Эдвард

– Разве ты не хочешь еще? – мой голос звучит сухо и хрипло, словно я 75-летний курильщик, которому насрать, что сделало с его легкими многолетнее употребление никотина и других канцерогенов.

– М-м-м… Люблю, как звучит твой голос. Ты такой горячий…

Несвязный пьяный шепот напротив моей шеи. Джин и отчаяние на грани с безумством исходят от нее волнами. Она облизывает петляющий хаос из чернил, покрывающих мое плечо, и прижимается своим тощим голым телом к моему. Я вздрагиваю от ощущения ее кожи на моей. Очевидно, путая такую реакцию с возбуждением, она толкается своей грудью в мою, тяжело дыша мне в ухо:

– Потрогай меня, Эдди.

– Я всегда хочу еще, как и ты, – приглушенный голос Джаспера доносится до меня с другого конца комнаты.

Я откидываюсь назад на огромный диван, стараясь открыть глаза в попытке найти своего менеджера. Прямо сейчас это – очень сложная задача. Такое чувство, что я парю во сне или в кошмаре – не могу понять, где именно. Я застрял где-то между реальностью и извращенной фантазией.

– Хм… Мое имя – Эдвард, – бормочу я, пока она продолжает тереться о меня, приговаривая «Эдди, Эдди, Эдди».

Я поворачиваю голову в ту сторону, откуда, как мне кажется, доносится голос Джаспера, делая безуспешную попытку откинуть женскую руку, которая касается живота и ползет все ниже. Я чувствую, как ее сломанные ногти царапают мои бедра, когда она пытается расстегнуть мой кожаный ремень.

Ее обжигающее дыхание со вкусом джина касается моей обнаженной груди, ее язык лениво обводит татуировки, покрывающие мою грудь. Это могло бы быть чувственным и возбуждающим, если бы она не была в хлам пьяна и ей не было бы на меня насрать. Она здесь лишь потому, что я Эдвард Каллен, и она хочет всем рассказать, что оттрахала меня.

Наконец, мне удается открыть глаза. Сквозь затуманенный взор я разглядываю Джаспера – по крайней мере надеюсь, что это он, – который наклонился над кофейным столиком, медленно двигаясь над зеркальной поверхностью. Из последних сил я поднимаю бутылку Джека к губам (п.п. Jack Daniel’s – самый популярный бренд виски в США), попутно разливая золотистую жидкость на плечо групи, распластавшейся на моих коленях (п.п. Групи – поклонница поп- или рок-группы, сопровождающая своих кумиров во время гастролей. Термин имеет и более широкий (как правило, иронический) смысл, однако, начиная с середины 1960-х годов, употребляется почти исключительно в отношении молодых женщин, активно стремящихся оказывать своим кумирам сексуальные услуги). С наслаждением чувствую, как теплая жидкость обжигает горло.

Приглушенный свет льется сквозь щели в занавесках, падая на зеркало и радугой расходясь по движущейся фигуре Джаспера. Он откидывается назад в кресле и поднимает руку к носу, вдыхая остатки дури, которые мог пропустить. Он хрустит шеей – как делает всегда, когда доза готова – и хлопает себя по бедру.

Мне кажется, будто я смотрю в замедленной съемке, как групи появляется из ниоткуда, как призрак, и усаживается к Джасперу на колени, обнимая за шею и врезаясь своими губами в его.

Я закрываю глаза, пытаясь снова донести бутылку до губ и надеясь, что всесильный алкоголь просто вырубит меня. Становится больно глотать – горло горит так, будто объято пламенем. Я раздумываю, сколько нужно алкоголя, чтобы заглушить всю боль.

– Нет. Я имею в виду чего-то большего.

– У меня всегда есть кое-что еще, чувак.

Сквозь гремящие на всю комнату басы, отдающиеся в моей голове, я слышу, как скрипит отодвинутое Джаспером кресло, и чувствую, как комната начинает вращаться.

Приглушенные шаги приближаются ко мне. Слышится удар, звуки падающего на пол тела и смех.

– Я упала. Поцелуй здесь, Джаспер!

Высокий голос реально больно бьет по моим ушам, словно кто-то проводит ногтями по стеклу.

Я чувствую, как огромный диван прогибается рядом со мной, и открываю один глаз, видя, что Джаспер садится рядом со мной.

