БЕЛЛА

Ночь, когда уехал Эдвард, возможно, была самой длинной ночью в моей жизни. В моей жизни было много ночей, но ни одна не могла сравниться с этой. Поднявшись по лестнице на третий этаж, я вошла внутрь моего разрушенного святилища, и поняла, что мне надо сделать.

Я стала расчищать и убирать весь тот беспорядок, который мы натворили.

Сначала казалось, что это сложная и, честно признаться, невыполнимая задача. Так что, вместо того, чтобы сосредоточиться на развернувшемся передо мной беспорядке в целом, я мысленно поделила комнату на отдельные участки и приступила к уборке того, что первым попался в поле моего зрения. Но только я приступила к расчистке золотистого ковра, как услышала тихий стук в дверь спальни. Я была готова к тому, что Эсми воспротивится моему внезапному плану, поэтому, когда дверь спальни распахнулась, я была удивлена, что по другую ее сторону стояла не она.

Вместо Эсми в комнату один за другим вошли четверо моих друзей, и каждый из них разглядывал последствия нашей с Эдвардом ссоры с разными выражениями беспокойства и ужаса на лице. Я стояла посреди комнаты - вся мокрая, продрогшая до костей, с полными мусора руками. Джаспер тут же опустился на пол, чтобы помочь мне его расчистить.

Бумага в моих руках зашуршала, когда я с силой сжала ее в кулаке. Мой взгляд был почти убийственным. В этот момент меня посетило странное чувство: будто все эти разрушения были настолько личными и интимными, что больше никто их не должен был видеть и, тем более, прикасаться к ним. Мое лицо пылало унижением и гневом от того, что кто-то вторгся в нашу с Эдвардом личную жизнь.

Но когда Джаспер поднял на меня прикрытый завесой своих длинных светлых волос взгляд, в нем я увидела молчаливую просьбу, которая читалась также в его нахмуренных бровях и в глубоких складках на лбу. Это были беспомощность, страдание и тревога за своего друга… или даже за меня? Я не могла быть уверена, о ком именно он беспокоился, но одно я знала точно: беспомощность – это не его обычное состояние. Такое часто проявлялось в непреодолимом желании что-нибудь сделать, но я была не в том состоянии, чтобы кому-то – и меньше всего Джасперу - помешать.

Пораженно вздохнув, я позволила ему и дальше расчищать ковер от бумаг и мусора. Эммет, в свою очередь, задумчиво взглянув на упавший шкаф, почесал затылок и громко вздохнул. Не говоря ни слова, он подошел к тому месту, где лежал шкаф, и в одиночку принялся ставить его обратно к стене. Элис направилась в сторону разбросанных по полу книг и начала собирать их, грустно улыбнувшись в мою сторону – туда, где я сидела на корточках и подбирала с ковра одежду и бумаги.

Через несколько мгновений я поняла, что звуки деятельности резко прекратились. Я обвела взглядом всех, кто находился в комнате, и поняла, что все они выжидающе смотрят на Розали. Поджав губы, она оперлась на дверной косяк. Наши взгляды встретились.

«Я бы хотела помочь, Белла, но весь этот… физический труд… это просто не мой конек», - запнувшись на словах «физический труд», она пожала плечами и покачала головой. Я дала ей понять, что не возражаю, послав в ответ лучшую из всех, что могла сейчас изобразить, улыбку, а остальные, закатив глаза, вернулись к уборке.

Казалось, что, пока мы убирались на полу, расчищая его от мусора, книг и одежды, проходили часы, и никто из нас не разговаривал, если только это не касалось непосредственно процесса. Джаспер и Эммет стали обсуждать, как заделать дыры в стенах. Я не слушала их. Но когда Элис принялась за кровать, в приступе паники я вскочила с коленей.

«Кровать моя», - сухо сообщила я, будто делила с ней пирог, а не бардак. Ее глаза удивленно округлились, но, согласно кивнув, она отступила и вместо этого оправилась вниз в поисках чистых простыней и одеял. На это я была еще согласна.

Пока мы работали и шаг за шагом расчищали золотистый ковер от мусора, незаметно наступила ночь. Мебель снова ровно стояла вдоль стен. Кровать была застелена новыми простынями и одеялами – чужими для меня, но не запятнанными всеми нашими ошибками. Я оставила его куртку на диване, и периодически поглядывала на нее.

