- Помогите, - напрягал я голосовые связки, что только усиливало ужасную головную боль, будто мой мозг сейчас лопнет от внутреннего давления.

Мне показалось, что я заметил в дверях Норму: видение было размытым, его перекрывал лунный свет, стелющийся от окна до двери косыми линиями. Я разглядел только краешек платья да каштановые волосы на плечах.

- Норма! - позвал я, с большим усилием приподнимаясь на кровати, что позволило мне, наконец, рассмотреть гостью.

Это была девушка, но не моя знакомая сестра милосердия. У этой были более тонкие черты лица, и одета она была в повседневную одежду, давно вышедшую из моды: такого количества юбок в пол не носили уже лет пятьдесят, как и корсета, стягивающего изящную талию незнакомки. Длинные волосы её были убраны не под косынку, а под небольшую скромную шляпку, а на плечи наброшен плащ.

По виду она походила на горожанку времен Гражданской войны либо чуть позднее, времен Великого пожара.

Девушка повертела головой, а потом показала на себя, удивлённая, что я обращаюсь к ней. Убедившись, что я продолжаю смотреть на нее, мягко вплыла - не вошла, а именно изящно вплыла, как балерина - и остановилась напротив.

Ее гладкая кожа в голубом свечении ночного диска казалась серебристой, нечеловеческой, и чувственные коралловые губы выделялись на ее фоне сочным пятном.

Она была совсем юна, но фасон платья помогал разглядеть и тонкую талию, которую, казалось, я мог охватить пальцами двух рук, и округлую грудь, прекрасный вид на которую открывал вырез декольте.

Девушка смотрела на меня потрясённо, широко распахнув красивой формы глаза, цвета которых я не мог различить в неверном свете луны.

- О, - выдавил я что-то совсем нечленораздельное, пораженный своей способностью в текущем состоянии замечать чью-то безусловную красоту. Эта девушка смотрелась здесь столь же чужеродно, как я, надевший врачебный халат.

- Ты меня видишь, - констатировала она то, смысла чего я не понял.

*

Она шагнула ближе и невесомо присела на мою кровать, сложив тонкие нежные руки на коленях.

- Вы здесь работаете? - очевидно, что нет, но я должен был уточнить это.

- Я здесь живу, - сообщила она с необъяснимой тоской, как что-то очень и очень печальное. Тем же голосом сообщают о смерти близких. Словно девушка была лишена дома и вынуждена была просить приют где-то тут.

- Эдвард Мейсен, - представился я, забыв про жажду и ужасное самочувствие, заворожённый странной встречей.

- Изабелла Свон, - девушка мягко кивнула, и я заметил, как поблескивает алебастром ее белая кожа, словно лунный свет наполняет ее изнутри и проходит насквозь.

- Как вы здесь оказались? - даже голос мой вдруг обрел силу, а боль и лихорадка отступили под натиском интереса к незнакомке.

Матушка не зря говорила мне, что в моем возрасте пора в кого-нибудь влюбиться; мои ровесники вовсю помышляли о семейной жизни, заглядываясь на юных симпатичных девиц, но мое сердце упорно молчало.

И вот, едва разглядев незнакомую девушку, я вдруг ощутил неведомый ранее трепет в груди. Восхищение неземной красотой прекрасной посетительницы не было похоже на что-либо из испытанного мною ранее.

Ещё накануне на приеме я выслушивал болтовню Амелии и ее сестры с вынужденным терпением, подавляя смертельную скуку, а тут, впервые встретив Изабеллу, уже хотел знать о ней все. И даже нелепые светские разговоры, сводящиеся, как правило, к обсуждению погоды либо женских романов, перестали вдруг казаться мне такими уж утомительными и бессмысленными: лишь бы слышать голос. Мы только поздоровались, а я уже искал повод увлечь Изабеллу беседой, чтобы удержать ее рядом подольше.

Чувство возникло столь же быстро, как падающий метеор – я рухнул в неизведанную бездну и стремительно погружался в водоворот новых чувств. Они разрастались, захватывая все моё естество, и если бы кто-то рассказал мне заранее, что я буду повержен столь легко, я бы не поверил, что это возможно.

- Я всегда была здесь, - устало призналась гостья, не сводя с меня глаз, в которых поблескивали отражения лунных дисков, завораживая и притягивая мой ответный взор. – Это мой дом.

- Вы – из семьи владельцев больницы? – смутился я.

Конечно, я знал, что приличная доля медицинских учреждений существует за счет пожертвований государства либо частных лиц, нередко фактически принадлежа богатым меценатам, но никогда владелец, тем более с семьей, не стал бы проживать рядом со смертельно больными пациентами, особенно в дни эпидемии, убивающей горожан.

Изабелла вздохнула, проведя ладонью по бледному гладкому лбу.

- Кто додумался превратить полное радости и жизни место в дом боли? – вознесла она мольбу Небесам, устало воздев глаза. – Раньше тут была гостиница, где путешественники останавливались на ночлег и могли вкусно поесть, отдохнуть от долгого пути и повеселиться, а теперь здесь только хворые да умирающие… Почти исчезла тишина. Я слышу… постоянно слышу их крики и стоны.

- Тогда тебе стоит уйти? – вопрос прозвучал растерянно, так как я не мог понять, почему она не может так поступить. Если у семьи имеются деньги, отчего бы не приобрести более подходящее для жизни жилье?

Она взглянула на меня так, будто мои слова являлись очевидной глупостью. Я понял: по какой-то причине ей некуда было податься, она не по своей воле оставалась тут.

- Ты не боишься заразиться? - Я решил, что девушка вышла прогуляться между рядами опасно инфицированных больных, и невольно забеспокоился за ее здоровье.

- А ты... умираешь, - грустно констатировала она вместо ответа. – Одной ногой ты уже на другой стороне. Тебя ждет долгий путь, мне незнакомый.

- Нет-нет, - бросился возражать я с упорством, удивившим меня самого. - Я не умру. Мне уже лучше!

Я и правда чувствовал себя не таким больным, как накануне: лёгким и почти свободным, как будто лунная посетительница излечила недуг одним присутствием.

Но Изабелла грустно улыбнулась моей вере в чудо и мягко поднялась. Тонкая, затянутая в узкий корсет талия и пышная юбка невольно притянули мой взгляд, когда девушка склонилась над моей тяжело дышащей матерью.

- Эта женщина обречена. – Без эмоций констатировала она, и у меня вся кровь отхлынула от лица.

- Эта женщина - моя мать! - крикнул я в отчаянии, не желая верить жестоким словам незнакомки.

Доктор Каллен сказал – Элизабет выкарабкается! Он обещал мне это!

Изабелла обернулась: на ее идеальном лице не отразилось ни испуга от моей резкой реакции, ни осуждения, ни сожаления. Сочувствия тоже не было. Только огромная и тяжелая, непостижимая для меня, наивного и молодого парня, усталость. Словно сама мудрость взирала на меня глазами юной красивой женщины, познавшей тягот жизни больше, чем любой старик.

- Возвращайся в мир живых, Эдвард Мейсен, - мягко попросила она, и как будто толкнула меня в грудь, хотя этого не могло быть – нас разделяло ярда три. - Тебе ещё рано...

В мою спину будто бы вонзились тысячи игл, а горло сдавили пальцы, тянущие назад с силой, сравнимой с рывком виселицы.

- Нет! - непроизвольно воспротивился я насилию.

Изабелла смотрела, как я отчаянно сражаюсь с чем-то неведомым, страшным и могучим, барахтаясь, как муха в паутине. В последний момент я сумел оглянуться назад, и в ужасе застыл: мое тело, отделённое от души, лежало на постели с закрытыми глазами, а я завис над ним, рассматривая себя.

В следующий миг я будто рухнул в колодец - сила удара о поверхность была столь велика, что на мгновение вышибла из меня весь дух. Подскочив на локтях - теперь уже живой, настоящий - я хватал ртом воздух так отчаянно, словно несколько минут до этого вообще не дышал.

- Изабелла! - повторял я непрестанно, захлебываясь кашлем, зовя её вернуться. Но залитая лунным светом палата была пуста: никого, кроме пациентов в постелях, тут не было.

- Изабелла! - в груди клокотал тяжелая, густая жидкость, а боль, как будто меня переехал поезд, сломав каждую косточку, вернулась с удвоенной силой, но я все не унимался.

- Тише, Эдвард, тише, - попросила мама, пытаясь дотянуться до меня рукой. - Перебудишь половину больницы.

Я в немом ужасе уставился на нее, ещё не придя в себя от пережитого только что потрясения. Глубокие темные круги под глазами женщины, которая до сих пор была для меня целым миром, ее сероватая бледность и свист, вылетающий с каждым словом, вернули меня в реальность со скоростью падающей звезды.

- Мама? - я испуганно схватил ее тянущуюся ладонь и крепко сжал пальцы, словно это могло удержать ее на земле. Я помнил, что сказала Изабелла...

- Конечно, я, кто же ещё, - через силу улыбнулась она. - Тебе приснился кошмар?

Звуки вернулись: я слышал топот ног, на мои крики сбежались медицинские сестры и толпились в дверях. Первой застыла Норма, теребя в руках платок.

- Не кошмар, - удивлённо покачал я головой, вспоминая привлекательные черты призрачной гостьи. Она была так реальна, стояла здесь минуту назад, и поверить, что это был только сон, я оказался не в силах. - Приятное... видение.

Спустя минуту появился доктор Каллен; сестры милосердия посторонилась, пропуская его, и он тут же деловито принялся слушать мои и матушкины хрипы, трогать ледяными пальцами лоб.

- Здесь была девушка, - я отказывался признавать, что она мне всего лишь приснилась. - Позовите ее: Изабелла Свон.

- Конечно, конечно, - готовность врача содействовать просьбе успокоила меня, и я, наконец, устало опустился на подушки. Слабость вернулась, головная боль тоже.

Все ушли, одна Норма осталась со мной. Она заняла в точности то место, на котором до неё сидела Изабелла, но теперь я не мог понять, как в видении мог спутать этих девушек? У Нормы было круглое лицо и курносый нос, а Изабелла чертами походила на древнеримскую богиню, в ней все было идеально.

- Кто такая Изабелла Свон? - поинтересовалась Норма, выказывая участие и пожимая мою слабую руку. Поразительно, но мне хотелось отдернуть ладонь, словно в жесте медсестры было что-то непозволительное, и я тем самым предавал Изабеллу.

- Она живёт где-то здесь, - объяснил я. - Прямо в больнице.

- Я о такой не слышала, - покачала Норма головой. – Она медсестра, новенькая? Или пациентка?

- Нет-нет, она не пациентка, - заспорил я. – Она проживает в этом доме, он вроде бы принадлежит ей. Или ее родителям…

- Я знаю, что больницу содержит какой-то меценат. Но он точно не из местных. Он сам и его семья ни разу здесь не бывали. Ты уверен, Эдвард, что твоя ночная знакомая не обманула тебя? Доктор Каллен знал бы, если б здесь поселился кто-нибудь из владельцев дома. Тем более во времена эпидемии.

Я хмуро отвел взгляд, отчаянно отгораживаясь от очевидной и слишком задевающей правды. Мне не хотелось выслушивать заверения медсестры о том, что Изабеллы не существует – что я её себе выдумал, находясь в болезненном бреду.

Норма опять настойчиво пожала мою руку, и я стиснул зубы, почти ненавидя ее сейчас. Еще недавно мне приятно было с ней общаться: девушка, радующаяся компании в тяжелых больничных условиях, была трудолюбивой и доброй, уча меня премудростям заботы о больных. Но теперь, когда я оказался на месте пациента, слишком велико оказалось разочарование слышать её самый обычный голос вместо нежного сопрано Изабеллы, способной излечить мою болезнь лучше, чем любой врач.

Вскоре осознав, что хорошего собеседника из меня не получится, Норма ушла, сообщив, что отправляется домой, и выразив надежду увидеть моё выздоровление уже завтра.

Стоило за медсестрой захлопнуться двери, как ко мне обратилась матушка.

- Изабелла, значит? – любопытство оживило её потухший взгляд; на миг мне показалось, что на её лицо даже вернулись краски.

Сколько говорила миссис Мейсен о девушке, которая однажды захватит мое сердце? Предрекала её появление? Не счесть. Я отмахивался, не верил. И вот, суждено же этому было случиться тогда, когда я подхватил смертельную болезнь и надежды на спасение почти нет…

Я отчётливо осознавал, насколько близко подошёл к грани между жизнью и смертью, остался один короткий шаг: день? несколько часов до неминуемого? Я не хотел думать об этом, но страшные мысли сами вползали в голову. Я чувствовал привкус железа на языке и понимал: шанс выжить становится призрачнее с каждым мгновением. А именно теперь мне так необходимо было время, чтобы разгадать тайну Изабеллы!

- Мама, можно ли влюбиться с первого взгляда? - тихо спросил я. - Когда человека ещё даже не знаешь...

- Конечно, да. - Элизабет вновь потянулась ко мне, и я схватился за ее ладонь, кажущуюся прохладной оттого, насколько сильным был мой собственный жар. Не знаю, пытался ли я удержать мать рядом или сам нуждался в ее поддержке, но так стало спокойнее.

