Глава 5

Белла

- Ты сидишь в этом кресле с тех пор, как приехала сюда вчера, - говорит папа, прислонившись к двери спальни.

- Я знаю.

- Тебе не кажется, что ты должна поспать или отдохнуть, хоть что-нибудь? Прислушайся к тому, кто знает. Слишком много времени взаперти в этой комнате, и ты начинаешь чувствовать, что тоже умираешь.

Я смотрю на него, снова впитывая его внешность – выраженные морщины, лишние седые волосы - и удивляюсь, как много всего произошло за последние четыре месяца.

- Я в порядке, - говорю ему, обернувшись к постели, где моя мать лежит бездыханной. Прошлой ночью она шевельнула рукой несколько раз, как будто была возбуждена, но глаз не открыла. А рано утром застонала. Я подумала, что ей может быть больно, но через несколько секунд она остановилась. И она выглядит старой, очень-очень старой. В последний раз, когда я видела ее, она была полна жизни, цвет волос такой же, как у меня, и кожа была гладкой.

Одна из вещей, которые я больше всего помню о матери - ее глаза. Они всегда были добры, даже когда ее поступки и слова противоположны. Не знаю, как они выглядят сейчас, но я бы хотела увидеть их в последний раз, даже если это только ради моей памяти.

- У меня есть кое-что, о чем я хочу поговорить с тобой, - зовет он через плечо, когда идет обратно по коридору.

Посмотрев на свою мать, я встаю из кресла, потягиваясь, и разминаю тело, чтобы заставить себя идти. Я действительно долго сидела.

Я не привыкла к этому. Мне привычнее ходить все время, днем и ночью. Обычно я могу присесть, только когда прихожу на ночь домой и иногда, когда мы с ЛуЭнн садимся за поздний обед. Все остальное время я ем стоя.

Это всегда беспокоило Эдварда. Он спрашивал меня, сажусь ли я когда-нибудь кушать. Я убеждена, что именно поэтому он начал приглашать меня на ужин.

Я скучаю по Эдварду.

Возможно, даже больше, чем день назад.

Что-то в том, что я нахожусь здесь - в доме, где я выросла, и в городе, где жила без матери, бросившей меня и отца, который не знал, что делать со своей жизнью после ее ухода – заставляет меня больше скучать по нему.

Я скучаю по ощущению его рядом со мной. Я даже скучаю по тому, как он командует мной. Я скучаю по его беспокойству о том, ужинала я или нет. Я скучаю по тому, как он делает мне бекон. Мне не хватает его рук, объятий.

Ночью я особенно скучаю по знакомому стуку его сердцебиения, пока он спал. Я лежала с открытыми глазами и часами слушала его. Это было время, когда я могла без вопросов смотреть на него. Мне не нужна была причина. Я могла просто впитывать его вместе с его силой, уверенностью и добротой. Это было опьяняюще. Он был как наркотик, но не плохой наркотик, а тот, который заставляет меня чувствовать себя лучше.

- Присаживайся, - говорит папа, глядя на меня со своего места за кухонным столом.

Я проскальзываю на стул, где всегда сидела, когда мы вместе обедали.

Потянувшись, он хватает со столешницы коробку из-под обуви и кладет ее между нами на стол.

- Твоя мать, - начинает он, но замолкает. - Она любит тебя. Я знаю, в это трудно поверить. Но она любит.

Я не реагирую. Только смотрю на него, размышляя, к чему он ведет.

Прокашлявшись, он продолжает.

- Она не хотела иметь детей. Когда она была моложе, то делала некоторые плохие вещи и всегда говорила, что не хочет приносить ребенка в этот мир. Когда мы забеременели тобой, я думал, что она передумает, – на мгновение он замолкает, и я вижу, как он сортирует свои воспоминания, решая, какими хочет поделиться со мной. - Она сдерживалась какое-то время, но я знал, что она все еще боится. Всегда боялась, что все испортит, облажается с тобой.

Я почти смеюсь над этим, но мне удается сдержаться.

- И она сделала это, - продолжает он, его глаза прикованы к стене напротив. - Но сделала на своих собственных условиях.

Мы сидим в тишине несколько минут. Я чувствую, что должна что-то сказать, но мне нечего сказать по этому поводу. Он знает, что я чувствую. Нет смысла ворошить кости.

- Я всегда думал, она поймет, что оставила позади, и вернется, - признается он.

Я всегда знала, что он это чувствовал.

- Но она этого не сделала, - заканчиваю я за него.

