EPOV

Убрав руку от своей головы, я вижу, что она вся в ярко-красной крови; скользкой и теплой. Секунд пять я тупо смотрю на нее, а затем вытираю о свои штаны и перемещаю оружие в другую руку. Моя голова раскалывается; кажется, будто тысячи тяжелых отбойных молотков настойчиво долбят мой мозг.

Тем не менее, я заставляю себя идти. Я заторможен и еле держусь на ногах. Мое зрение размыто. На полу за собой я оставляю следы крови. Но не останавливаюсь. Если придется, я буду волочиться на животе, скользить и ползти, как проклятая змея, пока не найду его. Он не может покинуть это место живым.

Не в том случае, если она должна выжить.

И она выживет.

Моя окровавленная голова уже не особо волнует меня. И в медицинской школе, и в Куантико (п.п.: крупнейшая база Корпуса морской пехоты США. Также на ней располагается штаб морской пехоты и президентская эскадрилья вертолётов. На территории находятся различные федеральные ведомства, такие как: Управление по борьбе с наркотиками, Академия ФБР, Лаборатория ФБР, а также Военно-морской отдел по расследованию преступлений) нас учили, что раны на голове сильно кровоточат из-за постоянного притока крови к мозгу, а еще из-за того, что кожа и подкожная клетчатка на черепе очень тонкие. Я смотрю на зияющую огнестрельную рану на левой стороне грудной клетки. Игнорируя боль, левой рукой я пытаюсь приостановить кровотечение, но терплю поражение.

Это серьезно беспокоит меня.

Я не волнуюсь за себя. Адреналин, бушующий в моем теле, практически притупил боль. Кроме того, я уже смирился с тем, что, вероятно, не доживу до вечера. Я принял этот факт, как только он сказал мне, где мы встретимся. Когда он сообщил, где держит ее, я сразу же согласился приехать один, без поддержки. В тот момент я сделал бы все, о чем бы он только ни попросил, неважно, что было очевидно, что все это - подстава. Для остальных она может быть лишь заданием, воровкой, свидетелем, которого мы поклялись защищать.

Для меня она - сама жизнь.

Неожиданно мою голову прямо между глаз раскалывает острая мучительная боль, и я откатываюсь назад. Зрение опять размыто, а в глазах двоится. На три секунды я их закрываю, поднимаю к голове пистолет и прижимаю его к переносице, пытаясь облегчить боль. Откинув голову назад, я смотрю в потолок; стальные трубы, проходящие сверху, множатся перед моими глазами: три становятся шестью, а шесть - двенадцатью.

Зрение, как у паука (п.п.: Зрение пауков, несмотря на наличие восьми глаз, весьма посредственное. Глаза паука слабо улавливают только силу и направление света).

Черт возьми, как эти существа справляются с этим дерьмом? Как поймать свою жертву, когда вы не можете сказать, какая из них реальная, а какая - всего лишь результат искаженного восприятия? Сейчас этот вопрос является очень уместным, и я понимаю, что мой разум помутнен. Я резко дергаюсь вперед, и меня тошнит прямо на ноги.

Рана на голове. Нечеткое зрение. Рвота.

Сотрясение мозга.

Я мысленно добавляю это в перечень травм, а затем игнорирую все, давая себе ровно пять секунд на то, чтобы заново сфокусироваться, потому что не могу позволить тратить больше времени. Я сильнее прижимаю ладонь к ране в боку и еле плетусь, пытаясь хоть что-нибудь расслышать сквозь громкий звон в ушах и увидеть через туманную размытость в своих глазах. Он все еще где-то здесь, скрывается за облаками дыма, газа и горячего пара. Крадется между толстых стальных труб, которые образуют что-то похожее на лабиринт. Ждет, пока я умру, чтобы пойти за ней.

Я не позволю этого. Он умрет первым, а затем я последую за ним в ад, если это необходимо.

Мое внимание привлекает глухой стук, раздающийся откуда-то снизу, и, чтобы прислушаться, я останавливаюсь на своих нетвердых ногах. Ничего. Но мои инстинкты говорят мне, что это не случайный шум, и я молюсь, чтобы они не подвели меня, несмотря на плохое состояние.

В конце концов, именно эти инстинкты завели меня так далеко; инстинкты, которые призывали защищать, отстаивать. Именно из-за них я выучился на хирурга. А когда и этого стало недостаточно, чтобы удовлетворить мою Альфа-личность (п.п.: Альфа – человек с четко выраженными чертами лидера), я оказался в Академии ФБР в Куантико, прямо после медицинской школы, где мирился с мазохистскими инструкторами и самодовольной сестрой-близнецом с идентичными чертами Альфа-личности, которая поступила и закончила Академию на несколько лет раньше меня.

