Мы вновь проснулись без будильника. Сегодня солнце было не таким ярким, как вчера, но все же в комнате было светлее, чем я привыкла. Я открыла глаза и посмотрела вверх на Эдварда, вспоминая, как он выглядел вчера. Его лицо запуталось в моих волосах, после того как накануне он зарылся в них губами и носом и вдыхал их аромат. Улыбка засияла на моем лице.

Ему понравились волосы. Я говорю так не только потому, что он сказал, что они были красивыми. Я заметила, что и смотрел он на меня по-другому. В хорошем смысле. Я надеюсь. Я слегка подвинула голову, но обнаружила, что ее все еще прижимала ладонь Эдварда, запутавшаяся в мои локоны на затылке. Определенно ему нравились мои волосы.

Я долго пролежала так, положив свою голову на грудь Эдварда, поднимаясь и опускаясь вместе с каждым его вдохом и выдохом, просто наслаждаясь тем, что он спал и, окутанный моими волосами, был таким спокойным рядом со мной. Прошло, казалось, около часа, когда он, наконец, зашевелился, глубже зарываясь носом в мои локоны. Я снова улыбнулась ему в грудь. На секунду я задумалась, понял ли он сам, как сильно ему понравились мои волосы.

Он застыл на мгновенье, а потом простонал и оторвался от моих волос. Так же как и всегда. Не глядя на него, я вылезла из кровати. Мне хотелось, чтобы последним воспоминанием о нем этим утром было то, как он зарылся носом в мои волосы.

Когда я глянула на свои волосы в зеркало, я одновременно и скривилась, и улыбнулась. Скривилась, потому что они торчали во все стороны. Все локоны спутались. Но улыбалась я потому, что руки и лицо Эдварда сделали это.

Собиралась я в спешке, беспокоясь о том, что Элис поймает меня входящей в дверь, если я не доберусь домой до того, как она проснется. Я положила овсяное печенье Эдварда на прикроватную тумбочку, и вышла через балкон, прочесав взглядом двор, чтобы убедиться, что горизонт чист.

Элис все еще спала, когда я вернулась домой в семь. Я подошла к ее комнате, чтобы посмотреть, остался ли Джаспер снова, но обнаружила, что ее дверь была нараспашку, как и всегда. Я приняла душ и переоделась, немного расстроившись тем, что пришлось распрощаться с завитыми локонами, но потом вспомнила, что она заставила пообещать ей дать возможность сделать мне их снова. Я напомню ей об этом. Это была такая маленькая деталь, но она оказывала существенное влияние. Остаток утра я провела, ожидая, пока проснется Элис, и соображала, чем займусь потом.

Я приготовила ей завтрак в благодарность за прическу. В восемь она прискакала в кухню, слегка кружась от счастья, от чего я рассмеялась над ней. Ее лицо горело от возбуждения.

«Доброе утро!» - прощебетала она, залезая на стул и энергично раскачивая ногами взад-вперед. Я любила взволнованную Элис. Намного лучше, чем Элис с похмелья. Я подала приготовленный для нее завтрак, и мы вместе сели за стол.

Она рассказала мне об их с Джаспером планах на следующие выходные, которые меня нисколько не удивили. Мы сидели, болтали и хихикали как двое нормальных девочек-подростков. И я была слегка удивлена, когда в дверь вошла Эсми. Ее не должно было быть дома до вечера.

Она вошла на кухню в своем брючном костюме, наблюдая за тем, как мы хихикаем, и улыбнулась нам. Ее улыбка была на удивление невеселой.

«Эй, девочки, не найдется ли местечка для старушки?» - мило спросила она, присаживаясь на стул рядом с Элис. Я с энтузиазмом закивала и подала ей большую порцию нашего завтрака.

«Странно видеть тебя здесь, мама», - пропищала Элис, все еще качая ногами и удивленно выгибая свою тонкую черную бровь. Эсми улыбнулась и продолжила ковыряться в еде, не отвечая на завуалированный вопрос о том, почему она приехала домой так рано.

