Это был единственный день за две недели, когда я не ел свое печенье за ланчем. Черта с два я допустил бы, чтобы Джаспер увидел их название. Он вошел в столовую с важным видом в своих дырявых джинсах и неряшливой футболке, покосившись на стол Брэндон. Мне только и оставалось, что закатить мои гребаные глаза. Я давал ему месяц. Если он к тому времени не наберется храбрости, я возьму ситуацию в свои собственные руки. Моя девочка поможет мне.

Он сел напротив, не говоря ни слова, что-то высматривая на поверхности стола передо мной. Похоже, отсутствующий там пакет с печеньем мне придется съесть по пути домой или как-то еще. После того как он съел половину своего отвратительно жирного школьного бургера, он развернулся, чтобы посмотреть назад на стол моей девочки, за которым она читала и ела свои гребаные Снэки Скуби Ду.

Джаспер повернулся обратно с широкой улыбкой на лице. "Итак, есть разговор. Видишь ту новую девчонку?" - он через плечо указал большим пальцем на Беллу, - "К ее репертуару добавились насилие и нанесение телесных повреждений". Он ухмыльнулся и сделал глоток молока.

Я нахмурил брови. О чем, черт возьми, он говорит? "Как это?" - небрежно спросил я, пытаясь не вызвать подозрений.

Он тихо рассмеялся, довольно долго пытаясь успокоится и снова вернуть дар речи. "Я слышал, что она набросилась на Стэнли с баскетбольным мячом в спортзале в прошлую пятницу", - смеялся он, качая головой.

Это было определенно что-то новенькое. Какого черта Белле понадобилось набрасываться на Стэнли? Не то чтобы от мысли об этом мне тоже не хотелось рассмеяться. Потому что, честно говоря, так и было.

После того, как у него закончился приступ смеха, Джас продолжил. "Просто, бля, взяла мяч и бросила ей в голову", - он стал смеяться еще сильнее. "Прикинь, прикинь, да?" - давился он смехом. "Что-то круглое бьется о лицо Стэнли. Для меня звучит, как еще один день из ее жизни", - он еще сильнее заржал над своей шуткой.

У меня в животе екнуло. Пятница была "по-настоящему дерьмовым днем" Беллы. И эта гребаная сука Стенли каким-то образом была в этом замешана. Я сжал кулаки. Неудивительно, что Белла не сказала мне о том, что ее беспокоило. Я послал Джассу неискреннюю улыбку - это было то, чего он ожидал бы от меня после всей этой истории. И если бы мне ее рассказал кто-то другой, то я, вероятно, так не старался бы.

Остаток ланча мы провели молча. И, черт побери, я действительно пытался пропустить это мимо ушей и ни о чем не расспрашивать. Но я не мог так поступить. Потому что я должен был узнать, как сильно мне придется «отыметь» эту суку Стэнли. Тот, кто придумал фразу "нельзя поднимать на женщину руку", никогда не трахался с Джессикой Стэнли. Мне потребовались месяцы, чтобы она отстала от меня только поле одной единственной ночи. Телефонные звонки, записки в моем шкафчике, она даже рассказала своим гребаным подругам о моих шрамах. Всего этого не было достаточно для того, чтобы захотеть вынести ей мозги. Но я не мог позволить ей отыгрываться на моей девочке.

Когда я пришел на биологию, Белла уже сидела на своем месте с этим гребаным капюшоном на голове. Я никогда еще не чувствовал такого сильного желания сдернуть его вниз. Она пряталась. Бля, она пряталась от меня. И мне это не нравилось.

Как только я уселся на свое место, и мистер Баннер начал свою лекцию про ДНК, я вырвал листок бумаги из своей тетради и стал писать Белле записку. Это было против правил. Но мне было насрать на них в этот момент.

Бля, что такого Стэнли тебе сделала?

Я сложил листок несколько раз и передвинул на ее сторону лабораторного стола. Она недоверчиво посмотрела на него. Белла не ожидала, что я нарушу правила. Она нерешительно взяла записку и стала ее разворачивать.

