----------------------------------------------------------------------------------------------------------
Глава 4. Холодная зима...
Если я слишком резко посмотрю на нее, то она рассыплется.
Они сидели за диктантом, как и в любой другой день спустя более четырех недель. И Эдвард постепенно начинал терять свое терпение. Невозможно было выразить словами, что его так привлекало в этой персоне, из-за чего у него с недавних пор начали появляться какие-то странные мысли. Она приводила его в замешательство. И он вполне смог бы справиться с этим. Но то, что он ежедневно проводил двенадцать часов в сутки в обществе желанной им женщины, не могло не остаться незамеченным. Только вот...
Не это являлось его проблемой.
С возрастающим раздражением ему пришлось осознать, что она полностью ИГНОРИРОВАЛА его. Ни как босса – нет, что касалось этого аспекта, то тут мисс Свон удовлетворяла все его ожидания. Он никогда не произнес бы этого вслух, потому что это было бы не справедливо по отношению к Карлайлу и Берте. Но день, когда его престарелая секретарша ушла на пенсию, был его личным счастливым днем – чисто с деловой стороны.
Потому что тем самым она освободила место для мисс Изабеллы Свон.
Берта была уже на протяжении пяти эр неотъемлемой частью конторы, когда Эдвард унаследовал ее от своего отца Карлайла десять лет назад. У него не было ни единого шанса поменять установленные обычаи, да и это не было его намерением. Только когда Берта ушла, а на смену ей пришла мисс Свон, он начал замечать, что заключало в себе разницу между секретаршей старой школы и молодой ассистенткой.
Помимо оптического преимущества, разумеется.
Секретарши выполняли четко сформулированные поручения, а ассистенты самостоятельно регулировали то, что необходимо было выполнить и делали это без приглашения. Противные желтые листочки для заметок давно потеряли свое право на существование. Ему так же не приходилось больше контролировать, правильно ли были применены юридические термины, напоминать о соблюдении судебных сроков или заботиться о том, чтобы его клиентам вовремя были разосланы письма, когда истекал их крайний судебный срок.
День, когда он принял на работу Изабеллу Свон, оказался настоящим выигрышем для его конторы, без сомнений. Это даже не ускользнуло от его престарелого отца. Так почему тогда он был настолько фрустрирован?
Фрустрирован – да, это с совершенной точностью описывало его состояние, причем с возрастающей тенденцией.
Нахмурившись, он наблюдал за ее склоненной головой. Из всего лица он мог видеть только ее бледный лоб, в то время как она неустанно водила ручкой по бумаге. В один прекрасный день у него случился приступ острого бунта, и он решил изменить нерушимое, установленное три тысячи лет назад состояние этого офиса. Он захотел технической модернизации, желая покончить переход из каменного века в современное время единым ударом.
Он запланировал покупку диктофона и СОВРЕМЕННОГО телефона, чтобы наконец-то захоронить эту нелепую систему передачи звонков. Им нужен был ксерокс и более современные компьютеры. Это было его планом, и он уже интенсивно занялся его воплощением в жизнь.
А затем появилась ОНА... и Эдвард внезапно решил, что диктофон все-таки не нужен. Что работало на протяжении более сорока лет, не могло в одну секунду стать полностью бессмысленным.
И таким образом, он каждый день сидел с ней, диктуя свои письма и любуясь густыми темными волосами и бледной линией роста волос на ее лбу, который всегда был немного нахмурен. Невероятно, как кто-то мог быть настолько стройным. Он с легкостью мог бы обхватить ее талию одной рукой.
Его взгляд остановился на тоненьких бледных пальчиках, чьи кончики уже стали совершенно плоскими от постоянного печатания. Она была худенькой, и, кажется, со временем становилась все худее и худее. Кожа на ее хрупких запястьях была такой бледной, что под ней можно было распознать голубые вены. Может, у нее были какие-то личные проблемы, или она страдала бессонницей. Потому как с недавних пор у нее под глазами появились темные круги. Он иногда видел их, когда она снисходительно удостаивала его своего взгляда.