Я осторожно присела на место и продолжила есть, хотя всем хихиканьям над Джаспером пришел конец. Мы ели в полной тишине, Элис и я украдкой бросали взгляды друг на друга, пока Эсми ела свой завтрак. В конечном итоге, Эсми отложила вилку, аккуратно вытерла рот салфеткой, и наконец-то встретилась со мной взглядом.

«Белла», - начала она с осторожным выражением на лице. Я сразу напряглась, не понимая, что происходит, и надеясь на то, что меня не поймали тайком крадущейся от Эдварда этим утром. «Мне позвонили вчера вечером», - мягко сказала она, успокаивая меня своей улыбкой. Но я совсем не успокоилась, что-то было не так. «Твой опекун в Фениксе, миссис Ланкастер?» - спросила она, и я кивнула, вспоминая пожилую седую женщину, которая считалась моим законным опекуном, пока я была в Фениксе. Эсми тихо откашлялась и снова попыталась улыбнуться, хотя это было похоже на гримасу. Она уткнулась взглядом в еду. «Через неделю суд на Филлом», - прошептала она в тарелку.

При звуках его имени я с силой стиснула зубы и сжала кулаки. Она осторожно глянула на меня и сразу отвела в взгляд на свою тарелку.

«Они хотят, чтобы завтра ты поехала в Феникс, чтобы подготовится к даче показаний», - сказала она тихо, ковыряясь в беконе. Я уставилась на нее, просто моргая и на самом деле не понимая, что мне делать. Потому что я знала, что мне придется встретиться с ним снова, а я, на самом деле, этого совсем не хотела.

«Надолго?» - проговорила я сквозь зубы, сжимая кулаки еще сильнее, когда поняла, что мне придется нарушить обещание, данное Эдварду, и оставить его.

Эсми не отрывала взгляда от тарелки. «Двенадцать дней», - мягко сказала она, проглатывая небольшой кусочек яичницы.

Я не знала, как вела себя Элис и как она отреагировала, потому что я ни на чем не могла сосредоточится. Я посмотрела на свою тарелку и, скривившись, кивнула. Мой аппетит пропал полностью. Я молча слезла со стула и направилась в свою комнату, чтобы собрать вещи.

Я вытащила свой чемодан и стала заполнять его одеждой, совсем не глядя на то, что я кладу туда, и совершенно не беспокоясь об этом. Сейчас я чувствовала себя так, как будто не знала, что это когда-нибудь случится. Я согласилась дать показания около года назад, и сейчас пришло время это сделать. Я резко застегнула чемодан одним движением, чувствуя оцепенение. Осторожно присев на край кровати, я уставилась на двери шкафа, чувствуя, как от их вида страх пробирается вверх по моей спине.

На самом деле, я никогда не проводила время в своей комнате. Только по утрам, чтобы принять душ и одеться. Комната Эдварда была больше моей, чем эта. С голубыми стенами и огромной кроватью, которой я воспользовалась лишь раз за все время, что жила здесь. Вдруг я осознала, что мне предстоит провести двенадцать дней без сна. Как и Эдварду.

Я бесшумно откинулась назад на большую голубую кровать, которой раньше никогда не пользовалась, и заплакала, перекатываясь на свою сторону и подтягивая колени к подбородку. Я лежала там какое-то время, пока не почувствовала, как кровать прогнулась с двух сторон. Я почувствовала, как меня обхватили четыре руки. Эсми и Элис. Они остались рядом со мной, пока я плакала, и я слышала всхлипывания, означавшие, что Эсми плакала тоже. Элис нежно уложила мою голову себе на колени. Позволяя моим слезам промочить ее модные джинсы, пока Эсми поглаживала мне спину, тихонько всхлипывая вместе со мной.

Мы провели там большую часть дня, в слезах и страхе перед тем, что мне придется сделать. Я думала, что невозможно ненавидеть Фила сильнее, чем я ненавидела его, но, лежа там на кровати и плача вместе с теми, кто теперь был моей единственной семьей, я возненавидела его еще больше.

Было пять часов вечера, когда все слезы иссякли. Я все еще лежала и сопела в мокрые джинсы Элис, в то время как она перебирала пальцами мои волосы и говорила, какими они были красивыми. Я сдавлено хихикнула, вспоминая, как Эдвард выглядел сегодня утром. Эсми тихо передала мне мои билеты на самолет и деньги на проживание, пока я буду в Фениксе. Это будет отель. Я была благодарна, что мне не придется возвращаться в приют. А миссис Ланкастер, социальный работник, пожилая седовласая дама, будет со мной.