После получения небольших инструкций от Эммета я смело пять раз подряд загрузила стиральную машинку. Если Карлайл и возражал, что пятеро подростков будут рыться в его кладовой и прачечной, то он не дал мне об этом знать. После каждой стирки я выкладывала чистую одежду на свежезастеленную кровать, складывала ее и вешала на плечики. Стирать одежду Эдварда было удивительно успокаивающим занятием, и я позволила себе помечать о том, что, если такое вообще возможно, то в отдаленном будущем, когда все станет менее запутанным, это сможет превратиться в мою обычную повседневную обязанность. Эти мечты успокоили меня. То есть… ровно до тех пор, пока я с беспокойным взглядом, учащенным сердцебиением и руками, полными футболок и джинсов, не оказалась перед дверью встроенного шкафа.

Розали, каким–то образом почувствовав мое волнение, встала с дивана и взяла вешалки у меня из рук. «Только не вздумай к этому привыкать», - улыбнулась она. Я отступила и, нервно заламывая руки, смотрела, как она открывает дверцы шкафа. Она завозилась с выключателем, и через мгновение в нем вдруг вспыхнул свет. Это была единственная часть комнаты Эдварда, которую я никогда не видела, и мое любопытство пересилило меня. Я вытянула шею, чтобы лучше видеть со своего места, как она сдвинула вешалки в сторону, освобождая пространство для вещей. Пока она развешивала одежду, я внимательно рассматривала детали стенного шкафа: неожиданная аккуратность, обычный, средний размер, множество одежды и разных видов обуви на полу под ней. Общий вид его шкафа был совсем безобидным, чрезвычайно увлекательным и совсем не страшным.

Розали задела своими светлыми прядями его футболки, когда обернулась и осмотрела полки с одеждой. Она расшифровывала его схему, педантично развешивая и раскладывая вещи в соответствии с ней. Моя грудь сжалась от вида того, как другая женщина занимается одеждой Эдварда. С грустью я отметила, что она, в отличие от меня, получила необычную и редкую возможность понять его психологию. Чего я, как отчаянно бы этого ни желала, не могла сделать со своего места. Я понимала, что это должно было вызывать горечь и зависть, но вместо горечи я чувствовала гнетущую недееспособность, небольшую неполноценность и странную заторможенность.

Наконец, когда взошло солнце, все ушли, и Элис, перед тем как выйти из комнаты, заключила меня в теплые объятия. «Ты же не собираешься идти домой?» - спросила она, после того как отпустила меня. Я не предприняла никаких попыток последовать за ней. Грустно улыбнувшись и покачав головой, я села на кровать и разгладила рукой складки на новом стеганом одеяле. Оно было коричневого цвета.

Она нахмурилась, обводя взглядом комнату, в которой мы так усердно поработали. «Эсми расстроится», - тихо прошептала она, украдкой бросая на меня взгляд, - «но, может быть, так все равно будет лучше. Вам обеим нужно пространство», - сказала она, и я почувствовала скрытый смысл в ее словах, когда она исчезла за дверью.

Чувствуя себя уставшей сильнее, чем когда-либо, я закрыла за Элис дверь и прислонилась к ней спиной. Мои глаза изучали развернувшуюся передо мной новую картину, пока легкие оранжевые лучи восходящего солнца, проникая через балконную дверь, подчеркивали золотистый оттенок ковра. Если не считать дыр в белых стенах, она была безупречной.

Я стянула толстовку, скинула ботинки и подошла к комоду. Открыв ящик, я вытащила оттуда его пижаму. Его белая футболка и темные фланелевые пижамные штаны были мне велики, но вместе с тем - такими удобными и мягкими. Я воспользовалась его ванной, в которой все еще оставалась моя зубная щетка, чтобы я могла почистить зубы. Отвернув за край незнакомые мне одеяла, я зарылась в их тепло, сжала пальцами прохладную простынь и уткнулась носом в его подушку.

И когда, наконец, для моих рук и моего разума не осталось никаких дел, боль от его ухода полностью поглотила меня.



Сон. Я слишком им увлеклась.

Всю оставшуюся неделю я не ходила в школу. Я спала в кровати Эдварда, сознательно погружая себя в кошмар за кошмаром. Внезапно просыпаясь, вся в поту, дрожа от страха и отчаяния, я все равно каждый раз находила в себе силы, чтобы снова вернуться в бессознательное состояние.

