Белла
В полночь я стояла у своей кухонной двери, судорожно сжимая ногтями пакет с печеньем. Часть меня хотела остаться здесь. Я покажу ему, горько думала я.
…пока не почувствовала себя лучше, и не начала переживать, что он, никак не проявит себя, что заметил мое отсутствие. Мне, наверное, стоило плюнуть на то, как он со мной обращался… холодно и отстранено. Даже Тайлер Кроули мог выдавить натянутую улыбку, когда видел меня. Так что будет лучше, если я останусь. Чем позволить всеми этими переживаниями завладеть мной еще глубже. Я знала, что если я выйду туда и увижу его полуулыбку, адресованную мне, и эти глубокие великолепные глаза… я забуду, что я в такой ярости на него. Так что повернуть сейчас ручку двери будет самой большой глупостью с моей стороны.
Весь день и половину тянущегося вечера я провела, кипя от злости на Эдварда за его сегодняшние действия. Я действительно не могла представить, почему он смог так сильно причинить мне боль. Разве меня не радовало, что меня избегают? Да. Я была. Совершенно удовлетворена тем, что меня избегают. Все. Всё население города. Кроме. Эдварда. Каллена.
Я буравила взглядом дверную ручку, расстреливая ее глазами так, как будто это мог почувствовать Эдвард, где бы он ни был – в своей спальне или в беседке, неважно. Самым разумным в данный момент было остаться тут, на кухне. Милой, теплой, манящей кухне. Это было очень в моем духе – оставаться там, где безопасно. Если я выйду через эту дверь, то это будет равносильно признанию того, насколько я жалка и того, что Эдвард Каллен имеет какую-то нездоровую власть надо мной.
Я досадливо полу-вздохнула, полу-застонала, ненавидя саму себя. Затем я потянула за ручку и вышла за дверь. Потому что я жалкая.
Сегодня вечером было холодно. Холоднее, чем обычно. Казалось, что погода просто соответствует ситуации. В воздухе висел мягкий туман, такой же как и вчера, но только казалось, что собирается пойти дождь. Зажав в руке пакет с Маниакальной мятой, я начала стыдливо идти к беседке, низко опустив голову. Я повторяла самой себе, что все хорошо, что я иду, так как я собиралась поставить его на место. Я заставлю его извиниться. Но все эти мысли были со мной до тех пор, пока я не увидела его и почувствовала неконтролируемый приступ счастья от одной только мысли, что он пришел сюда сегодня.
Он сидел на столе в беседке, поставив ноги на скамейку и обхватив голову руками.
Ну и, конечно же, так как я была целиком и полностью жалкой, моей первой мыслью была озабоченность, что с ним. Я ругала себя даже за просто желание, чтобы ему было хоть немного лучше.
Когда он услышал, что я приближаюсь, он поднял глаза. Он выглядел намного больше уставшим, чем прошлой ночью, но он также выглядел…заботливо? Теперь я расстроилась еще больше. Он менял настроение, словно одежду. Грациозно спрыгнув со стола, он нервно провел руками по волосам.
Хорошо, подумала я. Я изо всех сил старалась, чтобы гневное выражение не ушло из моих усталых глаз, когда кинула печенья на стол и бесцеремонно уселась на свое обычное место на скамейке, скрестив руки на столе.
Я чувствовала, как его глаза буквально буравили меня, но я ни в какую не хотела смотреть на него или говорить.
«Ты злишься на меня, да?» - спросил он печально.
Я фыркнула, не говоря ни слова, так как не доверяла себе, боясь, что мой голос предаст меня и выдаст всю ту боль, что я чувствовала весь сегодняшний день. Я не должна показывать ему, как сильно это на меня подействовало.
Он вздохнул глубоко, с сожалением и опустился на свое место на скамейке. «Я совсем не хотел, чтобы все, что было сегодня, получилось таким болезненным. Мы просто не можем делать это», - он махнул рукой от меня к себе, – «в школе. Я просто не смогу выдержать такое внимание». Он выглядел раздраженным.
Я не двигалась. Совершенно очевидно, что он не хотел видеться со мной в школе, и я не слышала извинения в его словах. Так что я просто сидела, глядя на стол, в полной тишине, ожидая извинений, которых возможно и не стоило ждать.
«Эй, посмотри на меня», - добавил он мягко.