- Нет, не сделала. И я не могу придумать оправдания для нее. Но я просто хочу, чтобы ты знала, она любит тебя по-своему.

Я киваю головой. По-своему. Не как настоящая мама, а как она знает. Я понимаю это. Наверно.

- И у нее есть это, - говорит он, вынимая старый конверт. - Это полис страхования жизни. Здесь не много, но как только она умрет, он станет твоим.

- Что?

Не могу подобрать слов.

- Полис страхования жизни. На пятьдесят тысяч. Не много, но я подумал, ты могла бы закончить начатое обучение или все, что хочешь - купить дом, начать новую жизнь, - он толкает конверт ко мне. - Это твое. Она купила его несколько лет назад.

Я смотрю на конверт, пытаясь примириться с его словами. Моя мать никогда ничего не делала для меня кроме того, что дала мне жизнь. Поэтому тот факт, что она сделала что-то подобное, не имеет смысла.

- Она любит тебя.

Его стул царапает по кухонному полу, заставляя меня посмотреть вверх. Его поведение кажется более легким, чем когда мы начали разговор. Наверно, он хотел сказать мне это какое-то время.

- Подыши свежим воздухом. Я посижу с ней некоторое время.

- Мне жаль, что ты делал это в одиночку, - говорю я его удаляющейся фигуре. - И я не только про заботу о ней. Я имею в виду всё.

- Я знаю, что не был хорошей заменой матери. Черт, я не был хорошим отцом, но сделал все, что мог.

- Я знаю.

Я выхожу, чтобы положить конверт в мою сумку у входной двери, и вижу другой конверт, который был там с тех пор, как я покинула Даллас - две вещи, которые мне придется признать и решить, что с ними делать.

Но в данный момент мне просто нужно немного свежего техасского воздуха, чтобы очистить голову.

~ᵗʶᶛᶯˢᶩᶛᵗᶝ ̴ ᶹᶩᶛᵈᶛᵑᵞ©~

Один день превращается в два, затем в три, а мама, кажется, остается такой же - бессвязной и невосприимчивой. Однако, по словам медсестры, ее показатели медленно снижаются. Я знаю, что она права. Я сижу здесь достаточно долго, чтобы заметить небольшие изменения. Я слышу это в ее хрипящем дыхании. Оно поверхностное и почти несуществующее.

Я рада, что я здесь для своего отца. Я хочу быть здесь для него, чтобы ему не пришлось проходить через это в одиночку. Я ненавижу, что он переживал это один последние четыре месяца. За те несколько дней, что жила здесь, я видела в нем небольшое улучшение. По крайней мере, он кажется более спокойным.

Мы сменяем друг друга у ее постели, а иногда сидим здесь вместе. Странно быть втроем в одной комнате. Мы не были вместе так долго. Ни я, ни мой отец не говорим много, но все равно в компании приятнее.

~ᵗʶᶛᶯˢᶩᶛᵗᶝ ̴ ᶹᶩᶛᵈᶛᵑᵞ©~

Сейчас немного после полуночи, и я должна спать или, по крайней мере, попытаться, но не могу. Сон ускользает от меня большую часть времени, пока я здесь. Кажется, я смогла поспать несколько часов днем, свернувшись калачиком в кресле на крыльце.

Мои мысли, когда я не думаю об умирающей матери или скорбящем отце, заняты Эдвардом. Я думала открыть его пакет, но что-то всегда меня останавливает. Это может показаться странным, но держать конверт у себя - это как иметь кусочек Эдварда рядом. Пока его содержимое остается загадкой, мне есть о чем думать, когда все остальное становится слишком удручающим.

Но я бы хотела поговорить с ним. Прошлой ночью я была почти в отчаянии, вспомнив, что телефон, который он мне купил, все еще лежит на дне моей сумки.

Однако когда я его вытащила, он был разряжен. К тому времени, как я нашла зарядное устройство и подключила его, мое отчаяние и храбрость испарились. Голос в моей голове, говорящий, что «он не настоящий», взял верх, и я оставила телефон заряжаться на кухонном столе. Больше я не смотрела на него.

- Изабелла, – голос, похожий на мамин, но хриплый и грубый, вырывает меня из моих мыслей. Мое сердце бешено колотится, когда я смотрю на кровать, где мама все еще лежит с закрытыми глазами, руки вытянуты по бокам, никаких изменений в положении.

- Мама? – спрашиваю я. Не уверена, надеюсь ли услышать что-нибудь, но я хватаю ее за руку и жду.

