Все это началось, когда Эдвард произнес те восемь слов, которые я никогда и не думала от него услышать.

- Я не собираюсь заниматься с тобой сексом, Белла.

Он плюхнулся на мой диван, скрестив руки на груди и глядя на меня взглядом, полным решимости, который я видела прежде лишь пару раз. Первый раз, когда он сделал матч-пойнт с Эмметом в Wii-теннис . Другой – когда он искал что-то. Кажется, оно начиналось на букву «джи» и заканчивалось на слово «точка».

Ирония состояла в том, что на сей раз, этот взгляд был у него по абсолютно противоположной причине.

- Ты не собираешься заниматься со мной сексом, – повторила я.

Он кивнул:

- А-ха.

- Ты не собираешься заниматься со мной сексом, – повторила я, мое недоверие росло.

Он приподнял бровь, от чего она стала еще более изогнутой, и кивнул, как бы говоря: «Да, это именно то, что я сказал».

- Ты? Ты. Ты, Эдвард Каллен, мужчина, который хранит только две фотографии в своем телефоне – по одной на каждую мою грудь – и ты не собираешься заниматься со мной сексом.

- Белла, какую часть «Я не собираюсь заниматься с тобой сексом» ты не поняла?

- Ту часть, где ты не собираешься заниматься сексом со мной! – он лишь рассмеялся. – Ты имеешь в виду никогда больше?

Он фыркнул и посмотрел на меня как на сумасшедшую. Меня частенько одаривали этим взглядом.

- Нет, я не собираюсь спать с тобой, пока ты не согласишься на…

- Это шантаж!

- Это любовь.

- Так, любовь – это шантаж? – спросила я.

- Любовь – это знание слабостей другого человека и манипуляция ими, чтобы получить то, чего ты хочешь, – сообщил он мне.

- Ты так романтичен, – пробормотала я и плюхнулась на диван рядом с ним. – И с каких пор секс – моя слабость? Ты определенно озабоченнее из нас двоих.

Он рассмеялся:

- Ах, но, видишь ли, это имеет свои преимущества.

- Поясни.

- Все просто. Я хочу секса все время. В любое время, в любом месте, любым способом я хочу секса. На улице, в душе, на кухне, на работе, дома, на публике…

- Опусти эту часть, – прервала его я, закатив глаза и задаваясь вопросом: понимает ли он, насколько сам себе противоречит? Он широко ухмыльнулся.

- О’кей, итак, если я хочу секса сто процентов времени, ты хочешь его, скажем… девяносто пять.

- Что? Да нифига подобного! - возмутилась я. – Этот показатель завышен.

Он выгнул лишь одну бровь, давая понять, что знает совершенно точно, как часто и как сильно я хотела секса, тем самым заставляя меня желать его прямо сейчас.

- Ладно. Давай, скажем, девяносто процентов.

Ворча себе под нос, я согласилась, хотя мы оба знали, что это скорее девяносто пять. Возможно даже девяносто восемь.

Он продолжил:

- Итак, что с теми десятью процентами времени, когда я хочу секса, а ты – нет? Это время стало для меня хорошей практикой воздержания: я научился не получать секса тогда, когда хочу, а ты? Ты становишься крайне надоедливой, когда дело доходит до секса. Я же потакаю тебе.

- Прости?

- Ты слышала меня. Ты как… Мишель Таннер.

Я посмотрела на него слегка напугано и непонимающе.

- Это что, ссылка на «Full House»?

- Ага. Каждый раз, когда ты хочешь секса, я весь из себя такой «Ты получишь его, чувак», – сказал он, и я нахмурилась.

- Две минуты, а ты уже сходишь с ума, – подразнила я его, толкнув локтем. Он рассмеялся и, обняв меня, притянул к себе, одновременно потянувшись за пультом, чтобы выключить телевизор. – Ты у нас никогда последним не бываешь.

- О, да… Но, Белла… – ответил он, понизив голос, и произнося это, коснулся губами моего уха, посылая по моему телу дрожь, – …думаю, мы оба знаем, как долго я бываю последним.