В шесть я наконец-то оттащила себя от Элис, грустно улыбнувшись ей. Это была лучшая благодарность, на которую я была сейчас способна. Я готовила. Много. Много всего, что Эсми и Элис смогли бы заморозить и легко разогреть. Я пекла печенье, партию за партией. Упаковывая их отдельно на каждый из дней, пока меня здесь не будет. У меня получилось пять разных пакетов. Это было единственно, что могло меня успокоить. Мое единственное утешение для того, кто по соседству ждал меня в десять и ничего не подозревал о той новости, которую я собиралась сообщить ему.

В девять я обняла и поцеловала Эсми и Элис, пожелав им спокойной ночи, благодаря их тем самым за сцену в спальне, через которую им пришлось сегодня пройти. Я понимала, почему Эсми не поедет со мной. Она должна остаться с Элис, и я не представляла, как иначе может быть. Мать и дочь не должны разлучаться.

Я наполнила свою старую школьную сумку двенадцатью пакетами с печеньем для Эдварда и его ужином, приготовленным на этот вечер. Сегодня я не стала смотреться в зеркало, когда часы показали десять. Я натянула капюшон на голову и, нахмурившись, вышла за дверь. Волосы – это последнее, о чем я думала.

Я взобралась по решетке, чувствуя себя лучше с каждым шагом, приближавшим меня к балкону Эдварда; перелезла через перила, беззвучно приземлившись на пол, и робко постучала в стеклянную дверь. Эдвард открыл и, не глядя в мое лицо, впустил меня. Как только он поднял взгляд и увидел капюшон на моем затылке, я почувствовала, как он медленно стягивает его, высвобождая мои тусклые волосы.

Я молча подошла к кровати, и, не глядя на него, выгрузила еду из сумки. Пока я шла к дивану, я слышала, как он плюхнулся на кровать и стал открывать контейнеры. Как только я обернулась и поймала его пристальный взгляд, его глаза округлились.

«Что случилось?» - спросил он, нахмурив лоб, сидя в центре кровати и держа в руках контейнер с едой. Скривившись, я плюхнулась на диван.

Я вздохнула и уперлась взглядом в колени. «Эдвард, я уезжаю завтра», - прошептала я, не поднимая глаз. Я заламывала пальцы в погрузившейся в тишину комнате. Это было трудно и тяжело, и сейчас я больше всего хотела, чтобы этого не происходило.

«Бля, ты мне обещала», - обвиняющим тоном прорычал он с кровати. Я скорчилась и оторвала свой взгляд от коленей, встречаясь с его наполненными болью сощуренными глазами. Видеть, как ему больно, и понимать, что причинной этого была я, - это разбивало мне сердце. Машинально мои глаза наполнились слезами. Я не думала, что у меня остались еще невыплаканные слезы.

«Мне нужно дать показания в суде. Это займет двенадцать дней», - похрипела я сквозь душившие меня слезы. Лицо Эдварда немного смягчилось, и он отложил вилку.

«Ты вернешься?» - спросил он, с сомнением глядя на меня. Я медленно кивнула, не спуская с него глаз. Его лицо расслабилось, но он нахмурился сильнее, чем когда-либо. Он смотрел вниз в контейнер с едой, сквозь небольшой локон, упавший ему на глаза. Не говоря ни слова, он закрыл контейнер и поставил его рядом с кроватью.

«Я готов лечь спать прямо сейчас», - прошептал он, уставившись в колени. Я кивнула и встала с дивана, хватая свою сумку и направляясь в ванную, потому что я, так же как и он, была готова к тому, чтобы лечь в эту кровать. Я еле-еле почистила зубы, потому что торопилась, желая быстрее оказаться в постели с Эдвардом.

Когда я вернулась, Эдвард уже был в пижаме, и расстилал постель. Он взглянул на меня с печальным выражением на лице, отчего мне стало только хуже. Я подошла к кровати, забралась на нее и залезла под одеяло, пока он делал тоже самое. Как только мы оба улеглись, он протянул руку к настольной лампе и выключил свет.

