- Твоя последняя жертва… - я замолкаю, тщательно рассматривая файлы. Вот именно поэтому полиция так долго искала его, то, на что он потратил прошлый год.

- Розали Хейл. Красивая, роскошные формы тела, но рот портил эту обёртку, - он презрительно кривит губы, полный отвращения взгляд портит его прекрасные черты лица.

- Нехарактерна для тебя, - я беру в руки фотографию Розали. Волосы этой блондинки, её большие голубые глаза не имеют ничего схожего с другими женщинами. Настоящая загадка.

- Помнишь нашу поездку во Флориду? Когда ты познакомила меня со своей мамой? – его голова наклоняется в сторону, глаза сканируют фотографию в моей руке.

- Ты долго выжидал. Почему? – внезапно я закрываю рукой изображение Розали, не позволяя ему насладиться её видом.

- Мне не нужна фотография, Изабелла. Я достаточно хорошо помню каждую деталь, - его пальцы стучат по цепям, и со вздохом он продолжает: - Она ужасно относилась к твоей матери. Рене потеряла работу из-за Розали. Она никогда не уставала рассказывать о себе, думала, что непобедима. Я думал, будет правильно избавиться от неё.

Я дрожу от этих слов. С его уст это звучит так просто, как лекарство от болезни.

- Она борец, как и ты. Замечательный ротик и дерзость. Вообще-то она думала, что я сексуально извращённый. Знаешь, женщины иногда сбивают с толку. В один миг они хотят всё, а когда я не хочу их грязных прикосновений, они становятся такими чувствительными, -
отвращение читается на его лице, презрение во взгляде.

- Ты… - не могу закончить свой вопрос, вкус желчи на губах вместо слов. Я напоминаю себе, что с больше чем с двадцатью женщинами он играл, больше двадцати женщин он убил.

- Я никогда не принуждал женщин, Изабелла. У тебя есть отчёты, - его губы сжимаются в одну тонкую линию, словно он раздражён моим поведением. Как будто бы я обидела его своим вопросом.

- Тебе… Тебе нравилось? – я сжимаю зубы и злюсь. На себя и на него.

- Посмотри на себя, интересуешься, как я жил. Ты действительно замечательная жена, - он улыбается мне, гордится мной, и моё сердце ускоряет ритм.

- Эдвард, - я вздыхаю, желая, чтобы он прекратил.

- Ты ревнуешь? Не стоит ревновать к мёртвой женщине. Всегда была только ты, Белла, - мои глаза встречаются с его глазами - развеселённые зелёные глаза встречаются с разъярёнными коричневыми.

- Она была найдена без единого волоска, - я вздрагиваю, вспоминая всё. Её нашли связанной, как и всех остальных, но без единого волоска на теле.

- Каждый знает, что у настоящего серийного убийцы должно остаться напоминание о жертве, - он смотрит на мои волосы, предлагая мне одну из своих кривоватых ухмылок.

- Ты когда-нибудь сожалел о содеянном? – я знаю, что нет, но хочу услышать эти слова от него.

- В смысле убитые женщины или причинённая тебе боль?

- Женщины, - я стараюсь держаться подальше от темы про нас, пытаясь убедить себя в том, что мне нужны ответы на оба вопроса. Но чем больше я сижу здесь, тем больше понимаю: в действительности мне нужен ответ лишь на один вопрос.

- Разве это важно? – он знает, что важно.

- Нет, - да.

- Ты позволишь мне подержать тебя за руку? Прошло столько много времени, и ты выглядишь
такой уставшей.

- Держись подальше от меня, кретин! – шиплю я.

- Почему бы и нет? Вспомни, как ты царапала мою спину, когда я теребил твой клитор? Та маленькая сучка царапала мне руки прежде, чем я схватил её за шею. Напрасная трата красивой девушки, - он качает головой, и я знаю, что он хочет запустить руку в свои волосы. Он отчаянно хочет этого, его самая сексуальная часть.

Он любит, когда у него короткие волосы.

- Оставьте чуть длиннее, чтобы она смогла схватиться за них, - сказал он однажды парикмахеру, когда мы познакомились. Он привык делать всякие подобные вещички для меня: брился, чтобы щетина не тёрлась о мою щеку, когда он целовал меня, или чтобы она не отвлекала меня, когда он был между моих ног.

Я всегда могла сказать, когда он был в плохом настроении. Просто пройдитесь руками по его волосам, потеребите их, и это решит все проблемы.

Вероятно, я не знала о нём всего, его настоящего, но я знаю его привычки.

- Ты видишь, каким внимательным я был по отношению к тебе? Я позволил тебе вонзить зубы в меня, пометить меня, шлёпать меня. Я всегда позволял тебе это, но никогда не поднял руку на
тебя.

- И что это должно значить? – я смотрю на него, хочу понять, к чему он клонит.

- Хочу, чтобы ты думала, что знаешь меня. Как-никак, мы провели несколько лет вместе, - он притворно надувает губы, его нижняя губа выпячена вперёд, и я трясусь.

- Я совсем не знаю тебя, - я качаю головой и чувствую себя, словно в тумане.

- Детка, мы можем поговорить буквально минутку? Как в старые времена, лишь ты и я? – он подвигается вперёд и роняет подбородок на скрещённые руки. Эта очаровательная, милая улыбка напоминает мне о нашей первой встрече, и на какой-то момент я понимаю, что готова сдаться.

- Мы разговариваем, Эдвард, - я выпрямляюсь, моргаю, словно освобождаюсь от его чар.

- Нет. Я пытаюсь раскрыть тебя, чтобы ты приняла то, что твои чувства всё ещё здесь, а ты постоянно отрицаешь и отрицаешь. Разочаровывает это, правда, - пожимая плечами, он вытаскивает из пачки другую сигарету. Наблюдаю за тем, как клуб дыма вздымается вверх из его рта, и я борюсь с острым желанием поцеловать его.

Я всегда ненавидела сигареты, заставляла его выходить на балкон и курить там. Вкус табака на его языке всегда сводил меня с ума.

Всё, касавшееся его, сводило меня с ума.

- Твои доктора говорят, что ты одержим, - меняю тему разговора, ловлю его взгляд на себе. Что-то светится в его глазах, но я не могу разгадать, что же это.

- Они много чего говорят. Например, тестируют очевидное, но не могут привязать ко мне что-то одно. Всё это так косвенно. Я мог бы получить освобождение под залог, - он выдувает ещё одно кольцо дыма в воздух так, как будто ничто в этом мире не заботит его.

- Они никогда не удовлетворят такую просьбу, - моё горло сжимается, и трясутся руки, когда думаю о том, что он мог бы быть освобождён. – Я записываю, и это всё, что им надо.

Он улыбается мне своей печально известной кривоватой улыбкой, почёсывая подбородок.

- Ох, дорогая моя, ты никогда им это не передашь. Это ты записываешь для себя.

- Ты ошибаешься.

- Правда? Мне интересно, будешь ли ты прикасаться к себе, слушая эту запись повторно? Я помню, как ты выглядишь, раскинутая на простынях, открытая, ждущая. Помнишь, как во время нашего медового месяца ты разрешила мне увидеть твой оргазм? – вижу, как он проводит зубами по губам, вспоминая, я закусываю щеку изнутри.

- Нормально думать обо мне. Я до сих пор думаю о тебе. Когда рука касается моего члена. Ты, как шёлк, вокруг меня, такая тёплая и влажная. Позволь мне прикоснуться к тебе, - я закрываю глаза, его голос накатывает на меня, словно волнами. Я должна постоянно напоминать себе о том, что он сделал, что он убьёт меня, если я окажусь ближе к нему. – Соблазнительно ведь? И ты не позволила ни одному мужчине коснуться тебя, кроме меня, - его дерзкая ухмылка заставляет мои пальцы сжаться.

- Откуда ты можешь это знать? – с тех пор, как он ушёл, я погрязла в работе, позволяя ей отвлечь меня. Когда я чувствовала себя одинокой или думала о нём, о том, что бы он делал со мной, - на эти случаи я купила себе друга.

Прибор на батарейках не разочарует вас, не бросит. Идеальная компания.

- Потому что я бы убил его, ты знаешь, - это обещание, знаю, что он убьёт любого, прикоснувшегося ко мне. Это сильно волнует меня.

- Я не приз, Эдвард, не твой трофей, не твоя собственность, - усмехаюсь.

- Но так и есть. Ты моя, и когда ты позволишь другим мужчинам прикасаться к тебе, - он замолкает, злость таится в его зелёных глазах. – Я напомню тебе, кому ты принадлежишь, заставлю смотреть на то, как я убиваю его, - он успокаивается, смотря на меня, но я чувствую вызов в его словах. Он думает, я проверяю его, и я проверю.

- Почему ты выбрал меня? – спрашиваю я, смотря на часы. Я застряла тут с ним на четыре часа, и даже если часть меня, не хочет уходить, я знаю, что должна уйти.

- Ты самое красивое, на что когда-либо натыкался мой взгляд, - он расслабляется на своём месте, его изумруды смотрят на меня с такой любовью, той же, что и на нашей свадьбе. Но я-то знаю, что это такое: притаившаяся ненависть, что хочет затоптать меня снова.

- А я была наивным подростком, что влюбилась в тебя, - качаю головой.

- Любовь. Ты притворяешься. Можешь лгать своему отцу, но ты любишь меня, - и это так.

В последний раз смотрю на часы, внезапно ощущая острую нехватку свежего воздуха, и
безошибочный скрип стула Эдварда по полу пугает меня.

- Не волнуйся, мы вскоре снова увидимся, - он окидывает меня взглядом, и я знаю, что ему ещё есть, что сказать. Благодарна ему за то, что он молчит, не думаю, что смогу вынести ещё что-нибудь.

Просто отпусти меня, Эдвард. Пытаюсь сказать ему эти слова своим взглядом, хотя знаю, что погибну, если он так поступит.

- Сомневаюсь в этом, Эдвард, - говорю я ему вместо этого и собираю бумаги, останавливаю его пальцы, которые норовят подобраться поближе ко мне.

– Не надо, - даже не хочу смотреть на него, потому что если посмотрю, то расплачусь.

А он недостоин этого, даже если бы я и захотела, чтобы всё оказалось наоборот.

- Я всё ещё люблю тебя, - забываю, как дышать, его слова, как удар в живот.

- Ты психопат. Психопат без каких-либо подкупающих особенностей. Ты ничего не чувствуешь. Ты не можешь меня любить и никогда этого не делал, - никаких эмоций, однако сердце бьётся в грудной клетке так быстро.

- Всегда был впечатлён тем, что умеет вытворять твой ротик, Изабелла, но ложь к этому не относится, - со стуком в дверь, посмотрев на Эдварда в последний раз, вспоминаю всё то, что нас связывало.

Только надеюсь, что смогу отпустить его на этот раз.

Перевод: Лиза-love-Сумерки
Редактура: Ksushenka

Источник: http://robsten.ru/forum/96-3091-1