Например, как сейчас, когда она посмотрела на него с этой тошнотворно вежливой улыбкой. Спустя секунду он встретился с ее вопрошающим взглядом. КАРИЕ, большие, тоскующие глаза.
Тоскующие.
«Да уж конечно! – подумал он раздраженно. – Возьми себя в руки, идиот!»
Он прочистил горло: – Повторите, пожалуйста, последнее предложение!
Ее улыбка померкла, а взгляд насторожился. Она поспешно опустила голову, и спустя мгновение прозвучал ее сдержанный голос: - Ссылаясь на наше письмо от...
* * *
Почти незаметно ноябрь перешел в декабрь.
На смену холодному осеннему дождю пришел снег, который удивительно рано лег на мрачную, погруженную в зимнюю спячку, природу. Было холодно. Холоднее, чем в прошлые года. То, что метеорологи предсказывали уже несколько недель, кажется, на самом деле сбывалось: самая холодная зима за последние пятьдесят лет.
Адвокатская контора Каллена наполнилась рутиной.
В восемь утра Белла входила в офис, снимала свое древнее коричневое пальто, раскрывая тем самым привычную белую блузку и серую юбку.
- Доброе утро, сэр!
В двенадцать она снова надевала его и исчезала.
Эдвард обедал вместе со своими родителями, а затем опять отправлялся в свой кабинет, чтобы увидеть, как ровно в два мисс Свон снова заходит в офис.
Он работал в своем кабинете, она в своем, до тех пор, пока он не объявлял окончание рабочего дня: - Вы можете заканчивать на сегодня.
Мимолетный взгляд в его сторону. – Спокойной ночи, сэр! – и ее как не бывало.
Она всегда улыбалась одной и той же вежливой улыбкой, разговаривала всегда в одном и том же вежливом тоне. Неважно, как долго они опять работали; неважно, в каком настроении он прибывал, и каким тоном разговаривал с ней.
А его настроение подверглось с недавних пор приличным колебаниям.
Чем больше она демонстрировала свое безразличие, тем больше это фрустрировало его. По сравнению с его отцом он был вспыльчивым, считался холериком, а иногда даже не мог себя контролировать. Хотя в прошлом он работал над тем, чтобы утихомирить свой темперамент. Но эта личность будила в нем такие стороны, которые, он думал, держит под контролем.
При всем этом он абсолютно ни в чем не мог упрекнуть ее. Ее поведение было корректным, словно заученным по учебнику, который она, казалось, на самом деле еще раз перечитывала, чтобы ни в коем случае не допустить ошибку. Это было совершенство ее прохладного неприступного образа, которое за это время начало привлекать его до сумасшествия. Но еще больше его столь глупая реакция на это.
Хотел ли он иначе? На самом ли деле он желал видеть в своем офисе девушку, открыто обожающую его? Которая, возможно, переживала бы от любовных страданий, выла, усложняла бы его жизнь до чертиков и все это там, где он ни в чем так не нуждался, как в собственном покое?
Ох, ему с уверенностью не нужно было подобное дерьмо!
Но он абсолютно не был бы против немного большего проявления человечности и немного меньшего перфекционизма. Он вздохнул и мысленно улыбнулся. По всей видимости, он даже на половину не мог так хладнокровно справляться с отказом, как он всегда считал.
Каждый божий день она одевала одну и ту же скучную белую блузку, в аккурат застегнутую под горло. Затем эта невозможно серая юбка – хорошо, она хотя бы имела узкий покрой. Что, однако. не улучшало общего впечатления, потому что она свисала ей до лодыжек. К этому наряду шли старомодные, коричневые, ужасно страшные туфли. До недавних пор Эдвард готов был поклясться, что они были сняты с производства сотни лет назад из-за зверской несовместимости сего продукта и вкусов моды по всему земному шару.