Я пристально наблюдал за ее реакцией. И мне было пофигу, если кто-то видел, что я смотрю на нее. Ее глаза расширились, и она напряглась. Некоторое время она просто сидела, уставившись на записку, пока, наконец, нахмурившись, не сползла вниз по стулу и, подняв карандаш над бумагой, написала ответ. Слишком, черт возьми, быстро. Она тщательно свернула ее и медленно пододвинула назад ко мне. Я развернул записку. И даже слегка взбесился из-за того, что понял - я не получу достаточных объяснений прямо сейчас.

Сегодня вечером

Вот и все, что там было написано. Я сжал руку, в которой все еще была бумага, в кулак, и бросил скомканную записку в свою сумку. Я направил очень резкий взгляд прямо в ее большие карие глаза. Да. Сегодня вечером. Ни единого гребаного шанса, что ей удастся так легко избежать этого разговора. Она резко сползла еще ниже на стуле и еще ниже наклонила голову. Стыд. Вот что это был за вид. И я не понимал, почему ей стыдно, но собирался узнать об этом.

Когда прозвенел звонок, я первым вышел из класса, но не отправился сразу же на следующее занятие. Я подождал, пока выйдет Белла - капюшон вверх, голова вниз - и отправится в спортзал. Я шел за ней на расстоянии в несколько шагов. Казалось, что все сторонились ее. Это было похоже на то, как расступилось Красное море, или еще какое дерьмо вроде этого. Они больше не смотрели на нее, а просто сваливали нафиг с ее дороги. Это было и дерьмово, и хорошо одновременно.

Когда мы приблизились к спортзалу, я увидел возле входа Стэнли в компании ее бешеных подлых гиен. Я остановился так, чтобы меня не было видно, и небрежно прислонился к кирпичной стене. Когда Белла подошла к дверям, Стэнли в бешенстве посмотрела на нее и проводила со злостью во взгляде. Если бы взглядом можно было убить, мне бы пришлось счищать остатки трупа моей девочки со входа в спортзал.

Стэнли ничего не сказала ей, а просто, бля, пошла за ней следом. Я разозлился еще больше, потому что я знал, что все эти грязные сучки собирались зайти в одну гребаную раздевалку с моей девочкой. И не было ничего, черт возьми, чем я мог ей помочь.

Как только прозвенел последний звонок, я рванул на парковку. Я должен был взглянуть на Беллу, чтобы удостовериться, что с ней все в порядке. Я прислонился к двери моего Вольво, с тревогой наблюдая за входом в спортзал. Первыми медленно вышли ребята, все взмыленные и потные, совсем как Эмметт в дни своих тренировок. После того, как парни ушли, медленно начали выходить девушки. Я выпрямил спину, чтобы лучше видеть сквозь толпу. Стэнли и ее сучки как всегда вышли с распутным видом, жуя жвачки и хихикая. Конечно же, от этого я только еще больше забеспокоился. Наконец-то самой последней из спортзала, еле волоча ноги, вышла Белла. С треклятым капюшоном у нее на голове и опущенной вниз головой. Бля, все еще прячется. Брэндон уже была в своей машине, ожидая возможности отправиться домой. И когда Белла развернулась, чтобы открыть дверь, она подняла свою голову достаточно высоко для того, чтобы я мог увидеть ее лицо, пока она садилась в машину.

Ее глаза покраснели и опухли, и я достаточно хорошо знал мою девочку, чтобы понять, что она плакала. Она забралась в Порше Бэндон и тихо захлопнула дверь. Не сердитый хлопок, не яростный хлопок, а просто тихий, робкий щелчок. У меня еще сильнее засосало под ложечкой, когда я смотрел, как они уезжают.

Я отвез Джаса домой, чувствуя себя чертовски мрачно. Он ни хрена не сказал мне. Он довольно хорошо знал мои настроения, чтобы понимать, когда мне было не до разговоров. Он быстро выскочил из машины, когда я остановился возле его дома. А я поехал домой с большей скоростью, чем обычно. Это было глупо. Все равно от этого стрелки часов не покажут десять быстрее.

