Фанфики
Главная » Статьи » Фанфики по Сумеречной саге "Вампиры"

Уважаемый Читатель! Материалы, обозначенные рейтингом 18+, предназначены для чтения исключительно совершеннолетними пользователями. Обращайте внимание на категорию материала, указанную в верхнем левом углу страницы.


Крик совы. Глава 13.1

POV Джаспер 
 

Канада, провинция Альберта. Национальный парк Джаспер. 
1992 год


Кап! 

Очередная капля сорвалась с потолка и звонко упала в лужу, нарушая казавшуюся незыблемой тишину пещеры, в которой я коротал свой бесконечный досуг. Я вздрогнул всем телом, выныривая из глубокого омута однообразных мыслей, и поднял голову. Давшая мне приют узкая длинная расщелина располагалась высоко в горах и входом была обращена на восток, где теперь медленно занималась полоска света, предупреждая о скором окончании по-зимнему долгой ночи. 

Впрочем, смена времени суток мне уже давным-давно стала безразлична: безвозвратно канули в Лету годы, когда я боялся выйти на солнце, опасаясь неминуемой кары свыше. Теперь небесное светило лишний раз напоминало о моей нечеловеческой природе – и только. А здесь, среди вечных снегов и безлюдных скал, это могло заинтересовать разве что неосторожных животных, изредка появляющихся вблизи моего одинокого убежища. 

Впрочем, и последние предпочитали обходить пещеру стороной, издалека чуя опасного сильного хищника, не разумея, что для них я как раз не представлял угрозы. Животный дух даже при крайней степени истощенности не будил во мне и тени жажды, их кровь могла послужить средством продления существования разве что в случае полного отчаяния, да и то я не был уверен, что она сгодится. 

Здесь, на самом севере Скалистых гор, человек появлялся редко, именно поэтому я и выбрал местом обитания национальный парк на юго-востоке Канады, по странному стечению обстоятельств носивший со мной одно имя. 

Кап! 

Снова упала крупица воды. Я наполнил легкие, глубоко вдохнув. Воздух давно перестал быть насущной необходимостью, однако вместе с ним я ощущал запахи, способные подробно рассказать об уголках окружающей меня нетронутой человеком природы, даже скрытых от моего зрения. Насыщенный влагой внезапно наступившей оттепели ветер донес густой животный аромат рыси, вышедшей на охоту, и куда более слабый и неприятный дух ее добычи. Дальше бродило стадо оленей, пасся лось, всхрапывал успевший залечь в спячку гризли, готовясь к долгой зимовке. 

Особенно сильный порыв ветра заставил напрячься всем телом: до меня долетел неповторимый аромат человека. Словно в подтверждение далеко на севере, в густом сосновом лесу у подножья, прозвучал выстрел. 

Я рефлекторно задержал дыхание и отвернулся, прикрываясь от ветра. Мое отшельничество длилось уже больше двух недель, и жажда все интенсивнее давала о себе знать. Момент, когда придется покинуть пещеру и спуститься к людям, стремительно приближался, и я становился все опаснее и опаснее для окружающих. Оставалось надеяться, что неведомого безумца, собравшегося на охоту ранним ноябрьским утром, не понесет выше в горы, поскольку тогда я вряд ли смогу ручаться за его жизнь, пусть случайных убийств я и не совершал давным-давно. Не желая рисковать, я поспешно отполз в дальний угол пещеры, вжавшись лицом в камень, стараясь слиться с ним, исчезнуть. 

Кап! 

Настойчивые удары продолжали отмерять время. Проклятое время, которое я привык не замечать, но которое упорно обращало внимание на мою ничтожную персону, заставляя считаться с происходящим вокруг. 

Мир менялся. Иногда стремительно, иногда, наоборот, еле заметно. Люди шагали в ногу с переменами, а так как они по-прежнему оставались источником жизни для меня, приходилось приспосабливаться к среде и мне. 

Я научился неслышной тенью проникать в многоэтажные здания медицинских заведений, разыскивая больных, уже готовых к свиданию со смертью. Избегать камер видеонаблюдения, бесчисленных проводов, сигнализаций и других изобретений человечества, призванных защитить собственность от неправомерного вторжения. Пользуясь вековым опытом, мимикрировать под любое общество, правдами и неправдами добывая необходимую информацию. Абсолютная память помогала легко осваивать новые навыки, дарящие возможность бывать среди людей при надобности, не привлекая к себе ненужного совершенно внимания. 

Но все мои вылазки несли отчетливый привкус горечи разочарования. Да, я по-прежнему влачил свои жалкие дни, став еще менее уязвимым, чем прежде. Только главная рана – не на теле, в душе – никак не желала заживать. За триста лет я так ни разу и не повстречал Алисию. И ни разу не видел брата. Который, вопреки всему, остался жив. 

Благодаря моей непредусмотрительности проклятие зашло на новый виток бытия, а казавшиеся почти оконченными поиски начались сызнова… 
 

***


 

Франция. Нормандия 
1662 год



Боль потери казалась неизбывной. Волны горя накрывали меня с головой, и я опускался глубже и глубже в бездонную пучину. Тяжесть давила, прижимала к земле, не оставляя ничего от меня прежнего. Единственное намерение билось в казавшейся пустой голове: уйти. Вслед за братом. Вслед за Алисией. Сбросить груз бесконечных лет и бесчисленных преступлений с плеч и души, шагнуть в пустоту за чертой, отделяющей мою недожизнь от истинной смерти. Выкинуть из головы настойчивые мысли о порождениях вселившегося в Эдварда демона, возможно, бродящих по свету, чье существование, скорее всего, не позволит завершить действие проклятия. 

Однако я обязан был надеяться, что этого окажется достаточно, иначе любое мое действие теряло смысл. Эта последняя надежда помогала мне держаться на плаву, толкала двигаться к цели, а не медлить. И лишь смерть могла подарить хотя бы краткую передышку, нужную мне, потерявшему волю и стремление существовать дальше, как ничто иное. Сейчас, когда дальнейшее перестало быть важным. 

Я добрался до черты, после которой смерть воспринималась как спасение, и уже занес над ней ногу, уверенно собираясь преодолеть ее. Оставалось найти способ, который поможет надежно расстаться с жизнью, невзирая на всю мою физическую неуязвимость. Если существование в теле вампира не давало шанса на искупление, то, быть может, возрождение человеком подарит этот шанс и долгожданную свободу? 

Однако мысль о том, чтобы покинуть могилу Алисы, раз за разом повергала меня в ужас, сковывающий неразрушимыми кандалами, не позволяющий сдвинуться с места, потому мыс над морем надолго стал моим пристанищем. 

Я осознавал, что под грудой камней погребено тело, а душа ее давно уже далеко, но боялся отойти и на шаг. Пережитые за века испытания смешались в единый клубок боли. Я растворился в пространстве и времени, ощущая себя то на обрыве над Атлантикой, то в храме, построенном моим предком, то в главном зале родного замка, то на лондонской площади в толпе, наблюдающей за пляшущими танец смерти языками пламени, уже не видя различий между минувшими столетиями страданий и утрат. 

Время потеряло смысл. Я безвольно лежал на камнях, скрывших тело любимой. Ночь сменялась днем, а звезды гасли, уступая место дневному светилу, которое, пройдя по небосводу, тонуло на западе, где давным-давно начался мой путь, и вновь землю заливало холодным далеким светом ночных звезд. Здесь никого не бывало: мыс, спрятанный от остального мира за болотами и лесом, привлекал разве что редких морских птиц, потому инстинкты хищника во мне некому было пробудить, как некому было возродить задушенный стремлением наконец-то прекратить мучения инстинкт самосохранения. 

Только уйти в забытье полностью не удавалось: разум, слившись в союзе с идеальной памятью, прокручивал в мельчайших подробностях события прошлого, то и дело выдергивая смутные сомнения сквозь покров апатии. Словно я что-то забыл, что-то упустил. Что-то не сделал. А значит, уходить было рано. 

Долгое время я старательно игнорировал знаки, но постепенно они все настойчивее обращали на себя мое внимание. Подобно маленьким молоточкам, чьи удары, хоть и слабые, но по одному и тому же месту, рано или поздно обязательно вызовут боль, эти мысли все-таки заставили меня вырваться из оков спасительного безразличия и подняться с земли. 

Я должен был вернуться к месту трагедии, обязанный убедиться, что волшебный меч довершил до конца начатое. Следовало сжечь останки, навсегда перекрыв возможность дьявольской сущности к возвращению. Сколь ни исчезающе мала была вероятность появления кого-либо в том глухом лесу, мир менялся ранее, и будет меняться впредь, и кто знает, возможно, когда-то в тех местах поселятся люди. Несущее смертельную опасность вместилище демона, изгнанного ведьмами, ждало нас с братом долгие столетия, потому было необходимо исключить даже малейшую вероятность повторения печальных событий прошлого. 

Имелась и иная причина предать тело брата огню. Не менее важная, если не более. Пусть и осознанная мной далеко не сразу. 

Ранее я не единожды задумывался, почему когда-то демон, с которого начались наши с братом мытарства, не был сожжен, а остался лежать, навеки прикованный к камню. Версий находилось немало: и о изощренной мести, и о необходимости служить наглядным уроком будущим потомкам. Однако мудрая часть меня, не прекращающая рассуждать и анализировать даже под непереносимым гнетом пережитого горя, по отблескам эмоций смогла все понять, когда мой меч вонзился в брата. Отыскав ответ, который не пожелала озвучить когда-то коварная ведьма. Ответ, отлично объясняющий причину этой недосказанности. 

Истина лежала на поверхности, и я должен был догадаться намного раньше, ведь все подсказки были даны. Похоже, сила меча способна была отправить во тьму навсегда, приковав к камню остатки пораженного демонами духа и поверженное тело, заточив в личном аду и лишив всяческой надежды на возрождение, а значит, и искупление. Так, как было сказано незабвенной Эсмеральдой моему знаменитому предку. Ведьма, вручая оружие, как защиту и избавление от проклятия, одновременно отдавала мне в руки шанс на полное его свершение. 

Не зря мечей было два! Для Эдварда… и для меня? Оставив в теле брата один, я вполне мог бы в нетерпении воспользоваться вторым, так как поиски того, кто способен уничтожить вампира, заняли бы немало времени. Даже если вонзить в себя лезвие у меня могло не получиться – а такой вариант нельзя было исключать, – то напрашивалась простая идея упасть на лезвие с достаточной высоты. Магия меча завершила бы дело. Главное было сделать это в уединенном месте, чтобы тело никогда не нашли. 

Озарение оказалось столь шокирующим, что даже терзающая боль потери любимой побледнела, отступив на время в тень. Живое воображение ярко нарисовало страдания навеки прикованной к камню души, заставляя до конца ощутить глубину пропасти, по самому краю которой я умудрился пройти и куда не должен был позволить упасть брату. Смерть не пришла бы на помощь, неся свободу и открывая двери к новой жизни в человеческом обличии, а превратилась бы в вечную темницу разума. 

Шло бы время. От тел остались бы белеющие костяки, подобно тем, что я видел в памятной пещере, в которой и произошло мое превращение, однако душа оставалась бы на земле, понимая и видя происходящее. Капля за каплей ядовитое беспросветное отчаяние неизбежно захватило бы душу, сгибая волю, подчиняя каждую мысль. Итог неизбежен. Ужасна потеря разума, но куда хуже сумасшествие души, полностью поглощенной тоской, лишенной малейшего луча света, осознающей бесконечность мук. Настоящую бесконечность... 

На такое я брата обречь не мог. Что бы он ни натворил, такое мучение нельзя заслужить. Нет ничего страшнее, чем остаться без надежды на спасение, без хотя бы призрачной возможности искупить свершенное, без того, что дано даже последним грешникам. Долг призывал меня к убийству, моей целью было освобождение брата и шанс на новую жизнь, а не окончательное уничтожение. Значит, я обязан был достичь места сражения и вынуть меч, предав огню останки Эдварда и освободив его душу от бремени. А потом отыскать способ умереть самому, не задействовав при этом страшное оружие, чтобы также иметь возможность родиться заново и искупить грехи прошлой жизни, будучи уже человеком. 

 

***



Я не знал, сколько времени провел на могиле любимой, но стоило подняться и сделать несколько шагов, как стало очевидно: много и очень. Мягкая осень, свойственная местности в долине Сены, давно отступила под напором зимних холодов, и теперь окрестности покрывал тонкий слой снега, скрадывающий старые следы и запахи. 

Учитывая мое состояние, усугубленное утратой и долгим воздержанием от крови, это работало на руку, увеличивая мои шансы добраться до места назначения, не отвлекаясь от главной задачи. Я слишком хорошо осознавал, что малейшая тень соблазна – и я сорвусь по следу источника пищи, мечтая лишь о том, чтобы потушить пожар жажды и унять внутреннюю слабость. И тогда отниму любую жизнь, чтобы получить требуемое организму, не задумываясь о том, сколько моей жертве положено свыше. 

Пока я держал инстинкт самосохранения – самый дремучий и всесильный из инстинктов – в узде, но знал: при малейшем шансе мое самообладание падет подобно собранному из льдинок замку под напором шквала теплого ветра. Всего капля – и от него не останется и воспоминания. 

Подгоняемый глухой решимостью, я миновал три-четыре десятка миль, не встретив ни единой помехи, обогнул Лилльбонн по большой дуге и приблизился к лесу, в дебрях которого под кучей валежника я спрятал то, что осталось от погибшего брата. 

К счастью, мне никто на пути не попался, однако уже на подходе внутренний голос воплем загнанного зверя предупредил: что-то изменилось. Что-то случилось в этом редко посещаемом месте за месяцы моего отсутствия. Что-то, грозившее вновь смешать все тщательно выстроенные планы на будущее. 

Первым делом бросилось в глаза отсутствие в овраге кареты. Впрочем, по этой дороге нечасто, но ездили, потому в том, что ее заметили, ничего удивительного не было, как и в еще оставшемся людском запахе вокруг. Экипаж был добротным, после небольшой починки мог верой и правдой служить новым владельцам долгие годы. 

Насторожило иное: уже почти стертый временем запах показался смутно знакомым. Поначалу я решил, что аромат напоминает кровь моих обычных жертв – их нередко сопровождала старость, обладающая четко выраженным горьковатым духом близкого конца, который я давно научился определять, – но быстро понял, что ошибся. 

Идеальная память вампира пришла на помощь, подсказывая, что этот запах я ощущал лишь однажды, и при вполне конкретных обстоятельствах – в доме, где долгое время жил брат и откуда увезла меня Алиса, пожалев дворецкого, живущего в поместье в одиночку и пекущегося об Эдварде, словно о родном сыне. Именно этот старик побывал здесь. Давно, но точно после осенних событий – как раз в течение времени, проведенного мной на могиле Алисы. 

Гонимый смутным осознанием ошибки, я сорвался с места, опрометью преодолевая лес. Мимо промелькнул дом, где погибла любимая. Запах усилился, смешиваясь с ароматом Эдварда. Я зарычал, уже догадываясь, что вскоре увижу, пусть и не представлял, как такое могло произойти. 

Резкий неприятный дух, казалось, впитавшийся здесь повсеместно в почву, я ощутил издалека, однако распознать его оказалось достаточно трудно. Лошадиный и людской пот, кожа, металл – все соединилось в неопознаваемую смесь, в которой острой кричащей нотой солировал аромат брата. 

Густо переплетенные ветви деревьев почти не пускали сюда снег, потому следы сохранились отлично. Земля была вся изрыта; чуть в стороне валялась порванная упряжь, покрытая тонким слоем изморози. Еловые ветки, которыми я тщательно прикрыл тело, чья-то рука разметала вокруг, открывая кусок скалы. Абсолютно пустой. Ни Эдварда, ни меча – похоже, брат забрал его с собой. Только зияющая дыра в несокрушимом граните свидетельствовала, что наша драка и разговор не померещились мне в горячке невосполнимой потери. 

Ноги подогнулись, и я обреченно опустился на заледеневшую землю. Как я мог это допустить?! Как мог оставить демона без присмотра, не потрудившись убедиться в его окончательной смерти? Я был так близок к цели, к которой шел несколько столетий, я мог прервать, наконец, ход проклятия и вернуть нашей семье шанс на нормальную жизнь, но снова его бездарно потратил… 

Последние силы уходили на подавление идущего из глубины сердца мощного потока ярости, порожденного смесью отчаяния и злости. Он уже клокотал в горле, затрудняя дыхание. Хотелось выть, метать и крушить все вокруг, уничтожая и разрушая. Жажда вспыхнула в горле, требуя немедленного утоления. Требуя крови. Эмоции искали выхода, а зверь, живущий во мне, знал один способ: убийство. 

Сжав зубы до скрежета, я еще ниже опустил голову, зажимая ее между коленями, зажмурившись столь сильно, что перед глазами замелькали цветные пятна. Монстр внутри сопротивлялся, я почти наяву слышал голос, сулящий неземное блаженство и вожделенный покой, стоило добраться до ближайшего города и дать себе волю. 

– Нет! – заорал я, не желая сдаваться. – Нет! 

Крик не помог, забрав остатки сил, ломая оковы терпения и выдержки в мелкую труху. 

Через несколько секунд, уже не понимая, что творю, я поднялся. Ноги сами понесли меня через лес. Зрение заволокло алым, я не ощущал ничего кроме жажды – того единственного, что поможет справиться с яростью и болью. Все мысли и чувства остались там, на поляне у камня, как и тень моей человеческой сущности. Поддавшись отчаянию, я оказался полностью во власти монстра, требующего крови, крови и только крови. 

Ветки хлестали по лицу, осыпая пригоршнями снега, сонная тишина глухих дебрей наполнилась леденящим ужасом, летящим впереди меня, заставлявшим все живое поспешно убираться с моего пути. 