– М-м-м…У тебя тут тоже есть кое-что еще, как я смотрю. Как тебя зовут, сладкая? – Джаспер лениво улыбается блондинке, оккупировавшей мои колени.

– Как ты захочешь, так и будет.

Я пытаюсь закатить глаза, но в моем нынешнем состоянии это – непосильная работа. Смешки на полу не затихают, и Джаспер тоже хохочет, громко, не сдерживаясь, закидывая голову назад, напоминая, что я, к черту, все еще жив.

Блондинка на моих коленях откидывает голову назад, ее обесцвеченные спутанные пряди рассыпаются по моим бедрам. Выплескивая остатки Джека на ее грудь, я наклоняюсь и следую языком по каплям алкоголя, беря в рот ее сосок.

– М-м-м…Тут есть кое-что еще, но они ненастоящие. Скучаю по настоящим сиськам.

– Это сиськи, мужик. Настоящие, сделанные – какая, на хрен, разница?

– М-м-м… Большее… Разница в том, что они не большее.

Джаспер наклоняется, беря грудь блондинки в свою руку.

– Ничего, они мне и такими нравятся, детка. Иди сюда.

Больших усилий не требуется, чтобы она убралась с моих коленей. Блондинка радостно кричит, пока я стараюсь использовать открывшийся путь к побегу, несколько раз оттолкнувшись от толстых подушек, прежде чем мне удается принять вертикальное положение. Комната начинает качаться, и я спотыкаюсь о край дивана, чем заслуживаю еще один звонкий смешок от девчонки на полу.

Мой взгляд затуманен так, что сейчас я могу разглядеть лишь размытые фигуры – меняющиеся, движущиеся и, кажется, специально встречающиеся у меня на пути. Музыка орет еще громче из дальнего угла пентхауса.

Я вглядываюсь в тела, переплетающиеся в эротическом, манящем танце. Кажется, что они повсюду и нигде в одно и то же время – напротив стен, окон, мебели или растворены на полу. Я словно пребываю в дурдоме.

– Я только хочу…

Все вокруг останавливается, и мои глаза закрываются.

– Да ты под чертовым кайфом, Каллен, – доносится до меня эхом голос Джаспера.

Мои пальцы сильнее сжимают горлышко бутылки, пока я пытаюсь перешагнуть через бесконечно длинные ноги, облаченные в трахни-меня-сапоги на высоком каблуке. Что-то впивается мне в ногу, и я с удовольствием чувствую боль.

Задерживаюсь около зеркальной поверхности кофейного столика – дольше, чем следовало бы, – свободной рукой хватаясь за спинку стула, чтобы не упасть. Разглядываю таблетки, разбросанные по столу. Поворачиваюсь к фортепиано, на котором лежат открытыми несколько пакетиков – их порошкообразное наполнение так и норовит высыпаться и призвать меня к себе. Я могу практически услышать, как они зовут меня по имени.

Где-то посреди этого чертового безумства, которым является сейчас мой мозг, я осознаю, что, если приму еще одну горсть таблеток или вдохну еще одну дорожку, они могут стать моими последними. Мне становится страшно от осознания, что, может быть, я этого и хочу.

Затуманенным взором я смотрю на стену из мускулов. Наверное, это Джейк – мой телохранитель и один из последних, оставшихся у меня настоящих друзей. Сложив руки на груди, он стоит по стойке смирно в коридоре. Он наблюдает, осуждает, готовый вмешаться, если мне это потребуется. Он качает головой в моем направлении, принимая за меня так необходимое сейчас решение.

Оставляя Джаспера развлекаться с визжащими групи, я протискиваюсь к первой двери, которую могу найти на своем пути, открываю ее и наслаждаюсь ощущением мягкого матраса, в который сразу же падаю лицом.

Добро пожаловать в мир чертовой рок-звезды.

– Поднимайся, засранец!

Я стону, погребенный под несколькими одеялами и горой подушек, стараясь не двигаться от громкого голоса Джейка. Может, он просто свалит, если я продолжу так лежать. Не двигаться... Все болит, когда я двигаюсь.

Одеяла слетают с меня – так их срывать может только Джейк – подставляя мою спину под горячий воздух комнаты – засранец специально выставил на термостате высокую температуру.

– На хрен, чувак. Дай мне еще пять минут.