Короче говоря, мисс Свон наряжалась каждое утро так, словно сошла с экрана черно-белых картин довоенных времен, в которых играла роль чрезвычайно скромной и послушной секретарши. Не хватало еще волос, собранных на затылке в пучок и очков в огромной черной оправе, и ее вид был бы идеален.
Она, видимо, не нуждалась в очках, и обходилась без пучка, но альтернатива была не намного красочней. Ее блестящие длинные волосы были всегда стянуты в тугой хвост. Иногда ему было интересно, как бы это выглядело, если бы эта длинная роскошная копна свободно спадала по ее узким плечикам. Она никогда не пользовалась косметикой, ее лицо всегда казалось серьезным и строгим, намного взрослее, чем она была на самом деле. Она никогда не колебалась, и он никогда не чувствовал хотя бы малейшего спада ее сосредоточенности. Она также никогда не давала и мизерного намека на то, что помимо ассистентки она была еще и женщиной.
Но, несмотря на ее невыносимый внешний вид, ЭТО точно не укрылось от него.
Спустя четыре недели серой отвратительной юбки, белой невинной блузки и стянутых волос, он начал рассматривать первые отчаянные попытки. Он размышлял о том, как бы нечаянно пролить кофе на ее блузку или каким-нибудь образом саботировать ее юбку. Краской из принтерных патронов или чернилами из своей ручки, только чтобы заставить сменить ее этот ужасный наряд. Это на самом деле невозможно было больше выносить! Когда она стирала эти вещи? Они, в любом случае, были всегда чистыми. От этой дотошной личности всегда исходил безупречный запах дешевого мыла. Парфюмом она не пользовалась.
Иногда, когда его раздраженность и фрустрация достигали своего апогея, он становился несправедливым, разговаривая с ней слишком резко, обходясь слишком строго. Он раздувал крохотные ошибки, которые были столь незначительны и случались с ней так редко, до размеров катастрофы, выговаривал их ей, был жестоким... И ПОДЛЫМ. И каждый проклятый раз он позже призирал себя за это. Тогда, когда страх закрадывался в ее большие глаза. Она боялась вспышек его гнева. Ему не нравилось это. И все равно он редко мог взять себя в руки, если это опять случалось. Потому что ТАК она хотя бы РЕАГИРОВАЛА на него!
Это были те самые редкие моменты, в которых ее идеальная маска трещала по швам, раскрывая ее хоть какие-то человеческие черты.
==========================
- Мам, успокойся!
Дыхание Беллы плотным туманным клубом поднималась перед ее глазами, прежде чем стать единым целым с ледяным воздухом. Проклятье! Почему, ну почему, должно было быть настолько холодно? Она стояла у таксофона, расположенного сразу возле двери ее комнаты и безуспешно пыталась унять стучание своих зубов. Кажется, с каждым днем становилось все холоднее, хотя судя по календарю, зима еще даже не началась!
Вид пальм, голубого неба, бесконечных пляжей и солнечных лучей – СОЛНЕЧНЫХ ЛУЧЕЙ – предстал перед ней. Солнце! Она понятия не имела, когда в последний раз видела его.
- Ты слышишь, м-мам?
Вечно ноющий голос Рене зазвучал на противоположном конце. – Он хочет выдать мне рецепт только в начале следующего года! Ты должна поговорить с ним! До этого ублюдка не доходит, что мне НУЖНЫ МОИ ТАБЛЕТКИ!
Белла закрыла глаза. – Мам, ОН – врач! Уж навряд ли я могу ему предписывать, как тебя лечить!
Но это не было тем ответом, который Рене ожидала услышать . В ее голосе тут же послышалась истерика. – Я переживаю тяжелое время! Доктор Смит сказал...
Да, вот в этом и состояла дилемма. Доктор Смит сказал...
А что говорил этот идиот было для Рене законом. Логично! Он сам же блестяще и загнал ее в зависимость от этих проклятых штук. Наверно, дабы потом успешно исцелить ее от этого же. Чтобы надежно обеспечить себя на следующие четыре года тремя тысячами долларов ежемесячно.