Миля, другая. Всего несколько секунд ушло, чтобы достигнуть границы погруженного в ночную дремоту города. Здесь витал аромат свежей крови, подгоняя, торопя найти жертву и вцепиться в нее, вытягивая драгоценную жидкость до последней капли. Яд выделялся столь обильно, что временами я его сплевывал, чтобы не захлебнуться. 

Долго искать не пришлось. Первым пострадал какой-то выпивоха, чья несчастливая звезда увела его из тепла таверны на улицу. Выдохнув в стылый воздух облако винных паров, мужчина, пошатываясь, отошел от двери на пару шагов, чем предрешил свою судьбу: в следующую же секунду мои зубы вонзились в его шею, и ко мне в рот хлынула живительная влага, заставляя шумно глотать, плавясь от захлестывающего чувства восторга. Эйфория оказалась настолько мощной, а власть внутреннего демона настолько велика, что я, вопреки обыкновению, даже на секунду не ощутил боли выпитого до дна человека. Казалось, он весь до краев налит такой же эйфорией, перетекающей в меня капля за каплей, пока жизнь не ушла из него до конца, а на моих руках не остался коченеющий труп. 

Привычным движением я оттащил подальше опустошенное тело, собираясь потом вернуться и сжечь останки, и снова втянул воздух в поисках новой жертвы: жажда не собиралась так быстро сдавать позиции. Требовалась добавка. 

Из сотен оттенков запахов живущих неподалеку людей мой нюх выделил один единственный след. Аромат оказался неожиданно тонким и насыщенным, с едва уловимой пряной ноткой, заставляющей голову кружиться. Рот снова наполнился ядом, мышцы налились предчувствием движения. Подчиняясь зову, я двинулся вдоль дороги в сторону источника умопомрачительного искушения. Мне не требовалось видеть. Я чувствовал – и этого было более чем достаточно. 

Я почти бежал, не будучи способен думать ни о чем, кроме будущего наслаждения, когда в меня ударился железный бронебойный таран, заставив сбиться с шага, а потом и вовсе остановиться. Замерев, чтобы не захлебнуться от чужих эмоций, водопадом хлынувших на меня, я с трудом справлялся с дыханием, тяжело переводя дух. 

Глухое отчаяние, боль потери, звериная тоска по мечте, которой сбыться уже не суждено никогда, пустота, звенящая в своей бесконечности. Чувства вторили моим ощущениям – не монстра и демона, но Джаспера Хейла, оставшегося позади, – однако были куда сильнее. Если мой разум затмевали жажда и ярость, защищая от отчаяния, то боль несчастного, не встречая сопротивления и не находя выхода, уничтожала его, ввергая в пучину безумия. Уничтожая саму личность раз и навсегда. 

Сквозь ватную тишину моего слуха достиг всхлип, словно кто-то пытался заплакать, но не мог. Я шагнул ближе, всматриваясь в чернильную темноту, с трудом подавляя первородный страх, поднимающийся из глубин существа. Он убеждал скрыться, исчезнуть, пересиливая даже жажду, словно сумасшествие было заразным. И пусть я готов был умереть, утрата разума представлялась куда худшей карой за все мои грехи, и к ней я готов не был. 

Переступив через страх, спустя несколько тягуче-длинных мгновений я все-таки решился подойти. На ступенях добротного двухэтажного дома, свидетельствующего о достатке хозяев, сидела девушка с длинными светлыми, почти белыми волосами, низко опустив голову и плавно раскачиваясь из стороны в сторону, словно от порывов ветра. Совсем молоденькая, закутанная в ветхую шаль, она вздрогнула всем телом и подняла взгляд от земли, стоило мне приблизиться. На миловидном лице выделялись покрасневшие глаза с залегшими под ними сине-серыми тенями, а в глубине взгляда полыхал столь испугавший меня пожар безумия, который – я это видел! – поглощал страдалицу с каждой секундой, уводя к самому краю, не оставляя и шанса на спасение. Она горела, отдавая всю себя огню, уже плохо осознавая происходящее вокруг. 

Вдруг незнакомка встрепенулась и закрутила головой, губы растянулись в улыбке. 

– Кто здесь? – ломким голосом произнесла она, откидывая с лица прядь, которая оказалась абсолютно седой, как у древней старухи. – Анри? Муж мой, ты вернулся? Правда, милый, ты пришел? Я знала, они обманывали меня, говоря о твоей смерти и смерти нашего мальчика. Ты не мог меня оставить одну. 

Девушка встала и направилась прямо ко мне, протягивая худые руки, шаря ими по пустоте. Подошла совсем близко, и удивительные светлые глаза впились в мое лицо. Тонкие брови сошлись к переносице, выказывая недовольство. Воздух вокруг наполнился горечью разочарования, перед которым даже огонь безумия отступил на пару шагов. Взгляд несчастной внезапно обрел осмысленное выражение. 

– Ты не Анри, – покачала она головой уверенно. Тонкие пальчики пробежались по моей щеке, очертив скулу. И вдруг меня окатило радостью, детской, незамутненной. – Значит, ты – моя смерть, да? Я много раз просила о милосердии – убить меня. Они не хотят. Говорят, что я могу прийти в себя когда-нибудь, вернуть разум. Но мы-то с тобой знаем, что это смешно. Ты меня понимаешь, я чувствую. Мы похожи… Мы одинаковые… 

Я молчал. Несмотря на оглушающе-соблазнительный аромат молодой крови, столь близкой и доступной, даже зверь в панике забился в дальний угол, подавленный мощью переживаний, слишком ярких, слишком человеческих. Страданий, которые были не по плечу обычному человеку, не утратившему разума. 