Так время проходило быстрее.

Случалось, что я просыпалась, и солнце заливало косыми лучами безупречную комнату, освещая и подчеркивая дыры в стенах и приковывая мой взгляд ко всем видимым трещинам. Хуже всего было просыпаться по ночам. Если не считать периодически начинавшегося дождя, вокруг стояла поразительная тишина и спокойствие. Тишина вызывала во мне страстное желание хаоса и беспорядка, и я закутывалась в одеяло до подбородка, глубже погружаясь в безопасность, которую оно мне дарило. В такие моменты комната казалась мне до странного чужой. Это было настолько неразумно, ведь я провела здесь много ночей, просто никогда не спала тут в одиночестве.

Я никогда не смотрела на часы на прикроватной тумбочке, и моим единственным ориентиром во времени были свет и тьма. Я была в полной изоляции, но я не просыпалась настолько, чтобы почувствовать это в полной мере. Я не ела, но я не чувствовала голода. Я пила воду из крана в ванной в тех редких случаях, когда вставала с постели в туалет, но я не чувствовала жажду. Я чувствовала просто усталость. На третий день меня все меньше стало удивлять отсутствие посетителей. Я чувствовала себя так, будто все забыли обо мне и оставили меня в покое, пока я отдыхала, и мой мозг сам себя исцелял с помощью сна.

Но, конечно же, этим дело не ограничилось.



"Твои волосы выглядят как... как..." - Розали презрительно поморщила нос, глядя на мою голову на подушке. "Я даже не стану впустую тратить свой творческий потенциал, чтобы обматерить их должным образом", - вздохнула она и грациозно присела на краешек кровати.

Вообще-то, она вошла в комнату без моего разрешения, и я проклинала Эммета за то, что он отдал ей ключ. Было довольно странно, что первой из всех ко мне осмелилась приблизиться именно Розали.

Я зевнула и развернулась к ней спиной. "Я не пойду домой, так что даже не пытайся", - мой голос был слаб из-за долгого молчания, и я почувствовала себя немного жалкой, подтягивая колени к груди и сильнее укутываясь в одеяла. Мое настроение было угрюмым из-за слишком долго сна и постоянного истощения во время кошмаров ночного бодрствования.

Я рассудила, что если вы не можете вызвать жалость, после того как бойфренд трахнул вас и потом поспешно сбежал из штата, то когда вообще сможете? И если бы я не понимала всем сердцем, что Эдвард этого не заслуживает, я не сдержала бы порыв сказать это вслух.

«Да-да, не пойдешь домой. Неуправляемый подросток. Отвергнутая возлюбленная. Без разницы", - небрежно ответила она, вставая с кровати и обходя вокруг нее так, что я смогла ее видеть. Я еле сдержалась, чтобы не перевернуться на другой бок. Но это было бы слишком по-детски. Улыбнувшись, она присела на корточки возле кровати, и ее лицо резко приняло очаровательнейшее и милейшее выражение. "Белла", - проворковала она, наклоняясь в мою сторону и упираясь подбородком в матрас всего в дюймах от моего лица. Она продолжала ласково улыбаться, когда тихим шепотом, который окутал мое лицо ароматом какой-то мятной жвачки, продолжила: "На данный момент, ты самая вонючая сучка во всем Форксе, и если ты сейчас же не поднимешь свою задницу и не примешь душ, то мне придется приложить силу и даже что-нибудь тебе повредить, пока я буду собственными руками насильно принуждать тебя это сделать".

В ответ на мой сердитый взгляд сквозь прищуренные веки она со смехом запрокинула голову назад. У Розали был самый неприятный смех из всех, что я слышала. Он не был гнусавым или что-то в этом роде. Но он настолько ей не соответствовал. Сильный и гортанный, он исходил как будто из глубин ее живота. Сбрасывая с себя одеяла и направляясь в ванную под душ, чтобы смыть три ночи пота со своего тела и волос, я подумала, что он больше походил на грубый хохот.

