Ты пыталась погасить огонь,

Но использовала бензин,

И когда вокруг собралась толпа,

Ты кричала: «Это не я».

Болезнь ходит поблизости,

Но ни у кого нет вакцины,

Думаю, она утонула в святой воде,

Думаю, настало время для нас признаться.

Клянусь, это словно смерть,

Поймать призрака.

Словно я пытаюсь

Удержать дым.

Я оставил границу,

Я хочу узнать, кем я стал.

Ты думаешь, никто больше не одинок?

Ты думаешь, что одна такая?

Такое ощущение, будто я бегу к поезду.

Такое ощущение, будто я бегу к поезду.

Ну, я пытаюсь найти путь.

(Brand New – Gasoline)

Глава 3. Клише

– Господи Боже, блядь, ненавижу сидеть рядом с детьми, – проворчал я, приближаясь к своему месту в самолете. Я даже не заморачивался с тем, чтобы посмотреть в сторону матери и дочери, просто пристегнулся и откинул голову на спинку кресла, наслаждаясь холодным воздухом из кондиционера. У меня была адская неделя, и мне совершенно не хотелось слушать, как ребенок орёт мне в ухо в течение девяти часов.

Я ненавидел детей. Я ненавидел летать. Я ненавидел камеры. Вообще-то я много чего ненавидел.

Но больше всего я ненавидел быть Эдвардом Калленом.

Я вздохнул, надеясь, что никто меня не заметит. Я должен был лететь позже и прямо в Лос-Анджелес, но вместо этого решил сбить всех с толку, вылететь раньше и сделать остановку в Сиэтле. Я, наконец, закончил съемки второй части фильма из пяти запланированных. Первый фильм был небольшим проектом, но вдруг стал хитом, благодаря огромной фан-базе, основанной на книге, по которой он был снят, что привело к миллионам прибыли и неожиданной славе. Могу честно сказать, я совсем не был готов к этому. По большому счету, я взялся за эту роль, только чтобы заработать денег на оплату квартиры, из которой меня уже хотели выселять. И вот так я стал ходячим клише.

Теперь это было смешно. При желании я мог бы купить самолет.

Мы взлетели, и, к моему удивлению, девочка не начала плакать. Я поблагодарил свою удачу и, достав из сумки у своих ног новый сценарий, начал читать. Съемки только что закончились, но работа над третьим фильмом должна была начаться уже через месяц. Я стал знаменитым почти два года назад, но было такое ощущение, будто это продолжалось вечность. Я ненавидел внимание, ненавидел всё это.

Голливуд наслаждался моим сердитым лицом, нежеланием расчесывать волосы или бриться, моей привычкой дымить словно паровоз. Они окрестили меня бунтарем, и, по-видимому, всё это делало меня дико сексуальным. Так что я проживал свою жизнь так, словно мне было похуй на всё, и это работало. Я грубил всем подряд, плевал на чувства других людей, трахался, когда хотелось, и иногда купался (реже, чем думали таблоиды), напивался всё чаще и чаще и просто не мог быть более несчастным.

Но судьба иногда так и поступает.

Во что превратилась моя жизнь? В нестареющую шутку. У меня не было друзей, потому что я стал слишком резким и жестоким, у меня не было жизни, потому что не было друзей, и не было счастья, потому что не было жизни. Я жил в кошмарном сне.

Раньше я думал, если бы на меня бросались девушки, жизнь была бы идеальна. И я не мог заблуждаться сильнее. Я был самым сексуальным молодым актером в Голливуде, но ко мне приставили как девушки, так и женщины постарше. Не то чтобы это имело какое-то значение. Я даже не мог встречаться с кем-либо. Никто долго не выдерживал под напором вездесущих фотоаппаратов. Друзья либо отстранялись от меня, либо держались поближе для своей выгоды, поэтому я просто игнорировал всех. Я мог зайти в любой бар и быть атакованным толпой.

Я мог заполучить всё, чего мне хотелось, но ничто не привлекало меня.

Я был востребован, богат и сексуален, но никогда мне не было настолько паршиво.

Я пытался сконцентрироваться на страницах сценария, но вскоре сдался. Кого я обманывал? Мне было похуй. Роль была примитивной. Будь романтичным и красивым. Я не этого хотел добиться в своей карьере. Мне нужен был «Оскар», а не награда MTV.