- Я поговорю с доктором Рамони, - устало пообещала она.
Ну вот, от истерики и след простыл. Она уступила свое место злости. – Да, и еще скажи ему, что я не потерплю такого отношения! Я Рене Мари Свон, а не случайная провинциальная шлюха. И если я требую, чтобы он...
Но Белла прервала ее. Это было необходимо, потому что если в скором времени она не положит трубку, то ее рука примерзнет к ней. – Конечно, мам. Пока!
Тяжело вздохнув, она положила трубку.
Это были последние выходные перед Рождеством. Прошедшая рабочая неделя была такой же напряженной, как и все остальные. Но, несмотря на это, она не была рада тому, что не могла пойти в большой викторианский дом. Ибо он имел функционирующее отопление.
Белла ненавидела выходные. Постоянный холод досаждал ей, а непривычное свободное время толкало ее на размышления. И это теперь, когда она совершенно неохотно делала это. Стоило только начать, как она в совершенно короткие сроки мысленно оказывалась в безысходном тупике.
Сумма в тысяча пятьсот долларов казалась ей такой большой. Этого просто должно было хватить! И хватило бы, если бы не дополнительные расходы, которые были вызваны ее жильем в Сиэтле, или если бы она была одинокой, каковой она казалась на первый взгляд. На самом же деле, она являлась кормилицей проклятой Богом семьи! Очень накладной семьи, выражаясь точнее.
Как это часто случалось, она и в этот вечер сидела задумчиво над листком бумаги, который за это время стал целым смыслом ее жизни, преследуя даже во снах.
Ежемесячные расходы:
200,00 $.....Аренда комнаты
400,00 $.....Продукты питания Форкс
350,00 $.....Доктор Рамони
100,00 $.....Расходы на лекарства
100,00 $.....Дополнительные затраты (электроэнергия, вода, налоги, телефон)
75,00 $......Расходы на бензин Элис – она категорически отказывалась ходить в колледж пешком, а эта древняя коробка, кажется, просто глотала топливо.
200,00 $.....Сбережения для посещения университета Элис.
Итого: 1425,00 $
Она скупердяйничала, позволяя расходовать на себя не более десяти долларов в неделю – и это, когда она уже надеялась наконец-то оставить за собой ту жалкую картофельную кашу. Она могла вертеть и крутить как угодно, но ей никогда не удавалось отложить больше двадцати долларов в ее фонд «Гробы и прочее».
Проклятье! Об использовании отопления не могло идти и речи. Что она могла сделать?
Как она могла объяснить мистеру Каллену, что ей не хватало этих денег, не посвящая его в абсолютно плачевную общую ситуацию? Помимо этого, вряд ли она могла ждать от него, что он примет это во внимание. Она трудилась на него чуть больше месяца. Она даже не отработала еще свой испытательный срок. Нет, она не могла пойти с этим к своему боссу, а другой возможности просто не существовало. Спустя какое-то время она принудила себя думать позитивно. Отчаиваться так или этак не было выходом из положения. От этой привычки она избавилась уже несколько лет назад. Только вот она не знала, как ей приготовить для своей семьи рождественский праздник, не прикасаясь к фонду «Гробы и прочее» - опять не прикасаясь. Это было для Беллы куда большей катастрофой. Она ненавидела непоследовательность! Если бы это касалось только ее, то тут даже нечего было бы обсуждать. Но могла ли она обременить Рене и Элис испорченным рождественским праздником? Ведь они уже и так были достаточно подавлены.
Нет, она просто напросто не была такой хитрой, хотя эти двое и не уставали постоянно уверять ее в этом...
* * *
Пролетела следующая неделя, а выход из этой дилеммы так и не пришел ей на ум.
И когда она зашла в офис двадцать третьего декабря, ее решение было принято: она снова нарушит свои принципы. Независимо от того, какую боль это причиняло.
Она подавленно села за свой рабочий стол, мистер Каллен уже попрощался на рождественский отпуск.
