домом Беллы.

- Увидимся, Босс, – улыбнулся мне Феликс, как только мы прибыли, не в силах удержаться от колкости. Он жил поблизости, в очаровательном кирпичном доме, достаточно просторном и хорошо оборудованном, вместе со своей женой и детьми. Он жил в этом доме неподалеку примерно год, следуя за мной, где бы я ни находился, и присматривал за Беллой, когда я был в отъезде.

Обычно я не терпел шуток на свой счет, если они исходили не от Беллы, но я должен был признать, что эта была достаточно забавной. Год назад я предложил Белле переехать в более удобное местечко, как, например, Кирквуд или Ист-Лейк, но она начала защищать свою независимость, словно сумасшедший фанатик, и я не решился перевезти её вновь.

Лифт не работал, поэтому я отправился по лестнице на пятый этаж, где в самом дальнем углу здания, пряталась квартирка Беллы. Я позволил себе войти. Я, кроме всего прочего, был сожителем в данной квартире и был достоин своего собственного ключа, в обмен на который, по моему мнению, я ощутимо растерял свою мужественность. Квартира, с двумя  мрачными комнатами, которую не могла реабилитировать даже самая современная мебель, была погружена в тишину. Вещи Беллы были разбросаны на столе, её ботинки – чуть в стороне на полу, сброшенное с плеч пальто свисало с одного из стульев. Недоеденный бутерброд лежал возле раковины, так что я точно знал, что на была здесь. Феликс докладывал мне лишь о том, что она приходила домой со службы, и что заработала достаточно много похвал за проделанную ею работу, связанную с наркотиками. Белла, моя Белла теперь была отлично обученным и полноправно вооруженным, твердозадым агентом ФБР. Ирония была огромна и поистине смешна.

Я услышал звук душа, и поздравил себя с удачей. Кажется, я был как раз готов к влажной и теплой коже. Я начал снимать с себя одежду, чтобы присоединиться к ней. Я собирался снять брюки, когда она в облаке пара вышла из ванной – влажная, чистая, обнаженная, завернутая в белое полотенце вокруг себя. На мгновение она уставилась на меня с ошеломленным молчанием, прежде чем разрушить его широкой улыбкой, сказавшей все за нее. Она не завизжала, что произошло немного позже, как только она потянулась ко мне, а я бросился к ней. Затем мы стали уже сплетением рук, ног, языков в самовозгорающейся комбинации.

Её вкус отозвался прямо в моем члене, словно укол в вену, и я позабыл, о чем думал еще секунду, час и всю чертову неделю назад, пока не видел её. Ее руки скользили по мне, говоря «снять,снять,снять,снять», и я подчинился, срывая свою рубашку, носки, брюки, свое самообладание и здравомыслие. Она дрожала рядом со мной; её нервные окончания были на пределе, когда я руками завладел ею всей,  сжимая, тиская, беззвучно крича: «Сейчассейчаспрямонахренсейчас!»

Она всхлипнула. О, Господи, как только я скользнул пальцем между её ног, и, ИисусБлятьХристосВсемогущий, она была такой влажной, такой готовой, словно позволила себе небольшую малость в душе, к которой имела тенденцию время от времени, когда направила мой член в себя.

Краем глаза, я увидел кровать, огромную, двуспальную кровать, которую мне удалось заставить купить её, но стена была ближе, а она – легкой, маленькой штучкой, и это не займет и гребанной минуты, прежде чем я возьму её прямо там, с моим членом внутри нее. Она ахнула, когда я прижал её к стене: её рот изумленно открылся в стонущем «Аххххх». Мне понадобилась драгоценная секунда, чтобы втянуть воздух с её губ. Она посмотрела на меня в шокированном удовольствии, и все, о чем я мог думать, как, матьтвою, она была божественна, с широко распахнутыми глазами, приоткрытым ртом и волосами, разметавшимися по её лицу. Она втянула несколько вдохов подряд, устраивая себя на моем члене и надавливая так, чтобы протолкнуть его глубже в себя, и, блять, было так хорошо быть погруженным в неё.

Она цеплялась за меня, впиваясь ногтями в мою спину, в то время как я трахал её жестко и безумно. Она кончила коротким, почти злорадным вдохом, а я стиснул зубы, кончая в быстром, но неудовлетворительном облегчении. Я крепко сжал её, трясь о нее, желая попасть под её кожу и остаться в ней навсегда. Она повалилась на меня, переводя дыхание, и я воспользовался этим шансом, чтобы переместить к кровати, роняя нас на нее. Выскользнув из Беллы, я навис над ней.

Она смотрела на меня вверх томным взглядом, пока я нависал над ней; все её тело было готово, чтобы я снова трахнул её. Я начал жесткое посасывание её сосков, облизывание, подергивание зубами, пока сжимал её груди. Я говорил ей, какими восхитительными на вкус они были, какими сладкими и красивыми, как я люблю их, когда они оказывались между моими губами. Я говорил ей, как хороша она на вкус, «Такчертовскихороша, детка», что я не могу дождаться, чтобы съесть её; что, Господи, я случал по тому, чтобы съесть её маленькую нежную плоть; что она бесподобна, прекрасна; что я хочу жестко трахать её. Снова и снова.

Она скулила и стонала, когда я спросил её, хочет ли она, чтобы я съел её, вылизал её, трахнул её, в то время как мой палец неустанно двигался в её влагалище. Она хныкнула, затем вздрогнула, и влага хлынула из её щели, и я опустился вниз, начисто вылизывая и посасывая, дразня языком её прекрасную плоть, пока она не закричала на меня: «Ради Бога!» – и – «Стоп… СТОП, Эдвард… стоп, стоп!» – корчась и извиваясь под моими губами и пальцами.

- Хорошо? – спросил я её минуту спустя, когда ей удалось вырваться, крича и пинаясь. Она лежала на спине, на моей груди, смеясь, задыхаясь и сексуально похрипывая, и называя меня засранцем, продолжая сжиматься от спазмов. Но… «Дааа», – призналась она. – «Этобылохорошо. Больше чем хорошо. Этобыловосхитительно».

Я потирал свой член о её попку, пока ждал, когда её дыхание придет в норму, согреваясь теплом её тела, облизывая её шею, покусывая изящное ушко, лаская её груди и играя с её сосками. Когда она перестала задыхаться, я спросил её, не хочет ли она попробовать меня, не хочет ли она опуститься вниз и сосать мой член? «Пососи меня, полижи меня, детка, пожалуйста?» Она рассмеялась, но перекатилась с меня, в любом случае, и начала погружать свой язык в мой рот.

Затем она начала двигаться ниже по моему телу, дегустируя мою кожу и пот, и это было настоящей пыткой – не двигаться, пока она не оказалась между моих ног. Её язык высунулся наружу, чтобы коснуться и попробовать мою влагу. Она начала лизать, сосать и вращать своим языком по всей моей длине. Я запрокинул голову назад и застонал – громко – давая ей знать, как сильно я люблю её, и «Дааа, детка, этотакхорошо… именнотакдетка, блять, именнотак… Хорошо, блять, дааа, такхорошо». Она улыбнулась мне, не выпуская мой член из своего ротика, беря меня так глубоко, как только могла, и снова выпуская, медленно облизывая головку, кружа своим языком, и вновь погружая на всю длину.

- Стоп, – сказал я ей, когда подошел к грани оргазма, и, в отличие от меня, она на самом деле послушалась. Я поднялся, толкая её на локти и колени. И одним быстрым толчком, заполнил её.

Это было быстро, жестко, брутально. Она схватилась за простыни, чтобы удержаться на месте, в то время как кровать двигалась под нами. Не понадобилось много времени, чтобы оргазм пронзил её. Она попыталась отодвинуться, но я схватил её за бедра, чтобы остаться внутри. Я приподнял её, хватая за грудь и прижимаясь к клитору. Она всхлипнула, пока я продлевал её агонию. С её стеночками, сжимающимися вокруг меня, я кончил, громко, долго, но не замедляя движений, даже умудрившись не выйти, продолжая толчки, пока мой член не увеличился снова, и я снова стал готов трахать её до изнеможения. Я толкнул её на кровать, задирая её попку вверх, и, блять, она была такой тугой, даже после тысячи раундов траха. Я заполнил её влагалище своей спермой, дотянувшись и очертя её клитор и губки своим членом, пока она продолжала кричать и стонать на наших простынях. Мой член снова дернулся; я перевернул её на спину, закидывая её ноги на свои плечи, чтобы лечь на нее всем телом и трахать так долго и жестко, как могу.

Только через несколько часов, когда мне удалось выбраться из кровати, чтобы покурить, я вспомнил, что не ел. Я позвонил на личный номер и заказал пиццу или сэндвичи… что угодно.

Я наблюдал за тем, как она спит, с подоконника окна в спальне, стряхивая пепел сигареты на тротуар вниз. Прошел час, прежде чем она зашевелилась, и её рука потянулась к пустой половине кровати.

- Хэй, – я направился к ней, чтобы заверить в своем присутствии, и как только я прижал её к себе, она издала звук, похожий на кошачье мурлыканье. – Голодна?

Она кивнула и подняла голову.

- Как скоро ты уедешь?

Её голос был низким, томным, сексуальным.

- Через пару недель.

Она улыбнулась мне, сонно и удовлетворенно, и я улыбнулся ей  в ответ, подавляя внезапное и непреодолимое желание схватить и трахнуть её снова. Она огорчила меня, спросив, как скоро я уеду, когда я только приехал, пока я не осознал, что она пыталась скорректировать свое расписание под меня.

- Откуда ты?

- Токио. Я звонил тебе оттуда, помнишь?

- Только Токио? – я слышал, как она забавлялась; неверие в ее голосе было таким явным, впрочем, она никогда не верила мне, когда я говорил ей правду.

- Только Токио, именно. Хочешь послушать об этом?

- Хм-Хммм…

- У меня были встречи, – две недели, полные встреч, если быть точным. – Папа попросил меня взять на себя.

- Что взять на себя?

- «Каллен Индастрис», – сказал я, наблюдая как удивление, а затем и беспокойство появляются на её лице.

- Почему?

- С ним не все хорошо

- Ох, – она немного нахмурилась, садясь на кровати, и простынь соскользнула с её плеча. Тонкое покрывало было обернуто вокруг её талии, но она быстро подняла его до своей груди. Я остановил себя от того, чтобы сорвать его прочь. – Он в порядке?

- Он в порядке, но ему нужно сбавить обороты на некоторое время.

- Что ты имеешь в виду «он в порядке»? Что случилось? Он болен? Где он остановился? Разве тебе не следует быть рядом с ним? Может быть, мне нужно позвонить ему…

- Ты не можешь позвонить ему. В Германии сейчас ранее утро, – сказал я ей, улыбаясь от такого шквала вопросов. В первую же встречу с моим стариком, он сразу же понравился Белле. – Это не серьезно, лишь небольшая проблема с его сердцем. Ничего, что не вылечит прекрасный отпуск. Мы можем поехать и навестить его.

- Мы должны, да, – с готовностью согласилась она, кивая. Она заботилась о пожилых людях, особенно очень старых и больных, и этой чертой я без зазрения пользовался. Но в случае с Энтони Калленом ей не о чем было беспокоиться, он не был так уж болен. Его давление было чуть больше обычного, и сердце немного барахлило, но с правильным питанием и полноценным отдыхом он будет как новый через пару недель. Или настолько новый, насколько он мог бы быть. Сердце моего отца не было в порядке со смерти мамы.

- Так, значит, ты принял правление?

- На время, да, – на долгое время, если Энтони Каллен решит пойти по своему пути. Я убеждал его, рассказывая, что делаю это только потому, что он попросил меня, но факт был в том, что мне было нужно это. Будучи придатком агента ФБР, я неизбежно был должен сменить свое прикрытие, и СЕО интернационального конгломерата должен выглядеть пугающе уважаемым в моем досье. Бюро могло проверять все, что им вздумается, но они не могут достать меня через моих юристов в «Индастрис». Было не трудно принимать дела у отца. Я был близок к Компании, даже в тюрьме, так как знал, что рано или поздно придет тот день, когда я возглавлю её. Все что мне оставалось делать – это удерживать «Каллен Индастрис» подальше от моего другого «предприятия» – Только пока он не поправится, – сказал я, пожимая плечами, будто это не было большим делом. Она пронзила меня своим многозначительным взглядом.

- Это, должно быть, интересно, – сказала она спустя какое-то время.

- Должно, ага.

- Это должно приставить Интерпол за твоей спиной, – с сарказмом заметила она, и я рассмеялся, потому что ничто не меняло её.

- И гребанное ФБР, – добавил я.

Она фыркнула и откинула голову на подушку.

- Удачи тебе в этом.

- За исключением тебя, конечно, – все еще смеясь, я поддался своему побуждению стянуть с нее покрывало и скользнуть руками по её спине в успокаивающем массаже. – Мне очень нравится иметь тебя за своей спиной, и, на самом деле, передо мной, я настаиваю на этом. И мне нравится твоя спина, и твоя попка… особенно, твоя попка.

Я сжал её, и она рассмеялась, называя меня «неисправимым». Ничуть не смутившись, я попытался перевернуть её, но она изогнулась и оттолкнула мои руки.

- Я думала, ты сказал что-то о еде…

- Так и было.

- Так, где она?

- Сначала спой для меня.

- Это эвфемизм?

- Я не использую эвфемизмы.

- А я не пою.

- Конечно, поешь.

Она пела для меня, своим умом, душой и своим упругим телом. Гармонично.