Похоже, именно разрушающий поток эмоций, который я смог принять благодаря своей вампирской сущности, стал ее погибелью… Дар, который по плечу вампиру, стал непосильной ношей человеку. Судьба оказалась особенно жестока к нежно смотрящей на меня девушке: не чувствуй она столь тонко эмоций – смогла бы пережить потерю. Теперь же я видел своими глазами, как сходят с ума от горя. Когда-то, еще человеком, я сам оказался в шаге от подобного состояния, потеряв жену, но мне был предначертан иной путь… 

– Отпусти меня на волю из этой клетки, – взмолилась она, вырывая меня из воспоминаний. Женские руки легли мне на грудь, тонкие пальцы сжали ткань. – Я слишком быстро теряю себя. Я заплачу сполна! Тебе станет легче самому, ведь я могу забрать часть твоей боли с собой. 
– Как? Почему? – с трудом прошептал я, до конца не понимая, о чем спрашиваю и что хочу услышать. 
– Я умею с детства угадывать чужие чувства, – нараспев проговорила незнакомка. – Разделять с другими их радости и беды. Я всегда дарила первые и забирала вторые, облегчая ношу. Но когда Анри ушел вместе с сыном, горя оказалось слишком много. Я слабая. Я сломалась. Ты – сильнее. Тебе просто надо наконец-то найти себя, поиск слишком затянулся. 
– Как? – ошеломленно повторил я, чувствуя, как боль и отчаяние словно перетекают в ладони, лежащие у меня на груди, исчезая, как легчает неподъемный камень на сердце, даря возможность существовать дальше. 
– Ты все знаешь, – улыбнулась она отрешенно, и по щекам ее заструились прозрачные дорожки слез. – Ты сам умеешь еще и не такое. У тебя все получится, я уверена. Просто сейчас тебе очень тяжело и ты нуждаешься в помощи, и это – в моих силах… Тебе можно помочь, а мне – нет. Я уже почти шагнула за грань. 

Девушка смежила веки, потерявшись в своих мыслях, а я не мог вымолвить ни слова, оглушенный внезапно подаренной мне свободой. Возможно, временной. Но свободой! Опали оковы, стягивающие горло, чуть легче стал груз непомерного горя в душе. 

– Я сделала, что могла. Теперь твоя очередь. Убей меня! – Незнакомка внезапно очнулась, голос ее обрел решимость. – Я хочу увидеть сына и мужа. Убей! Ты же видишь – скоро меня не останется, я почти сгорела, почти обезумела, слишком велика тяжесть случившегося со мной. 
– Но… 
– Просто сделай это! – Светлые глаза смотрели в упор, подавляя волю к сопротивлению, пробуждая огонь жажды. – И иди дальше. Прими себя – и найди свое счастье. 

Как завороженный, до конца не осознавая, что делаю, я нагнулся и впился в подставленную шею, легко преодолевая тонкую преграду нежной кожи. Кровь потоком ворвалась ко мне в горло, туша привычный пожар, но на сей раз я даже не почувствовал вкуса. Просто выполнил приказ, и теперь как наяву видел, что с каждой выпитой каплей таяло отчаяние девушки, уходя в небытие, забирая туда и мою боль. 

– Спасибо… – Ладонь девушки мягко скользнула по моей щеке в благодарном и одновременно прощальном и прощающем жесте. 
– Тебе спасибо, – прошептал я, с усилием проглотив комок в горле. – Я справлюсь, обещаю. 
– Я тебе верю… Будь счастлив… 

Тело обмякло, стоило девушке испустить последний вздох, и я подхватил его на руки. Так и не решившись предать мертвую огню, я просто оставил ее на деревянных обледеневших ступеньках, аккуратно запахнув на груди края шали и закрыв застывшие глаза. Первый раз за множество лет я нарушил свои правила и не собирался в том каяться: я слишком хорошо ощутил, как она стремилась в иной мир, и верил, что столь чистая душа неподвластна никаким демонам. 

Черты лица разгладились, утратив печать безумия и страданий, на губах заиграла еле заметная мягкая улыбка. Несчастная радовалась смерти, словно доброй подруге после долгой разлуки, что не могло меня не удивлять, учитывая особенности взаимоотношений с этой дамой. 

Впервые чья-то гибель наполнила меня не болью, но умиротворением. Я забирал жизнь у неизлечимо больных, обреченных, стоящих на самом краю, но все они хотели жить. Все. До последней секунды. Они цеплялись за жизнь зубами и когтями, сопротивляясь, в отличие от прелестной девушки, убитой мной несколько мгновений назад. Она абсолютно искренне стремилась уйти. И это желание оставалось осознанной мыслью в океане безумия. 

Чувствуя себя абсолютно опустошенным, я медленно добрел до тела незадачливого гуляки, ставшего безвинной жертвой моего срыва. Вот о ком я долго буду вспоминать, кто станет постоянным укором моей непомерной гордости! Я уже считал свое самообладание почти идеальным, а реальность настойчиво доказала обратное, преподав отличный урок. 

Впрочем, другой урок оказался несоизмеримо более ценным, ведь оставшаяся безымянной спасительница буквально заставила меня осознать свои способности, словно неразумное дитя ткнув носом в очевидное: я не только чувствовал чужие эмоции, о чем давно догадывался, но мог и влиять на них. И чаще всего, ощущая при встрече с противниками ненависть и агрессию, просто смотрелся в зеркало. Именно потому, сорвавшись, я заразил свою несчастную жертву эйфорией, а потом впитал ее вместе с кровью обратно. Я не чувствовал боли, потому что в тот момент ее не было во мне… Мой эгоизм предстал во всем блеске. 

Не желая рисковать с трудом обретенным шатким равновесием, я не решился анализировать дальше, не будучи готов возвращаться к мыслям о брате. Пусть это и выглядело трусостью. Я не сомневался: у меня еще будет время для размышлений. Куда больше, чем хотелось… 

Постояв над телом в молчании несколько минут, я закидал труп ветошью и поджег, скрывая следы преступления. Мне следовало вернуться на исходную точку, чтобы все начать сначала. 

