Глава 18

День, который мог стать седьмым днем круиза: ранний вечер

Выскочив из маминой палаты, мчусь по ослепительно белым коридорам к лифтам. Благодаря эйфории, которая вызвана близостью Эдварда, бег дается легко — можно сказать, я лечу. Подъезжает лифт. Из-за необычайного душевного подъема одним движением оказываюсь внутри и хлопаю по кнопке «Холл», пусть даже она и была нажата теми, кто уже ехал в кабине. В нетерпении пялюсь на медленно закрывающиеся двери: готовлюсь сразу же выскочить на нужном этаже и, вспомнив о нашей с Эдвардом поездке на лифте в самую первую ночь, когда мы так торопились заняться любовью в его каюте, смеюсь — сначала про себя, а потом и вслух. Одно воспоминание, а я вся на взводе. Несмотря на тревоги последних двух дней, несмотря на недосып и недоедание, меня подстегивают адреналин и осознание того, что Эдвард не на другом конце страны, а прямо здесь!

Боковым зрением замечаю, как остальные пассажиры косятся на меня и, думая, что поступают незаметно, осторожно отходят в сторонку. Да, больница не самое лучшее место для смеха без очевидной причины, но я не обращаю внимания и снова смеюсь. Пусть думают, что хотят. Я окажусь у Эдварда в объятиях уже через…

Страх или, возможно, сомнение одолевает меня в тот момент, когда на цифровой панели загорается литера «Х». Лифт останавливается — двери неспешно расходятся в стороны. Я не шевелюсь. Пассажиры, что стояли передо мной, не оглядываясь спешат на выход, а те, что были у меня за спиной, громко цыкают: я замерла прямо посреди кабины. Наконец порог переступает последний — мужчина с тростью, примерно шестидесяти пяти лет и чем-то похожий на Джаспера. Он разворачивается ко мне.

— Эй, мисси, этот лифт ниже не поедет. Если тебе нужно на цокольный этаж… [Примечание переводчика: мисси — шутливое или пренебрежительное (реже) обращение к молоденькой девушке.]

— Нет. Нет, мне не нужно на цокольный этаж. Спасибо.

Мужчина было хмурит лоб, но недовольство сменяется любопытством. Потом он пожимает плечами и, небрежно махнув рукой, уходит.

Пару-тройку секунд я продолжаю стоять на месте, но, когда двери начинают закрываться, угрожая запереть меня в кабине и снова разлучить с Эдвардом, прихожу в себя и выскакиваю наружу. Перед лифтом опять примерзаю к полу. Когда мы с Эдвардом виделись в последний раз, я вела себя отвратительно. Что, если он здесь не затем, чтобы помириться? Что, если он здесь затем… затем, чтобы вернуть мне одежду и вещи, которые я оставила у него в каюте? Затем, чтобы лично поделиться своими соображениями?

— Прошу прощения, мисс, вам помочь? — Возле меня останавливается молодой медработник — куда приветливее мужчины с тростью.

— Ох, нет, спасибо.

Он с интересом прищуривается, но отправляется по своим делам.

Затем я вспоминаю наш ужин всего пару дней назад, тот, на котором Джаспер поведал их с Элис историю. Джаспер, проштрафившись, почти сразу же осознал, что совершил ошибку, однако Элис уже ушла. Прошло целых три года, прежде чем они случайно (или, возможно, так было предрешено) встретились и помирились.

Три проклятых года. Я абсолютно уверена, что в первый раз еще не пришло их время, однако три проклятых года…

— Извините, мисс, вы заблудились? Может, вам помочь? — обращается ко мне доктор лет пятидесяти пяти.

— Ох, нет, спасибо.

Врач наклоняет голову к плечу, с замешательством смотрит на меня, однако тоже удаляется.

Дальше я вспоминаю недавний кошмар — тот самый, в котором Эдвард, как и Элис, простил меня три года спустя. И в точности, как Элис, в моем сне Эдвард оказался помолвлен. Но, в отличие от Элис, не стал разрывать помолвку.

По спине бегут мурашки, и я вздрагиваю.

