Глава 13. Лучшего ангела.

"Я, матерь божия, ныне с молитвою

 Пред твоим образом, ярким сиянием

 Не о спасении, не перед битвою,

 Не с благодарностью иль покаянием.

 Не за свою молю душу пустынную,

 За душу странника, в свете безродного.

 Но я вручить хочу деву невинную,

 Теплой заступнице мира холодного.

 Окружи счастием душу достойную,

 Дай ей сопутников, полных внимания,

 Молодость светлую, старость покойную,

 Сердцу незлобному мир упования.

Срок ли приблизится часу прощальному -

 В утро ли шумное, в ночь ли безгласную, -

 Ты восприять пошли к ложу печальному

 Лучшего ангела душу прекрасную".

        М.Ю. Лермонтов

Яростное волчье рычание не  заглушало отчаянный детский плач, доносившийся из-за деревьев.

- Уходи, - повелительно говорил человек, стоящий на поляне. – Твои просьбы ничего не значат для них; ты ничего не добьешься, кроме того, что они снова полезут в драку. В прошлый раз чудом удалось избежать кровопролитья; не заставляй меня думать, что ты добиваешься его нарочно.

Стоя на коленях в помятой траве, Белла умоляюще сложила руки. Она выглядела обманчиво хрупкой, смотря снизу вверх на огромного, мускулистого мужчину; ветер трепал ее волосы, и жемчужный блеск облаков отражался от ее бледной и гладкой кожи неживым блеском.

- Пожалуйста, - повторила она срывающимся голосом. – Прошу тебя, хотя бы недолго. Хотя бы посмотреть издалека. Умоляю тебя, Джейкоб. Пожалуйста.

- Я не могу, - резко мотнул головой ее собеседник. – Я не могу и не считаю нужным, Белла. Мало того, что ты и твоя компания объявлены врагами номер один по всей округе; это не нужно и им самим, Белла. Они почти привыкли, скоро они перестанут спрашивать о тебе каждый день.  С ними все в порядке, и ты знаешь, что я буду следить за тем, чтобы так и продолжалось. Твое присутствие нежелательно и неполезно. Я понимаю, что ты чувствуешь, Белла, но это был твой выбор. Ты принимала решение сама. Меня тоже удивила реакция племени, но я не могу не согласиться, что Сэм отчасти прав. Нам всем будет лучше без тебя, а тебе без нас. Поэтому не приходи больше и не проси о встрече. Ее не будет, и ты только причинишь вред им обоим. И я не ручаюсь, что мне удастся предотвратить битву, если ты снова здесь появишься.

Руки Беллы бессильно упали в траву. Я хотел подойти к ней, утешить, пообещать, что я все устрою, все исправлю для нее; я хотел убить ее врагов, пойти на любой грех, чтобы исполнить ее желания, чтобы не видеть, как в ее глазах день ото дня становится сильнее непримиримая, нетерпимая боль. Но я не мог. Я не имел права. Я, только я был причиной этой боли; я заставил ее расплачиваться за совершенный мною грех в моем собственном аду;  я был виноват в том, что Белла лежала сейчас на истоптанной желтой траве, скованная нетерпимой судорогой несчастья, рвала на себе волосы, билась в бессилии и зарывалась в землю, пытаясь не слышать, как где-то за лесом двое детей снова плакали, пытаясь получить ответ, где их мама.

Я очнулся.

Темные ветви деревьев рассекали ночной воздух холодно и беспристрастно.

- Нет, Элис, - я впился взглядом в светящееся в темноте лицо, в лихорадочном поиске признаков неправды. - Элис, пожалуйста. Скажи нет. Скажи, что это неправда. Прошу тебя.

Я почти увидел, что она поддается. Как она запрокидывает голову назад, иронически прищуривается, и уголки ее рта задорно ползут вверх. Мы обзываем друг друга всяческими нелестными прозвищами, я гоняю ее парочку кругов вокруг поляны, ломаю от злости и облегчения ствол елки или сосны, и мы весело смеемся, радуясь, что нам не надо снова поддерживать друг друга в невзгодах.

