[Игрок меньшинства — хоккеист, который сводит к минимуму шансы соперников забить гол, пока они играют в численном большинстве]

Большую часть выходных я провела в больнице, наблюдая за спящим Эдвардом. В эти моменты время тянулось бесконечно, а когда бодрствовал, оно летело. Я неохотно вернулась в школу в понедельник. Причин для прогулов больше не было, хоть мне и хотелось быть в больнице с Калленом. В школу я поехала сама — Слава Богу, что загипсована левая нога, а не правая. По прибытии в школу тут же была окружена Элис, Анжелой, Джаспером и Беном. Я чувствовала себя опустошенной и расстроенной, будто душа осталась с Эдвардом. Несмотря на все усилия друзей отвлечь меня.

Я дюжину раз искала его в толпе. Ожидала увидеть его идущим рядом, открывающим мой шкафчик, берущим сумку, чтобы мне не пришлось нести ее самой. Общие занятия стали самым худшим испытанием. Стул Каллена был пуст, и именно это било в самое сердце. Я с трудом сдерживала слезы, глядя на свободное место рядом на уроках химии, и лишь смутно осознавала сочувственные и обеспокоенные взгляды одноклассников.

Пытка — не общаться с ним днем. Большую часть времени Эдвард проводил во сне. Я приезжала в больницу каждый день после школы, пока не приходил Чарли, что забрать меня домой. Элис и Джаспер навестили Эдварда, когда его перевели из отделения интенсивной терапии в палату восстановления на травматологическом этаже.

Время, когда он бодрствовал, резко увеличилось, но Каллен все равно выглядел очень истощенным. Частично это было из-за лекарств, но в основном связано с естественным исцелением его тела. Мы все равно были рады видеть, что его физическая сила и умственная острота неуклонно растут. Эдвард страдал от внезапных, ослепляющих головных болей и приступов тошнотворного головокружения, но их становилось все меньше, как и обещали врачи.

Больше всего Каллена, конечно, беспокоило возвращение на лед. С него будто свалился огромный груз, когда врачи заверили, что при правильной программе реабилитации нет никаких оснований думать, что он не сможет играть в хоккей на прежнем уровне. Услышав эту новость, Эдвард мог думать только о ней. Ему не терпелось начать физическую реабилитацию и доказать самому себе и рекрутерам, что он сможет кататься и дальше. Пройдет много времени прежде, чем его допустят к тренировкам, но пока Каллен хотел поработать еще над некоторыми вещами.

[прим. переводчика: Рекрутеры — это спортивные агенты, реализующие деятельность по трудоустройству молодых хоккеистов в команды]

— Думаю, тебе стоить быть осторожным со своей самостоятельностью, — сухо заметила я, пока Эдвард пытался пройти десять футов до ванной. Слишком нетерпеливый, чтобы дождаться Эммета. Я предложила помощь, но он был непреклонен. Мне не нужно видеть, как он писает.

Накануне я помогла ему принять душ — работа, с которой не особо хотели помогать доктор Каллен и Эсми. Эдвард категорически отказался позволять маме мыть его. Я стояла на одной ноге возле душевой кабины, пока он мылся, помогала со спиной, волосами и ногами, когда он не мог согнуться, вытянуться или дотянуться до чего-либо. Никто не сказал об этом Чарли, за что я безумно благодарна.

— Ха-ха, — ответила Эдвард невесело. Стиснув зубы, оперся на капельницу, обхватил живот рукой и медленно поплелся в ванную. Я с силой вцепилась в подлокотники кресла, чтобы не помчаться за ним. Каллен из-за этого только раздражался.

Он вернулся к кровати и осторожно опустился на нее, в каждом движении чувствовалась усталость. Его рука потянулась к захламленному прикроватному столику в поисках дыхательного аппарата, в который нужно было дуть для укрепления легких. Я отодвинула его подальше, и Эдвард уставился на меня.

— Думаю, тебе следует сначала отдышаться, — выгнув бровь, мягко сказала я. — Ты не сможешь дуть в эту штуку долго, и из-за этого только расстроишься.

Я придвинула стул ближе к нему и, неловко наклонившись, взяла его за руку. Внимательно посмотрела в бледное лицо при ярком свете. На нем были видны все синяки, шишки и ссадины. Это свидетельствовало о стрессе, напряжении и беспокойстве. Физические раны заживали хорошо, черные круги под глазами поблекли до бледного зеленовато-желтого цвета, а порезы на лбу и в уголке губ с каждым днем становились все меньше. Бронзовые волосы торчали во все стороны, словно гнездо дикой птицы. Я неохотно перевела взгляд на выбритое место на затылке, где проходил длинный ряд аккуратных, но ужасных швов. Эдвард заметил мой взгляд и осторожно провел пальцами по прядям.