Я ждал в своей комнате. Шагая взад-вперед и запуская пальцы в волосы, и просто пытался занять себя чем-нибудь до десяти. Я немного порисовал, я даже немного почитал книги Беллы. Когда Карлайл приехал домой, я спустился вниз и поговорил с ним, просто чтобы убить время. Он не рассказал мне ничего интересного. Но он отправлялся на очередную медицинскую конференцию в эти выходные, и я был абсолютно уверен, что это означает еще одну гребаную вечеринку у нас дома, но держал рот на замке. Потому что, честно говоря, я не был настроен особо против.

Когда было уже почти десять, я открыл балконную дверь и вышел ждать ее на холод. Я видел, как Белла вышла из дома Брэндон: из двери кухни со своей сумкой на спине, как и всегда. Я видел, как медленно она кралась через задний двор, как будто оттягивала неизбежное. И капюшон все еще покрывал ее голову. Я перегнулся через перила, облокотившись на предплечья, наблюдая за тем, как она карабкается по решетке, как настоящий профи.

Когда она добралась до перил, я собирался помочь ей перелезть через них, но она была настолько хороша в этом деле, что спрыгнула на балкон прежде, чем я получил шанс оказать помощь. Как только она прочно стала на ноги, я добрался до этого гребаного капюшона и стянул его вниз. Больше никаких пряток. Она ни разу не посмотрела мне в глаза, просто вошла в мою комнату и стала распаковывать свою сумку, как и в любую другую ночь.

Закрыв балконную дверь, я прислонился к ней, скрестив руки на груди. Я ни фига не был голоден. Я хотел не еды от моей девочки. "Я хочу свое печенье", - просто заявил я. Это бы мне точно сказало, как Белла чувствовала себя сегодня.

Она остановилась в нерешительности, но засунула руку в сумку и достала пакет с печеньем, положив его на кровать рядом с едой.

Она прошаркала на свое место на диване и уселась на него с видом маленькой девочки, которая чем-то провинилась перед папой. Я стоял и выжидающе ждал. Но она просто сидела там на диване, уставившись в свои руки на коленях и теребя рукава. Я откашлялся. Громко. Давай выкладывай, черт возьми.

Она закрыла глаза и медленно покачала головой. "Ты просто так не отстанешь, да?" - прошептала она.

Я фыркнул. "Ты права, черт возьми, не отстану. Говори", - скомандовал я, все еще скрестив руки на груди и не двигаясь с места.

Она тяжело вздохнула. "Ты ешь. А я буду говорить", - прошептала она и наклонилась, чтобы снять ботинки. Так она могла устроиться на моем диване, поджав ноги.

Еда, на самом деле, была последним, что меня сейчас интересовало, но обычно я поднимал ей этим настроение. Усаживаясь в центр своей кровати, прежде чем сделать что-либо, я сначала посмотрел на пакет с печеньем. Сливочное Печенье Я покачал головой. Это ни хрена не помогло мне. Я положил его на прикроватный столик и взял контейнер с... энчиладой (кукурузная лепешка с острой начинкой и приправой чили - национальное мексиканское блюдо - прим.пер.) к себе на колени. Я взял вилку, которую она принесла для меня, отделил кусочек и съел его.

Когда я оторвался от энчилады, она смотрела, как я ем. Как всегда. В ее глазах была усталость и какая-то грусть, причину которой я не мог понять до конца.

Я вопросительно изогнул бровь. "Не думай, бля, что я не считаю это крайне занимательным, но не могла бы ты объяснить мне, за что ты ударила Стэнли?" - спросил я, проглатывая еще один кусок, но продолжая внимательно смотреть на нее.