Теперь, когда мне впервые пришлось воспользоваться душем Эдварда, он выглядел как обычно. Его шампунь стоял там же, и я без колебаний воспользовалась им. Пока я втирала его в голову, этот запах уютно окружил меня со всех сторон. Я вымыла тело его мылом и укутала себя его ароматом. Его кремом для бритья и бритвой я воспользовалась, чтобы побрить ноги. Все ощущалось и пахло, как Эдвард. Горячая вода расслабляла меня. И я мысленно благодарила Роуз за то, что она заставила меня это сделать. Когда горячая вода наконец-то закончилась, я вышла из душа и вытерлась его полотенцами. За все эти дни я не чувствовала себя лучше, чем сейчас.

Когда я вышла из ванной, кровать была пуста, и на матрасе лежал новый комплект простыней. Розали указала рукой с идеальным маникюром на кровать и, к моему удивлению, стала разворачивать простынь. Это было так по-домашнему, и так не похоже на нее. Это наблюдение еще больше подчеркнула глубокая морщина, образовавшаяся между ее бровей, пока она излишне сосредоточенно боролась с резинкой, закрепляя простынь. С гораздо более веселым настроением я пришла ей на помощь, посчитав установившееся между нами молчание милым.

Чересчур милым.

"Не вздумай к этому привыкнуть. Ты знаешь, что Элис и Эсми там в истерике, которой позавидовал бы любой младенец?" - спросила она, вскидывая бровь, когда мы заправляли простыни под матрас. "А Эммет вчера в городе три часа искал коробку печенья Chunky Chips-Ahoy. Только чтобы съесть одно и выбросить все остальное", - хрипло усмехнулась она.

"Тогда почему они не пришли меня проведать?" - равнодушно вздохнула я, ловко уходя от темы печенья, которую я была не в настроении обсуждать. Честно говоря, мне и дела до этого не было, но такой вопрос казался уместным. Меня избегали.

Розали слегка пожала плечами, не глядя мне в глаза. "Наверное, это моя вина. Я пригрозила различными вариантами телесных повреждений, если они побеспокоят тебя в это "мрачное и ленивое для сучки время". Уголок ее губ приподнялся в еле заметной улыбке, пока мы расправляли простынь по матрасу.

"И с какого перепуга ты решила стать адвокатом "сучки в ее ленивое и мрачное время"?" - сухо спросила я, хотя на самом деле была довольно озадачена всем этим. Мы с Роуз никогда не были достаточно близки для такого.

"Эдвард попросил меня об этом", - ответила она без колебаний, и в ответ на мою застывшую позу и отсутствующий взгляд добавила: "Хотя он не называл это конкретно термином "адвокат сучки в ее ленивое и мрачное время". Конечно же, он не стал бы так говорить. Это слишком вульгарно". Она вздохнула, протягивая мне один конец стеганого одеяла. Я растерянно нахмурилась, и она продолжила, сосредоточившись на постельном белье: "Видишь ли, когда Эммет уехал, чтобы найти своих родителей, меня это расстроило", - она рассеянно пожала плечами, а потом усмехнулась, поднимая на меня взгляд, - "Ладно, меня это жутко взбесило", - призналась она, теперь нацелившись на подушки и протягивая мне наволочки, - "У него был этот личностный кризис и все такое. И когда она уехал, чтобы найти их, я почувствовала..." Она остановилась, лишь наполовину надев наволочку на подушку, и уставилась в пустоту перед собой, - "…я почувствовала себя так, как будто меня ему здесь, в этой жизни, было недостаточно", - закончила она шепотом, искоса поглядывая на меня. Казалось, что ей слегка неуютно признаваться в этом, но она тихо откашлялась и продолжила свое занятие. "В общем, я думаю, что Эдвард просто подумал, что тебе понадобится тот, кто сможет понять и посочувствовать, или что-то в этом духе. Он попросил меня присмотреть за тобой", - небрежно пожала она плечами, и вдруг я почувствовала, как мою грудь сдавливает и становится тяжело дышать.

Я уронила подушку, хватаясь за грудь, и мое лицо исказилось от боли. Я даже не понимала, что испытываю, пока не услышала от нее этих слов. Я почувствовала себя так, как будто меня ему здесь, в этой жизни, было недостаточно. Сдавленный всхлип вырвался из моей груди, и Розали тревожно и настороженно посмотрела мне в глаза.

