В субботу утром я решила пройтись. Эдвард рассказывал нам об экспозиции своих работ в Митпекинг. В общем-то, он не хотел этого – он вовсе не пытался заставить нас посетить её, – но Челси спросила его об этом, что называется, в лоб, и было бы странно и даже невежливо не рассказать.

Всю неделю я сомневалась, стоило ли мне идти, но когда наступила суббота, я просто не смогла усидеть на месте. Две недели он рассказывал нам о том, что искусство – зеркало души. А это было искусство Эдварда – зеркало его души. Я должна была посмотреть на это.

Я встала и оделась, радуясь, что целых на два дня могу забыть о школьной форме. Джинсы, футболка, толстовка, кеды. Все было довольно обычным, но вместе стоило около тысячи долларов – Дуаеры не носят ничего дешевого, даже футболок.

Моя мать уже ушла к тому моменту, когда я спустилась вниз, а Фил, кажется, находился в Швейцарии. Я встретила лишь Люси, нашу домработницу, проходя через кухню. Она улыбнулась мне, когда я пожелала ей доброго утра.

Я сомневалась, стоит ли вызывать машину. Моя мать настояла бы на этом, но я всегда испытывала неловкость в таких случаях. Я выглядела абсолютно обычной девушкой, во мне не было ничего примечательного, так что в итоге я решила поехать на метро. По пути к Лексингтон я зашла в «Starbucks» и при этом чувствовала себя совершенно нормально. Было здорово ощутить себя одной из всех этих безликих людей, что меня окружали. Я могла быть кем угодно. Я была никем.

Я жила в Верхнем Ист-Сайде, а галерея Эдварда находилась на западе Нижнего Манхэттена. Дорога туда на метро заняла целую вечность. Это был из тех случаев, когда кажется, что это хорошая идея, но в итоге все заканчивается мучительной болью в заднице. Не проехав и половины пути, но успев испытать на себе все прелести толкучки в переполненном вагоне метро, я пожалела, что не взяла такси. К полудню я, наконец, смогла отыскать узкое, трехэтажное кирпичное здание, в котором располагалась галерея. На первый взгляд оно казалось таким же, как и тысячи других зданий в Нью-Йорке, но его первый этаж был основательно перестроен. Гладкие белые стены, стекло повсюду, и свет, который, кажется, появляется из ниоткуда, выделяли его на фоне остальных.

Я сделала глубокий вдох и поправила волосы, прежде чем открыть тяжелую стеклянную дверь. Вообще-то, я не боюсь посещать подобные места – с деньгами это легко. Я могла бы купить эту галерею, и все это здание с помощью моего трастового фонда. Фил же мог бы купить весь квартал и еще пять кварталов вокруг. Несколько раз. Но я ненавидела ощущать себя такой юной и неопытной, я действительно ненавидела это. Меньше всего мне хотелось сейчас казаться молоденькой старшеклассницей, даже если Эдварда здесь не было. В тот момент мне захотелось, чтобы я была одета иначе. Толстовка? О чем я вообще думала?

Но усилием воли я заставила себя войти внутрь и сделать вид, будто нет ничего необычного в том, что восемнадцатилетняя девушка пришла в галерею одна в субботу утром. Я взглянула на огромный глянцевый постер, висящий на пустой стене. Еще два художника, кроме Эдварда, участвовали в выставке. Я медленно прошла по периметру всего зала, стараясь не показать, насколько мне неинтересны работы других художников.

Когда я, наконец, увидела работу с именем Эдварда под ней, я остановилась, не в силах оторвать от нее взгляд. Большая, наверно, пять на семь футов. Борьба множества ярких и теплых оттенков. На первый взгляд казалось, что работа довольно абстрактна, но чем дольше я всматривалась, тем больше видела. На ней были тела – дрейфующие фигуры, то в фокусе, то вне него. Местами только образ человека, местами четкий контур тела. То омывая, то скрывая, то подсвечивая человеческие тела, везде был этот цвет. Картина была будто ожившая, пульсирующая. Цвет – чувственным. Казалось, он обтекает все эти фигуры, будучи живым и каким-то невероятно близким. Мое сердцебиение учащалось лишь от одного взгляда на эту картину. Если это и была душа Эдварда, то она была еще более завораживающей, чем я предполагала. А я и без того думала, что он был очень интересен.