Джейк поднимает жалюзи, висящие на дверях, ведущих на террасу, впуская в комнату солнечный свет в тот момент, когда я пытаюсь открыть глаза. Вот я и пережил еще один день. Алли-к-черту-луя! В голове стучит еще сильнее, и я закрываю глаза, надеясь, что темнота снова меня накроет.

– Выглядишь, как дерьмо.

Джейк хватает меня за волосы, приподнимая голову, пока я пытаюсь проморгаться и открыть глаза. Даже пребывая в своем хреновом состоянии, я вижу разочарование на его лице. Он качает головой, усиливая хватку на моих волосах.

– Этого ты хочешь, а? Для этого ты так долго и упорно работал?

– Иди на хрен, Джейк!

– Ты худой, как чертова рейка. Думаю, даже легкий ветерок снес бы тебя с ног. И у тебя сегодня интервью на радиостанции. Ты и об этом забыл? Показаться на людях и поговорить о личном?

– Оно завтра, идиот.

Я стону и закрываю глаза, когда Джейк толкает мою голову в подушку. Чувствую, как кровать прогибается под его весом.

– Это должно закончиться, мужик. Ты хочешь, чтобы твоя жизнь была настолько клишированной? Музыкальный гений, который напивается и закидывается наркотой до потери сознания?

– Чего я точно не хочу, так это лекции от тебя прямо сейчас.

– Ты выше всего этого, Эдвард.

Голос Джейка звучит тише, и я пытаюсь повернуть голову в его сторону, открывая глаза.

– Больше нет.

– Да. Давай я все-таки изучу тот центр реабилитации? Который в Малибу? – предлагает он далеко не в первый раз.

– Давай, конечно, ведь это совсем не звучит как клише, не так ли?

– Они постоянно имеют дело со знаменитостями. У них есть правила о конфиденциальности и…

– И что? Ты хочешь, чтобы я сел в круг и начал обсуждать свои чертовы чувства, как в прошлый раз? Это все херня, мужик, – я стону из-за барабанной партии, раздающейся в моей голове. – Блять, где эта чертова таблетка окси? (п.п. Оксикодон – известное обезболивающее наркотическое средство. Широкую популярность оно приобрело не только благодаря сильному эффекту, но и способности вызывать эйфорию).

Джейк исчезает из поля моего зрения, и я закрываю глаза, наслаждаясь тишиной.

Я вытягиваю руку, попутно натыкаясь на чью-то холодную липкую кожу. Комната качается, когда я поворачиваю голову и вижу перед собой худую, как щепка, девушку. Думаю, именно она вчера постоянно смеялась, лежа на полу, но я не уверен.

– Черт!

Еле-еле мне удается подняться и упереться спиной в мягкое изголовье, снова закрывая глаза. Не хочу видеть ее голое тело, распластанное на моей кровати. По крайней мере, джинсы все еще на мне. Маленькие победы смешат меня, и я пытаюсь засмеяться, но голова болит слишком сильно.

В животе все сжимается, когда она стонет, поднимая голову с одеяла и смотря на меня невидящим взглядом стеклянных глаз.

– М-м-м… ты снова готов, красавчик?

Под резким беспощадным утренним солнцем все не так. Вот он я, в богатом пентхаусе отеля «Fairmont» в Сан-Франциско, в кровати с одуревшей от наркотиков потаскухой, чье имя я даже знать не хочу. Ее глаза от потекшей подводки напоминают глаза енота, когда она трет их, еще больше размазывая тушь по лицу.

– Мне бы только сначала что-нибудь принять. У тебя не осталось героина?

Она пытается подняться, но ничего не выходит, и она падает обратно на кровать, снова начиная смеяться.

Я закрываю глаза, чувствуя, как во рту все пересохло, а горло ощущается так, словно по нему прошлись бритвой.

– Джейк?

Пытаюсь услышать звуки его движений в примыкающем номере. Кажется, я прямо тут и вырубаюсь, утопая в изголовье и чувствуя, будто по голове прошлись монтировкой, пока меня не окатывает сверху донизу ледяной водой.

– Иисус, блять!

Мое тело начинает биться в конвульсиях, когда я пытаюсь выкарабкаться из кровати, стреляя в Джейка ненавидящим взглядом. Он стоит как ни в чем не бывало с уже пустым ведром из-подо льда для шампанского. Девчонка рядом смеется еще громче, заходясь в истерике.

– Сейчас же!

Джейк смотрит на меня прожигающим взглядом, подначивая меня только попробовать не повиноваться ему.