Но мои инстинкты никогда меня подводили. Даже Джаспер, Эммет и Розали часто полагались на них.

Именно мои инстинкты привели меня к ней.

Я спускаюсь по лестнице в подвал, осторожно ступая на каждую ступеньку, а не прыгая через две, как мне того хочется. Мой пистолет наготове и поднят вверх, хотя я совершенно не уверен, что смогу попасть в цель в таком состоянии. Я иду по темным коридорам, неуверенно направляя пистолет в каждую комнату, встречающуюся на пути. Из труб валит густой пар, закручивается передо мной, и его тихий свист вселяет в меня ложное чувство спокойствия. Но стук в голове и адреналин, бушующий в моей крови, отвергают устойчивый теплый белый туман, направляют меня к моей цели; напоминают мне, что я должен убедиться, что с ней все будет в порядке, прежде чем я поддамся колыбельной, в которой звучит мое имя.

А вдруг я слышу это. Или чувствую. Я не уверен. Но инстинктивно понимаю, что он в соседней комнате; скрывается, как гребаный червь, кем он фактически и является. Мгновенно меня переполняет острое чувство ярости. Оно смешивается с адреналином, и вот я уже иду быстрее и увереннее; ладонь, прижатая к боку, превращается в кулак, а пальцы другой руки крепче сжимают оружие. С возрожденной силой я поворачиваю в дверной проем и вхожу в комнату, держа перед собой пистолет.

Молчание.

Судя по огромному количеству стеклянных сосудов, пробирок и раковин это цех смешивания компонентов. Сильный запах химикатов пронизывает воздух, заставляя мои уже и так затуманенные глаза слезиться, а барабанный стук в моей голове становится в два раза сильнее.

Где-то позади меня свистит пар, а мои глаза продолжают искать в темноте что-то подозрительное. Но везде порядок, ни одного перевернутого стула, ни одного опрокинутого флакона, лишь на одном столе беспорядочно разбросана бумага.

Я начинаю сомневаться в своих инстинктах, и это безумно бесит меня, потому что они всегда прекрасно работали. Я издаю сердитый стон и начинаю поворачиваться, проклиная мудака, подстрелившего меня, тем самым выведшего из строя мое зрение, сноровку и интуицию, и думаю о всевозможных способах, которыми я собираюсь истязать ублюдка, как только доберусь до него.

Когда в мою грудь врезается кулак, я отшатываюсь назад. Я выпрямляюсь так быстро, как только могу, и целюсь, но моя скорость и ловкость летят к чертям. У него достаточно времени, чтобы оттолкнуть мою руку, и пуля летит куда-то в сторону. Он хватает меня за руку и дважды ударяет локтем по моему запястью. Мои пальцы непроизвольно разжимаются, и пистолет с глухим стуком падает на пол. Я бью его локтем в ребра, от чего он сгибается пополам, и наношу удар по лицу, а затем по его груди. Он падает на одно колено, и я делаю рывок за пистолетом; одна моя рука по-прежнему прижата к боку в попытке остановить кровотечение из раны, полученной от нанесенного им ранее огнестрельного ранения. Но он хватает меня за ногу и тянет на себя, подальше от пистолета.

- Черт! – рычу я и поворачиваюсь, нанося ему удар прямо в челюсть. Я слышу треск костей, и он откатывается назад, кровь хлещет из его рта и носа и окрашивает его безукоризненно белую рубашку, растекаясь по ней, словно красная краска по чистому холсту. Поднявшись, я направляюсь к нему. Я слишком разъярен в этот момент и даже не пытаюсь дотянуться до пистолета. Я совершенно забыл о своей ране; обе руки сжались в кулаки, готовые бить, колотить, душить и калечить. К черту справедливое судебное разбирательство, он не заслуживает даже гребаной Сибири. Если я выберусь отсюда, Бюро может надолго запереть меня, потому что сейчас я собираюсь насмерть забить ублюдка голыми руками.

За Чарли. За Рене.

За нее.

За всех остальных.

Я собираюсь смотреть в его зловещие глаза, когда жизнь будет сочиться из его тела.

Я собираюсь насмехаться над ним и шипеть ему в лицо: «Она в безопасности. Ты не получишь ее. Ты никогда не получишь ее!»