"Ты плачешь?" - спросила она взглядом, когда мои слезы начали ручейками стекать по щекам, и я послала ей раздраженный взгляд в ответ. Ее лицо приняло неодобрительное хмурое выражение. "Держи себя в руках. Я уверена, что все не так плохо, как кажется", - она скрестила руки на груди и оценивающе посмотрела на меня, как будто не была уверена, как справиться с проявлением моих эмоций.

Вдруг я почувствовала непреодолимое желание просто... поговорить обо всем. Эдвард был единственным человеком, с которым я когда-либо нормально разговаривала, но были такие вещи, которые я даже ему не могла рассказать. Мне пришло в голову, что я действительно никогда не была по-настоящему открытой и искренней по отношению к кому-либо. Это было похоже на дамбу, которая дрожала и скрипела под давлением всего этого, ожидая шанса прорваться и накрыть водой того, кто стоял рядом. Я не чувствовала, что Розали - лучший кандидат в сопереживающие слушатели. По правде говоря, она просто оказалась в нужном месте в нужное время.

Но я начала с самого наболевшего. "Я боюсь за него", - призналась я, и это была правда. Мою собственную боль, неприятие или что бы это ни были за чувства, затмевал страх, что он где-то там, его сердце и надежды отправлены в небытие, а я в это время чахну в его кровати, абсолютно не в силах ему помочь.

Роуз ничего не сказала. Вместо этого она села на кровать и похлопала рукой рядом с собой, как будто чувствовала, что мне нужно все это излить наружу. Поэтому я приняла ее предложение и присела рядом. Мои мокрые волосы оставляли темные круги на постели, и я начала свое искупление.

Должно быть, я говорила много часов, но она, к счастью, предоставила мне свои уши, ни во что не вмешиваясь. Ее голубые глаза внимательно изучали мое лицо, пока я признавалась в том, что таилось в глубине моей души всю прошлую неделю. Я рассказала ей о произошедшем погроме, покрываясь глубоким красным румянцем из-за своей откровенности. Я рассказала ей, как почувствовала власть и потеряла контроль.

Я призналась, как ужасно поранила Эдварда тем днем. Я даже рассказала ей о сексе, и каким болезненным он оказался для нас обоих. Я описала оттенок его крови на шее, и какой пышной и яркой казалась трава, когда меня рвало на нее сверху.

Чем больше я говорила, тем больше я осознавала то, что не пришло мне в голову тогда. Возможно, в тот момент я тоже слишком устала, чтобы все обдумать, или, может быть, раны еще не достаточно затянулись, чтобы взглянуть на все с рациональной точки зрения. Но вдруг я поняла, что эти двое, о которых я говорила на протяжении последних часов, вообще не были Эдвардом и Беллой. Описывая наши действия, в глубине души я чувствовала враждебность и безрассудность. Эти двое были проявлением всего того зла, которое было причинено им. Внезапное осмысление всего этого повергло меня в молчаливый шок. Мое объяснение о перевернутом книжном шкафе оборвалось на полуслове и зависло в воздухе между мной и Розали.

Я была Филом для Эдварда. А он был моей Элизабет. Я сделала его жертвой, а он покинул меня. Интересно, понимал ли он сам это, где бы он ни был. Моя боль удвоилась. С одной стороны, я испытывала потребность быть рядом с ним, рассказать, что я наконец-то все поняла о том дне, могла бы правильно извиниться перед ним. С другой стороны, мне нужно было быть рядом с ним и ухватиться за то, что у нас было и что мы так спокойно разрушили, чтобы он никогда больше не смог оставить меня.

Роуз осторожно наблюдала за мной со своего места рядом. "И что, ты опрокинула шкаф?" - впервые за эти часы заговорила она, но я не размыкала рта. Этот разговор достиг своей цели, и теперь я лучше понимала суть произошедшего. Даже при том, что у меня не было никакой возможности связаться с Эдвардом и наконец-то объяснить ему свое поведение, я немного успокоилась, что теперь буду знать об этом, когда он вернется.

Все, что мне нужно было сделать, - дождаться его возвращения домой.

Я улыбнулась Роуз и встала с кровати. "Я опрокинула шкаф, но посмотри на него теперь", - я кивнула туда, где он стоял - гордо и неизменно. Ему не пришлось долго быть покоренным, и мне тоже нужно было заканчивать затянувшееся искупление.