Холодная вода стекает с моих теперь уже мокрых волос, когда я поднимаюсь с кровати, попутно ему усмехаясь. Он просто качает головой, и его губы растягиваются в знающей улыбке. Я знаю, что прощен. С Джейком именно так – все просто. Так было всегда, и, если удача и дальше будет со мной, так будет и впредь.

Я ударяю его в грудь кулаком, проходя мимо, и указываю головой на групи.

– Сделай что-нибудь с этим, ладно?

Джейк знает, что делать. Стереть все с ее телефона, заплатить и напомнить про соглашение о неразглашении. Несомненно, она уже забыла, что подписала его, пока была трезва и не одурманена тем смертельно пьянящим коктейлем из наркотиков, который прямо сейчас циркулирует в ее теле.

– Будет сделано.

Приглушенный голос Джейка стихает, пока я тащу свою жалкую задницу в ванную. Матерюсь, когда боль пронзает мою ногу, и пытаюсь припомнить, какого черта произошло вчера вечером.

Для меня нет ничего необычного в том, что у меня случаются провалы в памяти – огромные черные пятна, из-за которых я не помню, что делал или как оказался там, где проснулся. Знаю, что моя жизнь держится на последнем волоске. Все чаще обращаюсь к бутылке, чтобы заткнуть дыру, которая только расширяется в моем сердце. Если за мной не следить… Бутылка зовет меня, обещая заглушить всю ту боль, и ее зов слишком силен, чтобы я мог его отвергнуть.

Это – одна из причин, почему я так благодарен Джейку. Он единственный, кто следит за мной, возвращая каждый раз к реальности после ночи полного сумасшествия. Не понимаю, почему он еще не забил на меня. Но Джейк здесь, справляется с тем, с чем я больше не могу.

До меня доносятся звуки какой-то активности из-за закрытой двери. Джейк снова убирает за мной мой же бардак.

В голове продолжает стучать, когда я прислоняюсь к гранитной стойке с раковиной. Я едва ли узнаю лицо человека, глядящего на меня из зеркала. Пытаюсь открыть кран, что становится практически непосильной задачей, и наконец-то достигаю желаемого. Я наклоняюсь над раковиной, плеснув в лицо холодной водой.

Мои глаза выглядят безжизненно красными, с огромными черными мешками внизу. Не помню, когда в последний раз брился. Щетина уже давно превратилась в неаккуратную бороду, которая меня сильнее старит. Кажется, мне не меньше тысячи лет. Ненавижу, что приходится признаться себе в том, насколько Джейк был прав. Я становлюсь слишком стар для всего этого дерьма. Меня – рок-звезду, с кучей наград и проданных пластинок, которая должна быть вне себя от радости – можно легко спутать с обычным наркоманом с улицы.

Под резким светом флуоресцентных ламп ванны-люкс, которая больше, чем моя первая квартира, на меня снисходит озарение, что я только что назвал себя словом, о котором старался даже не думать. Наркоман.

Промямленное «черт» срывается с моих сухих губ.

Дверь ванной открывается, и Джейк появляется за мной в отражении зеркала. Он – живое воплощение здоровья и жизни. Контраст между нами слишком очевиден.

– Что, на хер, ты делаешь, Эдвард? Если бы она была здесь… Если бы она могла только увидеть тебя.

Мои глаза встречаются с его в отражении зеркала.

– Даже не смей, Джейк! Не смей!

– Я должен.

Я сердито смотрю на него в ответ.

– Если уж я так сильно тебя бешу, зачем, блять, ты все еще здесь?

– Ты прекрасно знаешь, почему. Я пообещал Эл…

– Стоп! Даже не смей произносить ее имя, – негодую я, чувствуя, как напрягается моя челюсть.

Джейк качает головой от отвращения.

– Думаешь, именно этого она для тебя хотела бы?

Мы прожигаем друг друга взглядами через зеркало в молчаливом негодовании, даже не пытаясь уступить.

– Окси лежит в ящике под раковиной. Выпей это.

Джейк кидает мне бутылку энергетика – похоже на какое-то дерьмо типа Kool-Aid, которое и на вкус будет, вероятно, как дерьмо.

– Выпей полностью. Побрейся и прими что угодно, лишь бы это заставило тебя оставаться в сознании и способным формулировать предложения. Мы едем на радиостанцию через час.