Но Элис  только грустно смотрела на меня, сколько я ни просил.  Мне было слышно, как она изо всех сил старается отвлечься, чтобы я мог не видеть образы из ее мыслей. Бесполезно. В ее голове беспрестанно вертелась одна и та же картинка из ее последнего видения - видения, рассказать о котором она и приехала в Канаду, где были мы с Беллой. Видения, которое будет отныне разъедать мой мозг всю оставшуюся вечность.

- Прошу тебя, Элис.

- Эдвард, мне очень жаль.

Я бессильно опустился на траву. Если бы я был человеком, можно было бы списать это на то, что у меня подломились колени, или что огорчение сделало меня слабым. Но я не был человеком. Поэтому я просто сел на траву, обхватив руками голову - человеческий жест, бессмысленный для такого, как я.

Еще час назад мне казалось, что этот мир был самым прекрасным местом на свете. Час назад мы с Беллой купали ее девочку и по-детски дурачились, пока она засыпала. Час назад я сидел рядом с Беллой на краю ее постели, и она улыбалась мне, бормоча в полусне какие-то слова. Час назад мне казалось, что я наконец-то дождался счастья.

А потом Белла заснула, и я отправился на встречу с Элис. Совсем недалеко - свет от окон моей кухни, где мы совсем недавно ужинали с Беллой и Тесси, как полноценная  счастливая семья, свободно просачивался сквозь негустую крону ближайших деревьев. Элис пришла раньше меня, а поэтому, еще не дойдя до места встречи, я уже знал, что она хочет мне сказать.

- Эдвард, я... послушай, вдруг все устроится не так уж и плохо? - голос Элис не звучал уверенно. - По сути, никто не знает, что лучше, а что хуже, может быть...

- Не надо, Элис, - я поднял на нее глаза, я хотел  посмотреть на нее успокаивающе и мягко, но не получилось. Она отшатнулась от моего взгляда. - Не надо утешать. Давай помолчим.

Она неслышно села на траву рядом. Я чувствовал на себе ее взгляд. Мне хотелось сказать ей... что-то хорошее. Что мне жаль заставлять ее то и дело дергаться из-за моего будущего. Что мне тяжело видеть, как она год за годом расстраивается из-за меня. Попросить у нее прощения и поблагодарить за то, что она всегда была самой понимающей из всех моих названных сестер и братьев.

Но мы сидели на мерзлой траве и молчали. Два уродца из племени монстров, мы уже пожинали плоды того, чего пока еще не случилось.

- Жаль, я не могу увидеть, что будет с детьми, - сказала вдруг Элис. - Если бы можно было что-то знать...

Я тут же увидел их - не в ее, а в своих мыслях. Смуглого мальчонку, который сначала ждал, чтобы обрадовалась мама, и только потом радовался сам. Девочку, которая отказывалась засыпать, если мамы не было рядом.

- Этого не будет, Элис.

Мой голос инородной тональностью вклинился в темный лес.

Элис вздохнула. Недавние видения снова поползли в ее мыслях, заполоняя мой мозг.

Я повторил для верности.

- Того, что ты видишь, не будет.

- Я не вижу других вариантов, Эдвард.

Я зарычал.

- Ты можешь их просто не видеть.

- Это вряд ли, я слежу за всем, чем можно...

- Ты сама много раз говорила, что твои видения субъективны.

- Но не при такой степени четкости!

- Но у нее должен быть выбор, Элис. Выбор есть всегда.

Элис поджала губы и снова опустила глаза. Не согласилась со мной. И правильно, со мной уже давно бесполезно было соглашаться.

Я встал на ноги медленно, как встают усталые люди. Я не был человеком, поэтому это выглядело глупо. Но я и полсекунды не стал думать об этом. Все снова стало на свои места. Очень скоро для меня опять наступит время, когда все на свете будет мне безразлично.

Элис сидела и грустно смотрела на меня снизу вверх.

- Спасибо, Элис, - сказал я выдержанно. - Я очень благодарен тебе за все. Твоя помощь... неоценима.