Как и всегда, почти машинально, мы развернулись лицом к лицу и обхватили друг друга руками. Эдвард крепко сжал меня, зарываясь лицом в мои волосы и прижимая меня к груди. Я глубоко вздохнула, чувствуя, как он сделал тоже самое. Подняв руку вверх и обернув ее вокруг его плеча, я стала поглаживать его мягкие растрепанные волосы, от чего он выдохнул мне в макушку. Я слегка задрожала, поэтому он прижал меня к себе крепче - так сильно, что мне стало трудно дышать. Но меня это не заботило. На самом деле, я сама прижалась к нему невозможно близко, переплетая наши ноги и вдыхая его тепло. Он снова вздохнул, а я стала тихо напевать.

«Еще рано», - прошептал он мне в волосы. Я немедленно прекратила петь, но не перестала гладить его волосы и вдыхать его запах. Я кивнула, понимая, как необходимо нам продлить этого момент еще немного. Я чувствовала, как его большая рука медленно поглаживала мою спину, прижимая меня к его груди. И пока я поглаживала пальцами его волосы, он еще глубже зарывался носом в мои.

Через минуту я почувствовала, как он нежно поцеловал меня в макушку, продолжая поглаживать мою спину. Я не знаю, что это было, но этот ласковый поцелуй что-то сломал во мне. Я устала брать только то, что могла взять. Медленно я отклонила голову, чтобы встретиться с его взглядом. Почувствовав мое движение, он тоже слегка отклонил голову. Одного взгляда в его грустные зеленые глаза было достаточно для того, чтобы мой разум отключился.

Рукой, которой я поглаживала ему волосы, я скользнула вниз к его затылку. Он вопросительно посмотрел на меня, но у меня не было время на вопросы и ответы, иначе бы моя смелость улетучилась. Поэтому я быстро пододвинулась к нему и прижалась губами к его губам.

Он замер и перестал поглаживать мне спину. Полностью.

«Остановись», - прошептал он мне в губы.

Но я продолжила. Я обхватила своими губами его пухлую нижнюю губу и нежно поцеловала, ожидая, что он ответит. Но он не ответил. Он все еще не двигался. И тогда я сделала то, что он сделал для меня, когда замерла я. Я провела рукой вдоль шеи и обхватила его лицо, поглаживая большим пальцем его щеку, еще раз обхватив его нижнюю губу. Но это не сработало. Я отстранилась на секунду и, прикоснувшись к его верхней губе, мягко поцеловала ее, скользнув своей нижней губой между его губ в надежде на его скорую реакцию.

Наконец, порывисто вздохнув, Эдвард ответил. Он переместил свою руку со спины на мой затылок и впился своими губами в мои. Мое дыхание стало тяжелым, я стала посасывать его губы, когда он начал посасывать мои. Я запустила руку в его волосы, сжимая ее на затылке в кулак и притягивая его лицо ближе к себе. Приоткрыв рот, я провела языком по его нижней губе. Он не колебался, как в прошлый раз. Он высунул свой язык и коснулся моего, вызывая у меня тихий стон. Сильнее прижав меня к себе, он запустил язык мне в рот, массируя мой язык. Я вздохнула ему в рот и, поигрывая с его языком, крепче прижалась к нему. Он громко простонал мне в рот, вызвав жар во всем моем теле. Но в этот раз он не отстранился.

Вместо этого он опрокинул меня на спину, наваливаясь сверху и не разрывая поцелуя, опираясь на одну руку, а другой ближе прижимая мое лицо. Запустив другую руку в его волосы, я наклонила голову, что бы еще глубже проникнуть ему в рот. Он застонал снова и еще вжался в меня с больше силой. Я чувствовала каждый дюйм его крепко прижимающегося ко мне тела. И ощущение того, что я делала с ним, заставило меня снова простонать ему в рот.

