Глава 3. Кислотный характер

Эдвард

Мне было сложно стереть свою глупую ухмылку с лица, которая никак не хотела исчезать, несмотря на тот факт, что никому это не было интересно. Я стоял на главной автомобильной магистрали Напы, глядя на то место, где совсем недавно был джип Эммета.

- Забавная, - весело и довольно произнес я, припоминая сердитый взгляд, которым она меня одарила, когда Эммет назвал  ее кузиной.

Я задумался над словом, которое я почему-то использовал, чтобы описать брюнетку, которой не был представлен, и затем наконец начал свой обратный путь в сторону дома, натянув бейсболку пониже и засовывая руки в карманы.

Усталый и расстроенный тем, что показал себя с неправильной стороны той женщине, не понимая даже, зачем стал докучать ей, я решил взять такси до дома и подремать в нем на заднем сидении, но затем передумал.

Мне нужно было проветриться и избавиться от хаоса в моей голове, вызванного последними событиями.

Свидание.

Серьезно.

Это было бы здорово.

А еще мне нужно оставаться собранным, осмотрительным и рассудительным.

И уж точно не увлеченным или впечатленным какой-нибудь случайной женщиной.

Забавная, смешная, неуклюжая и достаточно дерзкая молодая особа, но…

Моя миссия заключается в том, чтобы привести в порядок виноградник, убедиться в том, что за отцом хорошо ухаживают, и убраться отсюда подальше, чтобы вернуться к тому, что у меня получается лучше всего.

В мои планы определенно не входит… ухаживать за виноградарским хозяйством.

Или бегать за женщинами.

Я даже рассмеялся над собой.

Однозначно мне нужно выбросить ее из своей головы, что будет нетрудно сделать, ведь не похоже, что я влюбился по уши или что-то в этом роде.

Свидание… какого черта?

К тому времени, как я добрался домой, было уже достаточно поздно или рано – как вам нравится – но в любом случае мне нужны были хотя бы четыре часа сна.

Что означало, что у меня был час-другой, чтобы пройтись по дому и, возможно даже, заглянуть в виноградники посмотреть, как там все выглядит.

Не то что бы я любил смотреть на виноград, но мне подумалось, что глядя на него в лунном свете, я, в первую очередь, успокоюсь.

В такое время он почему-то казался менее угрожающим.

В дневное время, в солнечном свете, виноград был ничем иным, как жутким и дерьмовым воспоминанием, которое осталось для меня позади окутанным тенями времени.

Понятное дело, что обход дома прошел не лучше.

Увидев родительскую спальню (теперь спальню Карлайла), я словно получил удар кинжалом прямо в сердце и туманное воспоминание того, как моя мать уходит прямо на моих глазах.

Если не считать того, что эта тема тоже полная катастрофа.

Рядом с его кроватью по-прежнему стояла ее фотография, хотя я до сих пор не понимал, зачем это нужно, но точно мог чувствовать обаяние двадцатилетней с лишним давности фото.   

Я взял фотографию и сел на край кровати отца, всматриваясь в её взгляд – она, застывшая во времени, стояла рядом с моим отцом. Я покачал головой, задаваясь вопросом, что заставило его хранить рядом такое болезненное воспоминание.

Даже в их, как предполагалось, самые счастливые времена она не выглядела счастливой.

И к тому времени, как она попрощалась с нами и с Напой, она стала такой ожесточенной и раздраженной, что никто не сказал бы, что знал ее как  жену… и мать.  

Я совсем плохо ее помнил, и единственное, что застряло в моей памяти, это то, как той ночью она смотрит на меня, стоящего на лестнице, плачущего в свои почти четыре года и спрашивающего ее, почему она уходит от нас и когда вернется, а она только отмахивается от меня.

Никаких прощальных поцелуев или слез, которые могли бы сказать мне о том, что ей так же, как и мне грустно оттого, что она уходит.

Несколько причиняющих боль моему отцу вещей, и затем… она ушла.

И больше мы никогда ничего от нее не слышали.

Я поставил фотографию обратно на прикроватный столик и поморщился.

Я не вправе осуждать ее, правда. Мой папа очень любил свои виноградники. И никто не мог соперничать с ними.

Даже любовь всей его жизни.

Как я мог ожидать от него большего?

Разумеется, когда тебе почти четыре, ты не задумываешься о таких вещах.