Я киваю, дрожащими руками беря бутылочку с обезболивающим и сражаясь с собственными пальцами, которые не могут ее открыть. Когда мне это наконец-то удается, я высыпаю несколько таблеток в свою липкую руку и встречаюсь с Джейком взглядом в зеркале. Он снова просто качает головой и отворачивается к двери.

– Твоя жизнь – ведь, и правда, мечта, Каллен. Самая настоящая мечта.

Белла

– У тебя есть минутка, босс?

Поднимаю глаза от таблицы, которая не давала мне покоя, и смотрю на свою ассистентку Лорен, стоящую в дверном проеме. Благодарная за отвлечение, я улыбаюсь.

– Конечно. В чем дело?

Она проходит в мой офис и передает мне стопку бумаг.

– Мы наконец-то закончили с отчетом по мечте Петерсона, – объясняет она, и я киваю.

– О, отлично. Нам действительно повезло в этот раз.

Я все еще не могу поверить, что мы смогли исполнить мечту десятилетнего Райана Петерсона – он хотел быть со своей любимой командой Seattle Seahawks, когда они выиграют Super Bowl. Удача заключалась не в том, что нам удалось отправить мальчика на Super Bowl – Seattle Seahawks и NFL готовы были исполнить его мечту практически мгновенно – а в том, что рак поджелудочной железы, который прогрессировал все быстрее, позволил Райану поехать. Это была гонка с самим временем (п.п. Seattle Seahawks – профессиональный клуб по американскому футболу (Сиэтл, штат Вашингтон). Super Bowl – в американском футболе название финальной игры за звание чемпиона Национальной футбольной лиги США (англ. NFL).

Я смотрю на отчет с уже привычным ощущением гордости и печали. Гордости, потому что мы смогли осуществить мечту десятилетнего мальчишки-задиры, который ее заслужил. Печали, потому что он проиграл битву с болезнью три недели спустя после исполнения своей мечты. Будучи исполнительным директором благотворительной организации «О чем ты мечтаешь?», я знакома с этими чувствами очень близко.

Несмотря на то что компания существовала всего 10 лет, она уже исполнила желания более трех тысяч юных мальчишек и девчонок с хроническими или смертельными заболеваниями. С тех пор, как три года назад я стала директором, мы удвоили количество отделений нашей организации, и скоро наши филиалы будут в каждом штате.

– Его родители были так благодарны, – говорит Лорен, ее глаза полны понимания.

Я снова киваю, хмуря брови и вспоминая голос матери Райана, когда она позвонила нам, чтобы сообщить о его смерти. Я не выдержала тогда и расплакалась вместе с убитой горем женщиной, пока она описывала последние дни мальчика, его счастье и благодарность за то, что он не только побывал на Super Bowl со своей семьей, но и смог подержать в руках выигранный командой трофей – не без помощи нескольких его любимых игроков. Он только и мог, что говорить об этом до последних минут жизни.

Откладывая отчет, я делаю успокаивающий вдох и встаю, расправляя черную юбку-карандаш.

– Отлично. Все, наверно, уже меня ждут? – я смотрю на свою ассистентку.

Лорен что-то отмечает на своем клипборде.

– Анжела уже здесь. Остальные поднимаются.

Мы выходим из моего офиса, и Лорен следует за мной до небольшого конференц-кабинета. Анжела уже сидит за столом, яростно строча что-то в телефоне. Клянусь, она была рождена с телефоном в руке.

– Ты опоздала, – замечает она, даже не подняв головы.

Усмехаясь, я сажусь напротив нее.

– Даже с лучшими из нас это случается, Анж, – остроумно отвечаю я, поднимая брови и кидая на нее взгляд, пока остальные заходят в кабинет и рассаживаются.

– Ага-ага, – говорит она со вздохом, кладя телефон на стол.

Она откидывает свои черные, блестящие на солнце волосы за плечо. Анжела Вебб – наш пиар-менеджер, и она чертовски хороша в своей работе. Я смогла умыкнуть ее из Make-A-Wish в прошлом году, и с тех пор я благодарю свою счастливую звезду. Анж умна, предана и сообразительна, а ее борьба за пунктуальность уже стала легендой нашей компании (п.п. Make-A-Wish Foundation – международный благотворительный фонд, помогающий исполнять желания смертельно больным детям).

– Итак, что у нас запланировано на эту неделю? – спрашиваю я, открывая папку, лежащую передо мной на столе.