Она нахмурилась и крепче обняла колени, направив свой взгляд на ковер. "Она сидела передо мной на трибуне в пятницу", - начала было она, но потом остановилась, нахмурив брови, и тряхнула головой. "Она и Саманта разговаривали о..." - она снова сделала паузу и скривилась, - "О... парнях, с которыми они переспали." Я хотел пошутить и сказать что-нибудь вроде: "Вау, держу пари, что это был охренительно длинный разговор... в буквальном смысле". Но я не мог, потому что разговор уходил совсем не в веселое русло. "Я попыталась просто отгородиться от них, потому что на самом деле не хотела слышать этого,.. но потом...", - она еще раз сделала паузу и раздраженно выдохнула, - "потом Джессика произнесла твое имя", - еле проговорила она.

Я буквально застыл на месте, даже не дожевав свой кусок. Я не рассказывал Белле о ситуации со Стэнли. По крайней мере, не все. А теперь она знала.

Она осторожно подняла на меня глаза. Уверен, что я выглядел ошеломленным. "И затем... я попыталась еще сильнее блокировать все это, потому что не хотела слышать, что они говорили о тебе", - прошептала она.

Я с трудом проглотил кусок, застрявший у меня во рту. "Что они говорили обо мне?" - осторожно поинтересовался я. Отчетливо представляя себе, что могло быть сказано, так сказать, из первых уст.

Она пожала плечами и снова стала теребить рукава. "Джессика рассказывала Саманте... подробности", - прохрипела она.

В этот момент мое сердце ушло в пятки. Потому что я прекрасно знал, о каких подробностях любила рассказывать Стэнли, и я мог себе ясно представить, что слышала Белла, и ее порыв защитить меня из-за моих шрамов. Она снова уставилась на ковер, все еще теребя свои рукава.

"Они говорили о моих...", - я сделал паузу и закрыл глаза, - "о моих шрамах?" - спросил я сквозь сжатые зубы.

Белла вскинула голову вверх и посмотрела прямо на меня. "О каких шрамах?" - недоверчиво спросила она.

Твою мать.

Я застонал и бросил вилку в контейнер с энчиладой. "Я так понимаю, что нет", - я закрыл контейнер и отставил его в сторону. Аппетит у меня пропал.

Она нахмурила брови и насупилась. "Нет. Я ничего не слышала об этом. У тебя есть шрамы?" - тихо спросила она. В этот момент ее лицо вытянулось, потому что она поняла: "От огня?" - прошептала она. Я скривился и кивнул головой. Я не должен был снимать свою футболку перед этой гребаной сукой.

"Прости, я не знала", - нахмурилась она. Я хотел было поворчать на нее из-за того, что она опять извинялась, но я так и не получил ответ на более важный вопрос.

"Так..." - я попытался вернуть нас к теме, после того как случайно признался в кое-чем очень личном. "...Если не об этом, то почему ты так поступила?" - спросил я, вытаскивая свой альбом из-под кровати.

Она снова скривилась и еще крепче обняла колени. "Джессика описывала все очень... красочно", - прошептала она и добавила - "Тебя. И то, чем вы...". Она замолкла и сильно тряхнула головой.

Но я понял. Я бы тоже не хотел слышать, как кто-то говорит о Белле в таком же тоне.

Я вздохнул и постарался смягчить выражение лица. "Тебе не понравилось слышать, как они говорят обо мне в таком тоне?" - это было скорее утверждение, чем вопрос.

Она закусила губу, обнимая колени и поигрывая с тканью своих джинсов. А потом кивнула. "Да. Мне не понравилось, что они говорят о тебе в таком тоне" - решительно заключила она, не переставая кивать.

Я улыбнулся от того, что я догадался. Все было не так плохо. Мне не хотелось думать о том, как бы я сам поступил с парнем, который бы рассказывал подобные подробности о Белле. Возможно, я бы вмазал мудаку. Для такого баскетбольного мяча не достаточно. Это навело меня на другую мысль...

Я начал новый набросок, чтобы быть чем-то занятым в случае, если Джессика действительно сделала какое-нибудь дерьмо моей девочке. "А что тебе сделала эта сучка сегодня в спортзале?" - спросил я, водя карандашом по странице.

Я практически слышал, как Белла скривилась. "Что ты имеешь в виду?" - спросила она дрогнувшим голосом. Та-а-к... я на правильном пути.