Он оторвался от моих губ и стал целовать и полизывать мою кожу вниз по шее. Мы задыхались, и наши тела были настолько плотно прижаты друг к другу, что мы дышали в одном ритме. Я отклонила голову, давая ему больший доступ, постанывая от ощущения его языка на моей шее. Когда я простонала, он резко дернулся в мои бедра. И я смогла почувствовать всего его. Я слишком далеко зашла, чтобы беспокоится о приличиях. Поэтому я приподняла ноги и обхватила ими его за талию, тихо похныкивая, и чувствуя необходимость почувствовать его снова. Он хрипло прорычал мне в кожу и снова дернулся между моих бедер, вызывая у меня еще один стон, в то время как я теребила и дергала его волосы, изо всех сил прижимая его к себе - туда, где он целовал и полизывал мою шею.

Казалось, каждая клеточка моего тела горела. Он оторвал губы от шеи и прошелся ими вверх к моему уху. Я слышала каждый его хриплый вдох. «Бля, нам надо остановиться», - хрипло прошептал он мне на ухо. Но я отрицательно помотала головой, тяжело дыша, и прижалась к нему бедрами, выгибаясь на кровати навстречу ему.

«Черт», - простонал он мне в ухо и уронил голову в изгиб моей шеи, хватая ртом воздух и покачивая головой, отчего его нос щекотал мне шею. А я подумала, что даже если моя невинность и могла иметь какое-то значение, то я совершенно не могла припомнить, почему. На этот раз он отстранился. Он перевернулся на спину возле меня, его грудь вздымалась вверх-вниз, а глаза все еще были закрыты.

Я лежала на спине, облизывая свои распухшие губы, успокаивая свое дыхание и желая дотронуться до Эдварда в совершенно неподходящих местах. Мы лежали так несколько минут, пока наше дыхание не стало ровным. Я бросила на Эдварда быстрый взгляд - он все еще лежал с закрытыми глазами.

«Эдвард?» - выдохнула я, очень надеясь на то, что ничего не испортила сейчас. Он открыл глаза и медленно повернул голову, встретившись с моим взглядом. Он не выглядел сердитым или расстроенным. Его глаза потемнели, и я предполагала, надеялась, что объяснением этому была страсть.

Он тяжело вздохнул и покачал головой. «Бля, это было очень глупо», - пробормотал он. Я скривилась, на самом деле не понимая, что глупого было во всем этом.

Он закатил глаза очень в своем фирменном стиле и перевернулся на бок. «Теперь я готов», - вздохнул он и, обхватив меня, улегся в наше обычное положение.

Я прижалась ближе к Эдварду и почувствовала, что он все еще был возбужден. Но это никак не беспокоило меня. Я прижалась к нему еще сильнее, но он шикнул на меня, поэтому я замерла и стала поглаживать его волосы. Я хотела сказать ему, что сожалею, что заставила его так чувствовать себя. Но, на самом деле, я не жалела ни о чем. Он снова уткнулся лицом в мои волосы и начал глубоко вдыхать их запах, так что я стала тихонечко напевать ему. Как только он уснул, я уткнулась ему в грудь и закрыла глаза. Наслаждаясь своим последним ночным сном за все двенадцать предстоящих дней. И надеясь на большее, когда я вернусь.

Вернулся дурацкий будильник. Видимо, выходные слегка избаловали меня. Я прижалась к груди Эдварда так сильно, как только могла, желая, чтобы он не отворачивался от меня, после того, что случилось этой ночью. Желая, чтобы он хоть как-то дал мне знать, что все в порядке. Желая, чтобы он не отрывался от меня.

Он оторвался. Он простонал и откатился от меня с закрытыми глазами, сонно шаря рукой в поисках будильника. Я нахмурилась и, выскользнув из кровати, сонно поплелась к дивану за сумкой. Схватив ее с пола, я с опущенной головой потащилась в ванную.

Робко закрыв дверь, я съехала по ней спиной на пол. Я была такой дурой. Набросилась на Эдварда и целовала его, как будто это какая-то ерунда. Я позволила эмоциям взять верх надо мной, и теперь мне не просто угрожала серьезная опасность быть отвергнутой им, теперь я так далеко зашла за черту, что он точно это сделает.