Я поднимаю взгляд на нашего менеджера по пожертвованиям Ирину Баскову, которая сидит рядом с Анжелой.

– Шестнадцать заявок были одобрены нашей правовой командой на этой неделе, – начинает она, замолкая, чтобы сделать глоток чая, – но эти семь дел они передали нам.

Я хмыкаю в подтверждение ее слов. Несмотря на то что правовая команда ответственна за оценку каждой поступающей к нам заявки, они могут одобрять только не требующие больших ресурсов желания, например, покупку домашних животных, подготовку празднования дня рождения или обычную поездку на Гавайи. Более сложные запросы обычно отправляются наверх, прямиком к нам четырем – ко мне, Анжеле, Ирине и нашему финансовому директору Майку Ньютону – чтобы уже мы принимали решение о возможности исполнения такого желания.

Я бегло просматриваю семь дел, прежде чем откинуться на стуле, давая Ирине возможность более подробно ознакомить нас с каждым из них. Ее пальцы поигрывают с прядкой светлых шелковистых волос. Благодаря льдисто-голубым глазам и стильному синему костюму, она выглядит как образчик холодной и расчетливой бизнес-леди, но внутри бьется неравнодушное, сочувствующее детям сердце.

Двенадцатилетняя девочка с опухолью головного мозга хочет попасть на прослушивание в Московскую балетную труппу. Х-м-м, это будет немного сложновато с учетом нынешней политической обстановки. Но двоюродная сестра Ирины преподает в балетной школе Сан-Франциско… может, она не откажется от прослушивания в балетную труппу нашего города.

Шестилетний мальчик из Колорадо с дегенеративным заболеванием легких хочет сыграть в хоккей со своим любимым игроком.

Десятилетний мальчик с рассеянным склерозом любит самолеты и мечтает стать пилотом. Мои знакомства в «Авиалиниях Аляски» могли бы помочь провести целую экскурсию, начиная со входа в самолет и до самой кабины пилотов.

Мы просматриваем каждую заявку, обсуждая, сможем ли исполнить то или иное желание, и формулируя план первоначальных действий. Лица, глядящие на меня с обложек каждого из дел, выглядят такими счастливыми и надеющимися, но… когда я читаю их истории… Я отворачиваюсь к огромному окну, открывающему вид на яркое голубое небо, и смаргиваю слезы. Ненавижу, что так много страшных болезней угрожают жизни юных и совсем маленьких человечков. Они могли бы написать множество стихотворений и музыкальных симфоний, открыть неизученные планеты или виды животных. Кто-то из тех, кому мы помогаем, мог бы решить величайшие мировые проблемы, но у него никогда не будет такой возможности.

В свои пятнадцать я увидела, что рак может сделать с человеком, и хотела как-то помочь больным. Я никогда не была сильна в естественных науках, поэтому всегда знала, что не стану тем, кто найдет лекарство от рака. Но также понимала, что смогу облегчить боль и страдания больных, привнеся в их жизни, как и в жизни их семей, немного радости и добра.

– Белла, все в порядке?

Я поднимаю взгляд и вижу обеспокоенное лицо Анжелы. У всех нас бывают трудные моменты, когда чья-то история прорывается сквозь стену, которую мы стараемся возвести, изучая дела на подобных встречах. На прошлой неделе это была Лорен – она не смогла сдержать слез, когда мы обсуждали историю шестилетнего мальчика с неходжкинской лимфомой, который хотел, чтобы его дедушка побывал в Диснейленде, поскольку тот был иллюстратором в нескольких мультфильмах, снятых студией Диснея в 60-е годы.

Неожиданно я замечаю, что из-за меня моя команда прекратила обсуждение.

– Да, я в порядке, – уверяю я Анжелу и киваю Ирине. – Так что ты говорила?

Я ободряюще улыбаюсь, и она продолжает, раскрывая последнее дело.

– Итак, это дело послали тебе несколько дней назад, Белла, но ты так и не сказала, что о нем думаешь, – говорит она, кладя папку на стол и раскладывая листы так, чтобы видели все.

Ирина делает вдох и медленно выдыхает, ее глаза ни на минуту не покидают последней страницы дела.

– О, да, – одобряюще говорит Анжела. – А он с годами только лучше, не правда ли?

Зная, что она имеет в виду, я просто качаю головой, усмехаясь, когда Ирина начинает говорить.