Она устало потерла свои глаза и когда подняла свой взгляд, заметила конверт с ее именем, прислоненный к древнему телефону.
Ее глаза широко распахнулись, когда она нашла в нем свеженапечатанную стодолларовую банкноту. На приложенной к ней открытке стояло следующее:
Уважаемая мисс Свон,
Счастливого благословенного Рождества!
Эдвард Каллен и семья
Счастливого благословенного Рождества!
Эдвард Каллен и семья
* * *
Это было ее спасением!
Впервые Белла тягостно наблюдала за часами и покинула офис в точности по истечении десяти часов рабочего времени.
Она счастливо устремилась в ближайший шоппинг-центр и, наконец-то, сделала свои рождественские покупки.
* * *
Это был прекрасный праздник.
Белла в последнюю секунду нашла подарки для обеих женщин.
Рене получила толстый зимний свитер, на который она мельком посмотрела, прежде чем небрежно отложить его в сторону, а Элис зимнюю куртку, которая ей более-менее понравилась. Восторгом они, конечно, не разразились, но Белла и так все заметила по ним.
Да и как им стоило реагировать, если они привыкли получать в подарок дорогие украшения и роскошные машины? Белле уже намного раньше стало ясно, что она в несколько раз легче сможет справляться с серьезными изменениями их жизненной ситуации, чем ее мать и сестра.
Огромная индейка, которую она водрузила на праздничный стол в первый день Рождества, была принята с куда более огромным восторгом. А вечером, когда они вместе сидели, попивая пунш, и просматривали «Жизнь прекрасна», плаксивые черты вокруг рта Элис исчезли так же, как и озлобленные у Рене.
И в Белле немного начала тлеть надежда.
Возможно, они все-таки когда-нибудь смирятся с их новой жизнью.
* * *
Новый год встретил Беллу все тем же суровым морозом, которым закончился и старый год.
Белла сделала открытие, что окна могут замерзать не только с наружной стороны, но и в какой-то степени с внутренней. Она с некоторым усилием приобрела кастрюлю побольше. Сорок долларов были занесены в «Меры для выживания». Звучало, может, и чересчур, но по ночам это в точности соответствовало этому названию. Теперь она ела по утрам, а не в обед. Это означало, что она готовила эту штуку уже с вечера – из-за тепла, которому было позволено заполнить ее кровать ночью. И ее репертуар в выборе еды немного расширился. Молочные блюда тоже хранили тепло, особенно под одеялом. Они были сладкими, и можно было приготовить три различных вида: рисовую кашу, манную кашу и пуддинг!
После шести недель картофельной запеканки, которая лишь кратковременно была заменена индейкой, это показалось ей раем. Помимо этого, так она могла действительно ложиться вечером в теплую кровать. Хотя ночная температура воздуха зловеще подкрадывалась к двадцати градусной отметке - ниже нуля.
И потому, как теплая еда больше не ждала ее, она избавилась от привычки брать на себя в обеденный перерыв полутора часовой путь домой. Ее промерзшие ноги просто не стоили того. Вместо этого она постоянно начала ходить в маленькое кафе, находившееся всего в паре шагов от конторы. Там можно было прекрасно провести время за двумя чашками чая, каждая по доллару. Даже если эти два доллара и причиняли ей чертову боль. Но и их она занесла в «Меры для выживания», потому что она действительно не знала, как долго ее туфли смогли бы еще выдержать этот ежедневный марафон.
В первый день после рождественских каникул она поблагодарила мистера Каллена, как и полагается. Хотя это и далось ей нелегко. После этого она не намного легче почувствовала себя, так как его реакция была совершенно странной – как и весь этот мужчина целиком, если присмотреться повнимательнее.
В это утро она не сразу приступила к работе, а сначала зашла в его кабинет.
- Доброе утро, сэр.
Он растерянно поднял свои глаза. – Доброе утро.
Она замешкалась. – Я только хотела поблагодарить вас...
- Поблагодарить...
- ... за рождественскую открытку.