Я тяжело вздохнул, потому что меня немного раздражало, что она все еще отвечала чертовски уклончиво. "Со мной этот гребаный номер не пройдет, Белла. Я видел, как ты выходила из спортзала. Ты плакала. Что они тебе сделали?" Бля, когда я оторвался от альбома, она выглядела такой грустной. И в глубине души я знал, что в этом была вина гребаной Стэнли. Я сильно сжал свой карандаш, ожидая ее ответа.

"Они не сказали ничего, что не было бы правдой, Эдвард", - улыбнулась она. Но это была вовсе не улыбка. В ней было полно горечи и боли, и от этого мне захотелось выследить Стэнли и тоже слегка вмазать ей.

Я еще сильнее сжал карандаш. "Бля, почему ты просто не ответишь мне, что они сказали, и не позволишь решить мне самому?" - резко сказал я.

Челюсть Беллы напряглась, и она сжала руки в крепкие кулачки поверх своих коленей так сильно, что ее суставы побелели. Она смотрела самым душераздирающим взглядом, полным разочарования и горечи. "Они сказали мне, что я чокнутая, и что я разозлилась на Джессику только потому, что я ханжа. Они сказали, что я ханжа только потому, что никто и никогда, бля, не дотронется до меня", - злобно и... горько выплюнула она слова.

Я побледнел. Я побледнел, и меня передернуло нафиг от ее голоса. Потому что за все эти ночи, которые мы провели в разговорах с Беллой о самых ужасных вещах в наших жизнях, я еще никогда не слышал, чтобы она настолько теряла свое чертово хладнокровие. И я еще ни разу не слышал, чтобы она ругалась.

Я сидел на кровати, уставившись широко распахнутыми глазами на мою девочку. "Это все чушь собачья", - выдохнул я. Я был просто в ярости из-за того, что они сказали ей такое, но я был слишком шокирован полным изменением поведения Беллы, чтобы придавать необходимые моему голосу оттенки злости.

Она издала громкий, невеселый смешок и улыбнулась мне той же самой горькой ухмылкой. "Разве, Эдвард?" - хрипло спросила она, едва не плача. - "Разве это чушь собачья? Я так не думаю. Я думаю, что со мной все так и будет." Одна одинокая слеза скатилась вниз по ее щеке, а ее глаза блеснули гневом. Я даже и подумать не мог, что Белла способна на такое, когда она яростно смахнула ее: "Я никогда ни до кого не смогу дотронуться. У меня никогда не будет первого поцелуя, я никогда не выйду замуж, и я всегда буду ненавидеть таких сук, как гребаная Джессика Стэнли, которая может получить это все как само собой разумеющееся", - выплюнула она, позволяя рыданиям накрыть ее с головой.

Бля, с меня было хватит. Хватит слышать эти проклятые страдания в словах Беллы. Хватит видеть ее слезы из-за слов этой долбанной суки. Я отбросил свой альбом, спрыгнул с кровати и рванул через всю комнату к моей девочке, которая сидела на диване, свернувшись в гребаный клубок, и рыдала в свои колени. Я наклонился, обхватил ее за плечи и поднял вверх, пока она не стала на ноги, а потом прижал к себе. Я обнял ее так крепко, что мог почти задушить ее. Она так сильно и громко рыдала, что даже не могла нормально стоять, но я держал ее слишком крепко, не давая ей упасть. Она вцепилась своими маленькими ручками в мою футболку и зарылась лицом в мою грудь, пропитывая всего меня своими слезами. Мне было невыносимо видеть, как это отравляет ее.

Я развернул нас и медленно сел на диван, усаживая ее маленькое тело к себе на колени. Она рыдала так сильно, что дрожала всем телом. Я стал медленно ее покачивать, погладив по волосам, и провел рукой по спине - в точности, как в тот день за школой почти две недели назад. В тот день она пыталась быть храброй, взрослой и хотела победить монстра, который был виноват в ее страданиях. Гребаный монстр всегда побеждал. И это был единственный монстр во всей этой долбанной ситуации, которому я не мог причинить физический вред.

Казалось, что я просидел так на холодном кожаном диване, баюкая ее, не один час. Просто давая ей возможность выплакаться. Рыдания, в конце концов, утихли. А потом превратились во всхлипывания. Потом их сменили размеренные спокойные вздохи. И, наконец, она выплакала все до остатка. Ее горечь и злость разлились по всей моей футболке.

Она не отстранилась, после того как перестали литься слезы и она успокоилась. Ее глаза были открыты, и она в прострации уставилась в воздух, прижавшись щекой к моей груди. Она не выглядела уставшей и не выглядела злой. Она просто застыла, черт побери.

"Белла?" - прошептал я, все еще поглаживая ее по волосам и спине, лениво откинув голову на спинку дивана и глядя вниз на ее лицо.

"Хм?" - отозвалась она, даже не моргнув.

"Мне кажется, ты должна знать,.. что у тебя чертовски грязный язык", - сказал я, пытаясь вызвать у нее улыбку. Даже самую маленькую.

И это сработало. Один уголок ее губ дернулся и медленно превратился в легкую улыбку. А потом она усмехнулась. А я благодарил какого бы там ни было гребаного Бога там наверху, за то, что я снова мог рассмешить мою девочку, и что мне не пришлось прибегать для этого к помощи штанов со Скуби Ду.

"Я училась у лучших", - пожала она плечами в моих объятиях с маленькой легкой ухмылкой на лице. Тут уже рассмеялся я. Потому что у меня и правда был довольно грязный гребаный язык.

Глубоко вздохнув, Белла неохотно поднялась с моих коленей, слегка улыбнулась мне и тихо пошла в ванную со своей сумкой готовиться ко сну.

Моя гребаная футболка и вправду промокла насквозь. Слез было немерено. Но мне все равно было на это насрать. Оно того стоило. Когда она вернулась из ванной десять минут спустя уже в пижаме, она не краснела. Что-то подсказывало мне, что только что я видел гораздо больше, чем просто ее руки. Ту часть ее, которую она не позволяла мне увидеть раньше. Я тоже занялся приготовлениями ко сну. Я почти решил было надеть штаны со Скуби Ду, лишь бы снова услышать немного хихиканья. Но решил, что у меня в запасе было еще много шуточек про «грязный язык», которых хватит на всю ночь.

Когда я вышел из ванной в своей пижаме, Белла снова сидела на диване, что было странно, потому что обычно она ждала меня на кровати. Я вопросительно поднял бровь.

"Если ты не против, я хотела бы еще немножко посидеть", - прошептала она, умоляюще глядя на меня своими покрасневшими и опухшими от слез глазами. Я кивнул. Я не был против не ложиться спать. Я вернулся на кровать и продолжил рисунок, который начал перед этим. Но он был испорчен страданиями Беллы, поэтому я вырвал страницу, скомкал, бросил ее в мусорку и начал заново.

Но меня на самом деле чертовски беспокоило, что Беллу посещали подобные мысли.

"Ты и правда имела в виду все то, что сказала перед этим?" - тихим голосом спросил я, не отрываясь от своего эскиза.

Я услышал один из остаточных всхлипов Беллы. "О том, что я не смогу делать все эти вещи?" - сказала она так просто, как будто просто смирилась к чертовой матери со всем этим.

Я кивнул и сконцентрировался, нахмурив брови. "Да. Ты разве вообще не надеешься, что все еще наладится? Что это все просто пройдет, черт возьми?" - скептически спросил я, заштриховывая бумагу карандашом.

Она опять шмыгнула носом. "Нет. У меня никогда не будет первого поцелуя, и ты навсегда останешься единственным человеком, к которому я могу прикоснуться." Я почувствовал, как она пожала плечами, как будто это, бля, не так уж и важно.

Я усмехнулся. Мне хотелось снова рассмешить ее, я хотел услышать хихиканье, а не горечь, и определенно не смирение. Я фыркнул и усмехнулся сам, усерднее нанося штриховку на бумагу. "Звучит так, как будто ты хочешь, чтобы я тебя поцеловал", - сказал я с ухмылкой.

Я ждал, что она тоже фыркнет, рассмеется, ухмыльнется или может даже выбьет из меня все дерьмо за то, что я предложил такую глупость, но меня встретила абсолютная тишина. Карандаш замер в моей руке, оставив половину моего рисунка незаштрихованным, и ухмылка исчезла с моего лица.

Я медленно поднял голову от альбома, чтобы посмотреть на нее. Черт возьми, она покраснела и уставилась вниз в свою книгу.

Мать твою.

Бля, она и правда хотела. Она на самом деле хотела, чтобы я подарил ей первый поцелуй. Но я не мог просто взять и сделать это. Не с Беллой. Только если она не попросит меня об этом прямо.

Она взглянула на меня, оторвавшись от книги. Я уверен, что уставился на нее в тот момент слега в гребаном шоке. Она покраснела еще сильнее и быстро отвела взгляд.

Мне стало нечем дышать. "Белла..." - осторожно начал я, - "Если ты хочешь чего-то подобного, тебе придется меня попросить. Никакого долбаного хождения вокруг да около", - прямо сказал я. Я не предполагал, что она захочет чего-то подобного и просто, бля, сделает это. Тогда я стал бы действительно похож на самого настоящего засранца и манипулятора.

Ее лицо стало ярко-красным, и она еще раз всхлипнула. "А ты бы согласился?" - прошептала она.

Бля, тут мне на самом деле надо было подумать. Это было бы до усрачки неудобно. Это могло лишить нас всего нашего распорядка. Слишком, бля, серьезно, чтобы можно было этим пожертвовать. Но, с другой стороны, это было то, чего по-настоящему хотела Белла... в чем она нуждалась. И это помогло бы ей избавиться от этой ужасной горечи, которую я ненавидел.

Я сделал глубокий вдох. Она все еще не отрывала свой взгляд от ковра. "А это не было бы чертовски странно?" - спросил я, желая получить доказательства того, что на наш распорядок это не повлияет.

Она медленно покачала головой, не поднимая глаз. "Только не для меня", - тихо прошептала она, перебирая страницы книги.

Я бесшумно захлопнул альбом на коленях и отложил в сторону карандаш, не сводя с нее глаз. Если это дерьмо не будет для нее странным, тогда я не позволю, чтобы это дерьмо стало странным для меня. "Хорошо", - решительно сказал я. Она вскинула голову вверх, и ее глаза немного расширились. И как раз тогда, когда я подумал, что еще краснее она быть не может, она покраснела еще сильнее. Мне пришлось сдержать себя, чтобы не рассмеяться.

"Иди сюда", - сказал я, похлопывая по кровати перед собой. Она на мгновение взглянула на указанное мною место с сомнением, но в конечном итоге закрыла книгу и положила ее рядом с собой на диван. Она медленно поднялась и прошаркала в мою сторону.

Как только она добралась до края кровати, она оперлась ладонями на матрас, забралась на него и подползла к месту напротив меня. Она недоверчиво посмотрела на меня, зеркально повторяя мою позу лотоса на кровати, скрестив ноги и сев так близко ко мне, что мы касались друг друга коленями. Я ничего не мог с собой поделать - мне снова захотелось рассмеяться над ней. Широко раскрыв глаза и чертовски нервничая, она выглядела как маленькая девочка, которая собиралась узнать что-то новое. Но я не мог смеяться над моей девочкой. Для нее это и было чем-то новым. Поцелуй для нее, наверное, был сравним с гребаной сенсацией.

Я придвинулся к ней ближе так, чтобы ее колени расположились поверх моих, и глубоко вздохнул. Она покраснела и занервничала, но я увидел в ее глазах вспышку возбуждения. От этого она выглядела еще более милой. Я в очередной раз попытался не засмеяться.

"Закрой глаза", - мягко скомандовал я. Когда она закрыла дрожащие веки, я добавил, - "И расслабься." Едва ли она сделала это. Я наклонился к ней и оперся на матрас руками по обе стороны от ее бедер, чтобы можно было быть к ней ближе. Она все еще выглядела чертовски напряженной, но теперь я ничего не мог с этим поделать. Я наклонился вперед, пока мой нос почти не коснулся ее. Я мог чувствовать ее дыхание на своем лице.

Легонько, просто чтобы проверить ее немного, я наклонил голову и мягко задел ее губы своими. Она полностью застыла к чертовой матери. Я закатил глаза, поднял одну руку и прикоснулся к ее щеке, чтобы она расслабилась, и начал поглаживать ее большим пальцем. Фокус удался. Она наконец-то расслабилась, и ее губы немного приоткрылись.

Я попробовал еще раз наклонить голову и коснуться ее губ. На это раз она ответила. Мягко коснувшись моих. Я нежно захватил ее верхнюю губу своими, а она захватила мою нижнюю губу. Она была мягкой и теплой, в точности как моя девочка. Я осторожно отпустил ее, а потом снова поцеловал с большим напором. Кажется, она поняла суть процесса, потому что захватила мою нижнюю губу более решительно. Я подтолкнул ее лицо ближе к моему, запуская руку в ее волосы, и нежно посасывая ее верхнюю губу, а потом снова медленно отпустил ее. Мы сделали это еще пару раз - легко и просто. И это все, что я собирался сделать. Но неожиданно в самый последний раз я почувствовал, как теплый мягкий язычок Беллы коснулся моих губ.

Я спорил сам собой - должен ли я делать все это? Тогда я напомнил себе, что я делал это для Беллы, и если она хотела получить настоящий поцелуй,.. к черту! Я дам ей настоящий поцелуй. Поэтому я дотронулся до ее языка своим. И когда они соприкоснулись, она раскрыла свои губы шире, пропуская мой язык в свой рот. Бля, как же было тепло и мягко, и мне становилось все сложнее удерживать свой выключатель в состоянии "выкл.". Я почувствовал, как ее нежная маленькая ручка скользнула по моей руке, обняла за шею и, схватившись за мой затылок, притянула ближе к себе. Она целовала меня как профи. Надавливая своим мягким маленьким язычком на мой: сначала нежно, потом сильнее, потом она уже была у меня во рту. К этому моменту нам обоим стало тяжело дышать, и мне даже не пришлось прижимать ее сильнее, потому что она своим маленьким кулачком уже и без того прижимала мое лицо к своему достаточно близко. Но когда она начала льнуть ко мне всем телом, выключатель просто-напросто сломался. И прежде чем я смог остановиться, все мое тело среагировало на поцелуй. Я поднял вторую руку и притянул ее ближе к себе за шею. Я чувствовал на себе ее теплое тело, она уже была почти у меня на коленях. Я простонал, громко простонал ей в рот, и замер.

Я нежно вырвался из ее хватки и отодвинулся назад на свое место. Чувствуя гребаную благодарность к альбому, который остался лежать у меня на коленях. Белла не двигалась и сидела на своем месте с закрытыми глазами некоторое время. Просто сидела там, положив руки на колени, успокаивая дыхание и слизывая мой вкус со своих губ.

Когда она, наконец, отдышалась и открыла глаза, она улыбнулась мне. Широкой и чертовски глупой улыбкой. Я закатил глаза и улыбнулся в ответ. Она была похожа на ребенка, кому только что сказали, что Санта существует, или еще какое дерьмо вроде этого. Она слегка усмехнулась на то, как я закатил глаза, но мне было наплевать.

Она не сказала и не сделала ничего, что сделало бы обстановку неловкой, а просто забралась под одеяло на своей стороне кровати. Готовая ко сну. Моя... ситуация... к тому времени успокоилась, поэтому я отбросил альбом с рисунками и залез под одеяло рядом с ней. Я выключил свет и обнял мою девочку, зарываясь лицом в ее волосы, показывая тем самым, что кто-то все же мог прикасаться к ней. Я почувствовал, что она улыбается, когда она начала напевать мне колыбельную. Больше никакой злости, никакой печали и больше никакой горечи.