ЭДВАРД

В «Вольво» воняло, черт возьми... и в самом деле ужасно. Кривя носом, я стал поглядывать на заднее сидение, как источник усиливавшегося запаха. Там была разбросана целая уйма пакетов из-под фаст-фуда. Должно быть, что-то из этого просто... воняло так, бля, как будто собиралось вытурить меня из тачки, если я не найду, что именно.

"Это ты-ы-ы-ы", - поддразнил меня монотонный голос сбоку, и моя челюсть сжалась. Я закрыл глаза и вжался в свое сидение, пытаясь дышать глубоко и ровно. Ее здесь нет. Я повторил это несколько раз в уме, и когда мои глаза открылись, они наткнулись прямо на Беллу.

"Да, я здесь", - прошептала она с ухмылкой, откинулась назад на пассажирское сидение, и ее красная юбка распласталась по моей обивке, заражая ее неправдой.

"Нет. Тебя нет", - повторил я, избегая ее пристального взгляда, а потом еле слышно добавил шепотом: "И я не воняю". Понятно? Я бы тогда произвел дерьмовое впечатление сегодня, если вообще придется на кого-то его производить.

Она фыркнула, и я успешно переборол сильное желание уставиться на ее ноги или наклониться и вдохнуть аромат ее вьющихся локонов. Гребаная самозванка. Когда она в первый раз появилась на пассажирском сидении, я был за рулем и чуть не укутал своим "Вольво" долбанный телефонный столб. Теперь же она просто взяла и "решила" появляться из ниоткуда... время от времени. Это раздражало.

"Нет, воняешь".

Бля. Только не это опять.

"Нет, не воняю", - вздохнул я, продолжая избегать ее взгляда.

"Воняешь-воняешь", - ответила она нараспев, и я услышал шуршание ее одежды, когда она придвинулась ближе ко мне. Я мысленно усмехнулся. Белла никогда не говорила нараспев.

"Нет", - раздраженно выдохнул я и от расстройства сжал руль, желая, чтобы она исчезла. Сегодня мне не хотелось иметь дело с этой херней.

"Да, да, да", - неприятно повторяла она у меня над ухом.

Мои руки жестко впились в руль, когда ее голос произносил это "да", до тех пор, пока дальше выносить это стало просто невозможно. "Бля, да заткнись ты!" - выкрикнул я, сердито глядя ей прямо в глаза. Черт, она была такой раздражающей сучкой.

Она обиженно надула свои алые губы и развернулась всем телом к окну. "Ты задел мои чувства", - прошептала она, переводя свой хмурый взгляд к рукам у себя на коленях и начиная, как и всегда, притворное шоу. Выражение лица моей девочки вызвало легкую боль у меня в груди, но только лишь рефлекторно. Мне пришлось напомнить себе, что это была не Белла. У нее не было чувств, которые можно было бы задеть.

Я закатил глаза и перевел взгляд обратно на здание. "Ты знаешь, что сейчас для меня не самое лучшее время. Возвращайся, когда рядом будет что-нибудь острое, чтобы я смог выколоть себе свои гребаные глаза", - рассеянно ответил я, еще раз пробегаясь взглядом по улице. Солнце только что взошло, и небо было окрашено в теплые оттенки оранжевого и розового. Весна в Чикаго.

"Эдвард", - неодобрительно покачала она головой, упираясь ногой о приборную панель. Искоса глядя на это, я раздраженно усмехнулся, и ей это, кажется, понравилось. "Ты так жесток к самому себе", - многозначительно усмехнулась она, пока я изо всех сил старался игнорировать ее присутствие.

Складывалось такое ощущение, будто с каждой секундой я все больше и больше схожу с ума. Она постоянно возвращалась. Очень похоже на мою теорию про Аддерал. После того, как я наконец-то пересек границы Форкса, я притормозил у обочины и долго проспал в "Вольво". Я не мог продолжать свое путешествие в таком бессвязном состоянии. Просто я знал, что сначала мне нужно уехать из Форкса. Потому что, если бы я не уехал именно в тот момент, я никогда не смог бы этого сделать.

Этот цикл сна обеспечил мне возможность благополучно добраться до Чикаго, и после моего приезда сюда я так хорошо с этим справлялся, что начал гордиться своим самоконтролем. Но, естественно, когда долго увиливаешь от сна, ты неизменно попадаешь в ловушки. Самая очевидная... – она.