- Мне жаль, Эдвард, - повторила Элис. - Я так хочу, чтобы ты хоть когда-то обрел... то, что ты ищешь. Покой?

Ну да. Потому что света я не заслужил.

- Я позвоню тебе, Элис, когда все... снова как-нибудь образуется.

Она заколебалась. По ее видениям, вся семья будет приведена в боевую готовность многим раньше моего звонка. По ее видениям, поступок, который я почти согласился совершить, ввергнет нас всех в состояние новой войны с нашими врагами, какой мы не вели раньше. И в другие возможности Элис не верила. Думала, мне не хватит выдержки и силы. Думала, что изменить будущее я не смогу.

Но у Беллы должен быть выбор. Выбор есть всегда.

Годы дружбы со мной научили Элис мудрости: она не стала спорить со мной сейчас.

- Я буду ждать... известий от тебя. Мы все будем ждать.

- Да, конечно. Передавай привет... Джасперу. И остальным.

- Все будут очень скучать по тебе.

- Да уж точно. Не было печали, пожалеем-ка мы нашего хандрящего старичка. Как меня теперь будут называть дома? Везунчик-Эдвард? Разжигатель войн?

Я говорил слово "дом" и как будто не понимал его значения.

- Эдвард, твой юмор иногда... По отношению к себе ты такая саркастичная язва!

- Ты тоже настоящая прелесть, Элис; мелкий и любопытный вампиреныш с всевидящим оком.

От юмора у меня внутри как будто натянулись тугие струны. Если бы я был человеком, можно было бы сказать, что наши обычные шутки, столь неуместные в эту минуту, причинили мне боль. Но я не был человеком. Даже на душевную боль я не имел права.

Я бросился к дому, даже не дожидаясь того, что Элис скроется из виду. Я знал, что с ней все будет в порядке, она всегда была в порядке. Лишь мне предстояло теперь сделать так, чтобы риск не угрожал никому. Только мне.

Раз, два, дуновение ветра. И вот я уже снова в своем доме. В доме, который я построил, когда жизнь в семье, где все любят тебя и переживают за твое состояние, стала невыносимой. В доме, где я скрылся от сочувствующих взглядов и ласковых утешений, от чувства, что ты больная овца в здоровом стаде. Где одиночество воспринималось легче без вида того, как ночами пустеет общая семейная гостиная, и я единственный из всех остаюсь в ней наедине с роялем. В доме, где Белла и я были счастливы целых шесть дней подряд.

Шесть дней? Видать, Эдвард, большего за сто тридцать лет ты не заслужил.

Два дорогих сердца ровно бились в спальне, органично вливаясь в еле слышную, размеренную ночную сюиту. Здесь, в доме моего одиночества, маленькая Тэсси словно по команде перестала капризничать ночами - она спала ровно и глубоко, с удовольствием останавливаясь внутренним взором на картинках, которые всплывали из подсознания в ее снах. В основном эти картинки показывали ей маму, но только не такую, какой ее видел я. Тэсси помнила Беллу такой, какой она была в первые месяцы ее жизни. Даже во снах девочке  недоставало того счастливого спокойствия, которое тогда излучали Беллины глаза.

Мне тоже будет недоставать ее тихого сонного дыхания и ярких, образных детских мыслей, которые иногда так четко подмечали то, что заметит не каждый взрослый.

Мне будет не хватать ощущения, что я мог бы заменить ей ее отца, и этим восполнил бы в себе невосполнимую пустоту своего вечного сиротства.

Но все это было ничем по сравнению с тем, что я должен был дать выбор Белле.

Моей Белле.

Глубоко вдохнув воздух комнаты, я сосредоточился на ощущении благостного огня, ухнувшего вниз по глотке. Странно, но даже то, что без Беллы терзавшая горло жажда тоже исчезнет, ощущалось как потеря, которую я снова не знал, как пережить.

Дежа вю. Так бы я сказал, если бы был человеком. Потому что у людей все воспоминания кажутся размытыми, подернутыми пеленой неверной человеческой памяти. А я помнил четко все до последней подробности. Все, что хотел бы забыть.

Как путник бросается к желанному глотку в пустыне, так я приник к изголовью Беллы. Она спала спокойно и устало, свернулась под одеялом в теплый клубок и расслабленно отдавалась ненавязчивой ласке мягкой постели. Ей было хорошо; с первого дня, как мы приехали сюда, ее ночи перестали быть тяжким испытанием. Сон приносил ей отдых, и она просыпалась радостной. Ее улыбка, когда, открыв глаза и метнув проверяющий взгляд в сторону колыбели, Белла нащупывала мою руку, было самым главным, с чего мог начинаться наш день.

Мы проводили каникулы, делая только то, что нам хотелось. Бесхитростные, безыскусные радости; счастье было тихим и спокойным, можно было назвать его малонасыщенным, если бы оно не казалось таким настоящим. Не знаю, что сказали бы по этому поводу Эмметт, Элис или Карлайл, совпадали ли их представления о счастье моими. Но мне, вряд ли мне нужно было что-то еще. Просто быть с Беллой каждый день. Каждое утро видеть ее улыбку - сонную и уже думающую о чем-то. Завтракать втроем с ее девочкой, как будто мы все вместе - семья. Укутываться потеплее и уходить на неторопливые прогулки по окрестным лесам - мы бродили по тропинкам и вдали от них, мы шли туда, куда хотели, и я нес Беллу с девочкой обратно, если, бывало, мы забирались слишком далеко. Почти лениво мы дожидались вечера, слушаясь своих таких же ленивых, мирных желаний. Уложив девочку спать, мы оставались вдвоем, и это было так же волшебно, как когда нас было трое, и так же волшебно было, когда Белла радостно и легко засыпала, а я сидел рядом с ней и любовался ее сном.

 Всего шесть дней счастливой жизни с любимой женщиной. Даже для человека этот срок казался смешным, что уж говорить обо мне. Шесть дней - за все те упования, которые ты лелеял, Эдвард Каллен.

Но у Беллы будет выбор. Он есть всегда.

Мне бы хотелось, чтобы утро никогда не наступало. Эта ночь, холодная и прозрачная, когда ноябрь медленно перетекал в декабрь, когда осень навсегда превращалась в зиму - эта ночь была последней ночью, которая мне осталась. Завтра, несмотря на все наши планы, я уговорю Беллу вернуться обратно в Форкс. К ее семье. Я знал, что она согласится, потому что до сих пор колебалась в правильности выбранного решения. Я знал, что поступлю правильно - гораздо более правильно, чем собирался поступать до прихода Элис. И в отличие от нее, я был уверен, что мне хватит воли. Не в первый раз мне приходилось делать правильный выбор, с которого все начиналось и которым все заканчивалось теперь.

Наверное, я никогда и не верил, что все получится так, как мне бы хотелось. Даже когда все складывалось в мою пользу, не верил в то, что наступит день, где мне будет хорошо.  Где не нужно будет постоянно держать себя в рамках, не позволяя выпустить из-под контроля жажду. Где не нужно будет терзаться совестью, что ты лишил жизни единственное существо, чья жизнь была тебе дороже всего на свете. Я слабо представлял себе возможность того, что я обращу Беллу, и она станет вампиром.

В последнее время она все чаще стала просить меня об этом; снова, как и десять лет назад, это стало ее целью, почти навязчивой идеей. Она то и дело сыпала аргументами, которые опровергали мои доводы многолетней давности: ты хотел, чтобы я пожила человеческой жизнью, говорила она, так я уже сыта ею по горло.

- Ты посмотри на меня! - твердила она с тем упрямым выражением, которое всегда появлялось у нее в выпускном классе и делало ее еще более прелестной. - Я похожа на почтенную матрону! За километр видно, что человеческая жизнь проехалась по мне, как паровой каток! Я уже чувствую приближение старости, а тебе все мало!