- Видишь что-то, что тебе нравится?

Его голос, прозвучавший так близко от моего уха, заставил меня вздрогнуть и подпрыгнуть на месте. Эдвард выпрямился и сделал шаг назад, чтобы дать мне возможность придти в себя. Я почувствовала, как глупый румянец тотчас же залил мое лицо, и нервно захихикала. Пока я, прижимая руку к сердцу, пыталась восстановить дыхание, он улыбался широкой, искренней улыбкой, держа руки в карманах. И это совсем не помогало.

- Не могу поверить, что ты пришла, – удивленно сказал он.

Я пыталась придумать правдоподобную ложь, чтобы он не понял, какой я на самом деле сталкер.

- Вы говорили нам о выставке, а мама Джейн сказала, что на нее действительно стоит взглянуть. Я как раз направлялась в «Apple Store», когда увидела на вывеске ваше имя… Это ведь ничего? Что я зашла? Я не думала, что вы будете здесь.

- Все нормально. Это здорово, вообще-то… – может, все дело в моем бурном воображении, но мне показалось, что он был немного уязвлен услышанным, но какой именно частью, я не поняла. – Обычно я здесь не бываю. Нужно было решить некоторые вопросы с владельцем галереи. Ну, так что ты думаешь?

- Эм… я видела пока только эту картину. Но это удивительно. Серьезно, я поражена вашей работой.

Восторг Эдварда был очевиден.

- Спасибо. Рад, что ты так думаешь. Как насчет индивидуальной экскурсии с художником? – сказал он, и уголок его губ изогнулся в улыбке. Он сказал это шуткой, с наигранной претенциозностью, но какой-то скрытый смысл в его словах заставил меня поднять взгляд и посмотреть ему в глаза. У меня перехватило дыхание, стоило мне ощутить мощный поток энергии, прошедшей между нами. Показалось, что ненадолго самодовольная ухмылка исчезла с его лица. Но затем он кивнул мне, чтобы я следовала за ним, и повел меня по всему залу.

- Вероятно, я не должен любопытствовать, но… – начал он, – тебе нравится курс искусствоведения?

- Да, – ответила я слишком воодушевленно. Но это заставило его улыбнуться, так что ничего страшного. – На самом деле… все эти дискуссии об искусстве – я никогда не думала об этом раньше, но сейчас кажется, что я просто не могу заставить себя не думать об этом.

- Это… Я действительно рад это слышать. У тебя прирожденный дар видения искусства, Изабелла. Наблюдения в твоей работе… – он покачал головой. – Я не умел быть столь логически последовательным в своих рассуждениях, когда учился в колледже.

- Спасибо, – прошептала я.

- Итак, эта первая работа из серии, – произнес он, останавливаясь у картины слева от меня. – Их нужно смотреть в правильной последовательности, она ведет к… Одна работа вытекает из другой, пока в итоге не приводит к…

- К этой, – я указала на полотно на противоположной стене, потому что после того, как он сказал мне, что они взаимосвязаны, стало ясно как день, что кульминация заключается именно в этой работе.

- Правильно, – пробормотал он. – Очень хорошо.

- Вы сказали, что они к чему-то ведут – к чему? Что вы имели в виду?

Он усмехнулся и опустил подбородок, я готова была поклясться, что он смутился.

- Ну, я пытался… В смысле, это исследование…

- О, они о сексе, – закончила я за него, потому что в этот момент я сумела взглянуть на них вместе и увидеть это. Я смогла почувствовать это.

- Эм… ну, не только о сексе. Как секс… вернее, как отношения… влияют на нас и меняют нас. Как люди используют секс и привыкают к этому. Не только о том, как двое людей сходятся, это скорее об обмене энергии. Обо всем этом.

Я лишь кивнула, потому что не смогла бы сказать что-то и при этом не покраснеть словно сумасшедшая. И потому что я задумалась над его словами – они казались очень темными и лишенными какой-либо романтики. Думать о том, какой жизненный опыт заставил его мыслить именно так, мне не нравилось.

- Извини, – продолжил он через минуту. – Вероятно, для тебя это слишком.