— Блядь! — выплевываю я и хватаюсь за волосы на макушке. Закрываю глаза и, опустив голову, пытаюсь справиться с тошнотой, которая подступила к горлу. — Успокойся, Белла. Ты видела его сорок восемь часов назад. Когда, черт возьми, он успел бы обручиться?

Осознав собственную глупость, я уныло улыбаюсь и начинаю медленно перебирать ногами — сначала переставляю одну, потом другую.

— Мисс, извините меня, у вас что-то с ногами? Предложить вам инвалидное кресло? Вам нужно…

Снова принимаюсь бежать и, постоянно сворачивая по стрелкам и указателям «Кафетерий», проскакиваю мимо белых стен и все увеличивающегося количества людей в хирургических костюмах и обычной одежде. Сердце заходится, а из-за страха и тревоги — как рациональных, так и совершенно необъяснимых — я только сильнее трясусь.

Когда до кафетерия остается последний поворот, меня встречают громкие звуки: по воздуху эхом разносятся болтовня людей и звяканье столовых приборов. Остановившись на входе в помещение, перевожу дух и осматриваюсь: вокруг посетители и пациенты — общаются, разделяя друг с другом не только закуски, но и несколько минут свободного времени после целого дня, проведенного на работе или в больнице. Происходящее сопровождается густым, похожим на жужжание гулом; его-то я и слышала.

Из больших окон кафетерия открывается вид на вечнозеленый ландшафт и, как обычно, хмурое небо Форкса. Еще дальше, за ливнем, капли которого часто-часто стучат по стеклу, таится величественный горный массив. Такой контраст с Карибами... Но, пусть и по-своему, здесь все же присутствует кусочек теплого Карибского моря. Смотрю исключительно в сторону маленького двухместного столика в паре-тройке ярдов от меня возле окон. Там над кофейной кружкой сгорбился парень. Несмотря на очевидную усталость, он — одинокий солнечный луч посреди пышной зелени. Он затмевает и живописный пейзаж, и все местные разговоры. Отец оказался прав: прическа парня походит на хаос темных и светлых медных прядей. Глаз я отсюда не вижу, однако могу сказать, что он мрачен. Уставившись в кружку, которую сжимает так, что побелели костяшки пальцев, другой рукой он проводит по волосам. Мое сердце одновременно сжимается и воспаряет.

Нет, я не могу быть на все сто процентов уверенной в причине, по которой он оказался здесь. Хотя, вероятно, должна. Вероятно, она так же ясна, как и солнечный день на Карибах. Но я не могу… Я не стану принимать как должное его или то изумительное нечто, что, найдя друг друга, мы обрели. Более того, подходя к парню, я отказываюсь ждать еще три года, еще три месяца, еще три недели, черт возьми, еще три минуты, чтобы выложить ему всю правду о своих чувствах, как бы быстро все не произошло.

Однако не успеваю я выкрикнуть его имя, Эдвард резко, словно почувствовав мое приближение, поворачивается.

— Эдвард!

Встречаемся глазами и на несколько мгновений замираем. Плечи парня ходят вверх-вниз… вверх-вниз. Не сводя с меня пристального взгляда, он начинает медленно подниматься со стула. Мимоходом замечаю, что на нем надеты не привычные шикарные вещи, а простые джинсы и помятая белая футболка, но он все равно выглядит потрясающе.

Встав, он засовывает руки в карманы и, глубоко вздохнув, делает шаг вперед.

— Подожди! — вскидываю руку ладонью вверх.

Эдвард в недоумении хмурится, но останавливается.

Нас разделяют три столика: два пустуют, а за тем, что посередине, сидят три женщины лет сорока пяти — они болтали, пока я не окликнула парня. Краем глаза вижу, как их взгляды мечутся между Эдвардом и мной.

— Подожди, дай мне высказаться, потому что я не знаю, если... но хочу быть уверенной, что не упущу возможность.

— Белла, я не стану…

— Для меня это не было просто сексом!

