Девушка кралась на цыпочках по комнате, пытаясь быть незамеченной настолько, насколько это было вообще возможно, пытаясь сбежать. Не повезло. Она может бежать, но не может сбежать далеко. Она была задумчива и тороплива, до смерти напуганная тем, что я мог попросить ее номер телефона или спросить ее имя.

Я уже знал, кто она такая. Это была не моя вина в том, что она оставила свою сумочку валяться здесь, слишком ошеломленная после сногсшибательного секса. Она на самом деле не должна была брать все персональные документы с собой. На ее удачу, я не был каким-то психопатом, кто стал бы преследовать ее, ее тело и ее маленькую промежность. Не пока, во всяком случае.

Мисс Изабелле Мари Свон было восемнадцать, спасибо-блять-Боже . Первокурсница в Эвергрин Гео-гребаный-дакс Коллежде. Прописана в общежитии и, что очень интересно, в Форксе, которое было указано также местом ее рождения. Студентка факультета Уголовного права, но сама, как копия книги Джека Керуака «На дороге». Была прочитана снова и снова и засмотрена до дыр.  Просто маленькая городская девочка, которая устала от своей жизни и ищет приключений.  Неудивительно, что она была такой сладкой...

Я встал через час после того, как она ушла. Не было смысла гоняться за ней. Я бы только напугал ее, сделав это. Я хотел проваляться на этой кровати, где мы трахались, чувствовать ее запах на простынях и подушке, но мне необходимо было позвонить в Форкс и объясниться, почему я не приехал вчерашним поездом в Такому.

 - Освобождаю. Последняя комната налево, – я улыбнулся, когда регистратор дважды моргнула, увидев меня. «Миссис Баннер», – гласил ее бейджик. Видимо, зарегистрированной была девушка, а не парень, и она сделала свои выводы.

 - О...  Да, – сказала она, и ее высокий писклявый голос испортил мое утро. – Последний  номер, да-да. – Она снова посмотрела в свой журнал. – Здесь сказано, что у вас забронировано до завтра.

 - Оу… – мне не нужно было притворно удивляться, – Я забыл. У меня вчера была ужасная головная боль, и мой друг решил, что я нуждаюсь в отдыхе. Но уже все в порядке, мне всего лишь нужен был свежий воздух. Я не хотел бы вас утруждать, но не могли бы вы снять задаток? Я хотел бы вернуть ей.

Я прошептал последнюю фразу заговорчески и улыбнулся ей. Мне нужны были деньги. Я мог доехать не так далеко на двадцать баксов. К тому же, я не завтракал или даже не ужинал со вчерашнего дня, а трах всегда делает меня голодным.

Миссис Баннер захихикала себе по нос, ослепленная, и вручила мне сорок пять долларов.

 - Могу я?.. – спросил я, указав на общественный телефон.

 - Конечно. Держите, вам понадобиться,  – она протянула мне несколько монет и, святой-чертов-Боже, захихикала снова. Женщина вызывала во мне неправильную дрожь.

 - Алло? – Эсме ответила после первого же гудка, ее голос был высоким и взволнованным.

 - Эй, тетя Эсме, – сказал я, изображая усталость. – Извини, что не приехал прошлым вечером…

 - Эдвард! – завизжала она, не жалея моих бедных ушей. – Где ты? Ты в порядке? Мы так беспокоились!

 - Я в порядке. Я в Самнер. Не смог приехать вчера, адская головная боль.

 - Где в Самнер?

Я рассказал ей душещипательную историю.

 - Оставайся там, и Карлайл заберет тебя. Он в Такоме прямо сейчас: пытался отыскать тебя… Подожди минутку, я перезвоню ему.

Она поставила мой звонок на удержание, но я мог слышать, как она разговаривает с Карлайлом по другой линии. Меньше чем через минуту она вернулась.