"Мы не сумасшедшие", - негодующие возмутилась она, убирая свою опасную ножку. "Сумасшедшие не знают, что они сошли с ума. Именно это и делает их чокнутыми", - объяснила она, и боковым зрением я увидел, как она приподняла волосы, убирая их от лица. "Перестань быть таким..." - она затихла, задумавшись и связывая резинкой все свои завитки, рассыпавшиеся каскадом по ее плечам, - "мальчишкой, конченным". Она резко фыркнула и усмехнулась, когда я демонстративно закатил глаза. Она всегда больше говорила сама с собой, чем со мной.

О, погодите-ка. Я же делаю то же самое, так?

Бля, какой же я ебанутый.

Когда хихиканье стихло, она протяжно и тяжело вздохнула, а потом машина погрузилась в великолепную тишину. Я воспользовался этой возможностью, чтобы сосредоточиться на комплексе зданий передо мной и изо всех сил постарался блокировать ее. Лучшее, на что я мог надеяться в таких ситуациях. А ведь мне сегодня действительно нужно, чтобы в голове было чисто. Сегодня тот день, когда я собирался просто, бля... сделать это. Больше никаких оправданий.

Я находился в Чикаго уже две недели, и до сих пор не поговорил с ней, если учесть, что на ее поиски мне понадобилось пять дней. Это было на удивление легко сделать с той информацией, что была собрана в папке Карлайла. Она жила в одном и том же самом старом доме последние три года.

Этим утром состоялась моя первая попытка увидеть ее... пошпионить за ней. Да какая разница. В любом случае, это было впервые. Я не заметил никаких припаркованных у бордюра машин, и большую часть ночи провел за тем, что тщательно изучал внешний вид ее дома. Он практически весь обветшал, и я периодически обращался к желтой архивной папке, чтобы сверить адрес. На протяжении ночи ни в одном из окон не был зажжен свет, и я стал подозревать, что ее вообще нет дома. И вообще, что это не ее дом.

В моей голове с бешеной скоростью проносились мысли и сценарии развития событий, пока я в замешательстве вел наблюдение через ветровое стекло. Если мне действительно повезет, то у нее могло сейчас и не быть другой семьи. Именно так и произошло с Эмметом, и я знал, что это опустошило его. Его мать с отцом развелись, но оба уже успели вступить в брак по второму разу и к тому времени, когда он нашел их прошлым летом, у них уже были дети. Однако я не мог отрицать примирения с ситуацией в его глазах, когда он рассказывал мне свою историю. Они не хотели его в своей жизни, и он описал мне, насколько они были счастливы. Он не страдал по этому поводу так, как должен был бы.

"Я всегда понимал, что существует такая возможность", - объяснил он мне на моем балконе в тот вечер, когда я покинул Форкс. "Они не сердились, не грубили или что-то еще. Просто в их жизни не было для меня места". Он пожал плечами, как будто это было не так уж и важно, раз он все это предвидел. В ответ на мое недоверчивое выражение лица он продолжил: "И я не имел права вторгаться в их жизнь и начинать требовать какое-нибудь дерьмо". Мне хотелось сказать ему, что он имел все права на это. Бля, господи Боже, он же был их ребенком! Но, прежде чем я успел произнесли хоть слово, он поспешно добавил: "На самом деле, у меня было все, что нужно, прямо здесь, Эдвард. Мне просто самому надо было это понять".

И с этим он отпустил их. Все ясно было видно по его лицу. Я был потрясен тем, что он мог обсуждать это так обыденно. В то время как я сам даже просто слово "Чикаго" не мог слышать, не замкнувшись в себе. Но Эммет принял то, что потерял.

Я хотел именно этого.

Больше всего на свете.

Какая-то часть меня понимала, что чем все ужаснее для меня, тем легче будет отпустить ее. В лучшем случае, я извинюсь за все, что сделал, а потом уеду еще до того, как разрушу и ее новую жизнь. Она не простит меня, но я все равно никогда на это и не надеялся.

Все это было до нелепого эгоистично и дерьмово - я это понимал. Знал, что единственным, кто хоть что-то получит от этого хренового решения, - я сам. Поступая так, я причинял боль ей, я причинял боль Белле, и... Бог знает кому еще. Но тем вечером на балконе у меня не было никаких сомнений в том, что мне надо просто взять себя за яйца и посмотреть прямо в глаза всему этому дерьму. Больше никаких вокруг да около.