Полагаю, что когда ты выкрикиваешь подобное заявление в переполненном кафетерии, следует ожидать, что болтовня прекратится, зато выпучатся глаза и послышатся охи и ахи. Но это все отвлекающие моменты, потому что мое внимание полностью сосредотачивается на глазах цвета морской волны. В эту секунду ничего другого для меня просто не существует. Все, что имеет значение во Вселенной, — это Эдвард и я, а также чувства, о которых мне хочется рассказать… о которых следовало рассказать раньше.

— Для меня это не было просто сексом, Эдвард.

Он делает еще шаг вперед.

— Белла…

— Когда я впервые увидела тебя в том семидневном круизе, да, ты привлек меня в физическом плане. Не стану лгать или притворяться, что это было не так. Я имею в виду, ну, посмотри на себя, — обвожу вокруг него рукой.

Женщины в едином порыве смотрят на парня.

— Ты высок, хорошо сложен. У тебя шикарные волосы, потрясающие глаза и, проклятье, грандиозный подбородок.

— Да, так и есть, — подтверждает одна из женщин, потом вся троица переглядывается и согласно кивает.

— Белла…

— Твое прикосновение опалило мне кожу во время нашего первого танца, Эдвард, в тот самый момент, когда твои руки оказались у меня на бедрах. И с того самого момента все, чего я хотела, — это все больше и больше... все больше и больше тебя, — выдыхаю я.

— Боже мой, — прижав руку к груди, восклицает одна из женщин.

Эдвард с широко открытым ртом таращится на меня.

— Потом мы провели вместе первый день, и я обнаружила, что ты привлекателен не только физически. Ты оказался умным, веселым и забавным…

— В дополнение к привлекательной внешности? Боже мой…

— ...а потом, той же ночью, мы спали…

— Боже мой!

— На самом деле мы не переспали, — улыбаюсь я.

— Ох, — разочаровывается кто-то.

Эдвард смущенно ухмыляется.

— Белла…

— Потому что ты не стал спать со мной, пока у меня был парень…

— Подождите-ка, у нее был парень?

— ...и тогда я обнаружила, что к списку твоих качеств следует добавить порядочность, а ее в наши дни не так-то просто найти, Эдвард…

— Она права, это не так-то просто…

— Но, Белла, я обнаружил и это, и многое другое... — начинает говорить он, но я еще не закончила.

— ...особенно если ты отправляешься в круиз. На следующий день в списке появились и другие достоинства: терпение, предприимчивость, щедрость, чуткость по отношению к пожилым.

— О-о-о, — хором затягивают женщины.

— Потом я рассталась с Квилом, и у нас был секс.

— Боже. Мой.

— Подождите-ка, кто заметил, на какой день круиза это произошло?

— И это был... лучший в мире секс, — подчеркиваю я, — секс, от которого сводит пальцы ног, секс, от которого сносит крышу.

— О…

— …мой…

Эдвард довольно смеется и опускает голову.

— Итак, я добавила в список потрясающего любовника. На следующий день, когда мы плавали на яхте и исследовали Сен-Мартен…

— На яхте?

— И Сен-Мартен!

— ...я получила незначительное представление о твоем музыкальном таланте. День за днем я узнавала тебя все лучше и лучше: твои сильные стороны, обстоятельность, внимание к деталям…

— Проклятье! О чем еще может мечтать женщина?

— ...а секс тем временем становился только лучше…

— Вот это да!

— ...но, Эдвард, — задыхаясь, выпаливаю я, — я уже убедила себя, что это лишь на время.

— Белла, мне следовало…

— Я убедила себя, что это только перепихон, что речь идет исключительно о великолепном сексе. В том, что мы так быстро занялись сексом, я могла бы обвинить свою неосмотрительность, а в том, что мы так и не удосужились обсудить наши общие планы, — свой страх из-за здоровья мамы или то, что мы не прекращали заниматься им достаточно надолго…

— Охренеть! Она меня прикончит.

— Белла, пожалуйста, позволь мне, по крайней мере, взять на себя ответствен…

— Еще одно, Эдвард, пожалуйста, — умоляю я, — и тогда, обещаю, ты сможешь сказать все, ради чего проделал такой длинный путь.

Глубоко вздохнув, Эдвард кивает. В кафетерии воцаряется тишина.