Я отложил сценарий и откинулся в кресле. Последние несколько недель я провел в Мексике, мы снимали там последние сцены, и расписание полностью вымотало меня. Но в настоящий момент я чувствовал себя неуютно, словно ощущал чей-то взгляд на себе. Я осмотрел салон самолета, но никто не смотрел в мою сторону. Так я думал, пока не повернул голову налево.

На меня смотрели самые темные глаза, которые мне когда-либо доводилось видеть, огромные и невинные. Честно говоря, я даже был немного напуган

Сначала мне показалось, что они были полностью черные, но через мгновение я заметил темно-коричневый ободок вокруг зрачков. У неё были пухлые щечки и красивое лицо, крошечный нос. Таких милых девочек я ещё никогда не видел. Её черные волосы были заплетены в косу, большой палец она держала во рту, а другая рука была зарыта в каштановые волосы её матери.

– Привет, – прошептал я и, улыбнувшись, помахал ей. Она махнула в ответ четырьмя пальцами, которые не были во рту. Я понятия не имел, сколько ей лет, может два или три года, но я никогда не был близок с детьми и мог ошибаться, ей запросто могло быть пять. Но меня очаровало то, какой маленькой и невинной она была.

Неожиданно малышка вздохнула и положила голову на грудь матери, которая тут же прижалась к девочке подбородком, задумчиво глядя в окно. Я позволил себе осмотреть девушку и был приятно удивлен: она была молода и невероятно красива, несмотря на то, что выглядела измученной. Её глаза были немного светлее, чем у дочери, но такими же чарующими, её кожа была чуть ли не прозрачно-белой, ярко выделяясь на фоне девочки. Её лицо было изможденным, но всё равно девушка была потрясающе красива, и мне пришлось отвернуться, чтобы она не заметила, как я пялюсь на неё. Нельзя пялиться на мам. Мамы обычно замужем за папами, и хотя у меня не было совести, это было аморально даже для меня.

Но я продолжал чувствовать на себе взгляд девочки, которая заёрзала через некоторое время, и её мать тут же начала гладить её по волосам, чтобы успокоить. Это была идеальная реакция, и девочка сразу же утихомирилась, хотя я заметил, как она слегка задрожала.

– Красивая девчушка, – сказал я, пытаясь завладеть вниманием девушки. Она вздрогнула от неожиданности, но продолжала играть с волосами дочери. – Сколько ей? – любопытствовал я.

– Три года, – быстро ответила она, не поворачиваясь ко мне. Её голос был уставшим, подавленным, но в то же время интригующим. Она посмотрела вниз, заметив, что её дочь смотрит на неё, глаза девочки были открыты ещё шире, чем до этого. Это была её самая выдающаяся черта. Малышка снова задрожала, и её мама закрыла вентиляционный лючок и снова обняла девочку.

Я осмотрел девушку, заметив, что на ней была грязная майка, истрепанные шорты и кеды. На осмотр её ног ушло немного больше времени, и я наслаждался их длиной от края шорт и до лодыжек. Её красота была необычной, подобной я никогда не видел и не знал о её существовании. Маленькая девочка была одета немного лучше. Мне стало интересно, откуда они летели, и что с ними случилось. Ребенок снова задрожал, я больше не мог этого вынести и снял свою толстовку.

– Держи, – пробормотал я, протягивая её девушке. Она задержала свой взгляд на кофте, а затем взяла её и укрыла девочку, после чего начала тихо напевать и гладить её по спине, убаюкивая.

– Спасибо, – прошептала девушка, когда её дочь заснула. Я посмотрел ей в глаза, слегка улыбнулся, кивнул и вернулся к чтению сценария. Нельзя думать о матерях в сексуальном ключе. Это кощунство.

Странно было то, что девушка не обращала на меня внимания. Она взглянула на меня лишь один раз, и её глаза не расширились от осознания того, кем я был. Меня это восхищало, но при этом волновало.

Несколько минут спустя, когда я считал количество букв на странице, я заметил движение рядом с собой. Девушка вытащила из своей сумки потрепанную записную книжку в кожаном переплете, листы бумаги, листья, обертки и фотографии торчали наружу, а страницы были исписаны мелким шрифтом. Она взяла ручку, открыла последнюю страницу и написала финальные слова, после чего благоговейно закрыла книжку.