Он нахмурился, его взгляд стал недоверчивым, но затем он коротко кивнул.
- Всегда пожалуйста.
- Да. – Она не знала, что еще сказать, и он, видимо, тоже не был уверен, как вести себя в этой ситуации.
Немного погодя он прочистил свое горло. – Надеюсь, у вас было хорошее торжество?
- Да, спасибо.
- Как я вижу, вы в полном здравии встретили новый год.
- Да, спасибо. - Она потихоньку начала чувствовать себя нелепо. Особенно, когда атмосферу между ними снова наполнила тишина.
Только вот, видимо, он не намеревался хоть как-то закончить этот разговор. Вместо этого он склонил свою голову на бок и начал смотреть на нее с очевидной заинтересованностью. Это стало для Беллы знаком, удариться в бега.
- Я тогда пойду, поработаю… - пробормотала она.
Он кивнул, не спуская с нее глаз. – Да, мисс Свон.
И Белла вылетела из помещения с красным как помидор лицом. Как и всегда, когда он так смотрел на нее. Как? Ну, ВОТ ТАК!
Проклятье!
* * *
Когда январь перешел в февраль, Белла начала понемногу надеяться на наступление весны.
Слишком рано, это и так было ясно. Но когда она заметила, что тепло от кастрюль никогда не достигало лицевой стороны одеяла, а так же не распространялось на подушку, ей оставалось только одно: надежда. А она, как известно, умирала последней.
В начале февраля в Сиэтле начиналось время карнавала. Что-то, что переселилось к ним из Европы. До сей поры она не была знакома с этим обычаем. Эта шумиха едва коснулась «обычного» населения; лишь только высшие слои общества встречались в эту неделю на экстравагантных вечеринках.
Она не удостоила бы этого театра и малейшего внимания, если бы не мистер Каллен. Ибо в один из вечеров он еще раз появился в офисе, закончив свою работу и, попрощавшись, в этот день необычно рано, и между тем, переодевшись в вечерний костюм.
Он молча прошел мимо нее в свой кабинет и начал рыться в своем письменном столе.
- Да где же это...?
Она косилась на него, сбитая с толку, еще больше растерявшись, когда возня начала принимать все более бесцельные формы. Все-таки ящики не были настолько глубокими. Пока ее внезапно не осенило, ЧТО означало это представление. Он преподносил ей себя на обозрение! Она должна была увидеть его в костюме! Но почему? Она украдкой снова покосилась на него.
Окей. Это было очевидно. В брюках и рубашке он выглядел замечательно. Вот теперь он был идеален.
Белла сразу могла распознать сшитый на заказ костюм, если видела таковой. Ее отец никогда не носил ничего иного, но побывав на парочке скверных свиданий ей было известно, насколько плохо сидели ширпотребные костюмы.
Плавный материал еще больше подчеркивал его спортивную стройную фигуру. Серый галстук идеально подходил под бежевую рубашку, волосы как обычно были уложены таким до невозможности непонятным для Беллы образом. Вроде бы аккуратно, но в тоже время как-то растрепанно...
Белла так же могла распознать мужскую красоту, если видела таковую...
И он являлся ей. Он был красив! Она в мыслях искренне поздравила его за это. Но вообще-то, ей было это относительно безразлично.
На самом же деле, его поведение беспокоило ее. И это не только с этого дня. От нее не ускользнули сверкающие глаза, которые снова появились в середине декабря. Так же как и его взгляд, который иногда блуждал по ней, когда он считал, что она не замечает этого. Она не хотела осложнений! Он не должен был ни смотреть на нее ТАК, ни провоцировать ее реакцию тем, что демонстрировал то, насколько он все-таки хорошо выглядел!
Она обманывала саму себя, потому уже ничто не было так, как прежде! Ее тактика, которую она считала такой чертовски ловко и хитро продуманной, казалось заводила его еще больше.
Белла пыталась вести себя абсолютно профессионально. Всегда вежливо и обходительно, но на расстоянии. И все это не так уж плохо и срабатывало. Если бы он только подыгрывал...
