НОВЫЕ ОТКРЫТИЯ
На другое утро Эдвард удрал, едва я проснулась. И на следующее тоже. И всю следующую неделю. И почти весь оставшийся месяц тоже.
Ему даже не нужно было дожидаться, пока я открою глаза. По моему изменившемуся дыханию он понимал, что я уже не сплю, желал мне доброго утра, аккуратно вытаскивал из моих пальцев свою футболку (рубашки на пуговицах он больше на ночь не надевал) и выскальзывал из постели. Ничего не объясняя, он подхватывал свою обувь и босиком удирал из спальни. В следующий раз мы встречались уже в присутствии кого-нибудь из членов семьи. Он вообще избегал оставаться со мной наедине.
Но если рядом кто-то был, он преображался. Общался со мной совершенно спокойно и даже, кажется, с удовольствием. Он мог вступить в общий разговор, или поговорить только со мной, на любую тему, его интересовало моё мнение, он выслушивал любые мои рассуждения не перебивая, отвечал на любые мои вопросы. По моей просьбе часто играл для меня на рояле. Словом, у меня были все основания предполагать, что моё общество доставляет ему удовольствие.
Но стоило нам остаться наедине – всё менялось. Эдвард тут же, скомкав любой разговор, удирал – иначе и не назовёшь. У него сразу находилось какое-нибудь важное дело. Создавалось впечатление, что он заранее заготавливал пути отступления, ведь, несмотря на внезапность, все его отговорки были очень продуманы и логичны. Интересно, он опасался, что если мы останемся наедине, то я снова запрыгну на него с поцелуями? Или боялся наброситься на меня сам?
Тем не менее, Эдвард продолжал приходить ко мне вечером, но лишь тогда, когда я уже засыпала. Мне никогда не удавалось дождаться его прихода – потому что он сам дожидался того момента, когда я засну. Но иногда мне везло – я просыпалась, когда он ложился, или ночью, когда уже лежал рядом со мной. Тогда он гладил меня по головке, как маленькую, и намурлыкивал какую-то протяжную мелодию, моментально меня усыплявшую. В любом случае, спала я в момент его появления или нет, я всё равно переползала с подушки ему на грудь, обхватывала его руками и вцеплялась ему в одежду. Я знала это абсолютно точно, потому что именно в такой позе просыпалась теперь по утрам. И только для того, чтобы увидеть, как он тут же исчезает.
Я понемногу переставала быть сенсацией, становясь просто членом семьи. Немного удивляла лёгкость, с которой я влилась в клан Калленов, но может дело в том, что я не знала своей настоящей семьи? Мне не с чем было сравнивать, не о ком скучать. Я начала жизнь с чистого листа, правда, имея за спиной богатый опыт знаний и умений, постепенно выныривавших на свет божий и регулярно удивлявших и меня, и мою новую семью. Впрочем, постепенно все привыкли и ничему уже особо не удивлялись, принимая мою одарённость как факт. Может, дело было в том, что и сами они были весьма нестандартной семейкой, обладающей не только способностями, которые повергли бы в шок любого человека, хотя для вампиров это было обычным делом, но и многими невероятными и уникальными талантами, такими, как телепатия или ясновидение. Так что я вполне легко вписалась в эту сверходарённую семейку.
Первые дни меня старались не оставлять одну. Кто-нибудь всегда был рядом, конечно не обязательно в одной со мной комнате, но хотя бы просто в доме. Чаще всего это была Эсми, она вообще была домоседка, покидала жилище Калленов только чтобы съездить в магазин, ну и конечно, на охоту. В этом случае со мной оставалась Элис, и Джаспер, конечно. Я вообще не заметила, чтобы они куда-то уходили или уезжали по очереди. Большую часть времени они были неразлучны, как впрочем, и остальные пары (работа Карлайла не в счёт). Я всегда с удовольствием наблюдала, как они все ведут себя в присутствии своей половины. Эти взгляды, эти случайные прикосновения, жесты, поза – всё говорило об истинном чувстве, когда ты счастлив только тогда, когда тот, кого ты любишь – рядом. Как же мне хотелось, чтобы и Эдвард мог вот так же, совершенно свободно, сев рядом, взять меня за руку, или приобнять, или просто прикоснуться, проходя мимо. Это же так естественно! Но, к сожалению, в ближайшее время я этого вряд ли дождусь. Мне оставалось довольствоваться редкими ночными минутами, а скорее секундами близости, и я запоминала, а позже прокручивала в голове и смаковала каждую.
Окончательно не прийти в отчаяние мне помогали только взгляды Эдварда, которые я иногда ловила на себе. Не напрямую, о нет! Для этого он был слишком осторожен. Но, при желании, в доме легко найти отражающую поверхность, в которую можно видеть то, что скрыто от прямого взгляда. И это лишний раз убеждало меня, что наше влечение взаимно, но он не позволяет себе не только поддаться ему, но и вообще, хоть как-то его проявить. Что ж, мы хотя бы общались, и подолгу. При этом я могла смотреть в его прекрасные глаза, чаще янтарные, но постепенно меняющие цвет на чёрный, слушать его завораживающий голос, чувствовать его ни с чем не сравнимый запах, и ждать, ждать, ждать. Вырасту же я когда-нибудь, в конце-то концов!
Мои способности выныривали случайно, когда никто этого не ждал. Например, спустя пару дней после соревнования, я зашла в кабинет Карлайла, чтобы взять какую-нибудь книгу почитать. Он уже давно предложил мне свободно пользоваться его библиотекой, а в этот момент все разошлись по своим делам кто куда, и я хотела заполнить свободное время. Мой взгляд зацепился за собрание сочинений Дюма в красивых старинных обложках. Скользя взглядом по корешкам, я понимала, что знаю содержание этих книг. И знаю, чем они закончатся. Как правило – ничем хорошим. Но тут мой взгляд зацепился за одно из названий. «Асканио». О, а вот здесь конец счастливый! У Дюма это такая редкость. Мне захотелось перечитать эту книгу. Осторожно вынув томик с полки, я вышла в гостиную и, устроившись в кресле у окна, погрузилась в чтение. В гостиной находилась Эсми, что-то рисовавшая в большом альбоме, и Джаспер, сидящий за компьютером. Мы тихо занимались каждый своим делом, совершенно не мешая друг другу.
Спустя какое-то время, в комнату вошёл Карлайл. Внимательно посмотрев на меня, он поинтересовался, нравится ли мне книга? Я ответила, что да, и мы обменялись мнениями о сюжете. И тут Эсми, всё это время недоумённо следившая за нашей беседой, спросила:
– Карлайл, почему ты заговорил с Энжи по-французски?
– Потому, что она читает Дюма в подлиннике.
Я опустила глаза на страницу. Действительно, теперь, когда Карлайл об этом сказал, я видела это совершенно ясно. Но насколько же хорошо я знаю французский язык, если не только не заметила, что читаю на нём, но и машинально отвечала Карлайлу на этом же языке?
– Ты что, действительно этого даже не заметила? – это уже вступил в разговор Джаспер, так же наблюдавший за нами всё это время.
– Нет, пока Карлайл не сказал, вообще не обращала внимание.
– И когда брала книгу – тоже? – продолжал он допытываться.
– Тоже. Просто вошла, увидела знакомого автора и взяла ту книгу, где никто не умирает в конце, вот и всё. На язык даже внимания не обратила.
– Джаспер, прекрати! Энжи не подопытный кролик, что бы над ней эксперименты проводить! – почему-то возмутилась Эсми. Я не совсем поняла, за что она рассердилась на Джаспера? Он же спокойно пожал плечами.
– Зато теперь мы выяснили, что и испанским языком она владеет так же свободно. По крайней мере, говорит на нём без акцента.
Опаньки! Я что, снова не заметила, что говорю на иностранном языке? Просто отреагировала на обращённый ко мне вопрос и ответила на том же языке, на котором он был задан? Впрочем, ничего особенного в этом нет. Возможно, я выучила эти языки в детстве, и они стали для меня равноценны родному. Да мало ли, кто знает несколько языков? Наоборот, было бы странно, если бы я, с моим-то невероятным, по утверждению Карлайла интеллектом, не выучила бы в совершенстве несколько языков.
– Ну, по крайней мере, по испанскому её подтягивать к школе точно не придётся, – усмехнулся Джаспер.
Кстати, о школе. Хотя моё видение о том, что я всё же пойду в школу вместе с младшими Калленами никто не подверг сомнению, но мне объяснили, что видения Элис (а значит и мои, раз уж я дублирую её дар), субъективны, и могут меняться в зависимости от обстоятельств и принятых решений. И если на тот момент были все предпосылки к тому, что я задержусь в этой семье надолго, то всё в любой момент может измениться, стоит моим родственникам найтись и забрать меня домой. Я не стала никому объяснять, что вне зависимости от того, кто и куда попытается меня забрать, этот дом, а точнее Эдварда, я не покину никогда. Даже если они сами меня выгонят – буду жить в лесу, в шалаше, ловить себе оленей на ужин, пить воду из реки, но не оставлю Эдварда одного. Быть рядом с ним, беречь и защищать его от любых бед и опасностей – теперь моя судьба. И ничто на свете этого не изменит!
Но шло время, а меня так никто и не искал. Каллены регулярно прочёсывали интернет в поисках хоть каких-то моих следов. Но ни на одном поисковом сайте, ни в одном полицейском отчёте (а они могли и туда заглянуть) не разыскивался никто, хоть отдалённо похожий на меня. Вывод напрашивался сам собой, точнее два вывода: либо меня никто не ищет вообще, либо ищет, но используя такие каналы поиска, которые никак не отражаются в сети. И неизвестно, что было хуже. Но, по крайней мере, если я появлюсь в Форксе, опознать меня никто не сможет. Не было ничего, по чему меня можно было бы опознавать – ни портретов по телевидению или в газетах, ни полицейских ориентировок, даже на молочных пакетах, на которых печатают фотографии пропавших детей, моей фотографии не было. Поэтому было решено дождаться конца месяца и, если до тех пор меня никто не попытается разыскать, придумать легенду моего появления в этой семье, выправить мне документы, – для Калленов это было рутинной процедурой, – и отправить меня в школу вместе с остальными «детьми». А пока меня продолжали ото всех скрывать.
Правда, Элис заявила, что я, в конце концов, не арестант, и вполне можно осторожно «выводить меня в люди». Под этим подразумевалась пора поездок в Порт-Анжелес в кино и одна – в Сиэтл, смотреть фейерверки. Уж не знаю, чему был посвящён этот праздник с народными гуляниями и фейерверком, но мне понравилась и сама поездка, и красочное «небесное шоу», и вкусная еда, заказанная на вынос в ближайшем Макдональдсе, и вообще, вся атмосфера праздника, когда мы бродили по освещённому разноцветными фонарями парку, среди толпы весёлых, нарядных людей. Еду мы взяли на четверых, – Джаспер и Эдвард неизменно сопровождали нас во время этих вылазок «в люди», – так что наелась я вволю. И это не считая мороженого и сладкой ваты, съеденных мною в неимоверных количествах. Джаспер наслаждался поездкой не меньше меня. Он признался, что уже давно не был среди такого количества людей, поскольку ему до сих пор было слишком тяжело соблюдать «вегетарианскую диету». Но мой запах каким-то образом влиял на его жажду, – собственно, на жажду всех вампиров, сводя её на нет. Надо будет всё же провести эксперимент с моей кровью – вдруг даже в моё отсутствие она сможет притуплять жажду Джаспера, и ему не придётся больше так страдать – не могу же я постоянно быть рядом с ним в школе – по возрасту, мы в любом случае попадём в разные классы.
Но самое лучшее, что запомнилось мне в этой поездке – это, конечно, Эдвард. В какой-то момент, когда мы оказались среди довольно густой толпы народа, Джаспер обняв Элис за плечи, притянул её к себе, словно защищая. Вообще-то, в защите она уж точно не нуждалась, но об этом знали только мы четверо, а со стороны это смотрелось очень мило и логично: он – такой большой и сильный, защищает от толпы её – такую маленькую и хрупкую. Так вот, в этот момент, Эдвард точно так же приобнял и притянул к себе меня. Уж не знаю, может у него сработал инстинкт защитника, не поддающийся логике, – я ведь тоже было далеко не беззащитна, – а может он сделал это, чтобы не выделяться из толпы: в этой толчее многие мужчины точно так же оберегали своих женщин. Я не знаю. Но он это сделал, и я наслаждалась каждым проведённым рядом с ним мгновением. К тому же, даже выбравшись из толпы, мы и дальше пошли так же – две обнявшиеся парочки. Элис обняла Джаспера за талию, и я тут же скопировала её жест. Кстати, выше мы всё равно не доставали.
В Порт-Анжелесе Элис таскала нас на романтические комедии. Я наслаждалась фильмом, попкорном, мороженым и близостью сидящего рядом Эдварда, Эдвард мужественно терпел происходящее на экране и моё непрерывное жевание, а сама Элис почти весь сеанс целовалась с Джаспером. Благо, сидели мы на заднем ряду и никому не мешали. Зачем ей нужно было для этого тащиться в кино – было выше моего понимания. Хотя, может так им казалось романтичнее – ведь до этого вдвоём сходить в кино им не удавалось. Впрочем, она могла устраивать эти культпоходы действительно только ради меня. Ну, а интимная обстановка тёмного кинозала располагала к романтике, вот они и пользовались случаем. Жаль, что мне о таком оставалось только мечтать. Как говорится: «Близок Эдвард, да не поцелуешь».
Кстати, во время второго похода в кино мы проходили мимо какой-то лавочки, торгующей игрушками и всякими мелочами, и я в освещённой витрине заметила кое-что знакомое. Ну, конечно, моё второе видение! Попросив ребят минутку подождать, – я не хотела, чтобы кто-то видел мои покупки раньше времени, – я нырнула в магазинчик и уже через пару минут выскочила обратно. В кармане ветровки я надёжно спрятала ото всех заколку с розовым бантом и блестящую наклейку с феечкой. Очень кстати пригодились деньги, которые Элис выиграла у Эммета, с моей, кстати, помощью, а потом отдала мне в качестве карманных.
На следующий день я воспроизвела сцену из своего видения. Эммет проходил феечкой несколько часов, пока не решил переодеть футболку. Никто ему ничего не сказал, даже, к моему удивлению, Розали. Все хихикали втихаря, но над чем, ему не говорили. Ух, как же он за мной гонялся! Мы около часа носились по дому и вокруг него, и Эммет грозил мне всякими страшными карами, если догонит. Не догнал! Он может и быстрее, зато я – проворнее и сильнее. И эта сила помогала мне сигать с земли сразу же на балкон третьего этажа. А Эммет выше второго подпрыгнуть не мог. Да и куча всяких лестниц, переходов и террас давали мне большой простор для манёвра. И потом, гонки гонками, но повредить в процессе погони мебель Эсми ни один из нас не рискнул бы. Поэтому Эммету приходилось притормаживать, чтобы не нанести вещам, да и стенам, непоправимый ущерб, что давало мне заметное преимущество. Вся семья с интересом наблюдала за нашей беготнёй. Вот мы всех развлекли-то, прямо и цирк не нужен, с такими-то родственничками. В конце концов, по телевизору начался бейсбольный матч, Эммет плюнул и сказал, что меня ловить бесполезно, но месть его будет страшна. Не сильно-то я испугалась. Что-то особо нехорошее (вроде зелёных волос) ему надо мной проделать не позволят, а хорошей шутке я буду только рада.
Между прочим, в отличие от моего видения, Эммет не произнёс фразу «Ну, всё, Кнопка, теперь тебе придётся спать вполглаза». Видимо потому, что смысла в этом уже не было. Я могла спать сколь угодно крепко – меня охраняли целых два неспящих глаза. Видения действительно были субъективными – обстоятельства изменились, и видение стало неточным. А могло и не сбыться вообще. Я знала, что именно произойдёт и могла влиять на события. Не дала Элис завести меня в магазин для «Барби». Могла не проделывать трюк с наклейкой. Но помешать Эммету бросить мне яблоко, как произошло в третьем видении я не в силах, если только заранее не предупрежу его об этом. Ведь только от него зависит – бросит он это яблоко, или нет. Кажется, я начала лучше понимать суть дара Элис. Очень удобный дар, не спорю, но я бы такого себе не пожелала.
Ещё один мой талант вынырнул на поверхность примерно через неделю после первого. В тот день младшие Каллены отправились на охоту. Я осталась дома с родителями, которые вернулись с охоты днём раньше. Предполагалась, что молодёжь будет отсутствовать дня два-три, но Эдвард обещал далеко не ездить и вернуться к тому времени, как я буду ложиться спать. Ему совсем не хотелось, чтобы мои кошмары вновь вернулись, ведь никто, кроме него, отогнать их от меня не мог.
Весь день после его отъезда я не находила себе места. Ну, почему он отказался взять меня с собой? Теперь некому его защитить, если вдруг что-то случится. Я ещё помнила слова Карлайла, что их можно убить. Хотя, озвучь я свои страхи, меня бы подняли на смех, но это чувство не поддавалось логике. Я даже готова была вновь пережить свои кошмары, чтобы Эдварду не пришлось, для скорейшего возвращения, охотиться и возвращаться в одиночестве. Но этого я никому объяснить бы не смогла, поэтому, мне оставалось только молча ждать. И я ждала.
Стараясь не показывать своего волнения, я тупо смотрела по телевизору какие-то передачи, даже над чем-то смеялась, когда с экрана раздавался смех, хотя даже не поняла, ситком это был, или ток-шоу. Потом, взяв в библиотеке какую-то книгу, удрала в нашу с Эдвардом спальню. Читать я, конечно, не могла, и слонялась по комнате, рассматривая вещи Эдварда, сувениры, накопленные им за долгие годы. Пролистала старые журналы, переставила диски на полках по алфавиту, потом – по музыкальным стилям, потом – по годам выхода, и, наконец, вернула всё на свои места. Память, как оказалось, у меня была фотографическая, я это давно заметила, но не обращала внимания – в моей семье все были такие. Потом перенюхала всю одежду Эдварда, благо могла чувствовать его запах даже после стирки. Мне кажется, я унюхала бы его и за километр. Кстати, об этой моей особенности в семье ещё не знали – приберегу этот сюрприз на потом.
Затем я ещё пару часов просидела на перилах веранды, с книгой на коленях, глядя вдаль. Но дождалась только приехавшего с работы Карлайла. Посидев ещё какое-то время, я придумала, как ещё я смогу почувствовать себя ближе к Эдварду. Пройдя в пустую гостиную, я села за его рояль, подняла крышку и положила пальцы на клавиши. Казалось, что они всё ещё хранят на себе его прикосновение. Во всяком случае, на них остался более ясный запах, чем на выстиранной одежде. Вдыхая его, я закрыла глаза и представила, как Эдвард сидит за роялем и играет для меня свои любимые произведения. Мелодия зазвучала у меня в голове, и я вся отдалась ей, видя его внутренним взором. Прекрасная мелодия окружала и ласкала меня, проникая в душу, давая почувствовать его незримое присутствие рядом с собой. Не знаю, сколько я так просидела, наслаждаясь разными мелодиями, которые Эдвард играл в моём присутствии – они сливались в попурри, плавно перетекая друг в друга, но вдруг какой-то посторонний звук заставил меня открыть глаза. В дверях стояли Эсми и Карлайл, в изумлении глядя на меня, точнее на мои руки. Ну, да, я положила их на клавиши, чтобы почувствовать близость к Эдварду, но со стороны это, наверное, смотрелось странно. Я опустила глаза на свои руки и тоже замерла в удивлении. Точнее, замерла почти вся я. Вся, кроме рук. Мои пальцы бегали по клавишам, исторгая из них те самые мелодии, которые, как я считала, звучали только в моей голове. Осознав это, я запнулась, мои пальцы застыли, музыка оборвалась.
Оказывается, я умела играть! Я попробовала сделать это уже сознательно, и мои пальцы запорхали по клавишам, словно сами по себе. Мне достаточно было представить мелодию, которую я хочу услышать – и я тут же извлекала её из инструмента, сама не понимая, как это делаю. Просто делаю, и всё! Как и все остальные мои «необычности», это происходило само собой в тот момент, когда было мне нужно.
Карлайл и Эсми были восхищены моим новоявленным талантом. Они утверждали, что играю я просто виртуозно. Думаю, что особой моей заслуги в этом не было – ведь я могла двигаться с неимоверной скоростью, и любой, самый сложный пассаж не мог быть для меня чем-то особо трудным. Но мне всё равно было очень приятно слышать о том, что я играю практически так же хорошо, как Эдвард. И хотя умение играть на рояле не было сверхъестественным, как, например, суперсила, или умение блокировать и отражать вампирские способности, но это ещё больше сближало меня с Эдвардом. Так что я была счастлива, что у меня обнаружился именно этот талант.
Но самый интересный сюрприз ожидал и меня, и всех Калленов спустя три недели после моего появления в их семье. В тот день, а точнее – вечер, мы собрались в гостиной. Каждый занимался своим делом, лишь иногда обмениваясь репликами. Эдвард, как и практически каждый вечер, сидел за роялем, что-то негромко наигрывая. Мы с Элис устроились на диване и возились с моей Барби, которая к этому времени обзавелась гардеробом едва ли не большим, чем у меня. И всё благодаря неугомонной Элис и Эдварду, который продолжал время от времени «включать дядюшку», как я это называла. Иногда, когда Эдварду вдруг казалось, что в какой-то момент мы сблизились чуть больше, чем он себе позволял, он снова резко отстранялся и начинал обращаться со мной как с ребёнком. В таком случае я обычно получала очередной мешок сладостей, мой медвежонок – приятеля, а кукла – новый наряд, мебель или машину. После нашей поездки в Сиэтл, я обзавелась огромным белым кроликом, с очаровательной мордашкой и висящими ушками, а моя Барби – аж целым особняком. А я даже включить «детскую непосредственность» в ответ не могла – дарение обычно проходило на глазах у кого-нибудь из семьи. Так что лёгкий чмок в щёчку, действительно, словно дядюшку, то есть совсем не интересно, – это всё, что я могла себе позволить.
Итак, мы с Элис игрались с куклой, точнее, Элис наряжала её, а я, сидела рядом и подавала ей время от времени всякие куклины причиндалы. И тут я вдруг услышала в голове голос Эдварда: «Странно, я почему-то её не слышу. Не может же она вообще не думать?». Я немного удивилась – с того первого дня Эдвард ни разу не пытался прочесть мои мысли. Так почему теперь решил это сделать?
– Эдвард, даже не пытайся! Ты прекрасно знаешь, что мои мысли тебе не прочесть.
– Но Энжи, я это прекрасно знаю. И в данный момент я пытался услышать Элис.
– Меня? – Элис подняла голову от куклы и, выглянув из-за моей спины, удивлённо уставилась на Эдварда. – Ты хочешь сказать, что перестал слышать мои мысли? Это уже интересно.
– Знаешь, наверное, мне показалось. Я прекрасно тебя слышу, – он пожал плечами и вновь вернулся к пьесе, играть которую прекратил после моих слов.
Элис тоже пожала плечами и вновь склонилась к кукле. По-моему, она увлеклась игрой гораздо больше, чем я.
«Опять её мысли куда-то исчезли. Не понимаю…»
– Эдвард, ну если ты хочешь услышать мысли Элис, так и слушай её. А ты всё время на меня промахиваешься.
– Да я и пытаюсь услышать Элис. Её мысли снова исчезли.
– Что значит «снова исчезли»? – Элис опять вынырнула из-за меня. – К твоему сведению я продолжаю думать, как и всегда. Если бы я действительно умела отключать мысли, мне бы не приходилось каждый раз мысленно болтать всякую чепуху, когда я хотела что-то от тебя скрыть.
– Ну вот, я снова тебя слышу. Такое чувство, словно появляется какая-то помеха в эфире. Это странно. Очень странно. Такого со мной ещё не было.
– А я, кажется, понял, что это за помеха, – вмешался Джаспер. – А ну-ка, Элис, спрячься-ка снова за спину Энжи.
– Не думаешь же ты?...
– А вот сейчас и проверим.
Элис послушно нырнула за мою спину. В голове у меня тут же зазвучал удивлённый голос Эдварда. Он снова ничего не слышал.
– Ну, как? – нетерпеливо спросил Эммет. Все Каллены, побросав свои дела, столпились вокруг нас.
– Он не слышит её. А вот я его слышу, – просветила я окружающих, поскольку Эдвард, похоже, был слишком ошеломлён, чтобы ответить.
– Круто! – восторженно взвыл Эммет, подхватил меня под мышки, выдернул с дивана и, держа на весу, развернул лицом к Эдварду. – А мои мысли попробуй-ка услышать!
– Эммет, немедленно положи Энжи на место! – возмутилась Эсми.
– Да ладно, пускай, – успокоила я её. – Мне и самой интересно. И, кстати, Эммет, он тебя не слышит.
В следующие полчаса Эммет таскал меня по комнате, как тряпичную куклу, загораживался мною от Эдварда, Элис или Джаспера, проверяя, насколько мне удаётся блокировать их дар. Заставлял остальных вставать в ряд или в колонну, друг за другом. Ставил меня на стул на линии между Эдвардом и Джаспером – в этом случае я блокировала их воздействие друг на друга. Поначалу это меня даже забавляло, но в какой-то момент мне стало скучно, и я попросила Эдварда мысленно петь песню, поскольку мне надоело слушать его непрерывное: «Не слышу, не слышу». После этих моих слов Эдвард отобрал меня у Эммета: прямо так, подошёл, взял за талию и выдернул у него из рук. Потом загородил собой ото всех и заявил:
– Довольно. Ты её замучил. Хватит экспериментировать. Давайте подведём итог.
Я тут же воспользовалась ситуацией и, обхватив его руками за талию, высунулась у него из-под руки и показала Эммету язык. Эдвард вздрогнул и напрягся, но вырываться на глазах у всей семьи не стал, – это выглядело бы странно, ведь со стороны мой жест был совершенно невинным и непосредственным. И только я знала, что совсем не по-детски прижалась к нему всем телом и потёрлась щекой о его грудь. Достаточно он от меня шарахался. Пусть терпит и привыкает. Я не требую от него страстных поцелуев и немедленных признаний в любви, но и отстраняться от себя больше не позволю.
Если суммировать всё, что было выяснено в ходе эксперимента, проведённого Эмметом, то узнали мы следующее: моё тело само по себе было защитным барьером. И не только для меня самой. Я физически, своим телом заслоняла всех, кто находился позади меня от воздействия чьего-либо дара. И неважно, сколько человек находилось позади меня. Точнее, вампиров, но это не важно, ведь и людей я, наверняка, защитила бы точно так же. Главное – я должна находиться точно на линии между обладателем дара и головой того, на кого этот дар направлен. Если остальные части тела оставались открыты, то никакой роли это не играло. Главное – загородить голову.
Если я находилась между двумя обладателями дара, то блокировала их воздействие друг на друга. Когда Эдвард, Элис и Джаспер встали друг за другом, то ни один из них не смог воздействовать на Эммета, державшего меня перед собой, как щит. Правда, именно во время этого испытания мне пришлось тяжелее всего. Мысли Эдварда, смена настроений Джаспера, обрывки видений – всё это навалилось на меня одновременно. Бедняги, каково же им жить с этим постоянно! И никакой возможности отгородиться. Хотя…
К этому времени все уже обсудили со всех сторон эту новую особенность моего дара. И пришли к выводу, что дар этот полезен для чьей-то защиты, но тяжеловат для меня самой. Хорошо ещё, что практически применить его мне не придётся. Вот здесь согласиться со всеми я не могла.
Когда все вновь вернулись к своим делам, я отцепилась, наконец, от Эдварда. Всё это время я так и стояла, обняв его за талию и прижавшись к его боку, и ему невольно пришлось приобнять меня за плечи – не держать же руку на весу. Заглянув ему в глаза, я спросила:
– Я хотела бы провести ещё один небольшой эксперимент. Но мне понадобится твоя помощь. Ты не возражаешь?
– Конечно, нет, – улыбнулся он мне.
Ну, конечно, нет. Истинный джентльмен! Разве он может отказать даме в небольшой просьбе? Я подошла к опустевшему дивану, – Элис уже успела убрать оттуда все куклины наряды и уйти сама, – и передвинула его так, чтобы он стоял спинкой ко всей остальной комнате. Эдвард кинулся, было, мне помогать, но встретив мой ироничный взгляд, отступил, вытянув руки ладонями вперёд, как бы показывая, что не будет вмешиваться. Устроив диван напротив телевизора, я уселась с краю, предварительно прихватив с собой пульт. Потом похлопала по дивану рядом с собой, предлагая Эдварду сесть. Пожав плечами, он выполнил мою просьбу.
– Скажи, Эдвард, наверное, тяжело постоянно слышать чужие мысли?
– Я привык.
– Ну, а всё-таки?
– Да, довольно тяжело. Это ведь происходит постоянно. Люди могут не разговаривать, но думают непрерывно. И это невозможно выключить.
– И тебе приходится всё время слушать и слышать? Никакой передышки?