— Пару месяцев назад у нас с мамой состоялся один из наших разговоров. Я рассказывала тебе о наших с ней разговорах.

Он снова кивает.

— Она сказала, что когда у тебя был тот самый, лучший в мире секс, ты хочешь кричать о нем с крыши, — улыбаюсь я.

Эдвард ухмыляется, а все остальные принимаются хихикать.

— Ты хочешь иметь его всегда и везде, — продолжаю я, — и надеяться, что все вокруг занимаются таким же сексом…

— Девочка, не всем нам улыбнулась удача.

— ...но дело не только в нем.

Откровенное хихиканье стихает: очевидцы опять прислушиваются.

Эдвард не двигается, он полностью сосредоточен.

— В чем еще, Белла? — шепчет он.

— Вот как она сказала: то, что заставляет тебя так серьезно реагировать на кого-то, — это нечто бόльшее, чем потрясающий секс. Это обоюдная страсть, Эдвард, — слова вырываются сдавленным шепотом, и я, улыбнувшись, неосознанно прижимаю руки к груди. — «Это предвкушение, которое появляется сразу же, как только тебе становится очевидно, что, так или иначе, но ты сойдешься с этим кем-то». И даже более того, это усилия, которые ты будешь прикладывать, чтобы поддержать эту страсть, потому что сами по себе эти усилия ничего не стоят.

— Это она о сексе, — замечает одна из женщин.

— Сказанное не отрицает того, что все может произойти очень быстро. И вот это, — ухмыляюсь я, — я знаю благодаря излюбленной фразе отца: «Если ты знаешь...

— …ты знаешь», черт возьми, — Эдвард заканчивает фразу и в тот же миг бросается ко мне. Когда он заключает мое лицо в ладони, наши слушатели ахают в унисон.

— Я знала, Эдвард, — тороплюсь я, поскольку понимаю: времени у меня не очень много: парень бросает беспокойные взгляды то на мои глаза, то на губы. — Знала, и мне так жаль, что я отрицала все это. Мне жаль, что я оттолкнула тебя пару дней назад. И я так благодарна за все то, что ты сделал для меня, и за то, что появился…

— Замолчи. — Не сводя с меня глаз цвета морской волны, он кривится в улыбке. — Перестань извиняться. — Усиливает объятия. — И перестань болтать. Ты донесла до меня смысл фразы: «Это не было просто сексом».

Я счастливо смеюсь и, когда он за талию приподнимает меня в воздух, обнимаю его широкие плечи. Опять встретившись взглядами, мы понимаем, что не забудем это мгновение. Соединяемся в поцелуе и с облегчением выдыхаем. Дыхание смешивается. Губы действуют сначала нежно, затем, приоткрывшись, становятся настойчивее. Потому что мы полны обоюдных страсти и вожделения, и это больше, чем хорошо... это идеально.

Больничный кафетерий города Форкса наполняется аплодисментами и свистом.

— Погодите-ка минутку… Кажется, я его узнала. Разве это не Эдвард Мейсен, популярный молодой музыкальный продюсер?

— Боже мой, думаю, ты права. Так, быстро, где мой телефон?

Чтобы глотнуть немного воздуха, мы разрываем поцелуй и смотрим друг на друга, как люди, которые только что выиграли приз или… круиз по Карибскому морю.

— Могу я теперь сказать то, — он прикасается губами к моему носу, — зачем появился?

Я со смехом киваю.

— Я люблю тебя, Белла.

Сердце почти лопается от счастья.

— Хорошо. И, кстати, это был мой способ сказать, что я тоже влюбилась в тебя, Эдвард.

— Отлично, я рад, — ухмыляется он. — Потому что я влюбился в тебя в самый первый день круиза. Эй, если ты знаешь, — пожимает он плечами, — ты знаешь. И, Белла... Мне следовало сказать это раньше.

— Все в порядке. Думаю, мы хорошо справились. На все про все у нас ушли семь дней... и еще целая ночь осталась в запасе…

Усмехнувшись, он прикасается губами к моему лбу… потом снова к носу... а затем возвращается к моим губам.

— Черт побери, нужно выяснить у девушки название круизной линии и записаться на следующий рейс!

---

Что скажете?