– Это – Паркер Дженкенс, – произносит она, указывая на улыбающегося светловолосого мальчика на фотографии, – ему одиннадцать, и у него лейкемия. Он живет здесь, в Сан-Франциско, и мечтает один день побыть рок-звездой вместе с…

Ирина проводит пальцем по второй фотографии в деле, и я слышу коллективный вздох со всех концов стола.

– Эдвард Каллен? – с сомнением говорит Майк. – Разве он не стар для одиннадцатилетки?

– Боже, Майк, он не настолько стар, – усмехается Ирина, – ему всего лишь тридцать шесть. И, кстати, Паркер считает его своим идолом. Он учится играть на гитаре и хочет быть прям, как Каллен, когда вырастет, – выражение ее лица становится задумчивым. – И я надеюсь, у него будет шанс.

На минуту мы замолкаем. Мысль о том, что у мальчика может и не быть такого шанса, быстро нас отрезвляет. Затем Анжела вздыхает, и усмешка появляется у нее на губах.

– Что ж, у Паркера прекрасный вкус в музыке. Я даже припомнить не могу, сколько Грэмми выиграл этот парень. Он потрясающий музыкант. А если к этому добавить и его лицо… Думаю, провести день с Эдвардом Калленом могло бы стать и моей мечтой.

Лорен смеется, соглашаясь, а Майк просто закатывает глаза.

– Успокойтесь уже. Лучше посмотрите на Беллу – она не обмирает от одного только его имени. Да и когда вообще был его последний хит? Его больше не крутят по радио, – насмехается он.

– Белла никогда не теряет голову. И я слышала, что вроде как скоро выходит его новый альбом, – бросает Анжела в ответ, смотря на Майка поверх модных очков в стиле кошачий глаз.

– Ну и что? Вероятно, у Каллена заканчиваются деньги, поэтому он и решил что-то из себя выдавить, чтобы малолетки и их матери зашлись в экстазе. После этого он просто сгребет все полученные деньги и сбежит туда же, куда сбегают стареющие рок-звезды, когда уходят на покой.

– Да что в тебя вселилось? – спрашивает Ирина, хмуря красивое лицо. – Мы постоянно имеем дело со звездами.

Майк пожимает плечами и, кажется, успокаивается.

– Я просто не думаю, что он окажет на Паркера хорошее влияние, вот и все. Ребенку нужен другой идеал, кто-то более достойный.

– Ну, не могут же все дети стремиться в Диснейленд, Майк, – безапелляционно заявляет Анджела, махнув рукой. – А Каллен не просто рок-звезда, он музыкант. По крайней мере, был им.

Их пререкания отходят на задний план, пока я исследую лежащие передо мной страницы дела. У Паркера очаровательная внешность – яркие голубые глаза и заразительная улыбка. А Каллен… не знаю, какой он. Просто «привлекательный» кажется неподходящим словом, когда пытаешься описать чарующие зеленые глаза, точеный подбородок и притягивающие сексуальные губы. Но Анжела права – он гораздо больше, чем просто парень с яркой внешностью. Многогранные мелодии и сложные интеллектуальные тексты песен всегда были присущи ему и выделяли на фоне других исполнителей. Его музыка очаровала меня еще в колледже; честно говоря, да и сейчас у меня в плейлисте десятки его песен.

Но будет ли правильно исполнить именно эту мечту ребенка? Лекарства, которые принимает Паркер, очень сильно его ослабляют. Является ли Эдвард Каллен тем, кто поймет и будет уважать состояние ребенка?

Я начала собирать информацию о Каллене, как только Ирина прислала мне отчет, но пока что результаты моего исследования были неопределенными. В старых интервью он казался умным и образованным, немного причудливым, что и сейчас меня привлекало. Он производил впечатление человека, с которым я бы с удовольствием поговорила, выпив по бутылочке пива. Но его недавние комментарии в прессе были наполнены такой… злостью. Невежество и заносчивость, казалось, пришли на место образованности и самобытности. Может, он сдался под натиском стиля жизни избалованной звезды, а может, тогда просто был плохой день. Кто знает?

Я фокусирую взгляд на фотографиях папарацци, сделанных совсем недавно. Ирина тоже включила их в отчет. На снимках Каллен покидает ночной клуб с очередной девушкой, очевидно, раздраженный и, вероятнее всего, пьяный. И более того… есть ещё что-то в его глазах… что-то такое знакомое в этом затуманенном взоре…

Я стараюсь сдержать дрожь, когда определенное нежелательное воспоминание приходит мне на ум – воспоминание о выкрикиваемых угрозах, отчаянных мольбах и, наконец, о разрывающем сердце прощании. Мой бывший, Пол, скрывал от меня свою зависимость месяцами, прежде чем она дала о себе знать.