— Придется подстричься, — тихо ответил он, наблюдая за мной.

— Знаю, — я вздохнула, и, черт возьми, глаза снова наполнились слезами.

— Они отрастут, обещаю, — заверил Эдвард, целуя мои костяшки.

— Знаю, — повторила я, потянувшись, чтобы обхватить ладонью его щеку.

Я могла проводить с ним больше времени после школы и по выходным. Эдвард продолжал поправляться. Мы даже совершали короткие прогулки по коридору. Иногда отваживались идти дальше и выходили на улицу. Он становился сильнее, а боль от ран постепенно уменьшалась. На третьей неделе пребывания в больнице Каллен начал заниматься физиотерапией. Теперь он мог заниматься легкими физическими упражнениями и силовыми тренировками, восстанавливая при этом объем легких.

Мы все прекрасно понимали, сколько усилий потребуется для того, чтобы Эдвард вернулся в прежнюю форму и смог играть в хоккей. Но я никогда не встречала кого-то более решительного и целеустремленного. Если он чего-то хотел, то не позволял ничему встать на своем пути. Его беспокоило прооперированное легкое, но оно зажило хорошо.

Эдвард почувствовал себя лучше, когда провел некоторые исследования и узнал, что у многих профессиональных спортсменов были травмы, связанные с легкими, но они продолжали играть без каких-либо необратимых последствий. Сломанные ребра причиняли Каллену невыразимую боль, иногда он даже не мог стоять. Такова природа. Эдвард начал один из своих печально известных списков упражнений и тренировочных режимов, чтобы прийти в форму.

Я пришла навестить его в последний школьный день после окончания занятий. Учитывая все стрессы и проблемы со здоровьем, приключившиеся со мной за несколько последних недель, я довольно хорошо сдала выпускные экзамены. Но это ничто по сравнению с тем, что пережил Эдвард. И переживает до сих пор. Так что не мне жаловаться. Я была взволнована, узнав, что дела у него идут так хорошо, что его даже выпишут на днях.

Каллен работал с терапевтом, проводя столько времени в зоне физиотерапии, сколько позволяли ему врачи. И ребра. Я пару раз ходила с ним на сеансы, так что теперь без особого труда смогла найти туда дорогу. Толкнула тяжелую дверь и поздоровалась с другими терапевтами. Я была так счастлива, что Эдвард скоро вернется домой. Его выздоровление шло очень хорошо, но я все равно не могла избавиться от беспокойства, пока он не покинет стен больницы.

Я застыла при виде Эдварда, лежащего на ярко-синих ковриках на полу. Он занимался упражнениями на растяжку, добродушно доказывая, что готов к более напряженным тренировках. Почувствовав мое присутствие, повернул голову и приветливо улыбнулся.

Вытаращила глаза.

Эдвард подстригся. На месте шикарных рыжеватых прядей теперь появилась густая темно-каштановая щетина. Рука бессознательно потянулась ко рту от изменений в любимом. Это выглядело не плохо, совсем наоборот. Короткая стрижка подчеркивала изящные черты его лица, изумительный угол подбородка и делала зеленые глаза больше и ярче. Эдвард выглядел юным и невинным, как семнадцатилетний мальчишка. Но это было так… по-другому. Я вдруг ужасно захотела его.

Какая-то часть моей реакции, должно быть, отразилась на лице. Изумрудные глаза вдруг расширились, и рука Эдварда метнулась к волосам, готовая по привычке запутаться в длинных непослушных прядях, обычно падающих на лоб, но ему пришлось удовольствоваться лишь тем, чтобы провести по голове с мягким царапающим звуком. Психотерапевт помог ему подняться, и Каллен направился ко мне. Кто-то, не знакомый с его мощной грацией, даже не распознал бы усилий, которые требовались, чтобы держать походку Эдварда такой уверенной и устойчивой.

— Привет, — его рука снова потянулась к волосам, но остановилась и упала.

Я внимательно смотрела на него. Все еще могла видеть линию швов в том месте, куда его ударил Джеймс, но теперь хирургически выбритая область на голове стала менее заметной. Лицо Эдварда было немного потрепанным, он наклонился и быстро поцеловал меня в щеку.

— Слышала, тебя скоро выпустят отсюда.

Каллен сверкнул кривоватой улыбкой.

— Да, не могу дождаться, — он повернулся с гримасой к терапевту. — Не обижайся.

— Не обижаюсь. На сегодня все?

— Да, — Эдвард протянул руку для рукопожатия, и они улыбнулись друг другу. — Спасибо.

Терапевт помахал нам, и Эдвард, обняв за талию, повел меня к лифтам. Гораздо медленнее, чем я привыкла. Он немного опирался на меня. Кажется, Каллен сильно расстроен своей слабостью и усталостью.

— Как проходит физиотерапия? — с любопытством спросила я. Карлайл был поражен тем, насколько далеко смог Эдвард продвинуться, учитывая все травмы.

— Нормально, — ответил Эдвард, прислонившись к стене лифта. Я нажала на кнопку, и мы начали подниматься. — Только слишком медленно, — он склонил голову и скривил губы. Каллен справлялся лучше, чем кто-либо ожидал. Но сам он, конечно, так не считал. Не привык, что тело не может мгновенно и без усилий делать, то что он хочет.

— Занимался сегодня на балке? — нерешительно спросила я. Умственные способности Эдварда не пострадали, а большая часть физических восстанавливалась очень быстро… но равновесие было немного… нарушено. Это не было бы большой проблемой, если бы Каллен перестал беспокоиться о том, как это повлияет на его умение кататься. Он работал с балансиром, установленном на полу.

Эдвард резко отвел глаза и закрыл их, откинув голову на стену. Ох-ох.

— Да. Это… примерно то же самое.

Я осторожно потянулась и коснулась его руки.

— Все в порядке, Эдвард. Еще так рано. Ты отлично справляешься. Уверена, что когда ты вернешься домой, станет еще лучше.

Эммет отбыл в Калифорнию, но пообещал вернуться, чтобы помочь Эдварду с восстановлением летом прежде, чем явиться в тренировочный лагерь — он был выбран в первом раунде национальной футбольной лиги за пару недель до нападения. Эммет провел много исследований, и доктор Каллен нанял одного из лучших реабилитологов на Тихоокеанском Северо-Западе, чтобы помочь Эдварду восстановить силы. Тренажерный зал на этаже Эммета оборудован лучше, чем в большинстве реабилитационных центров.

Эдвард беспокоился, что его место в хоккейной команде Дартмута может оказаться под угрозой, если он не успеет восстановиться до игры в следующем году. Каллен уже знал, что не будет доигрывать школьный сезон. Для него это было большим ударом. Он расстроился, что пропустит игру с друзьями в последний год в Форксе. Эдвард с нетерпением ждал, когда займет место капитана команды, что было его по праву.

Это все беспокоило его, но он старался не показывать свои настоящие чувства; оставался позитивным и благодарным за то, что вообще сможет играть. Я не могла просить еще об одной услуге, но от всего сердца надеялась, что он сможет присоединиться к команде Дартмута без каких-либо последствий. Понятия не имею, сколько времени потребуется, чтобы вернуться на прежний уровень физической подготовки, но Эдвард сделает это как можно скорее.

Каллен вздохнул, опустив голову, а затем посмотрел на меня, приподняв бровь.

— Ты еще ничего не сказала о волосах.

Очевидная смена темы. Я изучила его стриженную голову и протянула к ней руку. Эдвард послушно опустил ее; мои пальцы пробежались сквозь густую щетину. Каллен замурлыкал, сильно вдавливая макушку в мою ладонь. Слезы наполнили глаза, когда я почувствовала толстый шов на ране, которая почти забрала его у меня.

— Мне нравится, — тихо ответила я, и Эдвард тут же посмотрел мне в глаза. Очевидно, я еще не научилась справляться с эмоциями. — Правда, — я шмыгнула, когда предательские слезы сорвались по щекам. Эдвард в ужасе уставился на них, а затем поднял руку, чтобы потереть затылок.

— Они отрастут, Белла, я же говорил. Волосы быстро растут. Скоро ты поймешь…

— Ш-ш-ш, — ответила я, обнимая его за шею и притягивая к себе. Осторожно прикоснулась губами к уродливой ране над ухом, а затем отстранилась, чтобы заглянуть в зеленые глаза. — Ш-ш, мне плевать на твои волосы.

В его глазах все еще было напряжение и беспокойство, но Эдвард постарался пошутить.

— Кто ты, и что ты сделала с моей девушкой?