А так как я все еще была жалкой, я посмотрела. Я была такой дурой.
Он смотрел на меня темными, усталыми зелеными глазами, на лице было умоляющее выражение. И как будто мне мало было одного его вида, так смотрящего на меня, чтобы разрушить мою решительность, так еще легкий бриз донес до меня его аромат.
«Простишь меня?» - спросил он мягко своим бархатным голосом.
Мое дыхание перехватило. ЖАЛКАЯ! Мой разум смеялся надо мной. Для меня не так много значило то, что технически ведь и не извинился. Но то, как он смотрел на меня…
Глубоко внутри я застонала, и этот стон так рвался наружу, что мне пришлось твердо сжать губы, кивнув самой себе с отвращением, и уронив печенья под стол.
Краешек его рта изогнулся в полу усмешке, которую я так часто видела в последнее время в мечтах, а потом он подобрал печенья.
Я подумала… Если я позволю Эдварду Каллену эту нездоровую власть над моей волей, мне это может даже понравиться. Поэтому, я опустила голову на руки, и повернулась лицом к нему, чтобы смотреть, как он ест мои печенья. Я с трудом расслышала, как он спросил, как готовился этот мятный шоколад, который он поедал с таким почтением, но все, на чем я могла сфокусироваться, была линия его челюсти, когда он жевал. То, как она сжималась и разжималась при каждом укусе. Я рассеянно пробормотала название мятных печений, полностью сконцентрировавшись на работе его рта и легкой щетине, покрывавшей его челюсть и шею. Испугавшись, что я стала чувствовать себя еще более жалкой, чем мне этого хотелось бы, я отвернула голову, чтобы посмотреть на стол, где лежали мои руки.
«Устала?» - спросил он мягко заботливым голосом. Я выпрямилась, чтобы посмотреть на него. Физическая необходимость дотронуться до его волос, легко шевелящихся на ветру, была так сильна, что у меня стали подергиваться пальцы.
Это надо было остановить. Сейчас же.
Я не могла даже притронуться к Эдварду Каллену, чтобы не забиться в истерике… и даже если бы я могла, он не хотел ничего иметь общего со мной. Сегодняшний день это показал очень четко. Поэтому я дала себе обещание, что об этом моменте буду молчать. Я просто запихну все это… что бы это ни было…поглубже в память, и буду довольствоваться тем Эдвардом, который был. Дружественным, ночным, которому можно доверять. И ничего больше.
Твердо решив следовать этому новому решению, я улыбнулась ему своей лучшей улыбкой , насколько мне хватило сил и, пожав плечами, потянулась за печеньями, отчаянно пытаясь понять, что может быть «нормальным» для нас. Я смогу это. Я отдала бы Эдварду добрую половину той дружбы, которая, как казалось, ему так нужна. Я бы сделала это, и из-за этого я бы стала еще более жалкой. Но взамен, я бы тоже много обрела для себя. Кого-то, с кем можно проводить эти мои длинные ночи. Кого-то, кто заставлял меня чувствовать себя комфортно и в безопасности. И тут жалкого ничего не было.
***
Сразу после того, как я дала себе это молчаливое обещание, пошел дождь, и мы с Эдвардом увлеклись приятной беседой о его коллекции книг. Он был таким же любителем классики, как и я. Он также пытался рассказать мне и о музыке, но я полностью запуталась в том, о чем он рассказывал.
«Я не очень-то в ладах с музыкой!» – призналась я, извиняясь.
«Срань господня, Свон! Ты не можешь говорить это серьезно.» Его глаза широко раскрылись, выражение лица было в притворном ужасе.
Я немного поежилась от того, как он повседневно произнес мою фамилию. Мне нравилось слышать, как он меня зовет по имени. Белла. А обращение ко мне по фамилии казалось таким… формальным. Он называл других, например Элис и Майка по фамилиям, и открыто презирал их. Мне хотелось попросить его не называть меня так, но я рисковала вернуться к жалкой Белле, поэтому я пропустила это и пожала плечами в ответ на его вопрос.
«О, мой…» - он вздохнул, - «Мне надо сколькому научить тебя». Он развязно ухмыльнулся с незнакомым блеском в глазах. Музыка, совершенно очевидно, была чем-то, к чему он испытывал страсть.