Никогда в жизни мне не было так любопытно. Остаток полета я пытался не пялиться на чертов блокнот, заткнутый в кармашек сидения перед девушкой. Я начал выдумывать всевозможные сценарии, которые объясняли бы, что с ними случилось, почему они так выглядели и куда летели.

Маленькая девочка, к моему большому разочарованию, спала остаток пути, не давая мне возможности начать разговор. Как только мы приземлились, я встал, чтобы достать свою сумку из шкафчика, позволяя девушке проскользнуть мимо меня с рюкзаком за спиной. Я и глазом не успел моргнуть, а они уже исчезли. Я посмотрел на наши сидения и заметил, что записная книжка осталась в кармашке. Пока никто не смотрел в мою сторону, я быстро положил блокнот в свою сумку и покинул самолет. Вот так, без лишних мыслей, я стал воришкой. Я украл что-то, несмотря на то, что вещь была забыта и оставлена. Я никогда раньше этого не делал.

Я пытался найти девушку, но её нигде не было видно, поэтому я поскорее нашел такси и направился в отель, пока меня не заметили и не начали рвать на мне одежду. Всю дорогу я смотрел на свою сумку, чувствуя себя вором, преступником. Подъехав к отелю, я застонал, увидев стаю фотографов, дислоцированных у входа. Я хотел накинуть на голову капюшон, но вспомнил, что обменял толстовку на блокнот.

Закинув сумку на плечо и опустив голову, я начал пробиваться через толпу ко входу. В моей голове был туман, пока я подписывал фотографии и затем направился в номер. Я даже не думал о том, чтобы уехать, потому что, очевидно, моё укрытие было обнаружено, и все знали, что я здесь, поэтому я быстро взял телефон и позвонил.

– Я в Сиэтле, и фотографы уже знают, – сказал я до того, как мой менеджер успел сказать «алло».

– Я пришлю охрану, – со вздохом ответил Джеймс. Я ненавидел его как личность, но в качестве менеджера он был очень хорош. Он был безжалостным и жестоким, и большую часть времени меня это не парило.

– Их меньше обычного. Я, наверное, перееду в свою старую квартиру завтра и останусь там до съемок в следующем месяце.

– Эдвард, у тебя дохуя дел здесь, – прорычал Джеймс. – У меня для тебя запланированы встречи и сценарии. Ты ведь хочешь выбраться из этой ебаной драмы для подростков, ну так у меня есть пара серьезных предложений для тебя. Я не могу найти работу, которую ты хочешь, если ты не будешь читать сценарии.

– Пришли их сюда, – ответил я. – Я лучше буду терпеть семь фотографов, чем семьдесят.

– Хорошо, – прошипел он. – Я позвоню в охранное агентство. Я слышал, что Гарретт уволился после того, как его жена родила, поэтому тебе, скорее всего, пришлют нового парня.

– Да без разницы. – Я пожал плечами и положил трубку до того, как он мог сказать что-то еще. Я знал, что Джеймс сделает всё к тому времени, как я приеду на квартиру. Он всегда думал, что покупка жилья в Сиэтле была пустой тратой денег, но я знал, что буду сниматься в Вашингтоне следующие пять-семь лет, плюс это было хорошим местом, где я мог прятаться. Люди замечали меня, но фотографировались со мной на телефоны и не окружали толпой мою машину, когда я пытался уехать. Иногда мне казалось, что я совсем не знаменит.

Мне хотелось бы прожить один день анонимно.

Я начал ходить взад-вперед возле кровати, уставившись на свою сумку. После часа раздумий, я, наконец, решил, что мне стоит хотя бы проверить, не написан ли в блокноте адрес, по которому я смогу вернуть его и, может, забрать свою толстовку. И хотя я мог купить себе новую, мне нужен был повод. Я сел на кровать и открыл сумку так, словно в ней была бомба.Медленно и осторожно я вытащил книжку, заметив, что она была гораздо тяжелее, чем казалось, словно бы моё виноватое сознание придавало ей больше веса.

Обложка была обшита кожей, и спереди была вышита потускневшая буква «Б». По непонятным причинам я нежно провел пальцами по букве. Казалось, что я должен был это сделать. Мои пальцы начало покалывать. Я пытался уговорить себя, ссылаясь на то, что внутри не было ничего важного, просто случайные записи и бумажки. Но мои логика и надежда говорили мне, что это нечто хорошее и мне нужно было прочитать это.

Я открыл книжку и тут же мой взгляд упал на фотографию, прикрепленную внутри. Окруженная парой десятков веселых лиц, девушка с самолета улыбалась в камеру, прижимая к себе тех, кто стоял рядом с ней. Она сияла, лучилась жизнью. Под фотографией было написано «Моя первая неделя». По какой-то причине я улыбался вместе с ней. Следующая страница была полностью исписана, и я пробежался по ней глазами, заметив имена «Белла», «Джейкоб, «Элис», «Чарли», «Джаспер», «Эмметт» и «Розали». Я предположил, что «Б» на обложке означало «Белла».

Я решил прочитать записи позже и вместо этого просто полистать блокнот и посмотреть на фотографии и сложенные листки бумаги. Первые страницы были заполнены мелким шрифтом, сверху донизу, не оставляя пустого места. К одной из страниц была приклеена обертка от жвачки, от которой стрелка вела к надписи «Из заначки Антонио». Я продолжал листать, проводя пальцами по пучкам травы и маленьким листьям и даже камушку, которые были приклеены к некоторым страницам, каждый из предметов был подписан таким же образом, как и обертка.

На свернутых листочках были детские рисунки и аппликации, в основном, со словами на испанском или плохом английском. Мне попалось еще несколько фотографий: одна с Беллой и высоким загорелым парнем с длинными черными волосами. Он крепко прижимал её к себе, а она смеялась, закрыв глаза. На другой фотографии она была с детьми, которые присутствовали повсюду. Я заметил несколько вырезок из газет, но они были на испанском, и я понятия не имел, что там написано.

Пролистав чуть больше половины блокнота, я заметил, что страницы становились менее и менее яркими, на них не было приклеено оберток или листьев, или записок, они были заполнены письмом, многие слова были перечеркнуты, а чернила в некоторых местах были размыты словно от капель воды.

Несколько страниц позже я увидел фотографию, прикрепленную к практически пустому листу, которая заставила моя сердце остановиться. На руках Беллы сидела маленькая девочка, та же, что и в самолете, только в этот раз рукав её майки был приподнят, и через её плечо вниз по руке тянулась огромная красная рана. Под фотографией было написано: «Майя Ребека. Пришла в приют раненая. Не произнесла ни звука». Я проглотил ком, образовавшийся в горле, и уставился на фото. Это была не её дочь. Девочка, Майя, не была её дочерью, но по какой-то причине она была с Беллой.

На следующих страницах почерк становился всё более резким и менее разборчивым, но зачастую мне попадались небольшие заметки о Майе, например, фото, или запись о том, что ей удалили швы, или о том, как у Беллы был день рождения, и они с Майей объявили это совместным праздником и обе надели колпаки. Тем не менее, фотографии уже не были такими, как прежде. Улыбки исчезали при вспышке камеры, и на лицах всё чаще было заметно напряжение.

Я открыл последнюю страницу, на которой было только одно предложение: «Я неузнаваема».

Я перечитал эти слова тысячу раз, пытаясь понять, что они значат, но с каждым разом они всё больше и больше сбивали меня с толку. Это была не счастливая история. Это была история о девушке, которая потеряла себя, или нашла всё то, чем она никогда не хотела быть.

Я облокотился на спинку кровати и открыл блокнот с начала. Это история, которая должна быть прочитана не торопясь, с уважением.

День 0

Я в самолете.

Не очень-то красноречивые слова для начала автобиографии, но я уже давно пялюсь на эту пустую страницу, первую в стопке многих пустых страниц, и мне нужно было как-то начать. Мужчина рядом со мной пахнет жареной курицей, что меня беспокоит, потому что я улетаю из Сиэтла и еще очень далека от Гватемалы. Но, наверное, каждый человек должен чем-то пахнуть. Надеюсь, я не пахну как домашняя скотина. Пока что. После выпускного Элис провела каждую секунду в попытках уговорить меня остаться в Сиэтле, её основным аргументом было то, что я не смогу купаться каждый день. Но я всегда хотела жить в мире, где душ был переоценен, поэтому её уговоры плохо работали. Особенно после того, как я напомнила ей, что там не только нет душа, но, скорее всего, нет и горячей воды и туалетов, а я любила писать в лесу. Спасибо тебе, Чарли, за твои сумасшедшие походы в леса Вашингтона.