Его тогдашний выбор пал на кокаин. Позже, спустя несколько месяцев увещеваний и пустых обещаний пройти терапию, он не оставил выбора мне. И я больше никогда к этому не вернусь.

– Белла, что ты об этом думаешь?

Мое внимание возвращается к разговору в настоящем, и я вижу, что все смотрят на меня. Я делаю глубокий вдох, чтобы собраться с мыслями и оставить прошлое там, где ему самое место – в прошлом.

– Думаю, Майк прав, – отвечаю я, игнорируя, как он начинает кичиться от моего комментария. – Я не уверена, что знакомство маленького мальчика с таким стилем жизни – хорошая идея. Ну, знаете, вся эта мантра «Секс, наркотики, рок-н-ролл»… – я поднимаю руку, когда вижу, что Ирина уже готова мне ответить, – я знаю, что это, как правило, стереотип. Но меня беспокоит, почему Каллен пропал с радаров общественности так надолго в последний раз. Он что, просто так сидел на попе ровно? Проходил терапию в реабилитационном центре? Или, может, он был в каком-то спиритическом путешествии, медитируя с Далай Ламой и ему подобными? – останавливаюсь я, вдумчиво постукивая пальцами по фотографиям передо мной. – Но забудем сейчас об этом. Наша цель – исполнение желаний. Если мы можем его исполнить в любой доступной нам форме, мы это и должны сделать. Поэтому давайте постараемся исполнить это желание.

Майк хмурится от моего последнего предложения, в то время как остальные одобрительно кивают. У меня есть подозрения, почему Ирина соглашается так быстро – она смотрит на фото Каллена, как будто тот – трехэтажный торт со сливочным мороженым и фруктами – но я оставляю их при себе.

– Отлично, тогда я организую встречу с его командой, чтобы обсудить, как мы можем воплотить эту мечту, – говорит она, кивая в подтверждение головой.

Мы быстро завершаем собрание, и я выхожу из кабинета, делая вид, что не слышу, как Майк зовет меня по имени. Я не в настроении выслушивать то, что он хочет мне сказать, особенно если собирается воспользоваться тем, что сегодня на собрании я с ним согласилась, и снова позвать на свидание. Я уже не меньше пяти раз отказывала ему за последние пять месяцев и думала, что он поймет мой намек, но нет. Если бы он подчинялся мне, а не совету директоров, у меня была бы более веская причина сказать ему «нет». А поскольку это было не так, я научилась избегать его после собраний или у лифтов, где у Майка получалось набраться смелости и пригласить меня на ужин.

Я машу на прощание рукой Лорен и возвращаюсь в свой офис. Чувствуя себя неспокойно, подхожу к маленькому зеркалу, висящему за дверью, вспоминая слова Анжелы о том, что я никогда не теряю голову. Я заправляю выбившуюся прядь волос обратно в идеальный пучок и поправляю выглаженную хлопковую блузку. Нет, я никогда не потеряла бы голову, даже ради чертовски горячей рок-звезды.

В порыве я быстро расплетаю волосы и оставляю их лежать на плечах, расстегивая верхнюю пуговицу блузки. Приподнимая плечо, я прищуриваю глаза на свое отражение и выпячиваю губы, будто я какая-то модель с обложки. Так-то… эта девушка могла бы потерять голову. Но я могу сохранять позу еще пару секунд, прежде чем начинаю смеяться над своими дурачествами. «Да, Белла, да ты просто сексуальная кошечка», – саркастично думаю я про себя, пока застегиваю пуговицу и в спешке убираю волосы обратно в пучок. Так-то лучше.

Садясь обратно за стол, я достаю фото Каллена из дела и смотрю на него. Выглядывая из-под вихря неуправляемых рыжевато-коричневых волос, эти зеленые глаза, кажется, так и норовят пронзить меня насквозь. Это тревожит меня. Внезапно единственное слово, которое приходит на ум, когда я пытаюсь описать Эдварда Каллена, – опасный… во всех его значениях.

Но как я могу сказать нет, если именно о встрече с ним мечтает маленький мальчик?