- Она была здесь, - проваливаясь в мучительный сон, бормотал в полубреду я, - такая красивая… Она нужна мне, я должен у нее кое-что спросить…

- Сынок, пообещай мне одну вещь, - слабый голос Элизабет доносился сквозь подступающее беспамятство, как журчание быстротечной реки. – Поклянись мне, что выживешь! Ты должен – ради нее, ради Изабеллы. Держись за свое чувство к ней, и оно выведет тебя к свету…

- Да, мама…

***

Рассеянный дневной свет едва разогнал сумрак утра, когда я опять очнулся от болезненного забытья. Луна исчезла, вместо нее через окно можно было разглядеть серое облачное небо и услышать за стеной людские голоса. Никогда я еще так не был удручен окончанием ночи.

Мое пробуждение было тяжёлым, как будто меня придавила каменная плита. Всякий раз, когда я открывал глаза, мое состояние оказывалось хуже, чем прежде, совсем не оставляя надежды на выздоровление. Надрывный кашель становился мучительней, а ломота и слабость укорачивали промежутки бодрствования, сознание то и дело покидало моё обессиленное тело и уносилось в бредовые сновидения, наполненные хаотичными образами.

Я смутно вспомнил, едва сумев распахнуть колючие, налитые свинцом глаза, как доктор Каллен заходил ко мне днём, чтобы рассказать об Изабелле.

- Эдвард, прости, - сжал он мое почти нечувствительное предплечье, - мне нечем тебя порадовать. Должно быть, ты где-то об этом услышал или прочитал, и воспоминания выразились в твоём болезненном сне. Изабеллы здесь нет.

- Где же она? - я с трудом узнал собственный голос, вялый и хриплый.

- Дом, в котором мы сейчас находимся, раньше не был больницей. Около пятидесяти лет назад это была гостиница с таверной на первом этаже. Здание было одним из немногих чудом уцелевших в знаменитом Чикагском пожаре, располагаясь совсем рядом с Церковью Святого Семейства. Ты наверняка слышал историю об изменившемся внезапно ветре, стоило огню приблизиться к храму. Заодно с церковью спаслись и соседние здания, в том числе этот дом. Заведение это принадлежало Уильяму Свону.

- Изабелла – его внучка? - хрипло предположил я, ещё не понимая, к чему ведёт Карлайл.

- Изабелла Свон была его племянницей, - мягко сообщил доктор Каллен. – Дочерью кузена, майора Чарльза Свона. Сиротой, жившей в доме дяди.

- Жившей… - не укрылось от меня задевшее за душу слово, и въедливые догадки начали складываться вместе, составляя ясный узор: старинное платье и витиеватая речь Изабеллы, ее голубовато-белая, кажущаяся прозрачной в свете луны кожа...

- Да, - подтвердил Карлайл сочувствующе. - Незадолго до пожара она исчезла. Тело её выловили из реки несколько дней спустя. Поговаривали, что девушка покончила с собой по оставшейся неизвестной причине.

С моих губ сорвалось отчаянное ругательство. Закрыв лицо руками, я отвернулся лицом к стене, не желая размышлять об этом сейчас.

Красивая девушка, в которую я едва не влюбился, умерла пятьдесят лет назад... Злая шутка судьбы, невероятное невезение - то, что я, оказавшись при смерти в больнице, объектом своей страсти выбрал мертвого, давно не существующего человека...

***

День прошел как в тумане. Кроме того, что мне самому было впору отчаяться, Элизабет стало значительно хуже. Много часов подряд она не приходила в себя, и когда я просыпался, каждый раз бредила. Металась по подушке, стонала, задыхалась, а кашель возникал реже, зато выглядел страшнее: словно в лёгких скоро совсем не останется места, куда мог поступить воздух. Подушка то и дело окрашивалась каплями крови.

Я знал: это верный признак скорой кончины. Пока был здоров и на ногах, я сам наблюдал за развитием болезни у других пациентов, и кровь считалась симптомом последней стадии испанки. Когда повреждены лёгкие, уже не могло наступить выздоровления.

Карлайл только вздыхал, наведываясь ко мне, и повторял «ты должен быть сильным, Эдвард». Ему давным-давно пора было отлучиться домой, потому что он провел на ногах двое суток, но он обещал вернуться как можно скорее.

Он был так добр и заботлив, что его уход даже оставил после себя пустоту, как бывает, когда к кому-то привязываешься. Он мне казался спасителем - хотя, по сути, мало что мог сделать для пораженных недугом людей.

Побыв по ту сторону больничной суеты и поносив белый халат, я знал теперь, что медикаментов в больнице не хватает, и все лечение направлено только лишь на снижение высокой температуры - с осложнениями пациенты борются сами. Кому повезло – тот выживает. Таковых было немало, но меньше, чем хотелось бы…

Теперь я не спал. Держа глаза открытыми, с кошмарным чувством неминуемо приближающейся беды наблюдал за матерью. Она дышала тяжело и редко, а кожа ее лица постепенно приобретала сероватый оттенок, заставляя мое сердце обмирать от глубокого ужаса. Я был уверен: она не переживает ночи. И в этом мире я останусь совсем один.

«Ты должен выжить ради нее, ради Изабеллы», - сказала она ещё до того, как узнала, что я видел призрака. Так ради чего мне бороться? Я не представлял, как дальше жить без родителей. Как вернуться в пустой дом, никогда не услышать проницательных речей образованной матери и не выполнить указания строгого и справедливого отца. Как ходить на вечеринки к Уортингтонам или Беннетам, вести адвокатские дела, не закончив образования, на которое вряд ли теперь хватит оставшихся отцовских сбережений.

Я должен буду продать дом, контору отца или найти работу, не связанную с адвокатурой, чтобы оплачивать более скромное жилье и собственное существование. Если я каким-то чудом выживу, я смогу распоряжаться своей жизнью сам, но хотел ли я этого теперь?

А ведь совсем недавно я всерьез размышлял о том, чтобы сбежать на войну наперекор воле родителей, оставить их! И вот... Судьба жестоко показала мне, насколько я не готов к подобному шагу. Прежде солдатская служба представлялась мне заветной мечтой, теперь реальность ударила с силой падающей скалы: мне больше некуда будет вернуться, в этом городе больше не останется тех, кто беспокоится за меня и всегда будет моей опорой, в любом моем решении, даже самом эгоистичном и безрассудном.

Мать не перестала бы любить меня, если б я ослушался ее просьб и все-таки сбежал в армию. Отец не осудил бы мой порыв и позволил завершить обучение, когда - если! - бы я вернулся. Родители приняли бы меня с распростертыми объятиями, как бы черство я не поступил по отношению к ним, и именно это прекрасное чувство теперь безвозвратно ускользало, когда я смотрел на бледное лицо умирающей матушки.

В последние несколько лет я воспринимал себя взрослым мужчиной, способным принимать самостоятельные решения, уверенным в собственном выборе. За два дня я был сломлен, вновь превратился в мальчишку, жалкого и растерянного, с ужасом взирающего на неотвратимо наступающее грядущее, в котором останусь один, где некому будет заботиться обо мне и безоговорочно любить, не требуя ничего взамен.

Я бы отдал многое, отказался от своей мечты, лишь бы родители остались живы и здоровы. Жаль, что ни бог, ни сам дьявол не могли помочь мне обмануть смерть или повернуть время вспять.

Оставаться в сознании в моем состоянии было проблематично, и несколько раз слабость брала надо мной верх. В который раз проснувшись и убедившись, что Элизабет все ещё жива, я обнаружил за окном яркий диск луны – как и накануне, необычного голубоватого оттенка, какого прежде я не видывал.

Косые серебряные лучи снова заполнили палату, и я невольно стал вглядываться в больничный коридор, стремясь увидеть Изабеллу и убедиться, что она настоящая девушка, а не привидение, и в то же время боясь получить подтверждение ее смерти.

Мое тело будто бы разделилось надвое, и если одна его часть всё ещё мучилась от ломающей боли при каждом вздохе, то другая стала лёгкой и свободной, приподнявшись на локтях. Как отличить болезненный бред от истины? Я знал одно: ни о какой Изабелле Свон до этого дня я и не слыхивал, и придумать подобный сон попросту не мог!

- Изабелла! - позвал я, мой голос креп, с каждой минутой возвращались силы. Если это и есть смерть, и после оставления телесной оболочки становится так воздушно и хорошо, то какой смысл в сопротивлении?

- Изабелла! - закричал я, уже почти уверенный, что никто, кроме нее, меня не услышит: гул больничных стонов остался где-то очень-очень далеко, в другом мире.

Фигура, изящно появившаяся в дверях, меня не разочаровала: бледная полупрозрачная кожа, богатая каштановая волна кудрей на плечах и коралловые губы. В девушке все было совершенно, и я испытал странный, ни с чем не сравнимый укол в сердце - как бывает, когда оно сжимается во время долгожданной встречи с тем, кто тебе дорог.

- Ты звал меня? - удивилась она.

От авторов: Дорогие читатели, спасибо за ваше терпение! Вот и новая глава. Как всегда, мы будем очень рады и благодарны любым вашим комментариям здесь, под статьей, и на Форуме.