Однако, подрастая, я часто спрашивал себя, винил ли он меня в том, что она ушла, и не из-за этого ли я, кажется, никогда ничего не делаю правильно?

И почему мне никогда не хотелось сделать хоть что-нибудь правильно?

И если бы он знал что-нибудь из того дерьма, которое мне приходилось делать на полях сражений за последние четыре года, смогло бы это изменить его мнение обо мне?

Волновало ли это меня теперь?

Я медленно сделал вдох и на выдохе вытолкнул из головы образ моей матери, двигаясь в гостевую часть дома, где так много ночей провел Эммет. 

Этот парень практически жил у нас, учитывая количество времени, которое он провел в моем доме, и количество еды, которое он здесь поглотил…

Я улыбнулся тем моментам из прошлого, когда из-за нас на голове моего отца прибавилось больше, чем пара седых волос.

Но с другой стороны, я думаю, что благодаря этому не было никакой драмы, когда он стал работать на Карлайла.

По правде говоря, оглядываясь назад… это случилось потом, когда все между нами изменилось.

Прицел на двадцать-двадцать, чувак.

Бедный парень не знал, кому из нас остаться преданным.

Своему лучшему другу… или работодателю.

Устроившись работать на винодельню Вольтури, ты бы спас нас обоих от душевной боли, дружище.

Завершив внутренний обход, я уже был готов выйти наружу, как понял, что мне нужно немного притупить боль от воспоминаний, и резко повернул налево к лестнице, которая вела в личный винный погреб отца, где находились любимейшие из любимых им вин.

Я прошел мимо всех белых вин.

Отстой.

И остановился у секций с «Мерло».

Красные всегда были моими любимыми.

- Ага, вот это подойдет, - сказал я, доставая бутылку того года, который слишком хорошо помнил.

Я нашел папин личный тайник для откупоривателей и достал пробку, затем нашел бокал и позволил бархатистому совершенству скользить в него, пока он не стал наполовину полон.

Мой рот наполнился слюной только от мысли о том, что я не сделал ни одного глотка вина с тех пор, как покинул Напу. Я инстинктивно покрутил жидкость, а затем поднес бокал к свету, чтобы посмотреть на следы, оставшиеся на его стенках после вращения вина в нем.

Каждый день с тех пор, как мне исполнилось двенадцать, Карлайл учил меня всему, что связано с виноградом, вином и виноградниками, и мне было удивительно то, как много всего можно помнить даже после столь долгого отсутствия.

- Словно прокатиться на велосипеде…

Или на армейском вертолете UH-72A.

Я услышал его аромат еще до того, как поднес бокал к носу, чтобы почувствовать его как следует.

Очень терпкое. Не плохо, пап.

Но я дождался, пока не выйду наружу, чтобы в полной мере ощутить вкус вина.

Однако как только я вышел на террасу, то практически почувствовал, как что-то в моей грудной клетке надломилось от вида того, в каком состоянии находились виноградники.

Даже в лунном свете они не выглядели хорошо.

- Какого черта?..

Они постарели, заросли сорняками и выглядели увядшими… и совсем не были готовы к сбору урожая.

Или к продаже.

- О Боже, пап…

Я поставил бокал с бутылкой и подошел к краю бетонной плиты, откуда можно было выйти к насаждениям, но остановился прежде, чем сделать шаг в листву, и положил руки на колонну.

Понадобится немного больше времени, чем я ожидал, чтобы собрать новый урожай и подготовить все к продаже.

Может быть, кто-нибудь захочет купить это в качестве…

Семейство Вольтури захотят… в этом нет никаких сомнений… но вне зависимости от того, так это или нет, я никогда так не поступлю с Карлайлом.

И точка.

Живой или мертвый, он найдет способ вернуться и даст мне взбучку даже за мысли об этом.

Глупое подсознание.

Я вернулся к своему вину и сел, глядя на прихотливые и теперь уже ничего не стоящие виноградные лозы, и сделал глоток вина, позволяя ему обволакивать мой язык в течение минуты или около того.

На меня лился лунный свет, и мои глаза закрылись, пока я пил вино.

- Горькое.

Вино, а не я. (п.п. «bitter» может означать и «горький», и «ожесточённый», «рассерженный», «невеселый», «обиженный» - о человеке)

Хотя… да, может, самую малость.

- Древесные ноты… и… персик?

Я посмотрел на бокал.

- Хм.

Карлайл никогда не переставал удивлять меня, откровенно говоря.

Я подумал о том, что же именно я пропустил, и в общих чертах представил Карлайла сидящим рядом со мной и ожидающим, когда я махну рукой на все это. Потому что все-таки я точно знал, что пропустил что-то.

И Карлайл всегда очень хотел сказать мне, что это.

Не сегодня, пап, прости.

И по большому счету я теперь отвечаю за все.

Я сделал еще глоток вина и откинулся в шезлонге. И другой образ предстал перед моими глазами.

Растрепанные волосы каштанового цвета…

Шоколадного цвета глаза с играющей в них легкой насмешкой …

Грудь, к которой я не откажусь прикоснуться губами…

Губы, которые я был бы не прочь поцеловать…

Я усмехнулся и сделал еще глоток вина.

А затем снова наполнил бокал.

- Этого точно не случится, Каллен.

Хотя бы потому, что она занята, как об этом любезно сообщил Эммет. Я не встречаюсь с помолвленными женщинами независимо от того, насколько изумительно сексуальными они были.

И к тому же, я не могу допустить это влечение.

Обычно влечение становится безумием, а безумие - полной неразберихой, что ведет к тому, что я пропускаю зачисление на дополнительный срок службы, и вот почему это неприемлемо.

Видите, к чему все это ведет, да?

Хотя…

Я улыбнулся, выливая остатки вина в бокал.

Нет ничего плохого в том, чтобы оценить по достоинству утонченность некоторых черт  ее внешности…

Да.

Неплохая попытка.

- Карлайл не обрадуется, когда узнает, что ты открыл одну из его лучших бутылок, Эдвард.

А здесь вообще-то мой тихий вечер.

- Привет, Элис, - сказал я, не утруждая себя поднять голову и посмотреть на нее.

- Ты пьян? – спросила она, поднимая бутылку и изучая ее.

- Это спорный вопрос.

- Конечно, да, - сказала она и поставила бутылку рядом со мной.

Элис всегда была всезнайкой.

- Я думал, ты не работаешь по ночам, - сказал я, меняя тему разговора.

- Я перешла на полный рабочий день шесть месяцев назад.

Это было странно.

- Почему? – спросил я, окончательно устанавливая визуальный контакт с ней.

И тут же пожалел об этом.

Она закатила глаза на меня и начала говорить:

- Не моя…

- … история, чтобы ее рассказывать, да, я это уже понял, - закончил я за нее, и мы оба примолкли, какое-то время глядя на виноградные лозы, прежде чем она заговорила снова.

- Что ты собираешься делать?

- Я думаю, ты знаешь ответ на этот вопрос.

И еще один последний глоток.

Черт.

- Эдвард…            

- Элис. Я недостаточно трезв, чтобы говорить об этом, а у тебя не хватит терпения, чтобы понять мотивы того, что я собираюсь сделать, так что…

Я развел руками, давая ей понять, что не уверен насчет тех слов, которые я пытаюсь сказать (а она точно знает, что это за слова) несмотря на нахмуренный взгляд, остававшийся на ее лице, пока я говорил.

Я поднялся, взял бутылку из-под вина с бокалом и направился в дом.

- Я думаю, ты поступаешь глупо.

Эта женщина на самом деле всегда оставляет последнее слово за собой.

- Я думаю, что если отец не хотел, чтобы я продавал это чертово место, он бы не включил меня, блудного сына, в свои контактные данные в качестве лица, принимающего все решения относительно Виноградников Каленов здесь в солнечной Напе.

Что я могу сказать, это было похоже на момент Джека Николсона.

И я сразу подумал, что так я выйду из этой ситуации ничем не обременным …

- Я думаю, возможно, твой отец пытается в последний раз доказать, что ты не лишенный здравого смысла засранец, как все здесь о тебе думают.

Я задумался над ее словами.

На секунду или две, а затем сказал ей через плечо:

- Что ж, тогда хорошо, что мы не платим тебе, чтобы ты думала, не так ли?

Я продолжил идти, потому что та мысль, которую она озвучила, была просто… глупой.

Люди не думают, что я засранец.

Они знают это.

И даже Карлайл не был настолько наивен.

От переводчика: Больше информации о прошлом, преследующем Эдварда: виноградники, Эммет, родители, Вольтури…

Спасибо, что читаете :sval1: