Я старательно сдерживался, пересекая городские окраины, но стоило оказаться на воле, припустил быстрее ветра. Не разбирая направления, несся через холмы и леса, и не сильно удивился, что в итоге ноги вывели меня к морскому побережью. Когда в моей жизни случалось что-либо, привносящее смятение, я всегда отправлялся к морю. Вот и сейчас бескрайние просторы магнитом притянули к себе. 

Оглядывая окрестности, я понял, что оказался чуть севернее места, где в Ла-Манш впадала Сена, и, мимолетно удивившись скорости своего передвижения, устроился на каменистом берегу. Прибой еле слышно шумел, с каждым вздохом стремясь подобраться ближе к носкам моих сапог, ветер временами бросал в лицо пригоршни соленых брызг. Наступавший вечер был тих и спокоен, контрастируя с царившим внутри меня хаосом. 

Я долго сидел, замерев, пытаясь осознать произошедшие за последний день события. Окунувшись в глубину ада при встрече с ребенком, превращенным в бездушного монстра, я через считанные часы обрел частичку рая, о котором мечтал столько лет. Мое размеренное существование, продолжавшееся несколько десятилетий, в один день было разбито вдребезги. Годами вырабатываемое спокойствие разлетелось на миллион осколков, и теперь я выискивал нечто в морской дали, что поможет склеить из них что-то новое. То самое, что подскажет путь, позволяя понять, как действовать в снова преобразившемся до неузнаваемости мире. 

Я привык к вечным скитаниям и убийствам, имеющим лишь одну цель – выполнение долга. Для меня не существовало бытовых проблем: мне не требовалась человеческая еда и крыша над головой, а нехитрую смену одежды и очередные сапоги я добывал, особо не гнушаясь мелким воровством, разве что выбирая не самых бедных лавочников, для которых потеря нескольких вещей не обернется голодом всей семьи. 

Однако в ситуации с Алисой было все иначе, ведь она была человеком. Слабым, уязвимым как все люди. Моего внимания не минуло множество мелких, но значимых деталей, пока я находился рядом. Годами выработанная привычка оценивать обстановку и в данном случае не подвела, фиксируя детали на уровне инстинктов, не требующих вмешательства сознания. Без сомнений, девушка привыкла к определенному уровню комфорта, по проскользнувшим словам в разговоре я понял, что ее отец, не успев признать, обеспечил дочери безбедное достойное существование. Мое вмешательство грозило разрушить ее жизнь, обрекая на безрадостное скитание, даже если не принимать во внимание прямой опасности от близости существа вроде меня, наличие которой я теперь никак не мог отбросить в сторону и забыть. Радость от того, что Алиса готова следовать за мной на край света, затухала при мысли о лишениях, которые могли ее постигнуть на этом пути. Я не мог допустить подобного. 

В который раз на память пришли Кристиан и Люсинда. Как следовало из подслушанного в парижских катакомбах разговора, вампир выбирал и обращал подругу, не испытывая при этом сильных затруднений, словно был уверен в том, что сам сумеет вовремя обрести самообладание, а она точно не превратится в неконтролируемого зверя. И мало того, не ошибся. Да, Люсинда была далеко не ангелом, но по сравнению с большинством моих жертв ее следовало признать верхом благоразумия. Она была куда ближе к людям, чем многие из уничтоженных мной вампиров. Если бы трагические обстоятельства не прервали ее существования, со временем Люсинда имела неплохие шансы стать копией Кристиана. Да, она не перестала бы быть злом, но меньшим, чем те, чьи обрывки я сжигал в пламени после встреч, потому что все-таки умудрялась держать себя в руках. 

Поводов для раздумий добавляли слова Кристиана о категорическом запрете на обращение детей. В итоге настойчиво формировалась идея, что взрослые после изменения рано или поздно обретали разум. Тогда почему из сотни уничтоженных мной вампиров девяносто девять оказывались неразумными животными, которым подвластны лишь простейшие инстинкты: спасаться или нападать, сопровождая то и другое нечленораздельными звуками и элементарными эмоциями? Где тонкая ниточка, ведущая к обретению разума? В должном руководстве, наставничестве опытного старшего товарища? Или в особом ритуале в момент обращения, как было со мной? Или вовсе в уникальной способности Кристиана? Я не знал. 

Раз за разом я прокручивал в голове известную информацию, старательно расчленяя ее на паззлы, но в итоге возник вопрос, показавшийся более чем странным: может ли мое присутствие влиять на встреченных вампиров, поднимая в них дикое безумие зверя? Близость моих мечей или неоспоримое намерение их уничтожить будило инстинкт самосохранения, уничтожая все иные чувства? Или действовало довлеющее надо мной проклятие? Но тогда поему черноволосый итальянский вампир и Кристиан устояли? В чем их отличие от остальных? Ответа не находилось. 

После долгих размышлений у меня все-таки сложились некоторые нестройные планы проверки возникшей гипотезы. По меньшей мере, при следующей встрече с вампиром я мог попытаться притушить, скрыть собственную агрессию. И проследить за реакцией жертвы, таким образом получив дополнительную пищу для теорий. Только как это сделать, я не до конца представлял: до сих пор, стоило отыскать врага, меня охватывал инстинкт уничтожения, который не успокаивался, пока я не доводил дела до конца. Любое изменение вносилось в схему с огромным трудом. Я уже пробовал, и все попытки с треском провалились. Хладнокровие, которое я смог выработать по отношению к людским моим жертвам, в моменты встречи с вампирами не действовало вовсе. 

Сейчас я не желал тратить время на очередные бесплодные старания, потому что даже успех не решал главной задачи. Я не мог пойти на то, чтобы сделать Алису такой как я. Она не будет монстром, никогда! Однако и уйти навсегда я не ощущал в себе сил, осознавая теперь это более чем ясно. Проведя на расстоянии от девушки всего лишь жалких несколько часов, я истосковался больше, чем за все годы разлуки. Побег казался необходимым, но глупым шагом, потому что терялись драгоценные мгновения, которые мы могли провести вместе. Боль в карих глазах, когда я склонялся к решению покинуть любимую, была для меня хуже сотни раскаленных добела кинжалов, воткнутых с размаху в сердце. И нежелание причинять страдания привязывало к ней лучше стальных канатов. После нашего разговора я отдавал себе отчет, как будет сложно, но радость от близости Алисы стоила усилий. 

Оставаясь рядом, неся опасность, я обязан был сделать все, чтобы иные напасти миновали Алису. Денежные заботы стояли во главе этого списка: если я собирался изображать из себя человека и находиться рядом с девушкой, стоило обрести вид более благопристойный, да и ей обеспечить существование, к которому она привыкла. Как бы ни менялся мир, встречают по-прежнему везде по одежке… 

Так что пришлось задуматься о столь неважных в последние века для меня вещах, но существенных для любого человека, как деньги. Усмехнувшись, я поблагодарил провидение за то, что оно отправило меня на берег моря. Здесь я оказался совсем недалеко от места, хранившего нечто, легко обращаемое в звонкое золото. И для этого стоило всего лишь оказаться в окрестностях родного дома, переплыв Ла-Манш. 

Еще Жоффруа де Хейли было завещано хранить часть семейных сокровищ в тайнике под стенами построенного им храма. Как правило, о них знал лишь глава рода и прямой наследник. Однако отправляясь на войну с королем Ричардом и оставляя меня за старшего в роду, отец и Джеффри раскрыли тайну. С того дня я ни разу не вспомнил об этой мелочи, казавшейся совершенно несущественной в водовороте последовавших событий. Теперь же настало время, и она могла сослужить неплохую службу, помогая в планах. 

Последний раз в родных краях я побывал около ста лет назад, и тогда округа казалась порядком заброшенной. Так что я имел полное право надеяться, что постепенно разрушающийся семейный храм стоял на месте, охраняя тайник от чужих рук и глаз. 

Как обычно, приняв хоть какое-то решение, я почувствовал видимое облегчение. У меня появился план действий на следующие несколько часов: я обязан был за ночь добыть семейное достояние рода Хейлов и как можно скорее вернуться к Алисе, выполняя обещание. 

Мысль о простых человеческих проблемах невольно привела к размышлениям о недолговечности людского века, но их я пока отбросил прочь, не видя толка в рассуждениях такого рода. Пока существовал единственный способ решения данного затруднения, который меня не устраивал совсем. Оставалось надеяться, что я смогу отыскать Эдварда, возможно, даже с помощью дара Алисы, и, если удастся снять проклятие, выход отыщется сам. И надеяться, что это произойдет до того, как нас опять настигнет рука проклятия, разлучив надолго. 

Я поднялся на ноги, закинул в укромный куст сапоги и плащ, не желая их пропитывать морской солью, и с разбега нырнул в ледяные волны, мощными гребками разрезая воду, держась на северо-запад в направлении родного берега. 
 

Идеальная память вампира не допустила ошибки, и к английским берегам я приблизился в нужном месте. Справа в паре миль перемигивались огни Фолкстона, а передо мной возвышался знакомый обрыв, расположенный буквально в миле от замка. Знакомые места навеяли о давно минувших событиях, но теперь воспоминания не жалили: я знал, что в Париже ждет та, кто всех на свете дороже. 

Стремительно темнело. Цепляясь за сухие ветки и жухлую траву, я забрался на берег. Здесь было тихо, на много миль вокруг я не ощущал ни единой живой души, только в стенах родного дома виднелись неровные огни. 

За прошедший век мало что изменилось, время оказалось не властно над этими землями. Знакомый край по-прежнему находился во власти запустения, когда-то бросившаяся мне в глаза граница отчуждения никуда не делась. Люди до сих пор избегали этих проклятых мест. 

Родной замок еще меньше походил на памятное величественное сооружение. Ров вокруг был засыпан, часть башен обрушилась, лишившись крыши. Вместо подвесного моста теперь была насыпь, по которой к воротам вела дорога. Если бы не идеальное со стратегической точки зрения место, в котором когда-то построили замок предки саксонского эрла, от сооружения, скорее всего, не осталось бы и развалин, но пока защита от угрозы с моря была нужна, и крепкие стены, пусть и прибегая иногда к помощи человека, мужественно держали безжалостные удары времени. Острое зрение помогало мне увидеть следы более новой каменной кладки на фоне старинных фрагментов, а часть крепости, выходящая к морю, и вовсе поддерживалась в идеальном состоянии. 

Проходя мимо, я прислушался. Судя по всему, в замке находилось от силы человек пятнадцать. В Англии уже два года снова правил король, и ужасы революции и гражданской войны постепенно отходили на задний план и забывались. Время было относительно мирным, брак Генриетты, сестры короля Англии Карла II, и Филиппа, младшего брата короля Франции Людовика XIV, укрепил отношения между двумя странами, поэтому содержание всего лишь небольшого гарнизона было вполне оправдано. Прислушавшись, я смог уловить грубый смех и громкие выкрики: похоже, обитатели замка неплохо себя чувствовали в этих заброшенных краях, праздно прожигая время. 

Не удержавшись, я прокрался вдоль стены и, выбрав удобное место, неслышно перелез через нее. Невидимой тенью шмыгнув в темный угол, я осмотрелся. В центре площади, где когда-то я осваивал со стариной Робертом высокую науку боя на мечах, горел костер, вокруг него сидели на камнях и бревнах девять мужчин. Валялись бутылки, пахло дешевым вином и жареным мясом. 

– Как же мне надоела эта дыра! – раздался возглас одного из солдат. Он залпом вылил в себя остатки вина, и бутылка улетела в темноту, звонко ударившись о камни. – Кажется, недалеко от Лондона, но такой глуши и где-нибудь на границе с Шотландией не найдешь. Как здесь можно долго прожить, не понимаю. 
– Место здесь нехорошее, – последовал степенный ответ. Манера произносить слова выдавала в говорившем уроженца севера Англии. – Каких только баек про старый замок я не наслушался за пять лет службы от местных. Впрочем, и сам кое-что видел. 
– Расскажи! – попросил более молодой голос. – Почему отсюда ушли люди? Вокруг Фолкстона полно народа живет, я умолчу про окрестности Дувра. Здесь же кусок побережья словно вымер. Ни рыбацких деревушек, ни крестьян. 
– По слухам, замок и прилегающие к нему земли прокляли много лет назад, – крякнул мужчина. Я не мог видеть лица – он сидел спиной, но судя по голосу, ему было уже немало лет. – На пять-семь миль окрест ни одного человека не отыщешь! Прогоняет сила неведомая. Чуть слабее она в стенах замка, но не раз бывало, что солдаты сходили с ума, с обрыва в море бросались. В западной башне ходит привидение монаха с окровавленным кинжалом – этого я сам однажды видел, – засмеялся солдат. – Безобидное, но стонет громко, спать мешает. Еще старый комендант, мой предшественник, рассказывал про призраков бывших хозяев, но этих я еще не встречал. 

Я напрягся: в призраков верилось с трудом, а вот братца в родные края могло нелегкое и занести. И если это случилось недавно, то его деяния не могли не остаться в байках, которые самое время рассказывать под бутылку вина ночью у костра. 

– А замок не всегда разве принадлежал королю? – уточнил кто-то из собутыльников. – Тут же постоянно стоял гарнизон, даже во времена Кромвеля! 
– Замок строили еще саксы, а потом все места окрест принадлежали роду Хейлов, отсюда название – Хейл-Хилл, – поведал слушателям рассказчик. – Старинный род, их предок из Нормандии пришел с королем Вильгельмом. Воин покорил замок, и новый властитель Англии наградил верного соратника, подарив ему все земли вокруг. Да что толку, если сгинул род на корню через сотню с небольшим лет. В Фолкстоне поговаривают, что извела их местная ведьма, то ли из мести, то ли из пустой злобы. Вот и ходят по окрестностям молодые печальные рыцари в костюмах времен короля Ричарда. Нет им покоя. Двоих последних братьев не хоронили: пропали оба, так что ничего удивительного, что их встречают у старого разрушенного храма на холме. Никого из рода не осталось, замок вернулся к королю. Тот почему-то не стал отдавать земли приближенным, а поместил здесь небольшой гарнизон, оставив Хейл-Хилл во владении короны. 

Я ухмыльнулся: да уж, похоронить нас с братом было бы затруднительно, пусть и живыми назвать было неправильно. Удивляло, что история нашей семьи еще не успела забыться. Впрочем, молва людская живуча только когда случается нечто необычное: так что если бы мы умерли своей смертью, забыли бы давным-давно о Хейлах. А так в человеческой памяти остались два несчастных брата… 

Здесь, в родных краях, мне было особенно больно думать о долге: теперь, когда я смог отыскать Алисию, былая боль отступила, выпуская из-под гнета обид и гнева родственные чувства к непутевому младшему брату. Старые стены невольно навевали воспоминания о детстве, уроках отца и Роберта, проказах и бесконечных разговорах, которые сменялись непреходящей тоской о навсегда ушедших в мир иной родных: отце, матери и Джеффри. 

Помимо Алисии единственным родным человеком на этой земле оставался давно потерянный брат. Если бы существовал иной способ покончить с проклятием, вернув и Эдварду человеческую жизнь, ведь у него она была столь короткой! Прошло много лет, но мысль о том, что в случившемся с братом была огромная доля моей вины, не оставляла в покое, травя душу. А теперь ощущение нелепой детской обиды на судьбу стало особенно сильным. Несколько часов рядом с Алисой внесли сумбур в мою темную душу, расколов ее вспышками яркого света, заставив увидеть многое под новым углом, усугубив чувство необратимой потери. Любя брата, я не переставал никогда тосковать по нему, но чувство это отличалось от тех, которые я испытывал при мысли об остальных давно покоящихся в земле родственниках. В нем не было мира. Лишь вина и сожаление о том, что случилось, и о том, что предстоит сделать. 

Мысли о долге, убийствах и крови впервые за долгие годы отошли на второй план, уступая место простому человеческому желанию быть рядом с любимой, иметь семью. А моей семьей, не считая Алисии, был брат. Которого я должен убить, чтобы завершить и свои, и его муки. Замкнутый круг. Да, ведьма постаралась, проклиная наш род, словно знала, как сильна в нас привязанность к родным, и нанесла незаживающие кровоточащие раны. 

Встреча с Алисией оказалась живой водой, которая, попадая в расщелины моего иссушенного долгими страданиями сердца, воскрешала старые и давно выброшенные за ненадобностью чувства, в том числе любовь к брату. Молодому, влюбленному в свою Изабеллу до потери себя, до полного отчаяния, наивному, верящему в Бога всей душой… Впрочем, Бог не спас Эдварда от проклятия ведьмы, жаждущей мести, и от падения в пропасть безумия. Моя исступленная надежда прервать века одиночества не могла затмить факта, что между бродящим где-то по свету существом и моим родным братом было так мало общего. Внутренняя чистота, искренность, бескрайняя вера – все это пропало давным-давно. И теперь по земле ходила бездушная оболочка. О чем я был обязан помнить, не забывая ни на секунду, если хотел довести дело до конца. 

Если бы брат не стал чудовищем, плодящим по миру себе подобных, а был разумным существом, необходимость убийства, пусть продиктованного чувством долга, казалась бы жуткой, кощунственной. По сути, думать об убийстве во имя долга зверя, не имеющего разума, я еще мог. Но в ином случае… мне не хотелось даже представлять подобного. Для меня Эдвард давно был мертв. Остался просто монстр, занявший место в его теле. 

– Пропали? – переспросил высокий ломкий голос, вырвав меня из раздумий. Я вновь прислушался к разговору. – Как это? 
– То ли утонули, то ли в болотах окрестных сгинули, – пожал плечами комендант, подбрасывая веток в огонь. – Кто теперь помнит? Давно это было. А призраки разговаривать не желают. 
– Ты еще скажи, что пытался! – раздался смех. 
– Я – нет, ибо не видел, – сдержанно усмехнулся старый воин. – А старый Джон Уолтер, говорят, пытался. 
– Много он перед тем выпил? 

Теперь смеялись уже все присутствующие: похоже, предшественник нынешнего коменданта отнюдь не славился склонностью к трезвости. 

– Как всегда, пару бутылок анжуйского перед ужином и три-четыре после, – степенно ответил старик. – Эль он никогда не пил, считал сей напиток недостойным. Уолтер пробыл комендантом Хейл-Хилл почти пятнадцать лет. Кто знает, вдруг лет через семь-восемь я буду таким же. И вас может не миновать такая доля, только я этого уже не увижу. Э, время-то уже за полночь перевалило, – воскликнул мужчина, вглядываясь куда-то вдаль. – Хватит о призраках, ночь на дворе. Что знал – я вам поведал, остальное, будет на то воля Всевышнего или самого Дьявола, сами увидите. 

Разговор плавно перетек на обсуждение попоек и особенности быта в стенах старого замка, я же, поняв, что вряд ли услышу что-либо еще интересное и что Эдварда в ближайшие годы здесь не бывало, скользнул вдоль стены и спокойно вышел сквозь приоткрытые ворота, держа путь к храму. Мысль о встрече с собственным призраком была любопытна, а призрака брата я бы о многом расспросил, но в такие сказки я не верил. Мало ли что могло привидеться после нескольких бутылок крепкого вина. 
 

Храм по-прежнему возвышался несокрушимым бастионом, властвуя над окрестностью. Он стал ниже – время не щадило каменные стены, и они осели, – но пока отчаянно сопротивлялся векам, куда лучше замка. Неведомая сила хранила от разрушения плоды труда моего героического предка. 

Люди здесь не бывали вовсе, и деревья подступили к стенам, заполоняя пространство внутри и снаружи, ползучие зеленые растения окружили все вокруг плотным слоем. Чтобы достичь цели, мне пришлось продираться через густые заросли, местами вырубая их мечами или вырывая с корнями, но в то же время стараясь сделать следы своего здесь пребывания как можно менее заметными. К счастью, от единственного обитаемого места меня отделяло достаточное расстояние, чтобы там не услышали творимого мною шума. 

Через четверть часа передо мной предстало основание западной стены церкви. Фундамент порядком ушел за прошедшие века в землю, и пришлось копать яму, чтобы добраться до нужных камней. Расшвыривая влажные комья в стороны, я глубже и глубже зарывался в твердую почву, пока не очистил от грязи и мха приличный кусок стены. Ощупав кладку, обнаружил насечки на нужных камнях и попытался их сдвинуть с места. Удивительно, но они легко поддались, открывая нишу, в глубине которой угадывались очертания большого ларца. 

Предположить, что дубовый сундук мог сохраниться во влаге и сырости тайника четыреста с лишним лет, было бы странно. Однако полуистлевшая тряпица отчетливо прорисовывала его контуры. Впрочем, стоило мне дотронуться, как хранилище рассыпалось прахом, открывая взору семейные сокровища рода Хейлов. 

Золото не поддавалось влиянию веков и блестело по-прежнему, как и самоцветы, не потерявшие огромной ценности. Я видел содержимое тайника лишь один раз: эти украшения не носили графини Хейл, они лежали мертвым грузом на случай несчастья, согласно завещанию Жоффруа, которое свято блюлось потомками. Когда-то ворвавшись с мечом и огнем в чужую жизнь и разрушив ее, он хотел уберечь будущие поколения от жалкой судьбы, вполне справедливо считая, что драгоценные камни и золото всегда останутся в цене. Пусть меня нельзя было назвать живым, но я оставался графом Хейлом и имел полное право воспользоваться содержимым тайника. 

Я выбрал несколько сверкающих камней, почти лишенных огранки, и тщательно спрятал их под одеждой, чтобы не потерять, когда буду переплывать Ла-Манш. Денег, полученных за них даже у самого скаредного ювелира, должно было хватить на покупку немалого куска земли или на строительство дома, а на остатки можно было вести безбедную жизнь в течение нескольких лет. Меня самого мало интересовали материальные блага этого мира, но я не мог позволить, чтобы Алиса в чем-либо нуждалась. 

Увидев среди безделушек драгоценную заколку, украшенную россыпью сапфиров оттенка морской воды, я забрал ее, желая сделать Алисе подарок, а потом, поддавшись внезапному порыву, выбрал из груды крупный сапфир, подходящий по оттенку. 

Старательно прикрыв ветошью оставшуюся часть сокровищ, я восстановил кладку, возвращая целостность тайнику. Вряд ли в моих силах было отыскать более надежное место. 

Выбравшись из зарослей, я постарался скрыть следы присутствия, чтобы случайно забредшим сюда искателем приключений потревоженная растительность не подсказала путь к сокрытому кладу. 

Я уже вышел на чистое пространство, когда вслед за мной из переплетений ветвей выпорхнула знакомая птица – большая сова с крапчатыми крыльями, и, буквально задев краем оперенья по моему лицу, с тонким вскриком умчалась по направлению к лесу, в глубине которого скрывались семейные могилы, словно напоминая мне о предыдущих визитах сюда. Только зная о том, с каким нетерпением меня ждут в Париже, я не стал терять время, тревожа места упокоения родных. Я верил: они бы поняли мое стремление оказаться как можно скорее рядом с Алисой. 

Я быстро спустился с холма, обошел замок и кинулся в воду, мощными взмахами удаляясь от берега. Сколь ни коротка была разлука, но страх вновь потерять любимую гнал меня вперед с силой, до которой было очень далеко любому шторму из тех, что предпочитали обитать в Дуврском проливе.