Я повернула голову так, что мы оказались нос к носу.

- Эдвард, ты только что пытался убедить меня, что будешь чувствовать себя прекрасно и без секса… говоря мне о том, как ты хорош в нем, – он лишь пожал плечами. Я усмехнулась: – Ты не сможешь без секса.

Он испустил смешок, нечто между усмешкой и хихиканьем, и я ощутила его дыхание – мятное и прохладное, освежающее.

- О, конечно же, смогу. Вполне успешно. Как только ты согласишься рассказать нашим семьям.

Я закатила глаза и откинулась обратно на спинку дивана.

- О, ну конечно! Это так умно! Это делает тебя таким сексуальным! О, Эдвард! Я немедленно должна сделать это! – я была в ударе.

Он фыркнул:

- Посмотрим, будешь ли ты смеяться через пару дней...

- Через пару дней, мы будем в доме твоих родителей, праздновать «Четвертое июля». Там будет Чарли. И я гарантирую, что не буду заниматься сексом, когда мой отец на расстоянии двадцати футов.

- Посмотрим, – снова пожал он плечами. – Кто знает? Может, к тому времени я сломлю тебя.

Нет, если я сломлю его первым…

…но этого не произошло.

Я всегда полагала, что глубоко внутри я до смешного сексуальна. Как Мерлин Монро – мужчины готовы умереть или убить ради секса со мной; просто я всегда считала, что выше этого, чтобы воспользоваться.

Но нет. Я никогда не использовала эту часть себя, потому что её просто не существовало. Я никогда не была соблазнительницей. И следующие дни я благодарила Господа за то, что мы с Эдвардом работали вне дома, потому как не была уверена, что смогла бы продержаться. Уверена, что не смогла бы.

Тем вечером я готовила пасту. Эдвард сидел за кухонным столом, и я решила изобразить то сексуальное движение, которое видела в фильмах, где я изящно пробую немного соуса, а затем протягиваю ложку ему, чтобы он лизнул. Секунды три я посасывала ложку, глядя на Эдварда, пока не поняла, что обожгла кончик языка, и, хватая ртом воздух как рыба, дернула ложку.

К чести Эдварда, он не рассмеялся мне в лицо. Он просто подождал, пока я подставлю свой язык под струю воды и заржал за моей спиной, наблюдая эту картину.

Однако, все дело вот в чем. Эдвард всегда был и остается сексуальным. Он был сексуален, когда заснул на диване, закинув голову и чуть приоткрыв рот. Он был сексуален, когда бродил по моей квартире в своей обычной домашней одежде – потертых спортивных штанах, которые бросали вызов гравитации, сидя так низко на его бедрах. У него имелись эти две ямочки прямо над его задницей, и, клянусь, эти две ямочки насмехались надо мной. Я имею в виду, это было просто абсурдно, какими привлекательными были эти две ямочки, где должна бы быть плоть.

Он был сексуальным даже тогда, когда был просто веселым и милым – как в ту ночь, когда попросил меня научить его заплетать мне косички и затем провел часа два, пытаясь это сделать, пока я смотрела кулинарный канал. В итоге, все, что он натворил – это миллион узелков на моих волосах.

Он оставался таким, даже занимаясь тем, о чем я никогда бы не подумала, что это может быть сексуальным, но совершенно точно таковым являлось. Усадив меня между ног на диване перед собой, он медленно и осторожно начал расчесывать мои волосы, распутывая каждый узелок. Проводя расческой, он повторял это движение рукой, слегка массируя мою голову. Спустя несколько минут, он перекинул волосы, проводя носом вдоль моей шеи, двигаясь к моему уху, а затем поцеловал меня в плечо.

Я откинулась на него, и он, отбросив расческу, скользнул руками по мне, пробираясь по моему животу под футболку. Его прикосновения всегда казались чем-то волшебным, но особенно это чувствовалось сейчас, после двух долгих дней. Я повернула голову, чтобы поцеловать его, погружая пальцы в его шевелюру.

Уже через пару минут он прижимал меня к дивану, и нежные, томные поцелуи превратились в быстрые и пылкие. Мои колени были по обе стороны от его бедер, и от той силы, с которой он вжимался в меня своим телом и бедрами, штаны соскользнули с его задницы. Я подцепила их пальцами ног, чтобы стянуть еще ниже, в то время как он срывал мою футболку, позволив нашим губам разомкнуться лишь на секунду, чтобы вновь меня целовать. Он был тверд и горяч, и толкался именно там, где я нуждалась. Он опустил лямку лифчика вниз и прижался губами к моей груди, дразня своим языком.

В голове мелькнула мысль о том, что Эдвард может ввести свое секс-эмбарго. Я же была более чем рада быстрому перепиху.

К сожалению, я была идиоткой и умудрилась сморозить это вслух, от чего Эдвард остановился и поднял голову. Я попыталась притянуть его за шею, чтобы заставить вернуться к тому, чем он занимался, но вместо этого он выпрямился и сел.

- Ох. Так близко... Я все же сломлю тебя, – сказал он, слегка запыхавшись, когда вставал с дивана. – Секс-эмбарго дополнилось еще и оргазм-эмбарго.

- Я все еще могу доставлять их себе сама, – заявила я.

Он пожал плечами, но я заметила, как дернулся его глаз – это был знак, который означал, что он разочарован.

- Валяй. Ты ведь знаешь, что они не так хороши, как те, что доставляю я.

Я решила сменить тактику.

- Эдвард, – начала я, проводя рукой по его плечу. Он неосознанно двинулся навстречу моей руке. – Зачем ты делаешь это с собой? – движением, гораздо более смелым, чем я сама, я скользнула другой рукой по его бедру, делая акцент на слове «это».

Он перехватил мою руку как раз перед тем, как я смогла коснуться его…

- Думаю это то, что другие называют «бартер».

- Бартер?

- Да. Я продаю свои яйца за свои принципы.

Я закатила глаза, когда он выпрямился. В ту ночь, рассердившись, я осталась спать на его диване. Или, по крайней мере, я спала на диване до часа ночи, когда решила что это неудобно, и я скучаю по теплу Эдварда рядом со мной.

Это был первый раз, когда я поняла, что вероятно собираюсь проиграть.

На следующий день я была почти уверена, что собираюсь проиграть. Только усилие воли и врожденное упрямство давали отсрочку неизбежному.

Вечером накануне отъезда к Калленам мы сидели в баре с Элис и Джаспером. Эммет и Роуз уже уехали в Теннесси, чтобы провести праздники с его родителями, а Элис и Джас пребывали в той ужасной фазе отношений, когда не могли держать руки подальше друг от друга. Они делали это буквально каждые две секунды, и это было неловко… если не сказать больше.

- Готова сдаться? – спросил меня Эдвард.

- Я тебя умоляю, – фыркнула я. – Находиться рядом с этими двумя – это крайне эффективный способ держаться подальше от секса.

Он рассмеялся.

- Ага, очень трудно думать о сексе, когда ты говоришь о нем в таком ракурсе.

- Что насчет тебя? Готов вывесить белый флаг? – спросила я.

Он дернул плечами.

- Даже и близко не стоял.

Я хмыкнула:

- Ну, не знаю… Ты казался довольно, эм… близко стоящим… прошлым вечером.

К моему удивлению, он рассмеялся.

- Признаюсь, был. Но вот в чем дело, Белла, – он поманил меня двумя пальцами, чтобы я наклонилась ближе, что я и сделала. Затем он прошептал мне на ухо: – Ты знаешь, как сильно я хочу тебя, верно? Все время, везде, – он провел рукой вверх по моему бедру – это было далеко от неприличия, но плавное движение его руки на моей голой ноге разожгло во мне огонь. То, как он обхватил мое бедро – не крепко, без намека на собственничество, раздвинув пальцы настолько широко, насколько это было возможно, – напомнило мне о том, как он иногда управляет моей ногой во время секса, чтобы принять правильную позу. Мизинец проник под подол моей юбки, а прохладное дыхание Эдварда скользнуло вниз по моей шее, я была почти готова сдаться прямо здесь, в баре. Даже на барном стуле. – Тебе стоит сказать только слово, даже прямо сейчас, и я отвезу тебя домой и сделаю все, что ты хочешь, чтобы я с тобой сделал. А если дом – это слишком далеко, я найду что-нибудь поближе.

Думаю, я на самом деле позволила стону сорваться с моих губ, настолько сильно я мучилась в этот момент.

А затем он слегка отстранился, так, что мы смотрели друг другу в глаза, и сказал:

- Но Белла, я хочу, чтобы ты согласилась рассказать нашим родителям, больше, чем я хочу этого.

Он снова откинулся на спинку стула, и то, что он все же скрывал свои истинные эмоции за каменным выражением лица, можно было понять лишь по тому, как слегка дернулся его левый глаз. С другой стороны, а я? Больше чем уверена, дергалось все мое тело.

Лишь во время поездки к его родителям, Эдвард, наконец-то, дал крохотную возможность понять, что все это влияет и на него.

- Итак, думаю, я должен поднять ставку, – произнес он.

Эммет одолжил нам свою машину, и я не могла не заметить, как плавно Эдвард переключал скорость, как его рука обхватывала рычаг, как…

Я вздохнула, и нить размышлений ускользнула от меня. Теперь, еще больше, чем мое нежелание рассказывать о нас Чарли и Калленам, было то, насколько меня заинтриговала причина, по которой Эдвард был так непреклонен в этом вопросе. Он на самом деле не объяснял; вместо этого, каждый раз, когда я поднимала эту тему, он просто заявлял, что это естественное развитие отношений. На что я возражала: разве это может быть естественным, если при этом ты должен шантажировать свою девушку?

На самом деле, мы даже немного поссорились в последний день, или что-то вроде того. Нет, все было вполне цивильно, просто немного пререканий то тут, то там… Но все-таки это было непривычно для нас, и я не могла не отметить про себя, что сексуальная неудовлетворенность делала все только хуже.

Я отвернулась от окна, переспрашивая:

- Поднять ставку?

- Именно, – кивнул он. – Это намного сильнее сказывается на мне, чем на тебе.

Я фыркнула. Каменное выражения лица удавалось ему все лучше и лучше, но при этом он принял душ восемь раз за последние три дня. Я имею в виду, оно и понятно – лето, но более чем уверена, он был разгорячен по совершенно иной причине: я. Я усмехнулась, очень гордясь своим внутренним монологом, когда переместила свой взгляд на его ширинку и ответила:

- О, поверь, я знаю об этом.

Он закатил глаза.

- Ты знаешь, я пытался избежать этого, и если бы ты смягчила свою позицию… Но нет. Поэтому теперь эмбарго касается секса и… объятий во сне.

- Что? – воскликнула я, услышав резкие нотки в своем голосе. Не спать с Эдвардом было довольно сложно, но действительно не спать с ним – будет пыткой! Я так привыкла засыпать рядом с ним. На деле, я не могла даже припомнить последний раз, когда мы не проводили ночь вместе, за исключением его командировок.

- Аха, – кивая, подтвердил он. – И не только, пока мы будем у моих родителей. Если ты не согласишься рассказать им в эти выходные, Белла, эмбарго продлится.

- Объятий во сне, Эдвард? Серьезно? – я пыталась произнести это безразлично, словно мне было наплевать, но Эдвард знал меня слишком хорошо. Лишить меня объятий во сне – лишить меня его – значит действительно ударить меня в самое больное место.

Он фыркнул:

- Да-да. Ты можешь доставлять сама себе удовольствие…

- О, поверь мне, я делаю это, – прервала я его. Мне понравился тот факт, что его глаза остекленели, ведь я знала, что он представлял пару секунд до того, как встряхнул головой, отгоняя эти мысли.

- Как я уже сказал, ты можешь доставлять удовольствие сама себе, – левый уголок его губ дернулся, потому что он все еще был парнем, даже если посрамил мужской род, добровольно отказывая себе в сексе. – Но ты не можешь обнимать сама себя во сне, Белла, – произнес он, убирая руку с рычага, чтобы сжать мое колено, – зависимая от объятий пятого уровня из пяти возможных. Если бы объятья во сне присутствовали в каждом наркотике на планете, ты была бы Кортни Лав.

Я закатила глаза, но мысленно я уже слышала «Та-да-да-дам». Я была больше чем уверена: мои дни сочтены.

Дом Калленов был большим и красивым, но его верхний этаж еще не был отделан так же шикарно, как нижний. Классические деревянные половицы иногда скрипели или продавливались, когда вес распределялся неравномерно по их площади. А так оно и происходит, когда ты пытаешься пробраться из одного крыла дома в другое – ведь именно там располагалась комната Эдварда – особенно, когда ты минуешь не только спальню Карлайла и Эсме, но и ту гостевую комнату, где спит твой отец. Так что, ничего удивительного.

Но прошло уже три дня. Три дня с тех пор, как я спала рядом с Эдвардом, и шесть – с тех пор как я спала с Эдвардом. И все это вылилось в самую паршивую неделю в моей жизни. Отчаянные времена требуют отчаянных мер.

Каким-то образом, и под «каким-то образом» я имею в виду «на цыпочках и сгорбившись, словно я какой-то мультяшный злодей», я сумела пробраться, никого не потревожив. Я проскользнула в комнату Эдварда, придержав и медленно опустив дверную ручку, будто её тихий щелчок мог разбудить весь дом.

Эдвард лежал на животе на одной стороне кровати. Мое сердце сжалось, когда я увидела, что даже в мое отсутствие он все еще спит на левой стороне, с вытянутой в правую сторону рукой – туда, где обычно нахожусь я. Из-за жары он отбросил простыни и спал лишь в боксерах. Лунный свет, пробивавшийся сквозь занавески, освещал его кожу и заставлял желать меня коснуться его, везде.

Особенно этих двух ямочек на его пояснице, выделяющихся куда четче, чем когда-либо, от того, как тень падала на них. Привет, друзья мои!

Порой мне казалось, что я скучала по нему даже тогда, когда он был совсем рядом, и я направилась к кровати. Совсем неизящно нырнув в постель со своей стороны, ближе к стене, я приподняла его руку и легла. Это заставило его проснуться, и должна признать, возможно, поэтому я так и сделала.

Он приоткрыл один глаз и пробормотал:

- Ты здесь, чтобы поприжиматься ко мне?

Я рассмеялась и теснее прижалась к нему.

- Может быть, – ответила я, скользнув своими холодными ногами поверх его, и он дернулся, недовольно хрюкнув, убирая подальше свои ноги.

- Не могу обжиматься с тобой, – промямлил он. Даже если его слова противоречили тому, как его руки обвили меня и притянули ближе, он все же повернул голову в другую сторону.

- Почему нет? – спросила я, уткнувшись лицом в его шею.

Он тихо хмыкнул, притягивая меня еще ближе, но головы не повернул, поэтому, когда он заговорил, я не расслышала его ответ.

- Что? – переспросила я, приподняв голову.

- Потому что никто не отменял эмбарго на секс и объятия во сне, – ответил он, все еще наполовину сонный.

- Я не о сексе. Мы можем просто поприжиматься? – умоляла я. Я была удивлена, как сильно успела соскучиться по тому, чтобы просто быть с ним рядом.

- Нет.

- Почему нет? – фыркнула я.

- Потому что, думаю, я близок к тому, чтобы сломить тебя.

Я закатила глаза, начиная раздражаться, частично из-за его упрямства, и отчасти из-за того факта, что его, кажется, совсем не волновало, что прямо сейчас он доводил меня практически до отчаяния.

- Не понимаю, почему ты так упорно настаиваешь на этом, – заявила я.

- Не понимаю, почему ты так упорно сопротивляешься этому, – парировал он.

Я села, вздыхая. Так и знала, что у меня не получится просто прошмыгнуть в его комнату, но я реально соскучилась по нему. Эдвард, возможно, хотел рассказать нашим родителям, черт, он даже, возможно, шантажирует меня, чтобы добиться своего, но на самом деле он никогда бы не стал делать это против моей воли. Итак, мы продолжаем держаться на расстоянии друг от друга; к сожалению, от того, что он был и моим лучшим другом, и моим парнем, даже небольшой разрыв между нами казался вдвое больше.

Несколько секунд спустя я почувствовала, как он окончательно проснулся. Он перевернулся на спину и обвил меня руками, уговаривая лечь обратно. Я повернулась набок и уткнулась в него. Я слегка пробежалась пальцами чуть ниже его ребер, где, как я знала, он был особенно чувствителен к щекотке.

Он дернулся и произнес:

- Прекрати, – шлепнув по моей руке, прежде чем сплести наши пальцы.

- Ненавижу ссориться с тобой, – сказала я ему.

Повернув голову, он прижался подбородком к моей макушке.

- Я тоже. Это пытка.

Я закатила глаза, потому как знала, что он насмехался надо мной. Конечно, даже наши ссоры были довольно безобидными – мы просто не были любителями поскандалить, хотя я бывала иногда иррациональной. Но он легко справлялся с этим, с той невозмутимостью, которая обычно приводила меня в чувство; но когда я была зла, это просто бесило меня: я лишь хотела вызывать в нем ответную реакцию, ведь он постоянно делал это со мной.

- Хочешь сделать то, что мы делаем? – спросила я его.

- Говорю тебе, у нас не будет секса, – ответил он. Я легонько ущипнула его, от чего он подпрыгнул и рассмеялся, потому что знал – я говорила не об этом.

- Я позволю начать тебе первым, – милостиво предложила я.

Он вздохнул:

- Ненавижу это.

- Ты справишься, – тихо ответила я.

Он замер на мгновенье.

- Ладно, о’кей.

Я попыталась немного отодвинуться, так, чтобы видеть его, пока он говорит, и улыбнулась, когда он воспротивился моему маневру. Вместо этого, он повернулся набок, подложив под щеку руку, и открыл глаза. Я повторила его позу, но положила свои ноги, которые теперь были теплее, поверх его. Он немного пошевелил пальцами, касаясь моих ступней, от чего я захихикала.

Я ткнула его локтем.

- Прекрати.

- О’кей, итак моя де…

- О, нет! – прервала я его. – Ты знаешь, как мы должны начинать.

Он закатил глаза. Это движение должно было вызвать у меня еще большее раздражение, но… когда он так делал, его ресницы почти касались бровей, и наблюдать за этим было так хорошо, что мое раздражение таяло бесследно.

- К сведению, я все еще нахожу это таким же глупым, как в тот день, когда ты это предложила.

- К сведению, мне плевать. Это работает. Важно установить сцену. Я говорила тебе, как это сработало с моей группой импровизации, – заспорила я.

Еще одно закатывание глаз, и что-то вновь предательски переворачивается в животе.

- Я не знаю, почему мы должны прислушиваться к советам любительской театральной группы «Труппа Догги Дог», – пробормотал он. – И ты пробыла в ней вроде дня четыре, прежде чем они выкинули тебя…

- Просто начни эту проклятую сцену, Эдвард!

Он простил горло, и самым скучным, незаинтересованным голосом, который только мог изобразить, начал:

- Привет, мой лучший друг Белла. Как странно увидеть тебя в этой кофейне.

Добавив экстра-энтузиазм в свой голос, я ответила:

- О, приветик, мой лучший друг Эдвард! Как замечательно видеть тебя. Как ты?