Я сидела так какое-то время, испытывая ненависть к самой себе, пока, наконец, не поднялась с пола и не посмотрелась в зеркало. Конечно же, мои щеки раскраснелись. И эта дурацкая зубная щетка, стоявшая рядом с его щеткой в держателе. Я даже не воспользовалась ей. Просто переоделась и, тяжело вздохнув, надела капюшон.

Когда я вернулась в комнату, Эдвард лежал с закрытыми глазами и водил рукой по волосам. Как и всегда. Не желая ничего обсуждать и вообще не произнося ни слова. Это было больно. Я снова почувствовала себя глупо. Я подошла к прикроватной тумбочке и стала выкладывать пакеты с печеньем, пытаясь сдержать слезы, которые угрожали хлынуть градом. Последним пакетом, который я положила сверху, были Прощальные Хрустящие Бренди, которые смеялись надо мной своим сделанным черным маркером названием. Стоя рядом с кроватью, на которой я все я все начала, я на мгновение закрыла глаза и просто… попыталась взять себя в руки. Надеялась, что смогу взять себя в руки.

Открыв глаза, я взглянула на Эдварда. Он все еще лежал в постели со своими растрепанными бронзовыми волосами, торчащими в разные стороны из-за всех моих действий ночью, и тупо смотрел на меня. Ни эмоций, ни гнева, ни страсти, ни любви, ни заботы. Только пустота. Я медленно закрыла глаза и отвернулась, ненавидя то, что это будет последнее воспоминание, которое я сохраню о нем на последующие двенадцать дней. И без того таких тяжелых и мучительных двенадцать дней.

Я направилась к двери, опустив голову и прячась за капюшоном.

«Подожди», - тихо позвал Эдвард с кровати. Я застыла, в страхе ожидая его следующих слов, и медленно развернулась, встречаясь с ним взглядом. В нем все еще была пустота. Я стояла и ждала, что он скажет. Но ничего не сказал. Он просто протянул руку под кровать и, достав свой черный кожаный этюдник, протянул его мне.

Перед тем, как подойти к кровати и взять альбом из его рук, я на секунду оторопела, не понимая, какое отношение его этюдник имел ко всему происходящему.

«Даже не смей, бля, смотреть, пока не уедешь», - прищурив глаза, резко огрызнулся он. Я вздрогнула от его грубого тона, и, поспешно развернувшись, выбежала на балкон, хлопнув дверью. Я спускалась в низ, ничего не видя перед собой от слез, и, рыдая, бросилась через темный двор, мимо беседки, к своему дому.

В десять утра Эсми повезла меня в аэропорт. Я смотрела сквозь стекла на всю эту зелень, которую уже полюбила, испытывая страх перед поездкой. И одновременно боясь возвращаться. Всю дорогу Эсми молчала. Только иногда с любовью поглаживала меня по руке. Я хотела улыбнуться ей и сказать, что со мной все будет хорошо. Но это была чушь собачья.

В аэропорту, обнявшись и поцеловавшись, мы расстались, и я так и не сказала ей, что со мной все будет хорошо, но она все поняла. По крайней мере, я думала, что она поняла. Скривившись, я шла через толпу людей, натянув капюшон и опустив голову. Когда, наконец, объявили посадку на рейс в Феникс, я поднялась на борт и огляделась вокруг, испугавшись, что все эти люди вынуждены сидеть так близко ко мне, и мысленно поблагодарила Эсми за то она купила два соседних места, чтобы я могла сидеть одна.

Я поспешила на свое место и села у окна, бросив сумку на соседнее сиденье, чтобы подчеркнуть тот факт, что я хотела сидеть одна. Самолет не взлетал целую вечность. Это было похоже на метафору всей моей жизни. Когда мы, наконец, взлетели, часы показывали полдень, и было пасмурно. Везде, насколько хватало взгляда, были облака.

Как только мы взлетели, я полезла в сумку и достала черный этюдник Эдварда. Я благоговейно провела по нему пальцами, едва сдерживая слезы из-за всех этих глупостей, которые я натворила. Осторожно я открыла его на первой странице. Это был удивительно хороший набросок молодой женщины. Где-то под тридцать. У нее был идеально прямой нос, как у Эдварда, она широко улыбалась. Я посмотрела в нижний угол, где была подпись к рисунку, сделанная изящным почерком: