POV Джаспер 

***
Наступал самый глухой час весенней ночи, когда я оказался в одном из городков севернее Дьеппа. Стоило приблизиться к жилым домам, как я сразу ощутил волну удушающего леденящего страха. За последние несколько недель я каждую свободную минуту тратил на тщательнейшее исследование собственных реакций, возникавших в различных ситуациях, и на наблюдение за проявлением чужих чувств, постепенно учась отличать одно от другого. Таким, на грани разумного, страх мог быть перед неизвестностью. Перед жуткой, смертельно опасной неизвестностью. 

Мысль еще не успела добраться до логического конца, когда я сорвался с места, растворяясь в густом тумане, наполнявшем узкие улочки, безошибочно определяя источник эмоций – небольшой темный закоулок между двумя близко расположенными каменными домами. 

За пару кварталов я услышал истошный визг, огласивший спящие окрестности, и животный рык – на грани слышимости. Уже не сомневаясь в том, что увижу, я завернул за угол. 

Женщина средних лет – судя по виду, жена небедного лавочника либо преуспевающего ремесленника – была прижата к стене мертвой хваткой голодного вампира. Рот ей закрывала ладонь в перчатке, и сквозь ткань теперь прорывались лишь булькающие звуки. На земле рядом валялось еще одно тело, изломанное и безжизненное. 

Я до скрежета сжал зубы, стараясь оградить себя от разлитых в воздухе ярости, страха и голода, отлично понимая, что если не справлюсь, грош цена всем моим усилиям, как и жертве Катрин. Не теряя времени понапрасну, я подбежал и рванул на себя вампира. Несчастная жертва кулем осела на землю, уже лишенная шанса остаться в живых: шея ее была разорвана клыками, и кровь хлестала, распространяя вокруг головокружительный аромат. 

Волоком оттащив отчаянно трепыхающегося противника в сторону, я прижал его к каменной кладке, невольно повторяя только что виденную сцену, но теперь охотник стал добычей. Да… Сейчас меня изумляло, как я мог так долго не видеть простого факта, не замечать, что мои жертвы в большинстве случаев испытывали ровно то же, что я! 

События последних месяцев изменили меня, и в тот день я впервые смог заглянуть в глаза бессмертного с абсолютным хладнокровием. Теперь я различал мельчайшие оттенки чужих эмоций, среди которых уже не было моей ярости, а главенствовал собственный страх: попавшийся мне в руки вампир отлично понимал, что живым не уйдет. 

С горечью я вынужден был осознать, что не мои жертвы раньше были безумны. Сходил с ума я сам, лишая их даже дара речи, заставляя захлебываться в моих эмоциях. Я терял контроль при виде монстров, и они испытывали ту же злость, еще и усиленную страхом. Они не могли противостоять моему неосознанному внушению. 

– Кто ты? Ты один из Вольтури? – прохрипел мужчина, тем самым подтверждая мои догадки о его вменяемости. – Мне говорили, что от них не скрыться, а я не верил. Зря, выходит… 
Даже на грани неминуемой смерти он мог разговаривать и размышлять, сожалеть и вспоминать! 
– Нет, – покачал головой я. – Я не из них, кем бы они ни были. Я всегда один. 
– Тогда что тебе до меня? Я всего лишь голоден! 
– Слишком много шума... Ты привлекаешь внимание, – процедил сквозь зубы я, стараясь внушить своей жертве не ярость, но покорность и готовность отвечать на вопросы. – Кто такие Вольтури? Почему ты их боишься? 
– Они следят за всеми вампирами – за сохранением тайны, чтобы люди о нас не узнали, – послушно ответил пленник. – Они… итальянцы, старые, очень! Большой клан. Живут столько тысяч лет, что тебе и не снилось. Их много, и они сильные. Очень сильные! Они установили законы и следят!.. Создавший меня говорил о главном правиле – не попадаться им, не привлекать их внимания. Я ничего не нарушал, я хотел пить... 

Вампир захлебнулся словами, не в силах сдерживаться – страх теперь выходил наружу криком. Он забился в моих руках в отчаянной попытке вырваться, но я лишь крепче сжал пальцы, не собираясь отпускать пойманного на волю. В моей голове вихрем кружились его слова. 

– Они найдут тебя... – прохрипел вампир, и я отчетливо расслышал угрозу пополам с надеждой на мщение, настолько сильна была его вера в сильнейших мира вампиров. – Ты можешь убить меня, но они могущественней... Они... Они... придут... 

Голос смолк. Чувствуя, как истончается мое самообладание, не желая продолжения спектакля и уже не ожидая ничего нового, я достал меч из ножен. Привычное движение – и бессмертию очередной моей жертвы пришел конец. Он свалился к моим ногам, алые глаза застыли в посмертной гримасе, отражая последнее увиденное вампиром – мое лицо. 

Огонь стер следы, поглотив как демона, так и медленно охладевающие тела погубленных людей, а я отправился дальше, не дожидаясь прибытия любопытных горожан, привлеченных шумом. 
 

***

Странные слова уничтоженного вампира долго не шли у меня из головы. За кого он меня принял? Неужели в тайном мире вампиров действительно есть некто, следящий за порядком и устанавливающий законы? Они должны обладать невероятной властью, эти неведомые Вольтури, чтобы взять на себя такую роль, внушая столь сильный страх далеко за пределами Италии. 

Тогда возникал самый интересный вопрос: почему я с ними не встречался ни разу? Каким образом моя деятельность не привлекла их внимания за столько лет? Можно было не сомневаться, что меня есть за что наказывать! Или все-таки привлекла, но я даже не заметил этого, уничтожая всех встреченных вампиров и не давая им заговорить? Тогда я, значит, сильнее их? Подобная мысль, как ни крути, льстила самолюбию, но ответов не давала. 

Я бы еще долго ломал голову, но мне повезло. Буквально через месяц я подслушал разговор, слегка развеявший туман неизвестности, пусть и не ответивший на все вопросы. 

Бесплодные поиски Пьера завели меня тогда в Булонь. Портовый город, долгие годы служивший яблоком раздора между Францией и Англией, переходя из рук в руки, кишел, не утихая даже темной ненастной порой, помимо люда разного рода и достатка, детьми ночи: здесь всегда можно было поживиться без лишнего шума и пыли, что не могло не привлечь кровопийц. Да и меня в город привела схожая цель: настала пора найти жертву, чьи угасающие силы продлят мое существование. 

Поиски не продлились долго, и, насытившись, под утро я готов был продолжить свой путь, когда в одном из глухих переулков неподалеку от порта моих ушей достиг тихий разговор. 

– Надо уходить отсюда. Иначе быть беде! 

Мужской голос звучал хрипло, словно простужено, но особая мелодичность тембра безошибочно выдавала в говорившем вампира. 

– Зачем? Нам хорошо здесь. Достаточно пищи, никакого шума. Отличное убежище. Мне надоело скитаться. 

Второй голос принадлежал женщине, казался совсем юным и звенел колокольчиками, напомнив о вампирше, убитой мной в Париже – красавице Люсинде. Даже речь незнакомки была такой же – чистой, как говорили только в столице. 

– Мне кажется, настала пора наведаться в Париж, – предложил мужчина. – Мы давно там не бывали, а до меня дошли слухи о смерти Кристиана. Если они правдивы, мы сможем неплохо устроиться, не чета здешним трущобам. 

Произнесенное имя подтвердило, что про Люсинду я вспомнил не зря. А уж то, что слухи о смерти Кристиана не лживы, знал точно: кому, как не мне, в том быть уверенным. В памяти всплыли еще в катакомбах Парижа подслушанные слова, что уничтоженные мной итальянцы были далеко не самыми обычными кровопийцами. Может, и тогда речь шла именно о Вольтури? Фамилия-то итальянская как раз... В такое количество совпадений верилось с трудом. 

– И он тоже погиб? – женский голос окрасился изумлением. – Не слишком-то помог ему побег из Италии. А казалось, спасся, устроился неплохо. В столице многие его боялись и уважали, как я слышала. Они с Люсиндой вели роскошную жизнь! 
– От того, кто смог уничтожить кого-либо из Вольтури, так просто не убежишь, – хмуро бросил ее собеседник, подтверждая мои догадки. – Поэтому и говорю тебе: надо уносить ноги. У меня нехорошее предчувствие. И наши говорили: неизвестный бродит именно по Франции, его чуяли не раз в тех краях, где пропадали бесследно нам подобные. Мне дорога жизнь, я лучше послушаюсь интуиции и прослыву трусом, чем буду геройствовать попусту. С тобой или без тебя – я ухожу. 
– Он настолько силен? – с сомнением переспросила вампирша. – Первый раз за сотню лет вижу тебя таким… испуганным. 
– Он уничтожил самого Аро! Погибли сильнейшие из свиты, – фыркнул мужчина, с трудом маскируя дрожь в голосе. – Маркус с Каем посылали лучших ищеек, стремясь отомстить за брата, а те просто не вернулись. В итоге Вольтури затаились, опасаясь из-за потери численности упустить из рук власть, и оставили вампира в покое. В конце концов, этот неизвестный убийца бессмертных делает за них работу, уничтожая в том числе и смутьянов, но при этом не претендуя ни на что. Как ты думаешь, силен ли он? Я бы предпочел не сталкиваться. 
– В Париж? 
– Как можно скорее. Идеально – прямо сейчас. Ты со мной? 
– Куда я от тебя денусь? Да и давненько скучаю по столице... 

Они замолкли и ушли, а я остался стоять, осознавая услышанное, будучи настолько пораженным, что утратил саму мысль о преследовании парочки. Похоже, я со своим долгом и стремлением изничтожить последствия проклятия вмешался в издавна заведенный в мире вампиров порядок. И интуиция подсказывала, что встреченные только что – далеко не единственные, кто обсуждает мои деяния. 

Вампиры редко собирались большими компаниями, но новостями при встречах явно делились, не люди же принесли слухи о гибели Кристиана несколько месяцев назад из Парижа на берега Ла-Манша. Стоило вновь удивиться собственной слепоте: раньше я упорно не замечал подобных деталей, отказывая противникам в способности ясно мыслить, сопоставлять детали и делать выводы. 

И пусть полученная информация в данный момент ничего для меня не решала и ничего не меняла, я лишний раз мысленно поблагодарил несчастную Катрин, заставившую меня открыть глаза на окружающий мир, и вернулся к уже порядком затянувшимся поискам Пьера. 
 

***

Только к середине лета, почти окончательно потеряв терпение, я случайно наткнулся на столь долго разыскиваемый след. Удача наконец-то повернулась ко мне лицом. 

Я перестал бояться солнца, но все-таки избегал его по привычке, поэтому ясные дни иногда задерживали меня, заставляя искать укрытие в лесах или в прибрежных скалах. В обитаемых местах я бывал вечерами, когда дневное светило тонуло в морских водах на западе, либо когда оно пряталось за облаками, что случалось редко. Как раз в один из таких нечастых дней я и оказался в окрестностях небольшого поселения на побережье севернее Кале. 

Небо было плотно затянуто тучами, потому я, накинув капюшон длиннополого плаща, спокойно вышел на дорогу, изображая обычного путника. Меч был тщательно запрятан за спиной, в руках я держал суковатую палку, а моя поношенная одежда мало кому могла что сообщить. 

Очень скоро я нагнал еле плетущуюся телегу, которую тащила кляча настолько старая, что даже не отреагировала на запах вампира. Два местных жителя – пожилых крестьянина – обсуждали новости, коротая путь за неспешной беседой, совершенно не думая об утекавшем сквозь пальцы времени. 

Из подслушанного я уловил, что к хозяйке местной таверны приехал родственник из Нормандии. Совсем старик, тот явился не с пустыми руками, чего стоило ожидать, а с приличными деньгами. Так что дочери трактирщицы теперь достанется неплохое наследство, которое позволит удачно выйти замуж, что девицу превращало в завидную невесту, несмотря на множество имеющихся недостатков. Потому наследница и заинтересовала друзей: оба, как я понял, имели неженатых сыновей. 

Я заинтересовался разговором: еще на подходе я почуял знакомый запах, однако опасался, что выдаю желаемое за действительное, и радоваться не спешил. Теперь же меня захватил азарт охотника, почувствовавшего близкую добычу. Я порядком устал от поисков и очень надеялся на их скорое завершение. Толком не понимая, что именно буду делать и как доставать необходимые сведения из искренне преданного Эдварду старика, я опасался вновь потерять с трудом обретенный след, потому торопился. 

Живописный городок приютился у самого побережья, примыкая к песчаным пологим пляжам, по которых там и тут были разбросаны рыбачьи лодки и баркасы. На высоком холме виднелась церковь. Пейзаж дополняла высокая мельница, навевая мысли о близости к Голландии, главенствуя над окружающими полями, поражающими всеми оттенками желтого и зеленого. 

Не теряя и минуты, я отправился к легко отличимой в любом поселении таверне – крепкому каменному зданию с множеством дворовых пристроек, с крытыми красной черепицей крышами. Хлопнув дверью, я почти вбежал внутрь, но меня никто не встретил: лишь одинокая молодая девица старательно отмывала видавшие виды дубовые столы. 

– Господин, все на похоронах, простите, – вздрогнула всем телом она, увидев меня и поспешно приседая в почтительном книксене. – Я могу только вина подать. 
– На похоронах? – удивленно переспросил я. 
– У хозяйки умер брат, недавно приехавший из Нормандии, – робко пояснила служанка. – Сегодня его хоронят – жара же стояла. На кладбище уже, поди, давно унесли. 

Не желая верить в очередную неудачу, я кивнул и кинулся на улицу, провожаемый недоуменным взглядом девушки и потоком ее удивления, пусть и не выраженного вслух. Осознание нового опоздания гнало меня вперед с непреодолимой силой. 

Старое кладбище отыскалось за церковью. Могилы располагались в достаточно густом лесу, и мне пришлось попетлять, прежде чем я обнаружил нужное место. 

Приблизившись, я сразу ощутил эмоции, столь характерные для подобных моментов: смесь горя и любопытства, искренней жалости и зависти. Легко было догадаться, что старика тут не знали, но к сестре его, похоже, относились хорошо, и горю в основном искренне сочувствовали. Ну и, конечно, интересовались наследством, не без доли алчности. 

Около глубокой ямы стоял открытый деревянный гроб, над которым читал молитву монах-бенедиктинец в черном одеянии. Несколько человек, большей частью женщины, расположились кругом. 

Издалека вглядевшись в лицо покойника, я сразу понял: поиски закончились, не принеся никакого результата. Несомненно, в деревянном гробу лежал именно Пьер – человек, удививший меня бесконечной преданностью моему брату. И умер он, похоже, своей смертью, от обыкновенной старости. Слишком хорошо я знал, как выглядят погибшие от клыков вампира. Не Эдвард убил его – и толики аромата брата не ощущалось здесь. 

Вскоре гроб закрыли и опустили под землю. Два дюжих парня споро зарыли могилу, а остальные увели двух особо горько рыдающих женщин – похоже, как раз хозяйку таверны и ее дочь. Можно было их расспросить, но я был уверен: об Эдварде они мне сказать ничего не смогут. Пьер умер от старческой немощи, и не было в его гибели ничего сверхъестественного, даже если оно присутствовало в его жизни благодаря моему брату. 

Я подошел к могиле, не понимая, что делать дальше. Я зря потерял несколько месяцев. Последняя ниточка оборвалась, и путь следовало начать с самого начала, даже близко не представляя, куда мог отправиться Эдвард. И где судьба уготовит появиться на свет Алисии. 

Все стороны света были для меня открыты и, решив, что и так слишком задержался во Франции, я отправился на восток – туда, куда еще никогда не заглядывал в течение своей долгой жизни. Меня вновь ждала дорога. 

Все еще полагаясь на не раз подводившую меня удачу, я растворился в подступающих сумерках, покинув опустевшее кладбище, и вслед мне лишь тихо шелестели листья деревьев, трепещущие на легком ветру, да прилетел птичий крик, напоминающий совиный. 
 

***

Кап! 

Очередная капля, упавшая с потолка пещеры, вырвала меня из размышлений о давних днях, напоминая о действительности. Запах неведомого охотника давно развеялся, а солнце уже высоко поднялось над горизонтом. 

Его лучи теперь проникали в пещеру, отражались от меня и мириадами искр рассыпались по стенам, бесконечно преломляясь в хрусталиках льда и подсвечивая навечно испещрившие мою кожу шрамы. Я в задумчивости провел по самому заметному, в котором наиболее явственно угадывались отпечатки чужих зубов. 

Да... Урок я усвоил накрепко. Пустив в свою выцветшую душу новые эмоции, я совершил фатальную ошибку, утратив бдительность. Думая, что таланты других вампиров на меня не действуют, я тщеславно уверился в собственной неуязвимости – и был жестоко за то наказан. Не зря отец Гийом когда-то втолковывал нам с братом, что от излишней самоуверенности полшага до гордыни. Я забыл об этом. Но мне напомнили, более чем доходчиво. 

Кап! 

Вспоминать не хотелось, но я по опыту знал, что перебить непрошеные думы можно только действием, а в данный момент я был вынужден оставаться на месте. Яркое голубое небо и ослепительное солнце высоко над горизонтом снова, как давным-давно, в самом начале моего пути, откладывали все планы на вечер и ночь. 

Но если раньше я боялся умереть, то теперь солнечный свет неопровержимо подтверждал мою нечеловеческую природу, уничтожая всякие попытки скрыться. Потому мне ничего не оставалось, как сидеть на одном месте, разглядывая рисунок стен и потолка, и сражаться с воспоминаниями о прошлых ошибках... 
 

***

Следующие годы после окончательной потери следа Эдварда прошли для меня в бесплодных скитаниях. Я нигде не задерживался подолгу, побывал практически во всех обитаемых местах Европы, разве что поначалу по выработанной за века привычке избегая южных стран. 

Не находя нигде ни Эдварда, ни нового воплощения Алисы, я постепенно стал расширять географию странствий. Италия, Испания, Греция и даже северная Африка в итоге исследованы были мной вдоль и поперек. И пусть сияние моей кожи, становясь год от года интенсивнее, заставляло прятаться от солнца, избегая нежелательного внимания, я упрямо оставлял позади милю за милей, открывая новые и новые горизонты. 

После долгих лет пустых поисков я задумался о том, чтобы покинуть Европу и ее ближайшие окрестности. За века странствий люди расселились далеко за пределы привычного мне ареала обитания, и меня нет-нет, да охватывало любопытство. Хотелось узнать, что находится там, за океанами и морями, за высокими горами. Если слабые люди могли достигать тех берегов, что мешало Эдварду укрыться там, и что мешало мне, обладающему сверхъестественной силой, скоростью и выносливостью, последовать за ним? 

Множество лет я не решался на такой шаг. Я уходил все дальше, но раз за разом возвращался то в Англию, то во Францию, почему-то упрямо веря, что любимая должна появиться на свет где-то здесь, а не на другом краю земли, а Эдвард не решится покинуть надолго знакомые места. 

Мир тем временем продолжал неуклонно меняться. Войны становились ожесточеннее, оружие – смертоноснее. Если во времена, когда я был человеком, гибель в бою тысячи воинов превращала сражение в побоище, о котором слагали легенды, а Крестовый поход, собравший пятидесятитысячное войско, представлялся событием мирового масштаба, то теперь в войнах умирали сотнями тысяч. Вампиры оставались по-прежнему страшным орудием, но люди... люди делали все, чтобы создать нечто сопоставимое по разрушительности. Не располагая силой, они брали свое количеством и хитростью. 

Долгие столетия я уничтожал вампиров, даже самых мирных, не только видя в каждом вероятное порождение Эдварда, препятствие для отмены пророчества и обретения свободы, но и надеясь уберечь от беспощадных убийц как можно больше смертных. Однако сами люди стремительно сводили на нет мои усилия, обесценивая их. Сколько существовало в Европе вампиров? Сотня, две, пять? Вряд ли намного больше. Да, мы питались, убивая. Но сами люди гибли от себе подобных куда более старательно, оставляя на полях сражений груды мертвых тел! 

В этой безбрежной пустыне погибших невольно спасенные мной жертвы казались ничтожной песчинкой. Которая, при определенных обстоятельствах, могла обрушить лавину, способную похоронить многих, ведь нынче любой человек мог стать убийцей, составляя конкуренцию самым кровожадным порождениям тьмы. 

Я не собирался отступать, но перестал искать иные причины своим поступкам. Я хотел одного: свободы. Желал, чтобы наконец-то закончились мои бесконечные скитания. А для этого надо было завершить действие проклятия. 

В силу осознанного вновь таланта, который не прекращал развивать, я теперь хорошо чувствовал происходящее вокруг. Это дарило понимание ситуации, но становилось моей слабостью: слишком интенсивные эмоции, особенно такие, как гнев, ненависть, жажда убийства, подтачивали выдержку. Каждый день, проведенный в водовороте очередного конфликта, грозил срывом, которого я категорически не хотел допускать. Потому я все чаще теперь старался избегать подобных мест, пусть туда стекались мне подобные, да и Эдвард мог оказаться среди них. И все больше времени проводил вдали от всех. 
 

***

После одного случая я был вынужден особенно надолго затаиться в лесах. В тот год Франция была охвачена огнем междоусобицы не внешней, но внутренней, хотя и со стороны враги ослабевшему государству угрожали. С ужасом я наблюдал, как французы убивали друг друга, губя цвет общества, безжалостно уничтожая наследие прошлого. Ненависть и боль лились уже не ручьями, но полноводными реками. 

Именно в это злосчастное время я внезапно ощутил аромат, напомнивший об Эдварде. И если иных вампиров я мог выслеживать издалека, не торопясь, ограничиваясь краткими вылазками, то даже легкий намек на присутствие главной цели заставил меня сосредоточить все силы на поиске брата и броситься в самую гущу событий из опасения опоздать вновь. 

След, найденный в Голландии, охваченной войной между французами и Священной Римской империей, забирая южнее, вывел меня в окрестности Лилля. Стояла поздняя осень, пронзительно-холодный ветер, налетающий в эти места со стороны Северного моря, нагнал тяжелых туч, гнул лишившиеся листьев деревья к земле, поливая все окрестности ледяными струями дождя. Я медленно передвигался, опасаясь потерять тонкую ниточку запаха, практически весь сосредоточился на единственном чувстве – обонянии, потому мало обращал внимание на происходящее вокруг. Не опасался я и случайно встреченных людей: в такую погоду добровольно никто бы в леса не отправился. 

В очередном селении, попавшемся мне на дороге, оказалось на удивление пустынно, хотя оно и не было покинуто насовсем, что в те неспокойные времена случалось нередко. Мельком отметив эту странность, я быстро вернулся к своему занятию, избегая малейшей утраты концентрации. Только скоро мне вновь пришлось прерваться: до меня долетели крики, на фоне темного неба я разглядел отсветы огня. Похоже, впереди собралось немало народа, настроенного далеко не мирно. Я издалека ощутил волну агрессии и злобы. 

Приблизившись, я увидел воинственно настроенную толпу черни, вооруженную в основном косами, ножами, вилами, которая осаждала дом, расположенный примерно в миле от городка на высоком холме. Здание уже лишилось большинства стекол и входной двери, конюшни и другие деревянные постройки стремительно превращались в угли, а на флагштоке болталась порванная в лоскуты тряпка, когда-то, скорее всего, бывшая штандартом владельца поместья. Воздух звенел от криков и стонов. Небо с каждой минутой все ярче полыхало заревом пожара, озаряя окрестность причудливыми тенями; носились обезумевшие от страха животные и люди. 

Быстро оценив обстановку, я вернулся к путеводной нити знакомого запаха. Мой брат – хотя я боялся даже поверить после стольких лет, что действительно нашел Эдварда! – по причудливо изломанной кривой то приближался, то удалялся, огибая арену главных действий большим кругом. Аромат становился все насыщеннее, даже не прекращающийся дождь уже не перебивал его. Эдварда явно что-то здесь держало, но понять, что именно, пока не удавалось. 

Увлеченный погоней, я перестал контролировать себя столь жестко, насколько привык за годы после встречи с Эдвардом и следующего за ней срыва. Прекратил обращать внимание на происходящее вокруг, полностью погрузившись в охоту. И расплата за беспечность и излишнюю самоуверенность не замедлила последовать. 

Завеса, привычно отгораживающая от чувств окружающих, внезапно опала – слишком сильным оказался поток эмоций. Гнев, ненависть, зависть, похоть, алчность, прорвав заслон, неудержимой рекой хлынули в мое сознание, гася разум. Перед глазами сразу же заколыхалась кровавая пелена, стремительно изничтожая остатки человеческой сущности и жалкие крохи выдержки. Вместо меня уже через пару мгновений бесновался и рвался наружу всепожирающий пламень из всех грехов человечества. Непреклонный и смертоносный. Воплощающий и концентрирующий в себе все желания неуправляемой толпы. 

Если бы в тот момент мне на пути попался Эдвард, то наша встреча оказалась бы куда короче предыдущей, однако провидение хранило моего брата: в таком состоянии я уже не смог отыскать его тонкий след в сонме других ароматов, отвлекаясь на иные запахи и звуки. Зато в руки мне пришла иная добыча: разгорающиеся события привлекли в окрестности Лилля ненасытных до крови вампиров, и под покровом темноты они теперь добывали пропитание, выискивая в обезумевшей толпе подходящие неосторожные жертвы, особо не утруждаясь скрытностью. 

Кто заметит одну лишнюю смерть? Кто будет тратить время на выяснение причин потом, когда страсти утихнут, а бесноватая эйфория сойдет на нет? Ответ очевиден: никто. Что знаменовало идеальный шанс на пиршество без оглядки на кару со стороны Вольтури. 

В обычное время я бы просто спокойно уничтожил легкомысленных бессмертных, соблазненных доступной кровью. В этот раз все было иначе. Они стали жизненно необходимой точкой приложения сил, направлением движения. Растерзывая тела себе подобных на мелкие клочки, я выплеснул в привычные действия весь избыток эмоций, тем самым ограждая простых людей как от своих жертв, так и от себя. 

Огонь поглотил останки четырех вампиров, прежде чем я пришел в себя и начал осознавать происходящее. Лекарство подействовало, я вновь обрел требуемое для рассуждений хладнокровие, но драгоценное время уже было упущено: мой брат вновь сумел ускользнуть, почуяв грозящую опасность. Перестав петлять, след направился на восток, а достигнув Арденнских гор, стал клониться к северу, пока не выбрался на побережье Балтики восточнее Любека. 

Я продолжил поиски, обшаривая нехоженые леса и бескрайние топи, прокрадываясь полночной тенью по мирным немецким городкам. Я радовался, что след увел меня от густонаселенных мест: моей выдержке требовался отдых, который был недостижим в охваченной огнем конфликтов центральной Европе. Запах то пропадал, то исчезал, но долго позволял продолжать мое занятие, и я надеялся, что нахожусь в шаге от заветного мига встречи. 

Однако удача – дама капризная, и не могла бесконечно мне благоволить: там, где побережье повернуло резко к северу, след нырнул в холодные морские просторы, губя всякую надежду на успешное продолжение пути. 

Надеясь найти место, где Эдвард выбрался на берег, я двинулся на север, обшаривая узкую полосу вдоль берега, отлично отдавая себе отчет в том, что брат мог направиться и на юг, и тогда каждый мой шаг увеличивал расстояние между нами. 

Здесь мне еще не приходилось бывать. Здесь жили уже совсем другие люди, чей язык я не знал, и теперь исключительно мой дар помогал догадываться о сути бесед. Слуха иногда достигала французская или английская речь, но это случалось столь редко! И чем дальше я уходил, тем более чуждым становилось окружение, иными – люди. Север диктовал другие, непривычные мне правила жизни, и здесь им следовали. 

Я миновал странный, словно закованный во льды город, окруженный водой со всех сторон. Он казался сотканным из снов, туманов и бездонного темного неба, чаще всего хмурого и мрачного, но обладал необъяснимой притягательностью. Дворцы, улицы, набережные, – все казалось призрачным, неверным, ненастоящим. Словно живое существо, город завлекал в сети, и почти убедил меня остаться, но я усилием воли отправился дальше на восток: мне не стоило долго бродить среди людей. 

Понимая, что окончательно упустил очередной раз след – ни в единой точке побережья Балтики не ощущал я присутствия Эдварда, – я на некоторое время решил задержаться на севере, надеясь отыскать тут толику спокойствия. Меня охватила апатия. Ничего не хотелось – очередной провал порядком подкосил, выпив остатки сил. Пусть мое тело не было подвержено физической усталости, морально я оказался на грани, недавние события вблизи Лилля это показали как нельзя доходчиво. Я понимал, что теперь каждая неудача грозила мне срывом, а значит – безвинными жертвами. Мне необходима была пауза, чтобы с новыми силами начать поиски. 

Передо мной легли бесконечные леса, укрытые снежным покровом. Здесь можно было передвигаться быстро, не думая о скрытности: некому было меня увидеть, кроме лесного зверья. Либо просто лежать в снегу, не думая ни о чем. Изредка попадались людские поселения, еще реже удавалось отыскать подходящую жертву для утоления голода, но здесь даже жажда крови стихла, потеряв настойчивость. В поисках пропитания приходилось забирать южнее: там лежали места более обитаемые, чем бесконечные, никем не хоженые мили тайги на севере. Однако стоило насытиться, как я опять скрывался в лесных дебрях. 

Удаляясь от обжитых мест, я ощущал, как становлюсь свободнее, и вскоре во мне проснулся страх утраты этой нечаянной свободы. То, что не удалось времени, внезапно поддалось одиночеству и расстоянию. Вдали от цели я смог переосмыслить многое. Неподъемный груз стал легче, позволяя ощутить иррациональную надежду на лучшее, а обилие новых впечатлений затерло былые эмоции. Я не забыл – это было невозможно, – просто смог посмотреть со стороны на события, увидев, как много неправильных, а иногда просто никчемных шагов я совершил, тратя попусту отпущенную мне вечность. 

Когда-то удержавшись от того, чтобы посвятить свою жизнь мести брату, я обратил разрушительную силу на себя, не находя сил принять судьбу, смириться с происходящим. И вот теперь, прожив шесть веков, оглядываясь назад, что я там видел? Ничего. Лишь бессмысленные метания и сомнительные достижения. 

Потеряв себя и далеко не сразу найдя снова, я надолго задержался в затерянных северных широтах. Удивительная природа оказывала на меня действительно магическое воздействие: исколотая иглами осознания ошибок память затухала, постепенно затягиваясь обманчивой дымкой забвения, а былые ошибки уходили в тень, оставляя после себя опыт и осознание долга, даря силы для продолжения жизни. 

Следующие несколько лет я вел практически бесцельную жизнь кочевника-вампира, большую часть времени проводя в глухих необитаемых местах. Я готовился к новому броску, ведь Эдвард по-прежнему где-то существовал, как и порожденные им демоны. Отшельничество позволило взглянуть на ситуацию хладнокровно, ярко высветив практически полную невыполнимость задачи. Я никогда не буду уверен, что уничтожил порождений Эдварда полностью, ведь каждый созданный им вампир мог породить новых, а уничтожить всех вампиров мне никогда не удастся. Однако отринуть долг я не имел права. От моих действий зависела не только моя жизнь. 

Даже горячее стремление к новой встрече с Алисией, поддерживающее меня долгие годы, подернулось пеплом усталости и разочарования. Не в ней, ни в коем случае. В себе. Что я приносил ей в предыдущие встречи? Какой смысл в том, что я сейчас найду любимую, если не смогу остаться с ней? Лишь нарушу степенное движение ее жизни, подвергну опасности, скорее всего – смертельной. Однажды я уже поддался порыву, бросившись на поиски Эдварда, не позаботившись о безопасности Алисы. Результат оказался плачевен, и повторения я желал меньше всего на свете. Потому приоритеты были очевидны, а учитывая туманные перспективы исполнения первоочередной задачи, моя встреча с любимой отодвигалась на неопределенный срок. 

За время странствий по глухим северным лесам я нечасто видел себе подобных. Каждая встреча заканчивалась предсказуемо – смертью моего противника, – и рассказы, циркулирующие в мире вампиров, вполне могли оповестить умеющих воспринимать информацию о месте моего обитания. Потому гости ко мне не спешили, не желая сгинуть навсегда. 

Зато я возобновил общение с жертвами с целью добычи информации, и теперь у меня все получалось более чем неплохо. Всякого неосторожного бессмертного, попавшегося мне в руки, я подробно допрашивал, сполна используя шанс отточить умения и навыки, собирая сведения о происходящих в мире событиях. Легкий эмоциональный посыл – и пойманные вампиры становились со мной откровеннее, чем со священником на смертном одре. 

Не раз новости заставляли меня сниматься с места и отправляться на юг, но сплетни, затертые следы и, в случае удачи, несколько пойманных кровопийц составляли всю мою добычу. А потом я снова отсиживался в безлюдных лесах до момента, когда достигнувший ушей смутный слух спровоцирует меня на очередное путешествие. 

Так продолжалось достаточно долго, пока неожиданная встреча резко не переменила мои планы, позволив вырваться из набившего оскомину замкнутого круга… 

В тот день я возвращался в привычный ареал обитания из далекой вылазки, с трудом справляясь с застрявшим в горле горьким раздражением: я снова зря потратил время, пересекая половину Европы в погоне за оказавшимся пустым слухом. В указанном месте я обнаружил только вконец одичавшего от вседозволенности вампира, чьи зашкаливающие через край эмоции чуть не свели меня с ума, несмотря на приобретенный за последние годы опыт. К тому же противник обладал крайне развитой интуицией и заставил меня порядком побегать, прежде чем я смог его настигнуть и отправить в небытие. К счастью, вся Венгрия была охвачена военным конфликтом, так что деятельность безумца не привлекла излишнего внимания – жертв было и без его участия достаточно. 

Обитаемые места давно остались позади, когда меня внезапно накрыло мощной волной чужих эмоций. Яркие, чистые, насыщенные, они сдернули серую пелену с окружающего мира. Словно посреди морозной вечной ночи настал яркий весенний день, наполненный духом возрождающейся природы и звоном птичьего щебета, а на месте грязно-серого снега возникла поляна первоцветов. 

С трудом удержавшись на ногах, я на несколько мгновений остановился, глубоко вдыхая внезапно сгустившийся воздух. Сладость наполняла легкие любимыми ароматами, которым вроде бы неоткуда было взяться здесь, далеко на севере: чуть горьковатой солью морских волн, свежестью лесных дебрей после дождя, нагретыми солнцем полями лаванды. Боясь потерять хоть мгновение чуда, я закрыл глаза и замер, впервые с момента последней встречи с любимой ощущая, как наполняется живительным теплом все тело, обновляется, будто рождаясь заново. 

Непреодолимый зов, оказавшийся куда мощнее жажды крови, сдвинул меня с места, притягивая к источнику поразительных ощущений. Ароматы нарастали, окутывая плотным коконом, не пропускающим темноту сомнений и горя, оставляющим позади терзания, позволяющим дышать полной грудью впервые за несчетное количество лет. 

Еще пара сотен шагов, и моего слуха достигли голоса, но разобрать слова не удавалось. Они были для меня завораживающе прекрасной музыкой, дополнявшей совершенную картину. 

Несколько последних ярдов я уже бежал, буквально летел мотыльком на пламя, с трудом заставив себя остановиться перед плотным рядом елей, заслонявшим вход на большую поляну, заросшую луговыми северными цветами и разнотравьем. Любая осторожность гасла под напором светлых эмоций, по которым я, оказывается, успел порядком изголодаться, и только годами натренированные рефлексы смогли сработать в самый последний момент, ограждая от опрометчивого шага. 

Когда-то давно в Париже, встретив Кристиана и Люсинду в переходах катакомб, я чуть не потерялся, ощутив неодолимую животную страсть, полыхающую между двумя вампирами. С тех пор я не раз учуивал подобное. Вампиры не чурались плотских удовольствий, получая от соития наслаждение не меньшее, чем от крови, если не большее, иногда совмещая одно с другим. Один из пойманных демонов ночи поведал мне, например, что долгие годы питался исключительно молодыми девушками, достигая настоящей эйфории, соблазняя их и досуха выпивая, одновременно лишая невинности. Однако страсть была всегда сродни жажде по силе и притягательности, накрывая плотным темным покрывалом, порождая бушующее пламя, буквально заставляя сгорать заживо. Та страсть и была жаждой, не крови, но обладания. 

Здесь все оказалось иначе: меня охватил не огонь, а обняли ласковые руки, согревающие, оберегающие от всевозможных несчастий. Словно Алисия вновь оказалась рядом, даря мне самое важное: любовь и доверие, безграничную потребность друг в друге. 

Я протянул руку, раздвинул ветви и шагнул вперед. Моему взору открылась поляна, огороженная от ветра и чужих глаз высокими деревьями, стремящаяся по форме к идеально очерченной окружности. Сочная зеленая трава достигала пояса, почти скрывая пару вампиров: высокий мужчина нежно и бережно сжимал в объятиях миниатюрную девушку с копной черных волос. 

Я всегда знал, что эмоции вампиров ярче, сильнее людских, но обычно относил это знание к отрицательному спектру. На сей раз я столкнулся с положительным проявлением. Жизнь вновь доходчиво ткнула меня носом в мою недальновидность. В мире, наполненном монстрами, было куда проще существовать: они подлежали безоговорочному уничтожению. Но мог ли я растерзать влюбленную пару? Испытывающую друг к другу не менее сильные чувства, чем я – к погибшей жене? 

Стоило мне шагнуть на открытое пространство, как оба вздрогнули, вскакивая на ноги. Вокруг резко похолодало: воздух наполнился настороженностью с проблесками страха, словно ледяной мистраль ворвался в теплую долину, развеивая насыщенные весенние ароматы. 

Годами выработанные инстинкты требовали решительных действий, но я не хотел им поддаваться и медлил, не желая губить целительный свет, которого мне только что довелось коснуться. Кем бы ни были эти двое, как бы ни связаны они были с Эдвардом, в тот момент их убийство было сродни святотатству. Черной неблагодарности. Подобное можно было сравнить с убийством спасшего твою жизнь целителя. 

Ощутив исходящую от меня опасность, вампир смазанным движением спрятал за спину спутницу, чуть склонил голову вперед и сощурил темно-алые глаза, внимательно меня изучая. Я же, решив не форсировать события, остался на месте, стараясь разобраться в клубке эмоций, теперь бушевавшем вокруг нас, и тоже разглядывая незнакомцев, столь сильно меня сумевших поразить. 

ПРОДОЛЖЕНИЕ >>>