– В общем, да. Я научился не вслушиваться в слова, если сам этого не хочу, но всё равно, этот постоянный гул…. Только на охоте, далеко ото всех, я могу отдохнуть. Но я редко охочусь один. – Он вздохнул и покачал головой. – К чему эти вопросы? Ты ведь и так всё это знаешь.
– Просто хочу кое-что попробовать, – я оглянулась, прикинув расположение остальных Калленов в гостиной. Идеальная дислокация. – А теперь ложись на диван и положи голову мне на колени.
Он посмотрел на меня слегка обалдевшими глазами.
– Лечь к тебе на колени?
– Для эксперимента. И ты обещал! – я нахмурилась и наставила на него указательный палец.
– Да, обещал.
Он вздохнул, а потом растянулся на диване, осторожно пристроив свою голову на самом краешке моих коленей. Я фыркнула, после чего передвинула её, прижав к своему животу. Он дёрнулся, пытаясь встать, но, видимо забыл, что я сильнее. Положив ладонь ему на лоб, я легко удержала его на месте. Встать он теперь смог бы только применив силу, а я знала, что он ни за что не станет этого делать, боясь нечаянно причинить мне боль. И он тоже знал, что мне это известно. На какое-то время мы напряжённо застыли, сердито глядя друг другу в глаза, потом он сдался и расслабился. Победно улыбнувшись, я убрала ладонь с его лба.
– А теперь скажи, слышишь ли ты сейчас чьи-нибудь мысли?
Он на секунду растерялся, потом ошеломлённо взглянул на меня.
– Нет. Вообще не слышу. Потрясающе!
– Наслаждайся. – Я включила телевизор, нашла какую-то комедию, и сделала вид, что смотрю. На самом деле я сама наслаждалась близостью Эдварда. Пару раз он порывался встать, но я его не отпускала. Признав своё поражение, он продолжал лежать, но смотрел не в телевизор, а на меня – я просто чувствовала его взгляд, скользящий по моему лицу. В какой-то момент я опустила руку и стала, как бы машинально, перебирать его волосы. Взгляд мой при этом не отрывался от телевизора, – под определённым углом можно было увидеть наши отражения. На этот раз Эдвард попытался уйти уже всерьёз. Мне пришлось удерживать его обеими руками. Наклонившись к нему, я прошептала так тихо, что даже вампиры, собравшиеся в другой части гостиной нас бы не услышали.
– Расслабься. И не дёргайся. Просто подаришь мне завтра очередную игрушку, например жёлтого слона, вот и всё.
Наши глаза встретились. Мы поняли друг друга без слов. Теперь он знает: мне прекрасно известно, что именно стоит за его подарками и попытками свести на нет любой физический контакт между нами, кроме самого необходимого. И он понял, что я решила больше не идти у него на поводу. И остался лежать у меня на коленях, позволив перебирать его волосы сколько мне угодно.
Хватит! Почти месяц я подыгрывала ему. Почти месяц скрывала свои чувства. Но пора что-то менять. Я сделала первый ход. Теперь посмотрим, что предпримет Эдвард.
Видимо, он принял такое же решение. Этим вечером, когда я легла спать, Эдвард не стал дожидаться, пока я усну, а пришёл ко мне раньше. И ничего страшного не произошло. Мы всего лишь недолго поболтали о сегодняшнем дне, о новой стороне моего дара. У меня мелькнула мысль, что не зря я почувствовала себя его защитницей. Ведь именно эта моя особенность проявила себя сегодня. Защищать. Это было у меня в крови. Я была рождена для этого. Теперь я это поняла.
И хотя мне хотелось бы лежать так, прижавшись к груди Эдварда бесконечно, но знакомое размеренное покачивание очень быстро усыпило меня. Да и спать я уходила обычно в тот момент, когда уже едва держала глаза открытыми. Так что, не прошло и десяти минут, как я отключилась. Последнее, что я запомнила – лёгкий поцелуй в макушку и тихий шёпот: «Спи, моя малышка. Сладких снов». Я заснула с улыбкой на губах. И сны мне снились самые чудесные.
А на следующий день я получила в подарок жёлтого плюшевого слона.
_____________________________________________________
Чем разочаровал Энжи первый поцелуй, и откуда взялся жёлтый слон,вы узнаете в следующей главе «Перемены».
Ждем вас на форуме.
Источник: http://robsten.ru/forum/20-1578-1115339-16-1386088587