И пусть каждая мысль до сих пор горчила от понимания тщетности всех предыдущих усилий, незнакомка нечаянно подарила слабую надежду, что для меня не все потеряно. Да, Эдвард, получив помощь, сгинул где-то. Однако рано или поздно мы встретимся, и возможно тогда я смогу услышать его, а не только, как выяснилось, себя… Даже понимая, что будет больнее, так как главную задачу мой наконец-то полностью осознанный дар не отменял. Ведь чтобы обрести новую жизнь, мы оба должны погибнуть. То есть наша встреча должна привести к смерти. Сначала его, а потом и моей. 

 

***



Зимнее хмурое утро уже подкрадывалось из-за восточных лесов, потому я остался в окрестностях городка, надеясь из местных сплетен выудить подсказку для определения последовательности дальнейших действий. Однако ничего интересного я так и не услышал: люди жили обычной жизнью, ничего не зная о вампирах и древних проклятиях, обсуждая сиюминутные проблемы и отрывочные новости, с большим запозданием долетавшие в глубокую провинцию из столицы. 

Единственной удачей можно было считать случайно подслушанный рассказ о моей спасительнице – ее смерть всколыхнула сплетни, хотя история в целом оказалась достаточно тривиальной, пусть и не лишенной толики необычного. 

Катрин Эстар была дочерью ювелирных дел мастера. Рано оставшись без матери, она выросла в неге и достатке благодаря боготворившему единственное дитя отцу. С ранних лет ее знали многие в городке, любили за отзывчивость и доброту. Одно присутствие девочки, казалось, разгоняло мрачные тучи с небосвода жизни обывателей, особо впечатлительные видели в том проявление светлой силы. 

Когда девушке сравнялось пятнадцать лет, отец выдал ее замуж за дальнего родственника и ученика. Брак оказался удачным: несмотря на существенную разницу в возрасте, в семье царили мир и благоденствие. Вскоре у супругов родился здоровый мальчуган – будущий наследник семейного дела, которое муж и отец Катрин старательно расширяли с каждым годом: изделия мастерской Эстар были известны и за пределами в Нормандии, в том числе в Париже. 

Однако несколько месяцев назад счастью семейства Эстар пришел конец: в дом ювелира вломилась банда разбойников из числа бунтующих крестьян, коих немало ходило по дорогам после постигшего в прошлом году Нормандию неурожая и, как следствие, голода. Случилось все глухой осенней ночью, когда ни один горожанин на шум не выйдет, потому утром вернувшийся из Руана ювелир обнаружил дом – ограбленным, зятя и трехлетнего внука – мертвыми, а дочь – неподвижной и безмолвной на полу. Растерзанная в клочья одежда, кровавые подтеки и царапины не оставляли сомнений в том, какая именно трагедия разыгралась. Кошмар усугубляло то, что девушка ждала второе дитя, которому на свет появиться уже суждено не было. 

Долго Катрин оставалась без сознания, а когда очнулась, никто в ней не смог узнать прежнюю светящуюся добротой красавицу. На место ласкового тепла пришел могильный холод, пронизывающий до костей каждого, кто оказывался рядом. Возникало ощущение невосполнимой потери, черной дыры, где исчезали даже воспоминания о радости и счастье. 

Люди стали разбегаться с ее пути. Ранее благословлявшие Катрин соседи и друзья теперь прятались и бросали косые взгляды, не гнушаясь бранью и трусливыми проклятиями в спину. Страх стирал все хорошее из памяти, уничтожая даже простое сочувствие к горю девушки. Спустя пару месяцев рядом с вдовой остался только родной отец. 

Она в праздности проводила бесконечные часы, то уходя в себя на несколько дней, что-то бормоча еле слышно, то привидением ходя по городу, невзирая на время суток, пугая прохожих. Бранные слова нередко начали подкрепляться комьями земли, а то и камнями… 

Разум Катрин не смог выдержать потери, и надежды никакой не оставалось: смерть действительно явилась избавлением от мук. 

Жутко и больно стало мне от услышанного. Наверное, я лучше многих понимал несчастную, особенно после того как она заставила меня осознать до конца данные мне способности. Только уйти, прекратив путь страданий, я позволить себе не мог. До момента освобождения мне предстояло сделать немало. И слова погибшей Катрин дали хоть слабую, но надежду, что у меня может еще что-то получиться. 

 

***



Вернувшись на место разыгравшейся то ли несколько месяцев, то ли вечность назад трагедии, я тщательно осмотрел все, приглядываясь и принюхиваясь, по крупицам восстанавливая произошедшие после моего ухода события. 

Оставшиеся многочисленные следы и взрытая земля поведали, что человек, будучи не в силах самостоятельно справиться с мечом, крепко увязшим в камне, сметливо воспользовался помощью коня и освободил Эдварда, пусть и не без труда. После этого оба – и человек, и вампир – по меньшей мере, несколько дней оставались на месте, найдя прибежище все в той же хижине. 

Следовало думать, что рана затянулась, и Эдвард вскоре получил свободу передвижения, но вот как такое могло произойти, понять у меня не получалось. Раненый вампир – а я таковых повидал на своем веку немало – не задумываясь, должен был растерзать доступную жертву в клочки, добывая себе силы для выздоровления. Зверь – демон, живущий внутри – просто не позволил бы поступить иначе, охраняя носителя. Ведь главный источник здоровья для моего вида – человеческая кровь. А единственным человеком, судя по запаху, в этом богом забытом месте был дворецкий. 

Тем не менее, мелкие детали доказывали, что старик пробыл рядом с вампиром несколько дней, пока тот восстанавливался каким-то иным, неведомым мне способом. Вел абсолютно обычный образ жизни. Ел, пил, спал. А потом уехал, оставшись при этом живым человеком, по-прежнему смертным! 

Как пожилой слуга мог все это время находиться рядом? Почему Эдвард не убил спасителя сразу же, получив свободу? Поверить в то, что вампир мог выпить добычу не досуха, не превратив при этом, я никак не мог, такой уровень самообладания стоял выше любого представления о возможном. Как не верил я и в то, что человек мог как-то защититься. Тогда как Эдвард восстановил запас сил? 