Так что остаток ночи он провел, «обучая» меня по всему, что касается современной музыки. Большинство групп, что он называл мне, имели странные названия. Некоторые даже заставили меня посмеиваться, благодаря чему у меня поднялось настроение. Слава Богу, мы больше не говорили о наших снах. И я ему так и не рассказала об инциденте с Майком, который произошел сегодня днем. Я чувствовала себя так, как будто мы осторожно и умело танцевали вокруг того, чтобы избежать всех нежелательных тем для разговора. Мы разговаривали вместе как… друзья, как мне кажется, что немного отличалось от обычной атмосферы, в которой мы проводили наши ночи. И снова мне пришлось бороться за то, чтобы находить что-то, что было бы нормальным для нас.
Когда наконец стало всходить солнце, Эдвард ушел с обещанием вернуться завтра со своим iPod`ом.
«Увидимся, Белла!» - обронил он, посылая мне свою уже такую знакомую полуулыбку через плечо, направляясь к своему саду. В ответ я послала ему молчаливую благодарную молитву за такое приятное возвращение обращения ко мне по имени.
Я мечтательно вздохнула, наблюдая, как он взбирается по задней стене своего дома к себе на балкон.
Жалкая. Со стоном я потрясла головой, и направилась в дом, чтобы подготовится к новому школьному дню.
Я приготовила завтрак для Элис и Эсми этим утром: яйца и бекон, вприкуску с гневом Беллы.
Эсми обычно ела быстро на ходу, почти в дверях, поэтому она удивила меня, когда вдруг села за стол.
Демонстрируя очевидное нежелание такого развития событий, я медленно села напротив нее и начала нервно тыкать вилкой в еду. Что-то явно произошло.
Как только эта мысль пришла мне в голову, ее глаза встретились с моими, и она нахмурилась, откладывая вилку в сторону и деликатно вытирая рот салфеткой. «Белла», - начала она мягким голосом полным заботы.
О, нет.
«Мне вчера звонил один из твоих учителей. Мистер Баннер?» Она немного наклонила голову в сторону, ее волнистые карамельные волосы закрыли ее плечо.
Я нахмурилась. Предатель. Мои глаза продолжали смотреть упорно на жирный кусок бекона в тарелке.
«Он рассказывал мне, что ты несколько раз спала на уроке и что…» - она замолчала, колеблясь.
Я состроила гримасу и уронила свой бекон. Мой аппетит исчез быстрее, чем Эдвард, когда тот заметил меня во дворе школы.
«И что…у тебя было что-то типа… срыва вчера в холле?» - спросила она жалостливым голосом.
Здорово. Значит Баннер тоже был там? Я съежилась, отодвинулась от тарелки и сделала глубокий вдох. Избегая встречаться с ней глазами, я осторожно надела свою маску спокойствия. «Я заснула раз или два, но на уроке так скучно. Я все это уже проходила в Фениксе. Но этого больше не случится, я обещаю». Я, наконец, встретилась с ее взглядом и улыбнулась ей, как я надеялась, уверенной улыбкой.
«А в холле?» - прошептала она, все еще глядя на меня с той же жалостью, которую я ненавидела. Она жалела меня, потому что уже знала, что я собираюсь сказать. Потому что она была моим законным опекуном, врачи в Фениксе разговаривали с ней по вопросу моего отвращения к прикосновениям. Она пыталась возобновить здесь в Форксе терапию по этой проблеме, но я категорически отказалась, зная, что это никак не поможет. Не было смысла тратить деньги.
Я оскорблено громко выдохнула. «В школе есть парень, который не оставляет меня в покое», - сказала я раздраженным тоном, тряся головой.
В глазах Эсми промелькнул гнев, на какую-то долю секунду это меня шокировало. Это была такая редкость - видеть ее гневной из-за чего-либо. «И как зовут этого парня?! Мне надо идти в школу? Я могу позвонить его родителям?» - спросила она, явно очень стараясь сохранить спокойствие.
Я была поражена этой ее молчаливой яростью. Это совсем не походило на эмоции, которые я привыкла видеть у Эсми. Я любила ее даже больше обычного в этот момент. Она единственная из всех, кто хотел защитить меня от Майка Ньютона. Это был настолько приятный жест, которого я не получала уже давно. Я улыбнулась ей, искренне на этот раз, и ее лицо немного расслабилось.