 - Жди там, он уже едет за тобой. Слава Богу, что кто-то сжалился над тобой. Я сказала твоему отцу, что ему следовало дать тебе больше денег или, по крайней мере, одну из своих карт. Что, если бы ты попал в аварию? Что, если бы ты проголодался?

Вот это моя хорошая тетя Эсме – всегда думает о том, что лучше для меня. Она была одним из моих наставников в игре на фортепьяно и самой строгой из них.  Но вне уроков она была самой любящей тетей. Она и была причиной, по которой меня отправили в Форкс. Она и ее чертова идея, что я должен вернуться к игре на фортепьяно и стать непревзойденным пианистом, кем я когда-то был.

«Отправьте его ко мне!» – умоляла она моего отца несколько месяцев назад, прежде чем меня освободили из тюрьмы, – «Я позабочусь о нем.»

Да, люди думали, что я был одним из гребаных гениев. Я был фортепьянным вундеркиндом, обученный требовательными мамой и тетей – обе концертирующие пианистки. Но я прекратил играть в тот день, когда похоронил свою мать. Прекратил быть кем угодно, кроме как болью в заднице для своего отца – большой шишки, мультимиллионера Энтони Каллена, брата, живущего в маленьком городке, доктора Карлайла Каллена. Да, два брата женившихся на двух сестрах. Не очень разнообразно, для Калленов. Мне было пятнадцать тогда.

Мне нравилось говорить, что я взбунтовался, потому что мой отец был мудаком, или потому что он не был хорошим отцом, или потому что он изменял моей матери; и то, что он заставлял меня страдать, забыл обо мне, бросил меня – все то, что в рассказах тинэйджеров оправдывает их жалкую, дрянную жизнь. Но это было ложью. Мой отец был так далек от этого стереотипа, что это заставляло меня отмахнуться от самого себя, когда люди понимали, насколько плохим было не мое детство, а сам я. Мои родители любили меня, я никогда и ни в чем не нуждался. Забота моего отца после смерти матери, или даже моя высокая дисциплинированность и  требовательность с детства, не имели ничего общего с тем, кем я стал – угонщиком машин экстра-класса.

Я обратил свою жизнь к криминалу, потому что хотел этого, потому что, блять, мне нравилось это. Потому что мне надоело играть на фортепьяно и получать все, что пожелаю; потому что все давалось мне на серебряной ложке.

Взломы и кражи машин давали мне реализоваться, как ничто другое. Погоня, скорость, близость к опасности и возможность быть пойманным. Заработать все, что имею, только своим умом и руками. Я превратил угон машин в искусство. Я был чертовым бриллиантом в этом.

Пока не появилась Таня, сучка.

Эсме все еще была на проводе, чуть позже уточняя, был ли я голоден или уже поел, продолжая без остановки говорить о том, как же мой отец мог заставить меня так добираться, и да, какой же я бедненький. Если бы она только знала.

 - Тетя Эсме, я должен идти. У меня осталось лишь пара монет, – зажав монету рукой, я царапал ею возле трубки, создавая «помехи» связи.

 - Оставайся там и жди своего дядю. Поешь что-нибудь, Карлайл заплатит за это позже, – она дала мне последние инструкции на случай непредвиденных обстоятельств, и я положил трубку до того, как она закончила.

Карлайл приехал менее чем через час. Сдержанный и яркий, он один из немногих мужчин, кто заботился о себе без особых усилий. Когда я был младше, думал, что я очень на него похож. Тихий, задумчивый, собранный. Он стал бы одним из самых востребованных хирургов в ЛА, если бы не переехал в Форкс, после того как тетя Эсме окончила концертную деятельность. Как и у меня, ее страсть к фортепьяно пропала после смерти моей матери.

Я рассказал Карлайлу ту же чушь, что и Эсме. Он лишь кивнул, ничего не сказав, и я почувствовал, что он не поверил ни единому слову, что я сказал. Он открыл дверь своей красной Audi A8 – хоть и новая, но всего лишь еще один кусок дерьма – и произнес слова сожаления, указывая мне на пассажирское сиденье. Мне не разрешали водить. Это было одним из условий освобождения. В любом случае, я не хотел водить этот железный кусок красного дерьма.

Карлайл поймал мой взгляд, устремленный на его Audi с отвращением, и улыбнулся.

 - У меня есть кое-что получше, что ждет тебя дома, – сказал он, – Но ты сможешь водить это только в черте города.

Почему я вообще тогда должен это водить? Но я лишь кивнул: – Нет проблем!

Все мои права, настоящие и поддельные, были просрочены около года назад, и займет примерно год образцового поведения после досрочного освобождения, чтобы все восстановить.

- Элис с нетерпением ждет твоего возвращения. Нам удалось ее отговорить от «приветственной» вечеринки, но она настояла на торжественном обеде.

Элис, их единственная дочь, была  моей единственной кузиной. Я снова сказал: «Нет проблем». Ношение костюма обезьяны не убьет меня.

После этого Карлайл замолчал, и это напомнило мне, за что я люблю этого человека. Он не был назойлив, он не тратил слов зря, но я знал, что много мыслей крутится в его голове. Он осмотрел мой внешний вид, но все что он мог заметить – это то, насколько отдохнувшим я был, и идиотскую улыбку, что периодически возникала на моем лице. Черт подери! Я все еще думал об этой девчонке. Она действительно запомнилась мне. Прошло уже пять часов, а я все еще не мог выкинуть ее из своей гребаной головы.

- Полагаю, ты провел хорошую ночь, – прокомментировал Карлайл, скривившись, и я чуть не рассмеялся. Хорошо – это мягко сказано.

Вскоре, мы оказались «дома», и я был захвачен Эсме и Элис. Эсме хотела, чтобы я посмотрел коттедж, стоящий прямо за домом. «Он маленький, но уютный», – сказала она. С большой музыкальной комнатой, какая была у меня дома много лет назад. Это было очень близко к основному дому, так что мне не нужно было волноваться о домохозяйке, еде и о всяком прочем дерьме. Она сказала, что она настраивала пианино, но прошел уже почти год, как она последний раз играла на нем и прочее, и прочее… Это вызывало во мне зевоту.

Элис щебетала и визжала в плаксивой, подростковой манере о том, как потрясающе мое возвращение, и как все девушки Форкса полюбят меня.

 - Посмотрим, «squirt»*, – если я не ошибался, она была в средней школе, определенно трахая какого-нибудь спортсмена за глазами  родителей.

К счастью, Карлайл почувствовал мою неугомонность и проводил меня в дальнюю часть дома.

Вот где я его увидел. 2010 Sportster Forty-Eight Harley Davidson. Яркий, чернокожий со стальными черными спицевыми колесами.

- Эсме реконструировала его пару месяцев назад, – сказал Карлайл. – Я очень надеюсь, тебе понравится здесь.

 - Это отлично, – ответил я, продолжая разглядывать мотоцикл, скользя пальцами по его поверхности. Почти сразу мое воображение нарисовало Мисс Свон на нем. Оргазмически голая, ее сладкие груди свободны, ее узкая маленькая промежность упирается в прохладную, гладкую сталь…

 - Я имел в виду дом, Эдвард, – Карлайл слегка улыбался.

 - Конечно,  – улыбнулся я в ответ. – Дом очень милый.

Чертовый розовый – хорошо, но я не собирался разбираться с этим.

 - Я оставлю тебя. Возвращайся в дом, как только осмотришься здесь. После обеда мы должны зарегистрироваться в полицейском участке.

Как чертов педик, я поморщился. Я все еще классифицировался как угроза общественной и частной собственности, несмотря на то, что отсидел больше двух третей своего срока. Восемь гребаных лет я был заключенным, восемь полных лет пропали даром, в то время, как моя империя была в руинах, весь мой тяжелый труд стал ничем. Но это также дало мне восемь лет на то, чтобы понять, как я собираюсь восстановить это. Наилучшим образом. Более сильной, более непроницаемой.

Я не мог дождаться, чтобы начать воровать машины снова.

BPOV

Твою мать!

Я нырнула в  Отдел отчетов, за ряды толстых папок с полицейскими документами, до того как он увидел меня.

Я приехала в Форкс ранее, позавтракала с Чарли и появилась в полицейском участке после обеда. Это всегда делало Чарли счастливым, когда я помогала ему с его делами, поэтому я заглядывала сюда время от времени.

Это было единственной вещью, что мы могли делать вместе, поэтому это и смогло увлечь меня с годами.  Крутясь неподалеку от участка, я могла чувствовать глубокую признательность за работу в полиции.  Чарли никогда не афишировал, но я никогда и не злилась на него за это. Я не часто ему говорила, что уже выросла из его малышки, но я любила его, как дочь, и всегда работала так, чтобы он мог гордиться мной. Поэтому я была здесь. Будучи хорошей дочерью и примерной горожанкой, когда доктор Карлайл Каллен, мужчина в которого я была влюблена с девяти лет, вошел в участок. За ним шел другой мужчина, мужчина, чье сходство с ним было очевидно, и мне понадобилась лишь секунда, чтобы понять, кем он был.

Эдвард, блядь, Каллен, его постыдный криминальный племянник. Тот же человек, которого я подцепила в поезде, и которому позволила трахать мою глупость. СвятаяГребанаяМатерьБожья.

Этот человек был живой легендой. Молодой, богатый, очаровательный. Гений-пианист, кто стал на преступный путь. По слухам, смерть его матери стала причиной этого. Сначала это были вечеринки, выпивка и  девушки в изобилии. Затем это переросло в наркотики, и более сильные наркотики, и он от этого устал.

Он создал сеть шаек и организовал с их помощью цепь угонов в ЛА и НЙ, в кругах знаменитостей, светских и богатых людей и их прихвостней.  Людей, которым эти вещи не нужны, или которые не заслуживали их.  Он украл самые дорогие машины, чьи ценники зашкаливали за миллионы долларов и больше. Бугатти Вейрон, Феррари и Порше. Ходят слухи, что он украл их лично, с помощью сложных инструментов, что придумал сам.  Его соратники были богатенькими парнями, как и он сам, поддерживая связь друг с другом через подпольный офис в Чикаго. Четыре года никто не видел его в лицо, никто не знал его имени. Полицейские нарезали круги, стараясь найти его и идентифицировать.  Он был невидимым, неприкасаемым. Больной гений. Пока он не взял девушку, которая оказалась агентом ФБР под прикрытием. Опять же по слухам, он был на самом деле безумно в нее влюблен и почувствовал себя настолько преданным, что даже пытался убить ее под конец.

Я изучила его дело, посмотрев его подростковые фотографии тогда, когда впервые услышала, что   отец будет курировать его условно-досрочное освобождение. Но я никогда не задумывалась, как он будет выглядеть спустя десять лет. Из всех мужчин в поезде… Я так и знала, что он – не шахтер, и что он не принадлежит этому кругу. Но я должна была хотя бы заподозрить его, когда впервые увидела татуировки на его теле.

Но кто бы мог подумать, что великий Эдвард Каллен поедет в поезде? Что он будет трахать пальцами возбужденную девушку в вагоне? Что мы найдем первую попавшуюся комнату, чтобы заняться диким сексом, не спрашивая друг у друга имен? Как можно вообще ожидать каких-то мыслей от меня, когда его член глубоко-глубоко внутри меня так, что я готова была лопнуть?

Я взглянула сквозь папки и увидела его, сидящего в кабинете Чарли вместе с доктором Калленом. Он был одет в коричневую кожаную куртку поверх белой рубашки и джинсы, обтягивающие его зад. Он, определенно, был помыт. Гладко выбрит, но не причесан. Это выглядело так – торчащие во всех направлениях пряди – что заставило меня задуматься, какими они были на ощупь, когда мои руки пропускали бы эти пряди сквозь пальцы; как он и его сексуальные волосы выглядели бы между моих ног…

Блять. Полицейский участок был не местом для влажных, диких фантазий. Здесь была лишь одна ванная, и я не могла пойти домой, чтобы удовлетворить себя. Не до тех пор, пока я не закончу здесь со своей добровольной работой.

Кажется, вечность спустя, доктор Каллен и его племянник покинули кабинет Чарли. Прошло не больше часа, по всей видимости, но мое разыгравшееся воображение громко протестовало, находясь взаперти.

Четыре часа спустя я закончила.

 - Пап? – я заглянула в его кабинет. Чарли разговаривал с офицером, но остановился и повернулся ко мне.

 - Да?

 - Я закончила. Увидимся дома позже?

 - Извини, сладкая, – и на его лице читалось искреннее сожаление, – Мы на подхвате до полуночи.

И это была история всей жизни Чарли. Настолько давно, насколько я могу помнить, он всегда на подхвате или подменял, и Чарли – хороший полицейский и всегда занятой. На его лице было разочарование. Я только приехала к нему, и я знаю, что он с нетерпением ждал наших совместных ужинов.

- Все в порядке. Я зайду поужинать в закусочную к Луи.

Еще одна традиция. Когда Чарли не мог позаботиться обо мне, это делали другие. Луи кормил меня, офицеры полиции играли со мной в игры, в походы, их семьи и жены – были гостями на моих вечеринках в честь Дня рождения. Я играла с их детьми, веселилась с их кузенами. Это было похоже на то, что я никогда не оставалась одна, чтобы найти себя. И здесь всегда были дядя Билли и Джейк, ставшие второй семьей для меня. Угх, Джейк. Мы были друзьями с «подгузников» и совершили ошибку, влюбившись и трахаясь друг с другом в средней школе. Теперь мы только говорили.

 - Извини, сладкая, – снова сказал Чарли.

 - Хочешь, я захвачу домой немного пирога? Мы могли бы устроить полуночный перекус?

 - Это было бы здорово! – просиял он, и я засияла ему в ответ. Что ж, стало быть, полуночная перекуска.

Немного моросило, когда я вышла из участка, но я не обратила на это внимание. У меня была с собой любимая желтая кофта с настолько большим капюшоном, что он прикрывал половину моего лица. Она была бесформенной, но кого это заботило?

Я отказалась от предложения подвезти меня до Луи (в полицейском крузере, ага), решив прогуляться пешком. Мне нужно было очистить мою голову, раздумывая над тем, как я додумалась связаться с Эдвардом Калленом. К тому же, закусочная Луи находилось в получасе ходьбы.

Я была на полпути к ужину, когда услышала это. Низкий, рычащий звук. Глушитель был, очевидно, выключен, но звук был безошибочным. Два цилиндра, но только один штифт. Если это был не Харлей позади меня, то все уроки Джейка о мотоциклах были насмарку.

Я пошла немного быстрее, не оборачиваясь. Кто бы это ни был, ему лучше не совершать ошибку, нападая на дочь шефа полиции. Все знали, кто я такая, и я не была беззащитной. Чарли следил за этим.

Водитель остановился ненадолго. Звук холостого двигателя был нехарактерно громким для раннего дождливого вечера. Поп-поп… Поп-поп… Поп-поп…..Только Харлей мог издавать такой звук. 

Пошел на хуй, ублюдок!

Водитель ударил по газам и проехал вперед, пресекая мой путь. Я знала уже тогда, кто это был. Я  знала это до того, как он поднял защитное стекло на своем шлеме и посмотрел на меня вниз своими смеющимися зелеными глазами.

Я посмотрела на него, не особо счастливо. Я не готова была снова иметь с ним дело.

- Чего ты хочешь?

Он снял свой шлем, улыбаясь, и протянул его мне.

* в данном случае имеется в виду разговорная форма, означающая «самодовольный человек, выскочка».