Впрочем, времени на разгадывание головоломки таинственного исцеления у меня не было: я и так его немало потратил, а узнать что-либо, сидя в лесу, я точно не смог бы. Стоило продолжить поиски, пока дожди окончательно не смыли следы. 

Увы, я все-таки опоздал, и, едва начавшись, мое расследование зашло в тупик: если около заброшенного лесного дома еще оставались запахи Эдварда и выходившего его спутника, то уже на дороге они смешались со следами других людей, не позволяя отличить одни от других. Слишком много дней прошло, чтобы поиски увенчались успехом. Так что, даже не добравшись до обитаемых мест, я уже утратил какое-либо представление о дальнейшем плане действий. 

Не найдя иного выхода, я вернулся в окрестности Лилльбонна: все крупные дороги в этой местности проходили через город. Долго бродил по округе, исследуя различные пути, но все без толку: осенние дожди и распутица свели на нет мое преимущество перед людьми в обонянии и зрении, потому спустя несколько дней поисков я был столь же далек от цели, как в самом начале. А со мной не было рядом уже Алисы, способной подсказать верный путь, направить в нужную сторону. Все мои усилия помогли установить один факт: в какой-то момент Эдвард со спасителем расстались, и каждый направился своей дорогой. 

По здравому размышлению я решил вернуться туда, где первый раз наткнулся на следы Эдварда – на побережье, в окрестности Фекама. Наивно было предполагать, что мой брат там когда-нибудь появится, особенно теперь, зная о моих намерениях, однако там я мог отыскать крохи сведений, способные указать направление дальнейших поисков, а в лучшем случае – узнать что-нибудь о старике, который, похоже, ведал о моем брате больше всех остальных ныне живущих. Все же он был человеком, к тому же пожилым, чье здоровье вряд ли позволяло далеко путешествовать, а значит, нуждался в постоянном пристанище. К тому же наверняка имел родственников и знакомых, из которых можно вытянуть нужную информацию. 

Почти нестерпимой болью отозвалось во мне возвращение в места, невольно напомнившие о счастливых минутах с любимой и о моей фатальной ошибке: не спас, не уберег, не смог. Ведь думал спрятать Алису, укрыть, не брать с собой! Не раз приходила эта благая мысль в голову. Думал, но пошел на поводу у желаний, тем самым обрекая любимую на новый виток нестерпимых мук. 

Она, только она каждый момент времени делала меня лучше, а теперь из глубин сознания вновь поднимались самые темные чувства и желания, грозя растерзать в клочья остатки человечности. Забота об Алисе, наши взаимные чувства на короткое время действительно вернули меня в прошлое, позволяя вспомнить, каково это – быть человеком, мужем, любимым. Более мягким, понимающим. 

Теперь же со мной вновь осталась только цель, а душа сжалась до едва заметного огонька надежды, хранимого в сердце так глубоко, что я почти не чувствовал его согревающего тепла, испытывая лишь боль, отчаяние, холод и потерю. 

К счастью, моей решимости хватало, чтобы удерживаться от напрасных вспышек гнева и не оставлять в процессе поиска за собой горы мертвых тел, несмотря на преследующие неудачи. Мой дар позволял отличить правду ото лжи, и теперь я пользовался им осознанно, извлекая всю возможную выгоду, постепенно осваивая влияние на эмоции окружающих. Давалось непросто, но постепенно, с каждым новым опытом, получалось достигать большего. 

По прибытию в Фекам меня ждал очередной неприятный сюрприз. В доме, в котором мы с Алисой когда-то нашли старого слугу, теперь жили совершенно иные люди: поместье было продано почти два месяца назад. В бывшем приюте отшельника теперь сновали многочисленные слуги, по лужайке напротив окон носились дети под присмотром няньки, а в гостиной за вышиванием чинно сидела новая хозяйка. 

Прокравшись внутрь, я убедился, что Эдвард тут не появлялся. Зато его спаситель действительно побывал в Фекаме, однако, похоже, быстро собрал вещи и уехал в неизвестном направлении: запахи свидетельствовали, что старик возвращался в дом, но пробыл здесь совсем недолго. Меня снова опережали на несколько шагов, приходилось терять драгоценное время и выуживать из сплетен жалкие крошки информации, чтобы понять, как действовать дальше. 

Осторожно расспрашивая местных, я выяснил, что до момента нашей встречи Эдвард прожил в здешних краях несколько лет, ограничиваясь общением с Пьером, как звали старика, и иногда – с соседями. Вел жизнь одинокую и замкнутую, и любые попытки завести более близкое знакомство вежливо, но твердо отклонял. Так что о красивом, но мрачном молодом человеке, по слухам, сбежавшем от ужасов революции, случившейся недавно в Англии, знали совсем мало, но отзывались с неизменной теплотой и благодарностью: он слыл знатоком медицины и нередко оказывал помощь больным и недужным, а иногда ссужал и деньгами, однако ничего не требовал взамен. 

Странно оказалось слышать такое: рассказы поведали мне вовсе не о безжалостном чудовище, зато напомнили о сердобольном брате, которого когда-то прочили в служители церкви. Он и тогда готов был протянуть руку помощи тому, кто в ней нуждался, нередко выгребая все содержимое карманов, завидев страдальца, побитого жизнью, правда, безошибочно всегда отсекая притворщиков. Но какой же выдержкой надо обладать вампиру, чтобы жить подолгу рядом с людьми и даже общаться с ними? Лечить… истекающих кровью? Невозможно. Немыслимо! К тому же, оставался вопрос питания, а в окрестностях Фекама не случалось странных исчезновений и смертей! 

Можно было подумать, что врачевал старик, из каких-то личных соображений прикрывая Эдварда, вот только как я ни ломал голову, причина подобного поведения оставалась неясной. Слишком памятной была наша встреча: в самоотверженности Пьера и его преданности не было и тени фальши, чтобы заподозрить принуждение со стороны брата. 

За все время лишь однажды я услышал о необычной пропаже человека: дочери барона де Тюртерель, молодой девице Изабель, сгинувшей в неизвестном направлении накануне собственной свадьбы. Изначально я был склонен, как и большинство местных сплетников, видеть в произошедшем исключительно романтическую историю, а не трагедию: красавица отличалась непокорным нравом, была порядком родителями избалована, долгое время не желала выходить замуж, придирчиво перебирая женихов. Поговаривали, что в результате девушка сбежала с неизвестным полюбовником, опозорив седины отца. 

Только имя наводило на иные размышления. Во всех ипостасях имя моей жены оставалось прежним: Алисия, Лисса, Алиса. Возможно, в Изабель возродилась погибшая возлюбленная брата, и судьба свела их вновь? Но тогда, скорее всего, побег девушки из дома действительно закончился трагедией, а я совершил то, в чем меня долгое время обвинял брат, застав когда-то с ножом в руках над телом его возлюбленной. А Эдвард решился на поступок, на который никогда не пошел бы я: обратил ту, в чьем теле жила душа его невесты. 

Чтобы увериться окончательно в истинности предположений, я дождался ночи и смутной тенью проник в дом барона де Тютерель, надеясь обнаружить там какую-нибудь подсказку, и мои усилия оправдались: портрет, висящий в одной из комнат, легко подтвердил догадку. Да, девушка отличалась от прелестной Изабеллы, чей образ сохранила моя память, но отличалась ровно так же, как Алиса – от Алисии. Чуть более полный овал лица, розовые губы капельку пухлее, тоньше нос. 

Мелочи не скрывали главного: того выражения, которое я помнил, и которое делало девушек похожими, несмотря на разницу в чертах. Ошибиться было невозможно. Истина предстала предо мной во весь рост, красочно подтверждая коварство замысла ведьмы. Похоже, наши с братом эмоции в тот роковой момент совпали полностью: ведь он потерял возлюбленную точно так же, как я… 

Мое дальнейшее нахождение в доме убитых горем баронов де Тюртерель не имело смысла. Пусть алая пелена ярости оставила в моей памяти лишь тень ее нового образа, – тогда я был слишком поглощен утратой, чтобы рассматривать лицо убийцы, – одного взгляда на портрет хватило, чтобы убедиться: Изабель мертва и никогда не вернется к родителям. И рядом с Эдвардом ее тоже нет, как и его самого – в ближайших окрестностях. 

Как ни горько было это осознавать, мои поиски вернулись к исходной точке: я потерял все нити, ведущие к брату. Мне оставалось искать Пьера, который словно в воду канул: жители соседней деревни упоминали о том, что старик уехал к родственникам куда-то на север, но куда именно – никто не знал... 

 

***



Я медленно продвигался на север, держа путь в сторону Фландрии, тщательно обыскивая одно за другим поселения, то удаляясь от побережья вглубь страны, то возвращаясь к морю, внимательно изучая слухи, расспрашивая и подглядывая. 

Встреча с Эдвардом и, особенно, с Катрин Эстар, подарившей мне долгожданное понимание самого себя, породила множество сомнений и тревог, прежде неведомых. Картина окружающего мира изменилась, обретя иные краски, с каждым днем становящиеся все более насыщенными. 

Прежде я был замкнут на себе, теперь обстоятельства буквально заставили меня поднять голову и осмотреться. И если за людьми я ранее признавал возможность думать, чувствовать, мечтать, то вампиров принимал за бездушных демонов, каким являлся и сам. 

Но стоило мне один раз сконцентрироваться на том, чтобы отличить свои эмоции от чужих, как оглушительное по мощности открытие не заставило себя долго ждать, неимоверно усложняя стоящую передо мной задачу. Одно дело – уничтожать монстров, другое – мыслящих разумных существ, со своими устремлениями и желаниями. 

Учуяв запах себе подобных, я неизменно бросался на охоту за ними, осознавая в том свой долг и подозревая в каждом порождение Эдварда. Однако былая ярость перестала полыхать неугасимым пожаром: водопад сомнений почти потушил пламя, из искры которого возникало неумолимое стремление к истреблению себе подобных, вкладывающее мне в руки меч и заставляющее убивать одно порождение ада за другим. 

В некоторых больше, в некоторых – меньше, но проблески разума я теперь усматривал в каждом, даже почти полностью поглощенном жаждой вампире. Я замечал в них, помимо намерения убивать людей ради пропитания, иные страсти: жить, узнавать что-то новое, даже сочувствовать и любить. Они не стали ангелами в моих глазах, они губили людей для продолжения жизни, получая истинное удовольствие от охоты. Но ведь и я убивал тоже! Каждый из них был не хуже и не лучше меня. Имел ли я право судить? Скорее нет, чем да. 

Только проклятие не оставляло мне шанса поступать по-другому. Да, теперь вампиры казались мне не настолько виновными за свои злодеяния, но жертвами обстоятельств, не имеющими выбора. Однако что это меняло? 

Ничего. Лишь затрудняло выполнение долга. Вновь появившаяся во мне склонность к чрезмерному самокопанию привела к тому, что иногда успевших ускользнуть я не преследовал, откладывая дело на потом, как менее важное, чем поиски Эдварда. Отпускал, чтобы в следующий же момент начать мучиться от осознания возможной допущенной ошибки. 

Впрочем, были в моих новообретенных способностях и плюсы. Вампиры куда активнее перемещались по миру, обладали интересной информацией, которая не раз будила во мне любопытство и корректировала планы. Одна из таких встреч, случившаяся во время поисков Пьера, подарила мне немало поводов для размышлений…

ПРОДОЛЖЕНИЕ >>>



Источник: http://robsten.ru/forum/64-1797-1
Категория: Фанфики по Сумеречной саге "Вампиры" | Добавил: skov (18.10.2018) | Автор: Автор: Валлери и Миравия
Просмотров: 978 | Комментарии: 2 | Теги: Эдвард/Белла, Джаспер/Элис, романтика, альтернатива, Исторический | Рейтинг: 5.0/4
Всего комментариев: 2
2
2   [Материал]
  Спасибо! good

1
1   [Материал]
  Ну вот и долгожданное продолжение!!! dance4

Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
[ Регистрация | Вход ]