«Все в порядке, Эсми, я сама могу справиться с Майком». Вновь увидев ее яростный взгляд, я быстро добавила: «Если это случится опять, я дам тебе знать.» Я легко усмехнулась, счастливая из-за этого открытия новой материнской черты Эсми.
«Белла, ты же знаешь, что можешь прийти ко мне со всем, что бы это ни было, ведь так?» - мягко, по-матерински спросила она. «Я знаю, Рене была твоей мамой, и я не хочу пытаться заменить ее, но мне нравится думать о себе, как о твоей маме тоже» - произнесла она со слезами на глазах, говоря о своей сестре и моей маме.
Мои глаза стали влажными, но я быстро сморгнула и кивнула ей с еще одной искренней улыбкой на лице.
С явной неохотой она кивнула и торопливо закончила завтракать, прежде чем выбежать за дверь, сжимая в руках салфетку, пытаясь скрыть свои слезы от меня.
И снова Эллис никак не упомянула инцидент, произошедший в холле, который заставил меня чувствовать себя так, как будто все обходили меня стороной как прокаженную. Это чувство я одновременно презирала и любила. Наверное, я была ужасно неудобной личностью для всех окружающих. Всегда вынужденной избегать темы прикосновений. Должно быть, это их выматывало.
К счастью Элис была неутомима, поэтому у нее не возникало проблем привлечь меня к разговору без необходимости, и я всегда играла роль предмета, куда можно было сливать любую информацию по пути в школу. Все продолжало быть нормальным, насколько нормальное вообще было возможно в моей жизни. Как будто это имело значение.
Когда мы добрались до школы, мы увидели Эдварда и Джаспера в серебристой машине, но Элис настаивала, что мы должны идти на этот раз впереди них. Она была убеждена, что штаны, в которых она была одета, придавали ее попке невероятно сексуальный вид, и ей просто необходимо было показать Джасперу «товар».
Я закатила глаза, но пошла с ней, внутренне усмехаясь тому факту, что Джаспер глазел на нее с самой первой секунды. Я покачала головой, надеясь, что Эдвард смог оценить мою молчаливую шутку, когда он (надеюсь) видел, как я уступила Элис.
Когда мы снова оказались во дворе по пути на третий урок, он, слава Богу, не смотрел на меня, как обычно игнорируя любой признак моего существования. Я легко справилась с небольшим ощущением боли, говоря себе, что это было определенное подтверждение такого же поведения вчера.
Но когда я вошла в столовую, я мысленно похвалила себя за то, что так хорошо справилась с игнорированием меня во дворе. Это позволило мне почувствовать себя менее жалкой, так что я стала искать его.
Много времени не потребовалось, чтобы заметить этот беспорядок в бронзовых волосах. Он сидел рядом с Джаспером в противоположном конце зала. Не было похоже, что он разговаривал с Джаспером, просто ел и смотрел на свой поднос с обычным выражением полного безразличия ко всему.
Мне надо было отвести глаза от его лица, я опять чувствовала себя все более и более жалкой – но пока еще не настолько ужасно – и я уселась рядом с Элис, продолжив свой обычный ритуал чтения и игнорирования всего.
Он опять был на биологии, но он не смотрел ни на меня, ни на что-либо еще в комнате. Удивительно, но он смотрел все время на Майка.
Я медленно села на свое место, пытаясь понять молчаливый обмен мыслями между ними, но безуспешно. Майк кривился в мою сторону, как обычно. В этом ничего нового не было, но Эдвард совершенно очевидно смотрел на него так, как будто хотел раздробить его голову. Это продолжалось почти весь урок, и я даже составила письмо в уме, чтобы спросить Эдварда, что за проблема у него была с Майком. В конце концов, я была не единственная, кто ненавидел его так сильно.
Наконец-то прозвенел звонок, сбивая меня с мыслей, Эдвард вскочил со своего стула и направился к двери, как и вчера. На этот раз я была подготовлена. Менее жалкая. Я внутренне улыбнулась. В классе почти никого не осталось. Слава Богу, Майк ушел, так что я легко могла избежать неловкой конфронтации по поводу вчерашних событий.
Идя во двор школы, я заметила, как Эдвард и Майк направляются к деревьям, которые обильно росли за парковкой.
Хмм. Странно.
То он смотрит на него. То он уходит с ним?
Все время об Эдварде… Постоянно. И это смущало меня.
Источник: http://robsten.ru/forum/19-40-1