Она облизывает пересохшие губы, и я вспоминаю, как медсестра говорила об использовании влажной ткани, чтобы дать ей немного влаги, если она попросит. Я хватаю чистую тряпку и опускаю ее в стакан с водой у кровати.

Потянувшись, я промокаю влажной тканью ее губы, и она издает мягкий, но едва слышный стон.

- Мама?- еще раз спрашиваю я, поместив полотенце обратно на тумбочку и взяв ее руку в свою.

Может, мне снится все это. Возможно, меня догнало отсутствие сна и у меня галлюцинации, но я уверена, что чувствую, как она сжимает мою руку. Поэтому я держу ее за руку и пристально наблюдаю за ней, считая секунды между каждым поднятием и опаданием груди.

Когда секунды увеличиваются с каждым проходящим дыханием, я паникую и кричу своему отцу.

Я не хочу быть одна. Я не хочу быть единственным человеком, который стал свидетелем ее последнего вздоха. Я никогда не чувствовала, что мне нужен отец, больше, чем в этот момент.

- Папа! - опять ору я, хотя слышу его шаги по деревянному полу коридора, но мне нужно, чтобы он поспешил.

Он заходит в комнату и подходит к кровати, поставив два пальца на запястье, считая секунды на своих часах.

Я не знаю, сколько времени проходит. Это похоже на вечность, но на самом деле нет, потому что папа, в конце концов, смотрит на настенные часы в крохотной спальне и говорит:

- Час четырнадцать.

Она ушла.

На мгновение мы оба замираем на месте. Он держит ее запястье в своей руке, а я держу ее руку в своей.

Для нас обоих она ушла уже давно. Но теперь она никогда не вернется.

В итоге отец откашливается и вытирает глаза.

- Мне нужно позвонить в хоспис.

- Что я могу сделать? - я вдруг чувствую себя абсолютно бесполезной. Я приехала сюда, чтобы увидеть ее, а теперь она умерла, и я не знаю, что мне делать.

- Ты можешь достать ее платье? - спрашивает он, останавливаясь у двери, но так и не поворачивается ко мне лицом. - Ее кремируют, но я думаю, она хотела бы быть в платье, когда ее повезут в похоронное бюро.

- Ладно, – я впервые слышу о кремировании. Мы не много говорили о ее последней воле. Я думаю, похороны были бы немного странными, учитывая, что она уехала из этого города десять лет назад, и большая часть ее семьи либо мертва, либо разъехалась.

- Ее чемодан в шкафу. Ты найдешь там что-нибудь.

- Ладно, - это, кажется, единственное слово, которое я могу произнести прямо сейчас.

После того, как он уходит, я, наконец, отпускаю ее руку и кладу на грудь.

Она по-прежнему выглядит так же. Разница только в том, что в комнате совершенно бесшумно - нет прерывистого дыхания - лишь тиканье часов на стене, и мой отец в фоновом режиме тихо разговаривает по телефону.

Нужно что-то сделать, кроме как стоять там, и я, наконец, иду к шкафу и открываю дверцы. Внутри ее небольшой чемодан вместе с моей шляпой и мантией с окончания средней школы. Кроме этого шкаф совершенно пуст.

Странно, что там только две вещи - то, что я оставила позади и то, что она привезла с собой. Сейчас моя грудь болит не за меня или за мою мать, а за него - моего отца. На мгновение я задаюсь вопросом, что он должен чувствовать, когда два человека, которых он любит, всегда уходят.

И это заставляет меня задуматься об Эдварде. Я не знаю, любит ли он меня, но мне интересно, было ли ему больно, когда я ушла. Мне было больно.

Мой разум не позволяет мне игнорировать сходство между мной и матерью. Но я не хочу быть похожей на нее. Я не хочу убегать от вещей, которые пугают меня. Я смелее этого... смелее, чем она.

Открыв чемодан, я обнаруживаю синее платье в цветочек, сложенное сверху, и оно напоминает мне об одном, которое она носила, когда я была маленькой, поэтому я не буду рыться дальше. Я беру его, застегиваю чемодан и ставлю обратно в шкаф.

Это ужасно и мне очень жаль Беллу((( Но она поняла, что так же как мама убегает от своих страхов. Она не такая)))

Конверт от мамы очень кстати, 50 тысяч немного, но хватит, чтобы начать жить. Остается только открыть пакет от Эдварда, и возможно, совместить их?! В следующей главе Эдвард встретится с Таней)

Выразить свои мысли вы можете на ФОРУМЕ. Спасибо Танюше за прекрасную редакцию и Светику за отличный форум