Я попыталась изобразить улыбку, но она ненадежно дрогнула. Каллен нахмурился, обхватил меня за талию и притянул к себе.

— Ш-ш-ш, — на этот раз прошептал он. Я обняла его в ответ, помня о сломанных ребрах. Другая волна эмоций захлестнула меня; он так похудел. Я прижалась лицом к его груди и вдохнула терпкий запах. Чувствовала тепло тела через хлопок футболки.

Эдвард положил ладони мне на щеки и откинул голову назад. Все еще хмурясь, медленно наклонился и поцеловал меня. Наш первый настоящий поцелуй после поездки на луг. Тело пело от сладкого вкуса его теплого, влажного языка на стыке моих губ. Я нетерпеливо раскрыла их и приняла его, нежно прижавшись к твердой груди.

Лифт открылся, пискнув, но мы не заметили, пока не раздался громкий кашель. Люди нерешительно вошли внутрь. Я отстранилась, прикрыв красное лицо волосами. Эдвард виновато улыбнулся двум мужчинам, а затем крепко взял меня за руку и повел по коридору в палату.

Через два дня его выписали из больницы, чему мы были несказанно рады. Наконец все закончилось. Будто мы могли вернуться домой, оставив прошедшие пару месяцев позади. Родители Эдварда пытались убедить его остаться на первом этаже, в кабинете доктора Каллена или на диване, но он настоял на своей комнате, в трех лестничных пролетах над нами.

— Мне нужна моя собственная кровать, — настаивал Эдвард. — Кроме того, ходьба по лестнице будет хорошей тренировкой.

И он действительно добрался до своей комнаты, тяжело рухнув на кровать со стоном изнеможения и удовольствия.

— Не думал, что когда-нибудь вернусь сюда, — вздохнул Каллен, раскинув руки.

Я прикусила губу, убеждая себя не плакать в этот счастливый день. Эдвард наконец вернулся домой. Несмотря на лучшие намерения, образ его, лежащего на обочине с лужицей крови под головой, меня, склонившейся над ним, и Джеймса, приближающегося к нам, заполнил разум. Было время, когда я действительно думала, что мы никогда не вернемся сюда. Эдвард заметил неестественное молчание и повернул голову.

— Эй, — тихо пробормотал он. — Иди сюда.

Каллен скользнул на несколько дюймов в сторону, и я подползла к нему, свернувшись калачиком у теплого бока. Позволила волне всепоглощающего облегчения наполнить меня. Эдвард повернулся на бок и осторожно обнял меня, все еще помня о сломанных ребрах. Длинные пальцы пробежались по моим волосам, пока зеленые глаза изучали каждую черточку на моем лице.

— Я люблю тебя, — тихо-тихо сказал Эдвард. — Мне очень жаль, Белла.

Каллен был особенно расстроен после разговора с Чарли, в котором услышал всю версию событий, произошедших в ту ночь, когда Джеймс напал на нас. Несмотря на обещание все рассказать, я не смогла этого сделать. Не могла снова пережить те мгновения; не вслух, не сейчас. Эдвард не давил на меня, но хотел знать о той ночи. Я надеялась, что он забудет. Думала, будет лучше, если он не будет помнить о тех ужасных событиях. Но Эдвард был настойчив; хотел знать, что случилось.

Интересно, сейчас он чувствует то же самое, зная всю историю, или лучше было оставить его в неведении? Он был ужасно расстроен, винил себя за боль, которую я испытала от рук Джеймса. Но ведь физическая боль была ничем. Ничто по сравнению с тем, что я пережила, когда думала, что он не оправится. Я ходила к психотерапевту, к тому же, что и Эдвард два года назад после встречи с Джеймсом. Мы работали над проблемами, связанными с Джеймсом Лукардом — моими кошмарами и страхами, а также над чувством вины Каллена.

Лукарда выписали из больницы пару недель назад, и его немедленно взяли под стражу. Чарли был в курсе дела и его развития, но не участвовал в расследовании. Прокурор округа Клэллам заключил сделку с Джеймсом и его адвокатом, согласно которому его поместят в психиатрическую больницу. Эдвард пришел в ярость, услышав это. Мне физически было плохо от мысли, что Джеймс не попадет в тюрьму за то, что сделал с нами. Но вскоре Чарли усадил нас обоих и объяснил все детали.