Адреналин свободно течет в моих жилах, и я чувствую, как силы возвращаются ко мне.

Ожидание того, как я сдавлю руками его шею, заставляет меня улыбнуться и почувствовать себя целым и невредимым.

Но я ранен. Это я мог ненадолго забыть об этом, но не он.

Он бьет меня прямо в огнестрельную рану. Я вою и вижу, как птицы, звезды, планеты и гребаные галактики вертятся у меня перед глазами. Я тяжело валюсь на колени. Он пытается достать пистолет, но я, упираясь ладонями в пол, делаю выпад и сбиваю его с ног. И теперь, когда поднять пистолет снова кажется мне хорошей идеей, он бросается на меня, и мы начинаем яростно наносить друг другу удары. Но я ранен, и ему требуется всего лишь полминуты, чтобы вспомнить об этом. Его кулак впечатывается в мою рану; костяшки его пальцев покрываются моей кровью. Я хриплю в невообразимой агонии, падаю на пол, и передо мной крутится вся вселенная, когда мучительные волны боли одна за другой поглощают меня. Он снова пинает меня в открытую рану, и на этот раз я даже не могу кричать и понимаю, что уже не в состоянии подняться.

Я слышу, как он смеется надо мной. Мое зрение слишком размыто, и, корчась на полу, я не вижу ничего, кроме цветных пятен и расплывчатых форм.

- Ну-ну, доктор Мейсен, или я должен сказать: «Специальный агент Каллен», - смеется он. - Это был довольно неплохой бой, учитывая, что ты потерял херову кучу крови и уже находишься одной ногой в могиле.

- Дай мне минуту, чтобы отдышаться, и я, блядь, покажу тебе, кто тут находится одной ногой в могиле, - бормочу я.

Или по крайней мере я думаю, что бормочу. На данный момент я уже не совсем понимаю, что реально, а что нет.

Адреналин больше не затмевает мою боль, и меня постепенно уносит накатывающая агония. Мой пульс учащается. Я чувствую, что мое сердце бьется слишком быстро, даже быстрее, чем когда я занимался с ней любовью. Это не хорошо.

Он снова смеется.

- Парень, ты не знаешь, когда пора сдаваться, не так ли, Тони? Или Эдвард, или какое там, черт возьми, у тебя настоящее имя. Все кончено. Все доказательства уничтожены, ты практически мертв, - быстро говорит он деловым голосом. - И она... – фыркает он. – Ну, ее нет.

Несмотря на мучительную боль, я закрываю глаза и улыбаюсь. Ее нет. Нет, я не убил его еще, но ее нет. И она быстрая. Почти такая же быстрая, как моя сестра Розали, а это о чем-то говорит. У нее красивые, сильные спортивные ноги. Ноги, которые перескакивали множество сложных препятствий и преодолевали невероятно далекие расстояния; ноги, которые крепко обвивали мою талию, от чего у меня перехватывало дыхание. Я умираю, но моя улыбка становится все шире. С ней будет все в порядке. Теперь я должен в это верить. Она - боец, и она умная, быстрая и сильная.

Он фыркает.

- Давай, Тони, улыбайся на здоровье. Я не буду запрещать тебе улыбаться напоследок. Это меньшее, что я могу сделать, учитывая...

Он подходит ближе, но я скорее слышу это, а не вижу. И вдруг я чувствую над собой его горячее гнилостное дыхание и слышу, как он взводит курок моего собственного пистолета. Ублюдок.

- Оно хоть стоило того, Тони? - размышляет он. - Из того, что мне рассказали, тебе действительно светила многообещающая карьера в Бюро. Золотой мальчик ФБР. Их новая яркая звезда. Все, что требовалось тебе и твоей команде, это взять группу преступников, и все последующие задания ты бы смог выбирать на свое усмотрение.

Я продолжаю ухмыляться, потому что да, это того стоило.

- Но тогда ты взял и трахнул ее, - сухо продолжает он. – Тебе нужно было просто придерживаться плана, Тони, и тогда, возможно, ты бы и победил.

- Я победил, - говорю я, совершая неглубокие вдохи.

Он молчит, как мне кажется, вечность, и я все жду, как одна из моих собственных пуль прострелит мой мозг. Вместо этого он горько шипит:

- Ты не выиграл. Она использовала тебя, Тони, так же, как она использовала каждого мужчину, которого когда-либо встречала. Но в отличие от тебя я вижу, кем она является на самом деле. Она - простая глупая девчонка.