Нарушив порядок, Эдвард заскулил:

- Белла, это так глу…

- Эдвард, из любви к Богу и нашей интимной жизни, пожалуйста, продолжай играть!

Он вздохнул.

- Отлично, – он снова вернул этот странный тон, нарочно выговаривая каждое слово. – Я в порядке, Белла. Я поссорился со своей девушкой, которая абсолютно не ты.

- Что ж, – ответила я. – Поскольку я – твой лучший друг и, определенно, не твоя подружка, расскажи мне обо всем!

Эту часть, я знала, он считал важной, потому что его голос снова стал нормальным, и он, взяв меня за руку и поигрывая моими пальцами, заговорил:

- Моя девушка пока не хочет рассказывать нашим родителям о наших отношениях, что я нахожу немного нелепым, так как мы вместе почти шесть месяцев.

- В этом месяце будет пять, – исправила его я.

- Что почти шесть месяцев, – возразил он. – Обычно, я понимаю это; она немного подвержена фобии, но она любит меня, и это все, что мне нужно, – он поднял взгляд, чтобы встретиться с моим, когда произносил следующие слова: – Но иногда, это просто ранит мои чувства.

Я вышла из образа – к черту мою превосходную театральную подготовку.

- Ты не можешь так говорить! Ты играешь на моей симпатии, как твоей девушки!

- Это не моя вина, что ты не можешь отбросить то, что ты моя девушка, и сфокусироваться на том, как бы ты реагировала, будь моим другом.

Он попал прямо в точку, и я притянула наши сплетенные руки к своим губам и поцеловала их.

- Наверное, я и правда не могу, – тихо сказала я. – Так, может, мы просто поговорим об этом, как ты и я?

Он рассмеялся.

- Ага. Думаю, с меня хватит этих ролевых игр. Только если…

- Сосредоточься, – предупредила я его.

Он лукаво мне ухмыльнулся:

- Мы еще вернемся к этой теме.

- Конечно, но, может быть, когда мы не будем отрицать возможность секса. Или в доме твоих родителей.

Он усмехнулся.

- Хорошее замечание.

- Эдвард… Я не могу больше заниматься этим. Я имею в виду, все эти игры – это, конечно, весело, но больше не забавно, – сказала я. Мне действительно необходимо, чтобы все эти вопросы между нами разрешились.

- Просто объясни еще раз, – сказал он, и его слова прозвучали так нежно, что я сделала бы что угодно, о чем бы он ни попросил. – Скажи мне, почему ты не хочешь рассказывать им.

- Потому что появляются ожидания, – ответила я.

Он выгнул бровь.

- У тебя нет ожиданий? Потому что у меня есть…

- Ожидания окружающих. Это нормально, если у тебя или у меня есть ожидания, – сказала я ему. – Это хорошо, это то, что движет нами. А ты… – я погладила его щеку, – ты буквально безупречен в этом.

- В чем? Быть напористым и единственным, кому что-то нужно в отношениях? – пошутил он.

Я улыбнулась ему, но была более чем серьезна, когда ответила:

- Нет. Ты безупречен в том, что ты со мной.

- Ты понимаешь, что только что подтвердила мой аргумент, – сказал он.

Я вздохнула и откинулась на спину, прежде чем взглянуть на него.

- Знаешь, если я соглашусь сейчас, это произойдет по совершенно неправильным причинам.

- Что за «неправильные причины»?

Я пожала плечами.

- Чувство вины из-за того, что огорчаю тебя. Или просто возбуждаюсь.

Он рассмеялся:

- Я не против.

- Что? – резко повернув голову в его сторону, спросила я. – Ты должен чувствовать вину за то, что из-за тебя я чувствую вину!

- Неа, не очень-то, – ухмыляясь, сказал он. – Но я чувствую возбуждение, зная, что я возбуждаю тебя. Это считается?

Я рассмеялась, вопреки самой себе.

- Можем мы, по крайней мере, снять эмбарго на объятья во сне? – я перекатилась к нему, обвив его руки вокруг себя, когда он рассмеялся. – Я действительно, очень соскучилась по сну рядом с тобой.

Он вздохнул.

- Однажды, я отыщу то место, где ты спрятала мое мужское достоинство, – он с любовью поцеловал меня в висок. – Но, да. Можем о нем забыть, – я уже собиралась сказать «спасибо», как бы глупо это ни звучало, когда он добавил: – Обо всем. Все эмбарго.

Я запрокинула голову, чтобы взглянуть на него – он улыбался. Мне нравилось то, что у него ничего не вышло, но он по-прежнему улыбался. Он сладко и целомудренно поцеловал меня и сказал:

- Оказывается, я чувствую себя немного виноватым за то, что заставил тебя чувствовать себя немного виноватой.

И, может, это была реверсивная психология, или, может, мне просто было необходимо достать свою упрямую голову из моей столь же непреклонной задницы, но теперь я была готова дать ему это. Эдвард никогда не подталкивал меня к чему-то неправильному. И если у других людей – таких важных людей для нас, как его родители и мой отец, – появятся ожидания, я должна буду разобраться с этим. Я должна прекратить расстраивать Эдварда тем, что боюсь. Он мирится с этим и все еще любит меня, именно поэтому он не заслуживает такого отношения.

Поэтому, улыбаясь, я дважды, очень быстро поцеловала его, прежде чем произнесла:

- Ладно, давай расскажем завтра.

И медленная улыбка расползлась на лице Эдварда, а затем он издал тихий возглас:

- О, Господи, реверсивная психология работает! – я только рассмеялась, а он обхватил мое лицо руками и поцеловал. – Ты уверена? Я не хочу, чтобы ты чувствовала вину за то, что я чувствую вину за то, что ты чувствуешь вину.

Я снова захихикала:

- Я не чувствую вины, клянусь. Я немного напугана, но я не чувствую вины.

- Напугана? Я не…

Я прервала его легким чмоком.

- Не беспокойся об этом. Со мной все хорошо, правда.

Он ухмыльнулся и поцеловал меня, на этот раз долго и пылко. Я перекатилась на спину, притягивая его к себе. Он навис надо мной, слегка придавив своим весом, прежде чем, отстранившись, посмотреть на меня.

- Итак… – сказал он, улыбнувшись. – Секс-эмбарго снято. Между нами все хорошо и прекрасно. Ты хочешь…

- Честно? – спросила я. – Не очень. Я имею в виду, я люблю тебя, и я соскучилась по тебе, но даже сама идея быть пойманной нашими родителями, особенно моим отцом, убивает во мне всякое сексуальное желание.

- О, Слава Богу, – сказал он, скатываясь с меня обратно на кровать. Просунув руку мне под плечи, он притянул меня к себе. Я закинула на него ногу, и он провел рукой по моему бедру. – Серьезно, весь этот риск быть пойманными кем-то заводит… но только не тогда, когда это люди, связанные с тобой кровными узами.

Я рассмеялась и согласилась.

- Итак… Думаю, мы можем просто пообниматься во сне?

Он тоже рассмеялся.

- Объятье-зависимая. Да, мы можем. Но тебе придется прошмыгнуть обратно в свою комнату утром, чтобы мы… ну, знаешь, случайно не сообщили им обо всем до того, как на самом деле расскажем.

- О’кей, – ответила я, затем посмотрела на него и спросила: – Это странно, что мы не хотим заняться сексом прямо сейчас?

Он усмехнулся.

- Не странно, просто мы крайне сознательны из-за того, что наши родители на расстоянии двадцати футов.

И неожиданно я вспомнила кое-что.

- Есть одна вещь, которую я хочу сделать. Перевернись на живот, – велела я ему.

- Что?

- Перевернись на свой живот.

- Ладно, – скептически произнес он, но сделал то, о чем я попросила.

И там были они. Я пробежалась пальцами по крошечным округлостям на его спине, прежде чем наклониться и поцеловать их, отчего Эдвард рассмеялся. Я скучала по вам, друзья мои.

В ту ночь я крепко спала.