Если бы Лукарда приговорили в суде к тюремному заключению, он провел бы за решеткой ограниченное количество времени. Он мог быть даже условно освобожден. А вот в психиатрической больнице Лукард просидит до тех пор, пока не будет установлено, что он больше не представляет угрозы для общества. Джеймс Лукард мог бы остаться там на всю оставшуюся жизнь. Конечно, я все еще злилась; и Эдвард тоже. Но после обсуждения этого друг с другом, мы поняли, что это лучший вариант. Джеймс больше никому не причинит вреда — ни один человек больше не подвергнется насилию с его стороны. Мы сможем жить с этим.

[прим. переводчика: Округ Клэллам — округ штата Вашингтон, США. Административный центр округа — город Порт-Анджелес]

— Мне тоже очень жаль, — наконец ответила я. — Но мы справимся, Эдвард. Мы пройдем через это и будем жить дальше, как и планировали. Помнишь?

Он улыбнулся; слегка, но улыбнулся.

— Помню, — прошептал Каллен, придвигаясь ближе, чтобы уткнуться носом мне в шею. — Дартмут — для нас обоих. И я правильно спрошу с первого раза.

Я счастливо вздохнула, благодарная за причуду судьбы, которая затемнила для него самые ужасные события той ночи, но оставила самые прекрасные. Я бы с радостью боролась с ночными кошмарами и несла эту ношу всю оставшуюся жизнь за нас обоих, если бы это была цена, которую мне нужно заплатить за его воспоминания о времени, проведенном на лугу.

Эдвард придвинулся ближе, зеленые глаза не отрывались от моих губ. Он поцеловал меня, медленно и глубоко. Вздохнула, когда его язык скользнул по моему, а зубы нежно прикусили нижнюю губу. Горячая ладонь накрыла мою грудь.

Я неохотно отстранилась.

— Не думаю, что это хорошая идея, — я нахмурилась, прикусив губу. На его груди и животе, в настоящее время прикрытых футболкой, все еще были швы от операций и синяки, оставшиеся от сломанных ребер. Ужасно.

— Знаю, — тихо признался Эдвард, широко раскрыв умоляющие глаза. — Но… мне нужно. Я должен знать, чувствовать… не могу объяснить. Пожалуйста.

Я минуту изучала его напряженное, взволнованное лицо.

— Ты уверен? — с сомнением спросила я. — Эдвард…

— Пожалуйста, Белла, — снова попросил он. — Просто… ты нужна мне.

Я правда не хотела, знала, что это была плохая идея, но выражение его лица… тон голоса… это слишком. Эдвард просил меня не только о сексе.

— Мы будем осторожны.

Я медленно провела рукой по его бедру и накрыла выпуклость на хлопчатобумажных шортах. Лицо Каллена расслабилось, и он потер мое колено, позволив пальцам пробежаться по внутренней стороне. Дотянулся до талии, и пальцами нащупал пуговицу на джинсах.

— Позволь мне, — попросила я. Встала, подошла к двери и заперла ее. Родители Эдварда где-то внизу, но в ближайшее время они сюда не поднимутся. Я вернулась к Каллену, лежащему на кровати, и быстро расстегнула джинсы, сбросив их с ног. Изумрудные глаза следили за каждым движением. — Просто лежи, — после повторного осмотра мне нацепили меньший бандаж для лодыжки. Я сняла и его.

— Круто, — Эдвард пошевелил бровями и насмешливо улыбнулся. Я осторожно подошла к тумбочке и начала выдвигать ящик. Остановилась и подняла взгляд на Каллена.

— Презерватив? — тихо спросила я, его глаза потемнели при воспоминании о том, что мы не использовали его, когда последний раз занимались любовью.

— Нет, — тихо ответил он. Голос стал глубоким и низким. — Только ты и я.

Я засунула пальцы за резинку трусиков и, стянув их, сделала пару шагов к Эдварду. Он застонал, его руки потянулись к эластичному поясу шорт, которые низко сидели на бедрах.

— А-а, — поддразнила я, махнув пальцев, и подползла к его распростертому телу. — Я же сказала, позволь мне самой разобраться с этим.

Эдвард заложил руки за голову и ухмыльнулся.

— Как скажешь.

Я опустилась на колени и потянулась к подолу его шорт, чтобы стянуть их вниз по длинным ногам. Эдвард застонал, и я перевела взгляд на его лицо. Неподвижный и напряженный, вся игривость исчезла, когда он увидел, как я провожу ладонями по его бедрам и боксерам. Пальцами крепко обхватила эрекцию, и Каллен снова застонал.