Я фыркаю, потому что она совсем не такая.

- А теперь посмотри на себя, - рычит он, и я слышу насмешку в его голосе. - Ты здесь, на пороге смерти, а она ушла. И ради чего все это?

- Ради всего, - я произношу это слово с таким рвением, каким только могу, и улыбаюсь, несмотря на душащую меня кровь.

Он фыркает.

- Ради всего, - насмешливо повторяет он. - Через несколько недель она найдет другого тупоголового придурка, который поведется на ее щенячьи глазки. И когда она будет кричать его имя посредине ночи, то даже не вспомнит тебя.

Я смеюсь. Он никогда не знал ее. Не так, как я.

Он приближается и шепчет мне на ухо.

- Не волнуйся, Тони. Когда я найду ее, то заставлю кричать оба наших имени, прежде чем пущу ей в голову пулю.

- Ты никогда не найдешь ее, - произношу я сквозь зубы. Мои глаза непроизвольно закрываются, но я изо всех сил пытаюсь как можно дольше оставаться в сознании, потому что, пока я жив, я найду способ, чтобы удержать его подальше от нее.

Он посмеивается, и я слышу, как он отходит.

- О, я найду ее, - начинает говорить он, но его голос звучит издалека, будто я слышу его из-за океана, и я знаю, что мне остается всего лишь несколько минут. Я отчаянно осматриваю все вокруг, заставляя глаза сфокусироваться и держать размытую завесу смерти приподнятой еще какое-то время; желая найти что-то… что угодно...

И вдруг я вижу это. В то время как он все дальше отходит от меня, повернувшись ко мне спиной, разглашая все свои тайны, как это делают преступники, когда они уверены, что им удастся выйти сухими из воды, осуществляя их суперплан, я нахожу в себе силы приподнять спину. Пока он глядит в окно и признается во всех преступлениях, которые совершил, начиная с восьми лет, я медленно и тихо наклоняюсь к своей левой ноге. Я стараюсь не обращать внимания на резкий болезненный спазм в животе, на лужу крови, растекшуюся рядом со мной, на струйки пота, которые катятся по лицу и смешиваются с кровью, сочащейся из моего рта, и вытаскиваю пистолет М-5 Government из кобуры, прикрепленный к моей голени. Но я не направляю оружие на него. В этот момент я не доверяю точности своего прицела и не уверен, что убью его с одного выстрела. А я не могу позволить себе промазать.

Поэтому, пока он продолжает стоять ко мне спиной, полностью уверенный в том, что у него единственного есть пистолет, и что я, вероятно, сдохну и буду кормить червей, прежде чем он закончит свою напыщенную речь, я навожу М-5 на стеклянную стену со знаком, на котором написано: УГРОЗА ДЛЯ ЖИЗНИ. НИТРОГЛИЦЕРИН. ВЗРЫВООПАСНО. Для тех, кто не умеет читать, на ней изображена интересная иллюстрация взрыва со схематичным человечком, взлетевшим в небо. Комната маленькая, а воздух наполнен формальдегидом и другими химическими веществами. Это будет небесный рай или мучительный ад. И прямо сейчас оба приемлемы.

Я криво усмехаюсь, вспоминая ее лицо; ощущение ее сливочных щек под подушечками моих пальцев.

Вспоминая тот первый раз, когда она украла мое сердце... когда я увидел ее в переполненном зале; звучит, банально, но ее темные глаза действительно поглотили меня целиком.

Вспоминая первый раз, когда наши губы встретились в темной комнате отеля; электрический разряд, который они послали в каждую клеточку моего тела.

Вспоминая первый раз, когда она попыталась надрать мне задницу в том узком дождливом переулке. Как ее мокрые волосы хлестали по моим рукам, когда она пиналась и дико размахивала кулаками.

Вспоминая первый раз, когда мы занимались любовью... ее крики, ее стоны... слова, которые мы никогда не произносили, но которые ощущались в каждом взгляде, в каждом прикосновении.

Я жалею, что ни разу не сказал ей этих трех простых слов.

Нет, он никогда не знал ее так, как я. Никто и никогда не знал ее так, как я. Я обещал ей, что она будет в безопасности.

- Ради тебя, Белла, - бормочу я, сжимаю обеими руками пистолет и взвожу курок.

- Всегда ради тебя.

Это мои последние мысли, последние слова, после которых из моих рук выбивают пистолет…

Перевод: koblyktet
Редакция: Maria77, mened