Глава 4. «Всё растеряно»

«Помолчи меня, полечи меня, поотмаливай.

Пролей на меня прохладный свой взор эмалевый.

Умой меня, замотай мне повязкой марлевой

Дурную, неостывающую башку.

Укрой меня, побаюкай, поуговаривай,

Дай грога или какого другого варева;

Потрогай; не кожа – пламя; у ока карего

Смола закипает; всё изнутри пожгу.

Такая вступила осень под сердце точненько –

Пьёшь горькую, превращаешься в полуночника,

Мешком оседаешь в угол, без позвоночника,

Как будто не шёл – волок себя на горбу.

Да гложут любовь-волчица, тоска-захватчица –

Стучит, кровоточит, снится; поманит – спрячется;

Так муторно, что и хочется – а не плачется,

Лишь брови ломает, скобкой кривит губу.

И кажется – всё растеряно, всё упущено.

Всё тычешься лбом в людей, чтобы так не плющило,

Да толку: то отмороженная, то злющая,

Шипящая, как разбуженная гюрза.

Становишься громогласной и необузданной,

И мечешься так, что пот выступает бусиной

У кромки волос.

Останься ещё. Побудь со мной.

И не отводи целительные глаза».

(с) Вера Полозкова

- Дядя, у тебя руки холодные, - пожаловался Джимми.

- Это потому что ты сам очень теплый, - ответил его собеседник.

Я смотрела на него, не в силах вымолвить ни слова. Он держал Джимми на руках так легко, словно бы тот был куклой, а не весьма крепким ребенком. Джимми с интересом рассматривал его, удобно устроившись в его руках. Даже дочка перестала хныкать и, казалось, заинтересованно разглядывала этого человека.

Он мягко поставил Джимми на землю, взял за руку и подвел ко мне.

- Здравствуй, Белла.

Чуть заметно он улыбался, и его янтарные глаза смотрели на меня с интересом и теплой грустью.

Я с трудом сглотнула и заставила себя ответить.

- Здравствуй. Эдвард.

Произнеся его имя, я наконец поняла, что все происходит на самом деле, и чернота исчезла. Остались только огромное удивление и странная радость, как будто после облегчения боли, которые наполнили меня, стоило мне услышать его голос.

- Эдвард! – я улыбнулась, произнося его имя, и улыбка на его лице тоже стала более явной, как будто отражая мою.

- Белла.

- Мама, дядя так быстро двигается! Он почти летает, мам, это так здорово! – Джимми вырвался из руки Эдварда и схватился за меня. – Мы с ним прямо вылетели с дороги!

Эдвард посмотрел на него с мягким укором, и я усилием воли тоже отвела глаза от ожившей картины моего воображения.

- Джимми, это очень плохо, что ты не слушаешься, - мой голос звучал хрипло и скорее растерянно, чем сердито, так что, наверное, это было не самое лучшее воспитательное внушение. – Сколько раз тебе говорилось, чтобы ты не выбегал на дорогу? Ты понимаешь, что могло случиться? Я не хочу больше возвращаться к разговору о том, что на улице ты убегаешь от меня!

Джимми потупился, показывая, что признает себя виноватым. Я сердито смотрела на него еще несколько секунд и, затаив дыхание, снова перевела взгляд на Эдварда.

Он не исчез, как мне казалось, а стоял на том же месте, и его глаза по-прежнему рассматривали меня внимательно и печально.

Я закусила губу, подыскивая, что я могла бы ему сказать.

- Спасибо, - выдавила я одними губами, показывая глазами на Джимми.

Эдвард коротко кивнул и улыбнулся.

Мы снова замолчали, смотря друг на друга. Эдвард смотрел на меня так пристально, что мне пришлось первой опустить взгляд.

- Как… - я судорожно прочистила горло. – Когда ты приехал?

- Да так, почти только что, - он чуть уловимо пожал плечами. – Решил…навестить родные места.

- Как я… рада тебя видеть! – я почувствовала, что опять улыбаюсь, попыталась взять себя в руки, но не смогла.

- Правда? – его улыбка стала еще ироничнее – и еще грустнее. - Очень хорошо.

- Мам, - Джимми нетерпеливо дернул меня за куртку. – Пошли, нас же дедушка ждет!

Я в ужасе посмотрела на Эдварда. Он так и стоял, словно ни разу не пошевелился во время нашего разговора. И по-прежнему был так красив и так удивителен, что по-прежнему мог исчезнуть в любую минуту.

- Пойдем с нами, - я хотела просто предложить, но интонация вышла умоляющей. – Чарли должен везти Джимми… Мне надо идти…

Эдвард чуть ощутимо вздохнул, подходя ко мне.

- Белла… - на миг я испугалась, что он исчезнет, но после короткой паузы он продолжил, - я провожу вас.

К сожалению, Чарли сегодня был в приступе своего наблюдательного настроения, поэтому он заметил мое взвинченное состояние. Я всеми известными мне способами пыталась показать, что все в порядке, но он все равно пристально наблюдал за мной все время, пока я собирала Джимми.

- Может, позвонишь Джейку, чтобы он его забрал? – неуклюже спросил папа. – А я останусь с тобой. Ты мне дочку дашь, отдохнешь сама…

Верх заботливости! Но сегодня все это казалось мне совершенно ненужным, как будто нереальным.

Чарли непривычно долго обнимал меня на прощание –наверное, заранее просил прощения за то, что весь вечер просидит в гостях у Билли и так надолго оставит меня одну. И в любой другой  вечер я действительно бы огорчилась, но не сегодня. Сегодня, стоило им уехать,  как я сорвалась с места, как малолетняя девчонка. Едва машина скрылась – Джимми, как всегда, долго махал мне на прощание – и я полетела наверх, торопясь скорее закончить все дела. Дождь, так напугавший меня, закончился, и ничего не мешало мне достать другую коляску, устроить в ней все для еще одной прогулки у и торопливо вывезти на улицу уже засыпающую дочку.

Он ждал меня. Мы договорились встретиться в конце моей улицы, чтобы его не увидели соседи. Но стоило мне выйти на дорогу, как он оказался рядом.

- Никого нет, - пояснил Эдвард, как будто пытался объяснить свое резкое приближение. – Я почти не слышу мыслей на этой улице.

Я невольно улыбнулась, заново вспоминая об этой его способности.

- Ты и забыла, да? – он правильно истолковал выражение моего лица, и в его голосе снова звучала чуть уловимая грусть, которой теперь были пропитаны все его интонации.

- Нет, - это было правдой, которую я не собиралась приукрашивать. – Но я… отвыкла.

Он коротко кивнул.

Мы дошли до леса, чтобы нам никто не мешал разговаривать. Почти всю дорогу мы молчали, и я не знала, с чего начать разговор. Эдвард тоже его не начинал, и пристально смотрел на меня, не сводя глаз.

Эдвард подвел меня к маленькой полянке, скрытой за деревьями. Здесь нас действительно никто не увидит и не услышит.

Я поставила коляску рядом с собой, и Эдвард кивнул на бревна, раскиданные под деревьями.

- Сядешь?

Мы сели рядом – Эдвард подстелил для меня свою куртку, чтобы не сидеть на сыром – и я снова оробела, когда его удивительные глаза оказались на одном уровне с моими.

- Ты… - у меня сбилось дыхание от его красоты. Мои воспоминания были лишь бледным отблеском его совершенства! – Ты совершенно не изменился!

Он снова коротко улыбнулся – не потому, что ему было весело, а потому, что мои слова вызывали у него грусть.

- Я и не должен был меняться, Белла.

Конечно, я это знала – его семнадцатилетняя красота никогда не увянет. Но после стольких лет странно было видеть его таким же, как и тогда – как будто он никуда и не уезжал.

- Это вот ты… - продолжил Эдвард таким тоном, как будто описывал редкий шедевр мирового искусства, за которым охотились все коллекционеры, - изменилась. Стала взрослее. И мамой.

Он произносил слова с нежностью, от которой у меня побежали мурашки, и я снова опустила голову. Все это только подчеркивало разницу между нами, и когда я осознала ее, вместе со всеми теми изменениями, которые должны были произойти во мне для его глаз, наружу вырвалась и тоска, неизменно сопровождавшая меня теперь. На кого я была похожа после этих десяти лет? Осталось ли во мне хоть что-то от девчонки, которую любил Эдвард? Как я могу смотреть ему в глаза после всего того, что он сделал для меня – каких усилий стоило ему уехать из Форкса, чтобы я могла быть счастлива с Джейкобом? Сколько силы потребовалось ему, чтобы самому подтолкнуть меня к выбору, когда я не знала, что решить? Сколько такта, чтобы наш прощальный разговор остался таким, каким я его помнила? Мне было так хорошо все эти десять лет – а как провел он это время? Что мне сказать ему сейчас, когда магическая природа снова сыграла со мной злую шутку, и я осталась одна с двумя детьми, хотя мы с мужем по-прежнему любим друг друга?

Оживление и радость встречи с ним улетучилась, и я снова почувствовала, как на меня давит вся усталость и грусть последних месяцев. Стоило ли мечтать об этой встрече? Стоило ли радоваться ей? Вряд ли меня ждет еще что-то, кроме моего одиночества.

Эдвард тактично ждал, пока я возьму себя в руки.

- Можно взглянуть на твою дочку? – он неуверенно кивнул на коляску. – Я еще не успел ее рассмотреть.

- Конечно, - хрипловато сказала я и жадно смотрела, как он легко встает и как будто бы сразу оказывается рядом с коляской, и вся стремительность его движений сразу пропадает, когда он осторожно приподнимает накидку и долго всматривается в лицо спящей девочки.

Это было очень красиво, когда он на нее смотрел. Мне даже не хотелось, чтобы он отвлекался, и мне снова пришлось бы отводить взгляд в сторону.

Я попыталась улыбнуться, когда он снова подошел ко мне и неслышно сел рядом.

- Очень похожа на тебя, - сказал он совсем тихо, все еще смотря в сторону коляски.

- Да, она пошла в меня, - я с трудом сглотнула комок в горле, чтобы заставить себя говорить. – В Джимми от меня меньше. Считается, что старший сын должен быть похож на маму, а дочка на папу. Но у нас все получилось наоборот, - эта фраза меня позабавила.– Как и всегда.

Эдвард не ответил. Я украдкой подняла на него глаза и увидела, что он внимательно смотрит на меня, как будто выжидая, что я скажу дальше. Я снова осеклась, вглядываясь в его дивное лицо.

- Как ты, Белла? – я сразу поняла, о чем он спрашивает. Захотелось опустить глаза и исчезнуть, но я продолжала смотреть на него, придумывая ответ.

Сказать ему, что все замечательно, и я по-прежнему радуюсь каждому дню? Я никогда не умела лгать. Рассказать, как мне обидно и грустно, как я захожусь от тоски по ночам и ищу крупицы радости в своих детях? Вряд ли ему захочется меня выслушивать. Вряд ли мне захочется, чтобы он меня пожалел.

Ответ получился максимально честным.

- Я не знаю.

Он кивнул, снова бросив взгляд на коляску.

- А ты почему приехал? Что-то случилось? – я постаралась задать вопрос обыденным, легкомысленным тоном, как будто мы просто так сидели тут на бревнышках и болтали.

Он оценил мои усилия.

- Нет, - в его глазах мелькнули искорки былой разговорчивости. – Со мной не случилось ничего. Я приезжал сюда несколько раз. Просто так, погулять по знакомым местам. Обычно я наведывался раньше, в сентябре. Только в этом году припозднился.

- Ты приезжал? – у меня вырвался вздох удивления, но я не стала настаивать на ответе, когда Эдвард только неопределенно пожал плечами. Мы оба прекрасно знали причины, почему он не искал встречи со мной в свои приезды.

- А… - я снова попыталась принять попытку поболтать. – Ты приехал один? А как Элис? Карлайл? Эмметт? Как все ваши? Расскажи мне о них!

Он снова коротко улыбнулся моим усилиям.

- Все у всех хорошо, - кивнул он. – Мы по-прежнему семья. Карлайл работает в больницах – за эти годы мы сменили несколько городов. Эсми участвовала в нескольких крупных проектах, а недавно организовала собственное архитектурное бюро, руководит им дистанционно. Ей помогает Розали – хотя ей не очень часто хочется работать. Эмметт сейчас учится на инженера – он уже предпринимал такую попытку лет тридцать назад, и сейчас решил повторить. Они часто путешествуют, чаще нас всех. Джаспер почти совсем преодолел свои сложности с самоконтролем. Защитил диссертацию по философии. Элис очень им гордится, - Эдвард остановился на этом имени. – Собственно, Элис… единственная, кто сейчас знает, что я здесь.

Элис! Моя милая подруга, которая больше всех остальных Калленов огорчилась решению, которое принял Эдвард. Которая отнеслась к нему с наибольшим скептицизмом. Которая настояла, несмотря на мои горячие просьбы, чтобы мы не переписывались и не связывались не только с Эдвардом, но и с ней.

- Конечно, Элис всегда все знает! Она увидела тебя со мной? – я попробовала пошутить, но Эдвард не улыбнулся.

- Белла, если честно, то Элис очень давно вообще тебя не видела.

- О! – я удивилась. – Не видела? А сейчас?

Я поняла, что Эдварду не очень хочется отвечать на мой вопрос.

- В этот раз… я решил приехать сюда именно потому, что Элис позвонила мне и сказала, что ты снова появилась в ее видениях.

Это было почему-то приятно.

- Да? Элис меня вспомнила и решила посмотреть мое будущее?

Что-то в лице Эдварда говорило, что дело было не так.

- Нет, Белла. Элис стала снова тебя видеть не потому, что захотела, а…

До меня наконец дошло. Снова как будто камнем придавило грудь, и пришлось глубоко вздохнуть, прежде чем продолжить:

- Потому что моя жизнь перестала быть связанной с оборотнем.

Эдвард отвел глаза. Беззаботная болтовня снова не получилась.

- Прости, - тихо сказал Эдвард. Я не очень поняла, за что он просил прощения, и все еще дышала глубоко и с трудом.

- Я приехал просто посмотреть, что с тобой все в порядке, - тем же извинительным тоном продолжил Эдвард. – Что ты… ни в чем не нуждаешься… и прочее, - он явно не знал, как продолжить, а это с ним редко случалось.

- И все остальные годы… Ты тоже так приезжал? За этим? – слышать то, что он следил за моей жизнью, было странно. Я была очень удивлена, приятно и неприятно, и знать об этом было лестно и жутко стыдно.

Он медленно кивнул, как будто признавал свою вину, и внимательно проследил за моей реакцией.

- Не то чтобы я следил за тобой, Белла. Мне достаточно было приехать в город, узнать, что с тобой все в порядке, все хорошо. Я даже не приближался к дому Чарли, хотя знал, что ты была там. Мне казалось это… слишком уж мелодраматичным, что ли, - в голосе не было слышно улыбки его собственной шутке. – Чаще я узнавал все, что мне надо, из мыслей людей. Потом… посещал несколько своих любимых мест. И уезжал, - он снова взглянул на меня своими удивительными глазами. – Так что я не делал ничего противозаконного. Просто мне было… приятно узнавать что-то о твоей жизни.

Я усилием воли отпустила закушенную от стыда губу. Но в его глазах не было ни обвинения, ни желания чего-то доказать. Он по-прежнему смотрел мягко и печально.

- Эдвард, а ты? Чем ты занимался все это время? – вдруг мне захотелось знать все-все о каждом дне его жизни, которую он самоотверженно выбрал для себя.

Эдвард вздохнул, явно готовясь четко подбирать слова.

- Да много чем, - он улыбнулся. – Закончил еще раз школу, можешь меня поздравить. Поездил немножко, заполнил белые пятна на карте, на которых раньше не побывал. Прочитал еще пару тысяч книг… Много писал, - об этом он сказал чуть тише. – Ответил на два миллиона сто пятьдесят тысяч глупых шуточек Эмметта. И угрожал Элис свернуть ей шею… где-то миллион раз.

Он не рассказал мне ничего, кроме того, о чем бы я и сама могла догадаться.

- Тебе было хорошо? – вопрос был глупым, но кто знал, сколько еще времени пройдет до того, как он снова исчезнет? А мне важно было знать.

Он не хотел отвечать мне, и мотнул головой, как будто этот вопрос показался ему глупым.

- А тебе? – янтарные глаза снова просветили меня насквозь, как рентгеном. – Тебе было хорошо?

Я быстро заморгала. Вспоминать прошлую жизнь сейчас всегда было непросто. Но вспоминать об этом с Эдвардом – почти невозможно.

- Да, - я попыталась сглотнуть комок, подступающий к горлу.

- И ты ни о чем не жалеешь?

Это было жестоко, спрашивать меня сейчас о таком. Я пожала плечами.

- Если тебе было хорошо, то я ни о чем не жалею, - сказал он исчерпывающе, опять промолчав о своих чувствах.

- Пока это все не случилось… - я сделала вид, что крайне заинтересована своими шнурками, чтобы не смотреть ему в глаза. – Только пока это все не случилось…

Его лицо застыло, что сделало его похожим на античную статую. Я не знаю, что бы я сказала дальше, но в этот момент проснулась дочка, и я торопливо встала к коляске.

Она спала еще мало и выспаться явно не успела, поэтому мы довольно долго ходили с ней по поляне, бормоча всякие обычные спальные присказки. В конце концов она заснула у меня на руках, когда я снова села к Эдварду, завернув ее в одеяло.

- Прости, - шепнула я неуверенно. Эдвард, как обычно, демонстрировал свое безграничное терпение. – Она всегда капризничает, когда надо спать, и все время просится на ручки.

Он улыбнулся так, как раньше не улыбался – у меня снова побежали мурашки от нежных искорок, заплясавших в его глазах.

– Как ее зовут?

- Тэсс, - после короткой паузы ответила я. – И все называют ее Тэсси.

- Тэсс, из рода Блэков, - задумчиво повторил он. Что-то в ее имени было ему приятно. – Тэсси. А почему Тэсси?

- Так звали… - я чуть помедлила. Раньше мы не упоминали в разговоре это имя, хотя оно все время незримо присутствовало в лесу. – Так звали маму Джейкоба. Он очень хотел, чтобы мы назвали дочку ее именем, - я опустила глаза.

- Тебе что-то не нравится в нем? – Эдвард мигом просек то, в чем я никогда никому не признавалась.

- Почему тебе так кажется?

- Я не знаю. Ты делаешь паузу перед этим именем. И вообще редко его произносишь. Говоришь просто «дочка». Я заметил.

Я вздохнула.

- Да нет, я никогда не имела ничего против. Еще до ее рождения мы знали, что она будет Тэсси, и я не возражала. Только когда она родилась… - я чуть крепче перехватила малышку, - я как-то… никак не привыкну. К ее имени. Смотрю на нее и как будто не знаю, как ее зовут. Тэсси и Тэсси, мне мало что говорит это имя. Как будто девочка для меня одно, а ее имя – другое.

Эдвард внимательно посмотрел на нее и откинулся назад.

- Мою маму тоже звали Тэсс, - вдруг сказал он и улыбнулся. – Когда я был еще человеком. Ее имя было Тэсс Элизабет. И все называли ее Тэсси.

- Правда? – я удивилась. – Надо же! А мне казалось, это редкое имя! Есть же еще песня такая, про Тэсси. Группы «Сумерки», знаешь? Мы очень любим их песни. И эту ставили на ее крестины.

Он продолжал улыбаться, смотря на меня с лукавым интересом.

- Да, я вроде как слышал, - сказал он размеренно, как будто в моих словах было что-то важное для него. - А ты слушаешь группу «Сумерки»?

- Да, так много! Мне все песни нравятся, с самого первого альбома. Для нас раньше это вообще была как семейная музыка. Мы слушали все диски, наверное, по тысяче раз. И сейчас я как будто дня не могу прожить, чтобы не послушать их песни. У меня даже дети их узнают.

Эдвард улыбался, и его улыбка стала чуть живее, как будто он впервые обрадовался по-настоящему.

- Мне тоже они нравятся.

- Да? Это приятно, - почему-то я тоже осмелела, когда увидела его радость, пусть она только еще проклюнулась из глубины его глаз. – Все их песни для меня как члены семьи. Они какие-то, удивительно… отражают все, что я чувствую. Мне иногда кажется, что этот Карлос Эдссон – мой друг, который пишет специально для меня, потому что знает, что мне понравится!

Эдварда опять позабавили мои слова.

- Белла, а ты все такая же! – снова в его голосе слышалась печаль и воодушевление человека, нашедшего то, что давно искал. – Надо же, а я так боялся, что ты изменишься! – он чуть слышно засмеялся, не отводя от меня глаз.

Я невольно залюбовалась им. Эдвард тоже был удивительно такой же, каким я его помнила, и от этого мне становилось еще труднее поверить, что он действительно сидит рядом. И несмотря на все сложности и прошлое наших отношений, с ним было хорошо. Легко и приятно. И очень спокойно.

Я уже успела отвыкнуть от такого спокойствия.

- Ты не рассказал мне… Как ты жил.

Улыбка снова стала картинной.

- Да? А мне казалось, я обо всем упомянул.

- Нет, ну да… - мне захотелось сказать ему так много, а слова и мысли путались, поэтому разговор скорей напоминал что-то бессвязное и тупое. – Но ты не про себя… А как ты жил?

Он знал, о чем я спрашивала его. Какой казалась ему жизнь после отъезда из Форкса. Чем он занимался в свободное время. О чем думал, сидя в сотый раз на уроках в выпускном классе. Какие книги из прочитанных ему запомнились. Что он обсуждал с Карлайлом. О чем шутил с Эмметтом. Какие мелодии наигрывал на пианино, когда отдыхал. Что делал ночами, когда все члены его семьи расходились по своим комнатам, и он оставался один. Один, как я.

- Белла, я… я жил не так плохо, как мне думалось и ожидалось, - я видела, что он тоже хотел подобрать нужные слова, и тоже ответил честно, не сумев подобрать их.- Я думал, что мне будет нестерпимо грустно, когда я уйду от тебя. Но так нестерпимо… было, наверное, только поначалу. Я был готов, или думал, что готов к этому. Но ты была счастлива, и я это знал. Я узнавал о тебе радостные вести. Ты жила настоящей человеческой жизнью – это и было то, чего я желал тебе. Я… не впервые заставлял себя ловить радость там, где должен был, хотя я редко ее там видел.

Дочка глубоко дышала у меня в руках, и я, замерев, слушала Эдварда.

- Я много писал и путешествовал, и мне было интересно – настолько, насколько что-нибудь могло мне быть интересным. И я… продолжал ту жизнь, которая бы была у меня… если бы мы не встретились. Просто она перестала казаться мне бессмысленной. Она была всего лишь… потерявшей тот смысл, который в ней был.

Я не знала, что ему ответить, и мы долго молчали, сидя рядом на бревнах в сыром осеннем лесу.

- Почему ты ушел тогда? – я долго не решалась задать этот вопрос. Но уже темнело, и я не знала, сколько времени он еще пробудет со мной, и удастся ли нам еще когда-нибудь поговорить с ним. – Я даже не представляю себе, как ты смог уехать тогда, как тебе удалось… сделать это так спокойно.

- Разве, не представляешь? – искры радости снова исчезли из его глаз, и он смотрел на меня так же, как и при встрече, печально и всепоглощающе. Он глубоко вздохнул и чуть наклонил голову в мою сторону. – А ты ответишь мне… почему ты ушла от Джейкоба? И как ты смогла?

Сама напросилась, придется отвечать. Но почему-то рядом с Эдвардом рефлексия давалась мне легче и без обычных болезненных ударов совести. Наоборот, было приятно, что я могу довериться кому-то, кто знал все, как есть, без всяких уловок и недомолвок. Было приятно наконец поделиться тем, что мучило меня все темнеющими и все удлиняющимися ночами.

- Это… просто. Наше с ним время кончилось. Нам с ним было хорошо, ему со мной было хорошо. Но мы не можем и не должны идти против природы. Ему было суждено быть не со мной. Я не могу ничего с этим поделать, я просто должна уйти с дороги, освободить место, чтобы они были счастливы. Им ведь было суждено быть счастливыми вдвоем, так устроено в их природе, в их мире. Я из другой жизни. Я не должна вмешиваться в их мир.

Эдвард слушал очень внимательно и закрыл глаза где-то на середине моего монолога. Я тяжело выдохнула. От гладких формулировок и всплеснувшихся чувств снова всколыхнулась усталость, не ослабляющая своей хватки. И в то же время я почувствовала облегчение, как будто вытащили гноящуюся занозу, не позволяющую заживать открытой ране.

- Вот видишь, Белла, - очень медленно, даже для человека, он открыл глаза и посмотрел на меня. Вздохнул и медлительным, будто вопросительным движением протянул руку и дотронулся до моих пальцев, лежащих на детском одеяле.– Все ты прекрасно себе представляешь.

Я затрепетала от давно забытого ощущения электрического тока, бегущего по телу. Новая, теплая горьковатая нежность сдавила горло. Эдвард не сказал почти ничего, но я поняла его, и тут же как будто исчезла та огромная разница, зиявшая между нами. Мне вдруг захотелось продолжить говорить и рассказать ему все, все, что радовало и мучило меня все эти годы, все то, что было у меня хорошего и плохого, все мои мысли и разговоры, все, что вертелось вокруг меня в бессонные ночи и чем я забивала себе голову в расписанные по минутам дни; говорить, говорить и видеть, как он слушает меня, как его глаза загораются и переливаются в мутнеющем свете низкого неба. Захотелось, чтобы мы никогда не уходили отсюда, и он успел бы выслушать все, и говорил бы сам, о самых незначительных мелочах и о каждом вечере своей жизни, с его занятиями и переживаниями, его мыслями, так походившими на мои, его мечтами, которые были у нас похожи. Чтобы все вокруг исчезло, и только мы могли бы сидеть рядом, чтобы понимать друг друга вот так, несомненно, полностью и без лишних слов.

Я захотела броситься к нему, прижаться к груди, распластаться по его холодному телу. Но на руках у меня спала дочка, и тело как будто налилось свинцом, чтобы я могла сделать что-то стремительное.

Перехватив девочку чуть половчее, я попыталась удержать его руку в своей и с трепетом почувствовала, как его пальцы крепче переплетаются с моими.

- Когда ты уедешь? – я не замечала, что плачу, пока слезы не переполнили глаза и не потекли по лицу теплыми струйками.

Ответ прозвучал хрипло, как будто бы голос изменил ему тоже.

- Я еще не решил.

- Не уезжай, - я хотела просто предложить, но снова вышло так, как будто бы я умоляла его. – Не уезжай, останься… Хоть ненадолго.

Наверное, я выглядела ужасно жалкой, и, возможно, эгоистичной и неблагодарной, но это мало меня заботило в ту минуту.

Эдвард провел по моему лицу ласковой прохладной ладонью, вытирая слезы.

 И улыбнулся.