Его глаза закрылись, когда я нащупала твердую, горячую кожу. Встав на колени между его ног, стянула боксеры, пока он, наконец, не предстал передо мной обнаженным от пояса. Эрекция жестко уперлась в живот, на котором была видна самая нижняя часть разреза. Я отвернулась, взяв член в руку, и провела ладонью по всей длине.

Бедра Каллена дернулись мне навстречу.

— О Боже!.. Мне так хорошо, — простонал он. — Белла.

Я наклонилась, и Эдвард моргнул, сосредоточившись на моем лице. Не отводя взгляда, медленно открыла рот и высунула язык, двигаясь, пока не почувствовала острый, мускусный запах его тела. Захватила дергающуюся головку между губ и протолкнула ее немного глубже.

— Ох-х, — выдохнул он, поднимая колени так, чтобы упереться в матрас и толкнуться мне в рот.

Я замурлыкала от удовольствия, когда он толкнулся мне в горло и задохнулся криком. Я лизала и сосала, ласкала и покусывала, пока его руки не начали царапать мои бока и теребить волосы.

— Белла, — простонал Эдвард, слегка подергиваясь. — В тебя. Сейчас. Хочу быть внутри тебя.

Я села, стянула рубашку через голову и швырнула ее на пол. Каллен пристально наблюдал, как я встряхнула волосами и наклонилась вперед, чтобы провести по его груди под рубашкой, стараясь избежать шва от разреза. Он протянул руку и коснулся моих грудей кончиками пальцев, поглаживая соски. Я медленно двинулась вперед, осторожно закинув одну ногу ему на бедро. Поставила колени по бокам и села, стараясь не сильно двигать Эдварда и не давить на живот, бедра и свою лодыжку. Мы и правда пара.

— Уверен? — в последний раз прошептала я, располагая его член напротив своего входа, смачивая влагой и потираясь о него.

— Да, — прошипел Эдвард сквозь зубы, его руки судорожно сжали мои бедра, когда он попытался прижать меня. — Господи, Белла. Пожалуйста.

Я медленно опустилась, пронзая себя. Чувство наполненности было невероятным. Каллен выгнулся дугой, не в силах сдерживать удовольствие, и неуверенно засмеялась задыхаясь. Его руки потянули меня за ягодицы, заставив замереть.

— Нет, нет, не останавливайся. Все в порядке, — он стиснул зубы и откинул голову, мышцы и сухожилия на его шее вздулись и напряглись.

Я осторожно поднималась и опускалась, с большей уверенностью, когда он стал скользким и движение пошло легче. Ворчание, стоны и крики Эдварда убедили меня, что я не причиню ему вред, потакая нашим потребностям. Он тяжело кончил с гортанным рычанием, дрожа подо мной. Я оставалась на месте, ожидая, когда эрекция спадет. Слегка наклонившись вперед, погладила закрытые веки и влажные щеки. Мои сейчас были такими же. В конце концов я перекинула ногу и прижалась к его телу, так крепко, как только осмелилась, помня о ребрах.

Наконец его рука поднялась, чтобы потереть нос, и Эдвард повернул голову, печально посмотрев на меня.

— Прости, — прошептал он. Я нежно, целомудренно поцеловала его в губы. — Тебе было не очень весело.

Я покачала головой и снова поцеловала его.

— Не волнуйся. Это все было для тебя. Лучше?

Эдвард кивнул, пристально глядя мне в глаза, прежде, чем со вздохом поднял руку и прижал меня ближе.

— Да. Не знаю… мне просто нужно было знать, что я все еще могу, — он приоткрыл один глаз, чтобы посмотреть на меня с досадой и весельем одновременно, а затем снова закрыл. — Не могу выразить, насколько лучше я себя чувствую. Люблю тебя.

— Хорошо, — я погладила его по ключице. — Рада, что смогла помочь. В любое время, помнишь? — протянула руку и откинула угол одеяла на наши обнаженные нижние части тела. — Я тоже люблю тебя. Рада, что ты дома.

Тень улыбки скользнула по пухлым губам, и Эдвард сжал меня. Его дыхание постепенно стало ровным, каким и должно быть во время сна. Я скользнула рукой по его плечам и зарылась лицом в шею, вдыхая родной запах и борясь со слезами. Когда я взяла себя в руки, то положила голову на его грудь и прижала ухо к тому месту, где билось сердце. Каждый удар отдавалась глубоко внутри меня. Я подняла глаза на его спящее лицо. Оно так отличалось от того, что я видела в больнице.

Эдвард был здесь, в моих объятиях, со мной. Я поклялась, что никогда не попрошу о большем.