Но я переживаю за Элис. Я буду скучать по ней, и даже представить не могу, как она справиться без меня. Меня немного успокаивает тот факт, что с ней всегда будет Джаспер, и Эмметт, и Розали всегда рядом. Во всяком случае, теперь некоторое время я не буду пятым колесом среди двух парочек. Меня это никогда не беспокоило, но я совру, если скажу, что мне не хотелось убежать куда подальше и побыть наедине с собой. Слава Богу, Джейк принял меня в качестве учителя английского языка. Я только надеюсь, что мой испанский не слишком плох. Роуз сказала, что я быстро его подхвачу, так как часто слышала испанскую речь. Надеюсь, она права.

Все домашние переживают, что меня арестуют без причины и продержат в тюрьме неопределенный срок, или ограбят и убьют, только потому, что я – американка. Я не боюсь этого. Я буду жить в джунглях. Думаю, скорее причиной моей смерти станет ягуар, и то это смешно. Я только боюсь, что через два года, которые я проведу там, я все еще не узнаю ничего о себе. Я убегаю, чтобы преподавать английский, чтобы помочь этим детям вырасти, быть для них старшим товарищем и самой вырасти как личность, и что, если я вернусь в Сиэтл, оставшись не более, чем самой собой? Не знаю, ожидаю ли я неожиданного просветления в какой-то момент, но мне нравится думать о том, что два года спустя я смогу посмотреть на себя и сказать: «Ты, ты – Белла» и искренне знать, что это значит.

Я надеюсь, что понравлюсь детям. Очень хочется увидеться с ними и наблюдать, как они растут. Джейк сказал, что они дико взволнованны моим приездом, и это взаимно: меня просто разрывает от возбуждения, словно ребенка перед Рождеством. Наверное, Элис чувствует себя так же, когда видит распродажу.

…

Ну вот, я наконец-то в своей комнате. В Мехико я пересела на самый крошечный самолет, который когда-либо видела. Он был больше похож на дельтаплан. Это, конечно, преувеличение, но, всё равно, я чувствовала каждый порыв ветра, который сотрясал корпус. Пилот называл меня «La gringa bonita»*, заставляя краснеть. Естественно, я выставила себя на посмешище: споткнулась и упала при выходе из самолета, когда мы приземлились в Гватемале. Он засмеялся, но помог мне подняться. И под словами «помог подняться» я имею в виду, что он одной рукой взял меня за локоть, а другой за задницу. Да, я была в Гватемале только пять минут, а меня уже облапали. Чарли гордился бы мной, если бы знал, что я тут же потянулась за газовым баллончиком, но в этот момент появился Джейк и сердито посмотрел на пилота.

Джейкоб Блэк очень интересный человек. Его смех похож на волчий вой, но он очень заразительный. Он напоминает мне Эмметта, хотя бы благодаря одному размеру. Он возвышается надо мной и над детьми, и поначалу я думала, что они его побаиваются, но вместо этого, они зачастую проверяют, сколько же ребят может забраться на него. Он выглядит как монстр, когда с его рук, шеи, головы и ног свешиваются грозди детей. Джейк невероятно милый и заботливый. Я уже знаю, что мне очень понравится работать с ним.

Его жена, Лея, работает здесь медсестрой. Она очень красивая. Мне не удалось поговорить с ней как следует, но она показалась мне очень доброй. Было приятно видеть их вместе. Джейк носится над ней, словно она солнце в небе.

Дети здесь просто потрясающие. Мой класс спел мне песню в честь приезда и подарил мне домашний пирог на ужин. Мне очень хочется познакомиться с ними поближе.

Сам приют очень уютный, хотя в нем нет современных удобств. В данный момент я использую ночник на батарейке, чтобы писать. Я уже пописала в лесу и не купалась, просто взяла мочалку и вымыла «важные места», как их называет Джейк. Моя комната небольшая, но приятная. Мне не нужно много пространства, учитывая, что я здесь ради детей, а не для того, чтобы запираться в комнате в одиночестве.