- Где же эта проклятая штука… - пробормотал он себе под нос. Она прикусила свою губу и потупила взгляд. Каким-то образом он вел себя как ребенок!
Проклятье, она знала, что он был не особо-то одинок. Эта Таня была, видимо, только вершиной айсберга. Эдвард Каллен был окружен приличным количеством женщин. Слухи дошли даже до нее. И это не смотря на то, что она ни с кем не разговаривала кроме своей матери и Элис. Один тот факт, что он был проклятым бабником, принижал его в ее глазах довольно сильно. Она терпеть не могла легкомысленных людей, прототипом которых он и являлся.
Почему он не мог смириться с тем, что ОНА – единственная, то как это выглядело на данный момент – как раз таки не была в нем заинтересована?
Какого черта все это значило?
Когда он наконец-то едва слышно испустил победоносное «Ха!», и вытащил из выдвижного ящика конверт, она почувствовала себя глупой курицей.
Он совсем ничего не хотел от нее. Ему просто понадобилось чертово приглашение на бал! Видимо, она за все это время начала страдать тяжелой паранойей. Как можно было быть такой дурой?
Она не ответила ему, когда он пронесся через входную дверь с приторно сладким «До свидания!».
Дерьмо!
==========================
Эдвард обожал карнавальную пору.
У него никогда не возникало затруднений найти женщину, которая была готова провести с ним ночь. Но в самую первую февральскую неделю все это дело мутировало до чистейшей детской игры. Таинственная обстановка, созданная масками и мнимой анонимностью, делала девушек смелее и безумнее. В сочетании с большим количеством шампанского, это придавало то настроение, когда он казался себе единственным мужчиной во всей Вселенной, наполненной неудовлетворенными красивыми женщинами.
И он тоже использовал эти немногие дни в году, чтобы побыть необузданным, ни о чем не думая, и не стремясь быть совестливым. Даже ни на каплю. Хотя и начал с недавних пор требовать, чтобы ему сначала показали водительские права.
* * *
Ее звали Джозефина, и она была самой горячей женщиной на балу.
Что еще лучше: у Джозефины были собственные апартаменты, которые ей спонсировал ее папочка.
Белокурая, голубоглазая, едва достигшая двадцати двух лет, и в поисках мимолетного удовольствия – точное попадание в цель!
Эдвард нес ее на руках от лифта до двери квартиры. Она весьма глупо хихикала, пока тщетно пыталась попасть ключом в замочную скважину.
Но Эдварду не хватало необходимого терпения: – Дай сюда! – он выхватил металл из ее руки, попал ключом в замок и решительным толчком открыл дверь. И все это левой рукой.
Она наблюдала за ним большими удивленными глазами. – Ты...
Она не смогла продолжить, потому что тем временем он уже закрыл за ними дверь и прижался своими губами к ее. Она тихо простонала, когда он проник своим языком между ее зубов и прижал ее к двери.
- Спальня? – задыхался он между двумя поцелуями.
- Последняя дверь...
Это было все, что ему нужно было знать. Он пересек коридор четырьмя большими шагами, в то время как Джозефина уже усердно расстегивала его рубашку.
Ох, блядь! Он обожал время карнавала!
* * *
Ее французская кровать была обтянута постельным бельем из черного шелка.
Он еще успел заметить это, прежде чем бросил ее на постель и сорвал с нее платье.
Черт, да он даже любил эти штучки без брителек, где не были никаких пуговиц, надоедливых замков и пряжек...
Джозефина, кажется, была отлично проинформирована о жакетах, галстуках, рубашках и брюках. Так как за удивительно короткое время он был уже почти голым. Ему пришлось вмешаться только в снятие туфель, прежде чем они с грохотом отлетели в сторону.
Он не прикладывал усилий, чтобы слишком долго ублажать ее. Это было излишне. Она была слишком пьяной, чтобы придавать этому значение. Но он был достаточно порядочным, чтобы удостовериться, что это соответствовало правде. Когда его рука скользнула в ее трусики, и он почувствовал под своими пальцами доказательство ее возбуждения, она простонала и закрыла свои глаза.
Окей, этого достаточно.
Немного погодя трусики тоже канули в лету. Он ловко выудил пальцами презерватив (годы практики), из своих брюк, которые приземлились сразу рядом с кроватью. Он разорвал фольгу зубами и раскатал его на себе.
- Поторопись! – ее большие глаза впились в его член.
Ох, как же он обожал эту неделю!
Она вскрикнула, когда он вошел в нее так, как ему нравилось.
По крайней мере, в карнавальную пору.
* * *
Секс был именно таким, каким он любил его после нескольких бокалов шампанского. Быстрый, грубый, удачный для обеих сторон.
Джозефина была природным даром. Она кончила без его особых усилий, что, честно говоря, было бы уже невозможным.
Вид ее полной обнаженной груди, дерзко торчащей в высоту, не смотря на то, что она лежала на спине, был последним, что ему потребовалось.
Его взгляд упал на ее рот. Губы были полными и упругими, немного приоткрыты и накрашены ярко-красной губной помадой. Он почувствовал, как начал кончать и безмолвно сдался на милость своей судьбе.
С превеликой радостью, как и обычно.
* * *
Потом он лежал рядом с ней.
Она заснула уже спустя пару минут и тихонько сопела, с рукой на глазах
Он не стал бы спать, а просто выжидал несколько минут, чтобы одеться и затем уйти.
Так было проще и подходило ему больше всего.
Никаких осложнений.
Да, он любил это время. В эту единственную неделю он становился другим человеком, позволяя идти себе на риск, на который бы никогда не согласился. Существовали в точности две вещи, которые он прояснял ДО этого: вопрос об удостоверение личности и предохранение. На этом все!
Он закрыл глаза и облизал языком пересохшую нижнюю губу. Тяжелый запах ее парфюма ударил ему в нос. Он был каким-то надоедливым, слишком тяжелым, слишком навязчивым. Он затуманивал его разум и делал так, что глубокое чувство удовлетворения слишком быстро отпускало его.
Перед его взором нежданно предстала картина больших тоскующих глаз. Нет, ОНА никогда не пользовалась парфюмом, даже самым легким. Никогда...
И сегодня вечером она совсем не смотрела на него.
Большие тоскующие глаза.
Он раздраженно нахмурился. С какой стати постоянно эти ТОСКУЮЩИЕ? Это было самообманом! Как же он ненавидел такое!
* * *
Нет, это не было самообманом!
Эдвард распахнул глаза. Проклятье, это точно не самообман! Всегда, когда он думал о ее глазах – что случалось очень часто – он думал и об этом слове: тоскующие.
Может быть, он не воспринимал это осознанно, а вот его подсознание, мужчина, который всегда был в поисках, вполне. Она смотрела на него тоскующе, просто сама не знала этого, НЕ ХОТЕЛА этого знать.
Хорошо, а вот он хотел.
Потому как все это медленно, но упорно начинало действовать ему на нервы.
Он слишком долго обманывал сам себя. Он хотел ее, эту маленькую Изабеллу с большими ТОСКУЮЩИМИ глазами. Проклятье. Почему?
Несомненно, еще и потому, что она не обращала на него внимания, чем и отличалась от большинства других женщин. Но это не было единственной причиной. Она привлекала его, она нравилась ему. Эдвард всегда получал то, что хотел! Помимо этого, она ведь испытывала то же самое, нужно было только указать ей на это. И именно это он и собирался сделать.
Хотя бы ради того, чтобы наконец-то снова работать в тишине и покое!
В темноте он нащупал свои брюки и остальные вещи, и не прошло и десяти минут, когда он покинул эти апартаменты...
*********************************************************************
Если вам есть что сказать, то прошу пожаловать на ФОРУМ!
Источник: http://robsten.ru/forum/19-775-13
СПАСИБО!!!