"Почему ты не позвонишь мне?" - неожиданно прошептала Белла осторожным тоном, отвлекая меня от моего молчаливого отражения. Мои руки снова напряглись вокруг руля. Я никак не мог врубиться, почему она снова - и теперь уже постоянно - поднимала этот вопрос.

"Отвали", - проворчал я грудным голосом, пытаясь игнорировать ее. Она действительно появлялась в самые неподходящие моменты, и я был не в настроении отвечать на этот вопрос.

Этот спор всегда был раздражающе предсказуем. Я начал бы напоминать ей, что у Эсми дома нет телефона. У нее с Элис были собственные мобильные телефоны, и, вероятно, у них никогда не возникала потребность в расходах на еще один. С другой стороны, и у нас с Беллой никогда не было потребности в телефоне. Поэтому я решил, что напрямую связаться с Беллой у меня не было никакой возможности. На что моя раздражающая бестелесная компаньонка парировала бы, что я мог бы позвонить прямо Элис, и она разрешила бы мне поговорить с Беллой. На что я возразил бы, что хотел бы воздержаться от беспокойства Элис, и на это она бы снова усомнилась, что Элис бы это побеспокоило. На что я, в свою очередь, возразил бы: "Отвали".

Видишь? Я сэкономил для нас целую дерьмокучу времени.

"Но ты хочешь, чтобы я осталась", - пробормотала она, накручивая локон на палец. Бля, это было отвратительно. Я не мог решить, что было более отвратительно – то, что она была здесь, или то, что я допускал это каждый раз. "Ты хочешь говорить со мной, так почему бы тебе не поднять трубку и не позвонить?" - опять спросила она.

"Мне хватит и разговоров с тобой", - оживившись, сообщил я ей в ответ.

Белла в Форксе была не одна, и я заранее убедился - все знают, что я хочу, чтобы они присмотрели за ней после моего отъезда. Я даже подрядил на это дело Розали.

Эммет рассказал мне, что ей пришлось нелегко, когда он уехал, и...

Бля, я не знаю.

Я лишь чувствовал, что она сможет помочь моей девочке так, как не сможет никто. Я также попросил ее, чтобы она была с ней рядом в школе, потому что знал, как сложно Белле будет ходить на занятия с Эмметом и Джаспером. Элис была отличной подругой и кузиной Беллы, но никто - и я действительно имею в виду никто - не решится доставать Розали Хейл. После того, как я позвонил ей тем вечером, я знал,.. что так буду меньше переживать за Беллу, находясь в Чикаго.

"Если ее кто-нибудь тронет, я оторву им их гребаные яйца", - уверила она меня, а потом добавила, - "Или сиськи. Без разницы". Я услышал по телефону, как она пожимает плечами, и понял, что Розали говорит на полном серьезе. Она запросто могла быть жесткой.

Какое-то время Белла молчала, прежде чем громко и сердито выдохнуть. "Знаешь что, Эдвард?.." - она посмотрела на меня, заерзав на своем сидении, и я отвел глаза от ее рта, который постоянно открывался и закрывался, пока она была, по-видимому, неспособна закончить свою мысль.

Что я знаю? Черт, я был сбит с толку.

"Неважно", - наконец, выдала она и откинулась назад на сидение, скрестив руки на груди и сердито глядя на меня. Разозлил ее. Я сдержал довольную ухмылку.

"Отлично", - закончил я, весьма довольный тем, что на этот раз выиграл спор.

"Отлично!" - крикнула она, яростно соглашаясь. Ее декольте вздымалось и опускалось от сердитых вдохов и выдохов, а злой взгляд был устремлен вперед. Она всегда ворчала так, перед тем как исчезнуть.

Я закрыл глаза и сжал зубы. Мне ненавистно было признавать, что я хотел ее присутствия здесь. Я презирал мысль о том, что ее присутствие приносило мне толику комфорта только потому, что она выглядела как моя девочка. Я ненавидел власть, которой она обладала надо мной из-за этого. Я ненавидел, что она собиралась уйти. Я действительно ненавидел все происходящее и то, что она собиралась уйти. "ВОТ И ОТЛИЧНО!" - наконец, заорал я в ответ, и, когда открыл глаза, на сидении рядом со мной снова было пусто.