Ночи здесь очень громкие. Не так как в Сиэтле, они естественно громкие. Насекомые стрекочут, растения шевелятся от ветра, и я могу слышать шум el Rio Dulce, которая протекает недалеко. В Сиэтле я привыкла к машинам, людям, городскому шуму. Здесь шум нечеловеческий, божественный. Если выключить свет, то из окна можно увидеть все звезды, которые существуют во вселенной. Небо в Форксе меркнет по сравнению с этим.

Элис сказала, что перед тем, как я углублюсь в описание моей жизни, мне нужно написать завещание на случай, если я не вернусь. Я пообещала ей, что со мной всё будет хорошо, а она ответила, что, по крайней мере, любимые мною люди будут знать, что я думала о них. Поэтому, если я мертва, знайте, это была идея Элис. Мне она кажется глупой, потому что со мной всё будет в порядке. Но я, по крайней мере, могу позабавиться с этой идеей и сказать Элис, что осуществила её.

Пожалуйста, пришлите эту записную книжку по адресу: кв. 131, д. 873, улица Колл, Сиэтл, Вашингтон.

Я, Белла Свон, настоящим завещаю свои сбережения, в размере $601,37, приюту San Simon в Рио-Дульсе, Гватемала. Купите детям торт. Большой торт.

Элис, ты моя лучшая подруга и сестра. Я люблю тебя. Пожалуйста, убедись в том, что Эмметт не выставит меня на посмешище, когда будет зачитывать речь на похоронах. Также ты можешь забрать мои жемчужные бусы. Но я хочу, чтобы ты знала, что это я постирала твой любимый свитер, после чего он сел. Но помни, я люблю тебя.

Эмметт, попытайся не высмеивать меня. Ты мой старший брат, и я люблю тебя за то, что ты защищал меня и научил водить механику. Джаспер всегда жульничает в карточных играх. Это я попала в твою машину мячом для гольфа. Но, честно говоря, Джаспер меня напоил и уговорил сделать это. Если тебе будет легче, это был отличный удар, прямо как ты учил меня, братец-медведь. Пусть твое сердце остается таким же большим. Я люблю тебя. Оставляю тебе свою машину. Пожалуйста, подорви её.

Джаспер, я только что заверещала на тебя. Спасибо за то, что ты терпел меня в школе. Я знаю, я была конченым ботаником и полностью испортила твой имидж, но для меня имело огромное значение, что ты позволял таскаться с тобой. Ты замечательный друг. Эмметт любит облизывать твои баночки с водой, пока ты не смотришь, а потом хихикает и говорит, что это как будто вы только что поцеловались. Я люблю тебя, Джаззи. Оставляю тебе мою коллекцию книг Курта Воннегута. Пожалуйста, используй их мудро. (Кстати, в книге «Малый не промах» спрятана двадцатка).

Розали, я тебя не забыла. Спасибо за то, что ты помогла мне выбраться из моей ракушки. Ты прекрасная личность уже за то, что терпишь Эмметта. Присматривай за всеми, хорошо? Ты – лучшая из нас, помни это. Я люблю тебя, Роуз. Можешь забрать мой iPod. Каждый раз, когда будет играть Petty, танцуй от души за меня.

Это моя последняя воля. Я очень надеюсь, что когда закончу эту книжку, хорошенько посмеюсь над этим. По-моему это ненормально. А теперь, когда я полностью сошла с ума, лягу, пожалуй, спать. Надеюсь, завтра принесет с собой новую, улучшенную Беллу. Надеюсь, завтра я смогу заставить кого-то улыбнуться.

На этом я остановился и снова посмотрел на фотографию, прикрепленную к обложке, на улыбающиеся лица. Я вспомнил лицо Беллы в самолете, уставшей, измученной, побежденной девушки. Я не был уверен, что хочу видеть, как она превратилась во что-то неузнаваемое.

Но это не остановило меня, и я прочитал следующую страницу… и следующую… и следующую.

----

*La gringa bonita – красивая белая девушка

----

Всем спасибо. Ждем комментариев в теме. Следующую главу ждите 16-ого января.