- Нет, не слишком. Когда я смотрю на ваши картины, я вижу именно то, о чем вы говорите.

Он рассмеялся и закатил глаза:

- Великолепно. Теперь я чувствую себя извращенцем.

Я тоже рассмеялась:

- Нет, все в порядке. Что насчет тех помпезных картин французских художников, которые вы показывали нам на уроке? Вы говорили, что все они о сексе, несмотря на то, что выглядят такими милыми и симпатичными.

- Фрагонард?

- Да, он. Вы просто сделали это более бросающимся в глаза, не так ли?

Он взглянул на меня.

- Думаю, да. Это, пожалуй, чересчур для старшей школы. Я просто забыл… – он закрыл глаза и слегка тряхнул головой. – Пожалуй, стоит остановиться, пока ты не начала думать, что я пытаюсь развратить твой юный разум, или еще что-то в этом роде.

Я с трудом сглотнула и заставила себя не смотреть на него.

- Это не так.

На мгновение он задумал о чем-то, но, прежде чем ситуация стала неловкой – ну, или еще более неловкой, чем была – он последовал к следующей картине.

- Взгляни на эту. Она совершенно иная.

Мы смотрели на его картины, и он рассказывал о своей работе над ними – о том, что его вдохновило, о том, что он хотел этим показать, и как этого добивался. Многое так и не отложилось в моей голове, но, в любом случае, я ловила каждое слово. Он не говорил со мной как с ученицей. Он говорил со мной как с личностью или, возможно, даже другом.

Я ловила каждое слово, словно они были частичками его самого, хотя, в каком-то смысле, так и было. Каждое его высказывание о своем искусстве было и о нем самом, еще один крошечный кусочек огромной картины. Я наслаждалась этим, искренне удивляясь в этот момент тому, что он стоит рядом и говорит только мне обо всем, что у него в голове и на сердце. Я чувствовала себя особенной, не просто одной из учениц в классе. Только я была сейчас с ним здесь, больше никого. Казалось, он наслаждается общением со мной. Он не торопился, не пытался сократить свой рассказ или придумать оправдание, чтобы поскорее уйти. Пока я стояла рядом с ним, казалось, что в мире никого больше не существует. Все его внимание было обращено на меня.

Я так любила его лекции об искусстве на уроках, но то, как он рассказывал о своих работах, было совершенно новым. Он излучал какую-то особую мальчишескую энергетику – его глаза светились, и он не мог перестать улыбаться, пока рассказывал о живописи и теории цвета. Будто это была самая захватывающая вещь в его жизни, и этот его энтузиазм был невероятно заразителен. Работы Эдварда стали для меня самым яркими впечатлениями из когда-либо испытанных мною, отчасти из-за него самого, но в целом потому, что они такими и были.

Мы смотрели на последнюю картину. Он снова спросил:

- О чем ты думаешь, глядя на нее? – должно быть, ему нравился этот вопрос. Он то и дело его задавал.

- Хм… – секунду я собиралась с мыслями. – На самом деле, я ни о чем не думаю, глядя на нее. Глядя на нее, я чувствую.

Эдвард улыбнулся мне.

- Правда? Ну, тогда, что ты чувствуешь?

- Ничего конкретного вроде «счастья» или «печали». Просто это чувство… в моей груди… Все эти цвета, они заставляют меня ощущать смущение и восторг одновременно… – я закрыла глаза и покачала головой. – Извините. В этом нет и капли смысла.

- Нет, – тихо сказал он, касаясь моего локтя, – то, что ты сказала, это блестяще. Это в точности то, чего я хотел, когда писал её.

- В самом деле?

- Да, в самом деле.

Я подняла на него взгляд – он смотрел прямо мне в глаза. Выражение его лица было таким серьезным. Никакой дерзости или подтрунивания. Бабочки трепетали в моем животе, пока мы стояли и смотрели друг на друга, не произнося ни слова.

Я позволила этому ощущению наполнить меня, растечься по моим венам, словно теплая река, но затем я услышала голоса – слишком громкие для такого маленького пространства – раздающиеся со стороны входа.

- Вот тот, о ком я рассказывала тебе, Тори, художник! Клянусь, когда ты его увидишь…

Эдвард и я одновременно обернулись, чтобы посмотреть на вошедших. Это была мама Джейн, она разговаривала с женщиной, с которой я не была знакома. В руках у них были пакеты с покупками.

Мими Вейгерт была блондинкой, как и Джейн, но крашеной, как моя мама. На ней была длинный кремовый кожаный плащ, в ушах сверкали большие бриллиантовые гвоздики. Она была очень загорелой – я вспомнила, как Джейн рассказывала, что они недавно вернулись с острова Сен-Бартелеми. Её подруга, Тори – высокая и привлекательная, с длинными, прямыми, рыжими волосами – сдвинула свои солнечные очки Gucci и вертела головой, пытаясь рассмотреть картины, пока Мими Вейгерт не переставала о чем-то говорить. Я заметила, что Тори увидела нас и сфокусировала взгляд на Эдварде. Мими обернулась, и её лицо тут же засветилось от восторга.

- Легок на помине! – воскликнула она, все еще слишком громко, и направилась к нам. – Эдвард!

Я быстро взглянула на него. Он неловко улыбался, протягивая ей руку.

- Здравствуйте, миссис Вейгерт.

Мими вцепилась в его ладонь, обхватив второй рукой его бицепс так, что рукопожатие затянулось. Её пакеты упирались ему в бок, но она, кажется, даже не замечала этого.

- Ну же, Эдвард! Я же говорила, что ты можешь звать меня «Мими».

- Мими, – послушно повторил он.

- Я привела подругу, Тори, чтобы она взглянула на твои работы. Но мы и подумать не могли, что нам так повезет, и мы увидим художника собственной персоной. Какой приятный сюрприз!

То, как она сжимала его руку, как подчеркивала свои слова, как хищно смотрела на него, – от этого мне становилось тошно. Тори, еще одна хорошо сохранившаяся богатая хищница, вела себя точно так же и с трудом могла удержаться от того, чтобы не пожирать его взглядом. Она улыбалась и стояла так, чтобы продемонстрировать свои точеные бедра и совершенный зад.

Все время, пока Эдвард показывал мне свои работы, я не чувствовала себя ребенком. Я чувствовала себя личностью. Будто мы были друзьями, беседующими об искусстве. Теперь же я ощущала себя, словно дитя, – невидимая и незамеченная. Мне хотелось убежать. В тот самый момент Мими обнаружила, что я стою рядом. Наши взгляды встретились, и она выгнула бровь в немом вопросе.

- Здравствуйте, миссис Вейгерт, – сказала я. – Я учусь вместе с Джейн. Мы вместе посещаем курс искусствоведения.

Её вылепленное хирургом лицо застыло на секунду, пока она осмысливала это. Конечно, она помнила, кто я. Я – дочь Филиппа Дуаера, едва ли меня можно было не знать. Но также я видела, что шестеренки в её голове крутились в попытке понять, что я делаю здесь, с Эдвардом. Чувство собственничества вскипело в ней.

- Конечно. Изабелла, верно?

- Верно. Рада снова вас видеть, – ответила я и собиралась уходить.

- Ты уходишь? – Эдвард потянулся, чтобы снова дотронуться до моего локтя. Взгляд Мими тут же зацепил это движение, и в моем горле застрял ком.

- Ага, – сказала я, вспоминая свою ложь. – Мне все еще нужно в «Apple Store».

- О, да… точно, – сказал он, словно только что вспомнил, что я не собиралась сюда изначально. Хотя на самом деле так и было. Но ему об этом не нужно было знать. – Полагаю, увидимся на занятиях.

- Да, конечно. Занятия. До свидания, миссис Вейгерт, было приятно видеть вас снова.

Она улыбнулась – её губы были плотно сжаты, а взгляд оставлся жестким.

- Да, приятно было встретиться, Изабелла. Передавай привет своей матери.

Я заставила себя улыбнуться и кивнуть, чувствуя себя такой крошечной и абсолютно потерянной. Я повернулась и вышла, так и не взглянув снова на Эдварда. Уже на улице я остановилась и сделала несколько глубоких вдохов, ощущая неуместное жжение в глазах. Так глупо. Было так приятно разговаривать с ним, что я забыла обо всем остальном. Я забыла о его загадочном появлении в нашей школе, а вот Мими Вейгерт однозначно помнила об этом. Наверное, не мне его судить. Его работы были удивительны, но он, пожалуй, не смог бы выжить лишь с их помощью. И тут богатая дама решает ему помочь. И такое случается уже далеко не в первый раз – он не первый красивый парень без гроша в кармане. В голове промелькнул инструктор по теннису Джианны два года назад, и строитель, который реконструировал дом Тейлоров в прошлом году. История постоянно повторялась. Эдвард лишь еще один такой парень в этом бесконечном списке. Необъяснимо, но мне все еще казалось, будто я потеряла что-то ценное. Что-то, что на самом деле никогда моим и не было.

*0*0* 

Я шла на урок искусствоведения вместе с Элис. Она рассказывала о какой-то вечеринке, на которой отрывалась на прошлых выходных, и я действительно пыталась её слушать, но все, о чем могла думать в этот момент, – скоро я буду там, находиться в одной комнате с ним. Элис была так увлечена своим рассказом, что, кажется, даже и не заметила, что я отвлеклась.

- И потом Роуз заговорила с этим парнем…

- С каким парнем? – перебила я.

- С каким-то парнем. Он из «Horace Mann».

- Она была под кайфом?

Элис ухмыльнулась.

- Немного. Но у них ничего не было. Эммет был там и не позволял ей слететь с катушек.

Я с облегчением выдохнула. В течение последнего года вечеринки Роуз стали выходить из-под контроля. Еще больше выпивки, больше наркотиков, больше беспорядочных связей. Поначалу я думала, что это просто её черта характера, отличная от моей – в этом мы друг друга не понимали. Но затем я почувствовала, что она меняется, становится кем-то, кого я совсем не узнаю. Это огорчало, но более того, очень беспокоило – эта новая Роуз была совершенно безрассудной.

- Я рада, что Эммет был там.

- Ага, – согласилась Элис. – Он, конечно, тот еще кабéль, но я думаю, она ему нравится. Он оберегает её, – я согласно кивнула. – Чем займешься сегодня после школы? – спросила она.

Нет, она не хотела быть навязчивой. Элис видела своих родителей еще реже, чем я. В основном её воспитывали няни и домработницы. Мне было её жаль. Всю жизнь она провела в окружении этих богатеньких деток. Она и была богатенькой деткой, но каким-то образом на нее это не повлияло. Она была действительно милым человечком, а вовсе не снобом до мозга костей. Она не должна была быть такой одинокой. Это был единственный человек в Нью-Йорке, с кем, как мне казалось, я могла бы подружиться еще до того, как приехала сюда.

- Домашними заданиями. Мне нужно сделать одну работу, – честно ответила я.

- Хочешь позаниматься вместе? Мне нужно сделать кучу заданий по химии.

На минуту я задумалась, вспомнив о Роуз. Я не имела понятия, где она сейчас и чем собирается заниматься сегодня. Мне пришло в голову, что я уже несколько дней не разговаривала с ней, и она уже целую вечность не была у меня дома.

- Конечно, Элис. Будет здорово. Родителей не будет. Я могу заказать что-нибудь на ужин, если хочешь.

Лицо Элис засияло от счастья, и от этого стало так хорошо на душе.

Мы подошли к классу искусствоведения, двери которого были открыты. В следующую секунду меня пихнула Джианна и зашла в кабинет первой. Она остановилась рядом со столом Эдварда и начала громко рассказывать какую-то забавную историю о своих выходных. Я пыталась оставаться невозмутимой и слушать Элис, но против собственной воли то и дело бросала взгляды в их сторону, стараясь оценить его реакцию.

- Хммм, – протянула Элис.

- Что?

- Учитель искусствоведения, – сказала она.

- Что с ним?

- Ты и учитель искусствоведения, – произнесла она так, будто это все объясняло.

- Элис, он мой преподаватель.

Она ухмыльнулась.

- Всего на несколько недель. Тебе восемнадцать. И, ко всему прочему, я слышала, что он и не учитель вовсе. Он приглашенный лектор. Это не одно и то же.

- Это формальность, и ты сумасшедшая.

- Может быть. Но тебе бы стоило увидеть свое лицо, когда ты смотришь на него.

Я почувствовала, как начала краснеть, и уставилась в пол.

- Изабелла, это здорово, – тихо сказала Элис, подойдя ко мне ближе и слегка сжав мое плечо. – Я больше ничего не скажу, просто… Ты знаешь, что можешь рассказать мне о чем угодно, правда?

Я посмотрела на нее. Её взгляд был добрым и искренним, она говорила совершенно серьезно.

- Спасибо, Элис.

Она расслабилась и искренне мне улыбнулась.

- Увидимся после школы?

- Да, подожди меня у входа, поедем на моей машине.

- Хорошо, – и она ушла.

Было неловко, что кто-то заметил мою одержимость Эдвардом, но если кому-то и нужно было об этом знать, я рада, что это была Элис.

*0*0* 

В тот день Эдвард показывал нам слайды. Он был так рад познакомить нас с шедеврами, которых мы ни разу не видели. До начала урока кто-то из администрации привез для него проектор, но было совершенно очевидно, что Эдвард не имеет ни малейшего представления, как это работает.

Он рассказывал нам о значимых моментах в истории искусства, и его речь перемежалась громким ворчанием и паузами, пока он пытался освоиться с переключением слайдов. «Спенсер» был напичкан деньгами и последними технологиями почти во всех областях, но здесь по-прежнему пользовались допотопным проектором для слайдов. Полагаю, никто больше их не использовал, потому что эта штука выглядела так, словно была родом из семидесятых. Никто в классе не был знаком с таким артефактом. Никто, за исключением меня.

В конце концов, я больше не могла смотреть, как он мучается, и подняла руку.

- Простите, мистер Ка… Эдвард?

Он обернулся, чтобы посмотреть на меня, и я тут же смутилась, но воспоминания о наших разговорах в галерее помогли мне взять себя в руки.

- Могу я попробовать?

Минуту он смотрел на меня, а затем его губы изогнулись в улыбке, и он отступил от проектора, приглашая меня взмахом руки. Я выскользнула из-за стола и подошла к нему. Эдвард продолжил лекцию, одним глазом наблюдая за тем, как я справляюсь с этой чудовищной штукой. Примерно через минуту конвейер щелкнул, и на экране, прикрепленном на стене классной комнаты, появилась картинка.

Эдвард перевел взгляд с экрана на меня.

- У нас был такой в моей старой школе, – я пожала плечами.

- Можешь остаться здесь и помочь мне, Изабелла?

Я кивнула, и он улыбнулся, прежде чем подойти к стене и выключить свет. Он начал лекцию заново, рассказывая о великих произведениях искусства и о том, что делает их великими. Раз в несколько минут он давал мне знак переключать слайд. Я чувствовала себя полезной и ближе к нему, пусть и таким сомнительным способом. Это было так жалко и грустно, но я ничего не могла с этим поделать.

Эдвард был «спонтанным» преподавателем. Конечно, у него был план урока, но зачастую он так увлекался, что даже сбивался с мысли и забывал, что уже рассказывал нам о чем-то. Истории были интересными, и он буквально заражал своим энтузиазмом, так что никто не обращал на это внимания.

В тот день случилось вот что. Я переключила слайд с портретом Рембрандта, когда Эдвард вдруг захотел рассказать об экзистенциализме и пейзажах. Он сделал три быстрых шага в другой конец комнаты, где стояла я, чтобы найти слайд, который он хотел нам продемонстрировать. Он наклонился, и я, в свою очередь, попыталась сдвинуться влево, чтобы освободить ему место, но не успела. Он рассеянно положил руку мне на поясницу, удерживая меня, пока сам искал слайд. И все, что я чувствовала в этом момент, все, о чем я думала – он прикасался ко мне. Я могла почувствовать тепло и тяжесть его руки даже через шерсть блейзера. Казалось, я чувствовала каждый палец, обжигающий мою кожу. Он перегнулся через меня и был так близко, и проектор снизу освещал его лицо. Я могла почувствовать его запах. Мое лицо вспыхнуло, когда я представила, какого было бы прижаться к нему, и была безмерно благодарна за темноту в комнате.

Он удовлетворенно щелкнул языком, когда нашел то, что искал, и повернулся лицом ко мне. Казалось, он лишь тогда понял, насколько близко оказался. Его кадык дернулся, когда он сглотнул. Я почувствовала, как он слегка сжал пальцы на моей спине.

- Можешь переключить на этот слайд? – хрипло пробормотал он.

Я кивнула. Он выпрямился, и я, наконец, смогла выдохнуть. Он опустил руки и отступил назад. Мои пальцы дрожали, пока я жала на кнопки, запуская проектор.

Эдвард снова заговорил, на этот раз о пейзажах девятнадцатого века, но не было ни единого шанса, что я разберу хоть слово, пока он стоял так близко. Он больше не прикасался ко мне, но между нами было меньше шага, а воздух, казалось, искрился от электричества. Волосы поднимались на затылке, пока я слушала его. Он стоял справа, чуть позади меня, и всю мою правую сторону покалывало. Он мог без труда протянуть руку и дотронуться до меня снова. Каждое нервное окончание моего тела ждало этого, предвкушало контакт, хотя я знала, что этого не произойдет. Я пыталась смотреть на проецируемую картинку на стене, хотя мое внимание было сосредоточено вовсе не на этом. Темнота будто окружила нас. Девять человек, помимо нас, находились в классе, но они сидели спиной к нам и никто ничего не видел. Здесь, в темноте, были только я и он, так близко, что могли коснуться друг друга, но не касались.

- Теперь сопоставьте то, что вы видите, с событиями, происходившими в Америке в то же время, – сказал Эдвард. Он сделал паузу, и я почувствовала это: его рука на внешней стороне моей ладони. – Можешь переключить на следующий, Изабелла? – его голос низкий и мягкий, настолько отличный от голоса, которым он читает лекции.

В ушах зазвенело, и я перестала дышать.

Я поднесла пальцы к кнопке и переключила слайд. Его пальцы все еще касались моей руки. Определено дольше, чем требовалось. Я почти задыхалась от волнения. Затем он убрал руку и продолжил читать лекцию нормальным голосом. Но это было, я знаю это. Его пальцы коснулись меня и задержались на моей коже. Мне не показалось.

Весь остаток лекции он так и стоял в задней части комнаты, всего лишь в шаге от меня, и я воображала, что он тоже чувствует это. И действительно хочет находиться так близко ко мне. Мысль о том, что он тоже может чувствовать эту опьяняющую энергию, ошеломляла и кружила мне голову. Я не знала, что с этим делать. Я могла ошибаться, я не могла быть уверена до конца. Но он дотронулся до меня и продолжал касаться, хоть и не должен был. Это было на самом деле.

Урок закончился, и он пошел к противоположной стене, чтобы включить свет.

Он собирал бумаги и книги со своего стола, пока ученики вставали и складывали тетради в сумки. Я же выключала и упаковывала проектор. К тому времени, как я закончила и собрала свои вещи, почти все вышли. Корин, правда, все еще был там, но он просто остался, чтобы дописать СМС, на все остальное он не обращал ровно никакого внимания.

Я направилась к выходу и уже почти вышла из класса, когда услышала:

- Изабелла?

Я остановилась и повернулась к нему, а сердце выпрыгивало из груди. Он смотрел на меня с тем же нечитаемым выражением, как и в день первого урока. Однако сейчас мне казалось, что я лучше понимала его.

Мне хотелось облизать губы, но я сдержалась, и вместо этого сжала их. Пауза слишком затянулась. Тишина была тяжелой и напряженной; он не отводил взгляда от моего лица.

- Спасибо за помощь с проектором, – наконец, произнес он тем же низким, хриплым голосом, как и ранее. – Я ценю это.

- Без проблем, – ответила я так тихо, что это больше походило на шепот.

- Увидимся на следующем занятии.

Я кивнула. Нет, я не выдумала это – эту осязаемую энергию между нами. Я только не знала, что с этим делать. Так что я лишь заправила волосы за ухо и слегка улыбнулась. Он, казалось, немного расслабился и улыбнулся в ответ. Сразу стало значительно легче, и я нашла в себе силы, чтобы повернуться и выйти из класса.