- Просто ты не знаешь, от чего отказываешься, Белла, - мои попытки урезонить ее с каждым разом казались все слабее. Во всяком случае, все мои уверения, совершенно искренние, что с возрастом она только хорошела, были отвергнуты с энергией, удивительной для такого хрупкого на вид, почти прозрачного существа. Впрочем, Белла всегда умела отдаваться чувствам, слишком сильным для уязвимого, слабого человеческого тела. - Ты даже не представляешь, как тебе будет не хватать каких-то мелочей, о которых сейчас ты и не задумываешься!

- Вот уж здесь это ты кое-чего не представляешь, Эдвард, - все интересней становилось с каждым днем видеть в ней что-то новое, что я пропустил за то время, как Белла необратимо менялась из школьницы в мать двоих детей. Как будто у нее каждый день был припрятан подарок, приготовленный специально для меня. - Поверь мне, человеческая жизнь имеет куда больше недостатков, чем тебе кажется! Представь, как все время хочется спать, как ни на минуту не может отпустить усталость, как кружится голова по утрам, как все на свете болит и ничего нельзя с этим сделать, только терпи и продолжай готовить обед! Чуть поволнуешься, так сердце рвется на части и темно в глазах, седые волосы, а всего лишь в толпе потеряла из вида сына на какую-нибудь секунду. И с каждым годом все тяжелее, и с каждым годом все старше. Да и не только это. В конце концов, в человеческой жизни мужья то и дело бросают своих жен ради молодых нареченных, а вампиры, ты сам говорил, вампиры влюбляются в своих партнеров навсегда и никогда не покидают их. Нет, Эдвард, поверь, что есть вещи, по которым я точно не буду скучать.

Со временем зацепок у меня оставалось все меньше.

- Ты все время говоришь о боли, Белла. Как я могу согласиться, если то, что я обращу тебя, причинит тебе невыносимую боль?

Тогда - мы сидели на постели с Тэсси и наблюдали, как она увлеченно ползает по покрывалу и пробует на вкус все, что попадалось ей на пути - Белла впервые сказала мне, что действительно серьезно собирается поговорить с Джейкобом насчет своего обращения, и это был почти решающий шаг.

- Что, это действительно так больно?

- Очень больно. Я не преувеличиваю, поверь.

Она задумчиво прищурилась. Теперь, когда она начинала о чем-то думать, то часто ненадолго прикрывала глаза, будто хотела дать им отдохнуть.

- Больнее, чем рожать? - спросила она, хитро наклонив голову.

- Эээ...- да, моя девочка точно выросла. Приобрела опыт, которого у меня точно нет. - Ну, на это я тебе, конечно, не отвечу, - ее триумфальная улыбка лишала меня способности мыслить здраво. - Но если хочешь, могу спросить у Эсми...

- Во всяком случае, после рождения Тэсси меня мало чем можно удивить, - пожала плечами Белла. - Ты же говорил, что как бы то ни было, когда-нибудь эта боль закончится. И тогда мы сможем всегда быть вместе с тобой. Мы будем связаны волшебными узами, как Джейкоб и его... суженая. И ничто не сможет нас разлучить.

Я поддавался больше с каждым днем. И дело было не в том, что меня убеждали такие человеческие, такие подчас ребяческие аргументы Беллы. Просто я слишком хотел поддаться. Слишком хотел поверить, что она сможет уговорить Джейкоба и убедить его в том, что ее преображение действительно не помешает ее детям. Я слишком хотел быть скрепленным с ней волшебством так, как она говорила.  Потеряв ее два раза, я слишком хотел остаться с ней навсегда теперь.

Впрочем, я всегда слишком много чего хотел.

Сейчас я просто хотел остановить время.

- Эдвард! - Белла уже увидела, что Тэсси спит на своем месте, и благодарно сжала мою руку своей теплой ладонью. У нее был чудесный голос, мягкий и чуть хрипловатый от сна, и она расслабленно улыбалась, еще не совсем очнувшись от уютной сонной неги.

- Доброе утро, любимая, - я наклонился, чтобы поцеловать ее. Несмотря на свою совершенную вампирскую память, я вдруг испугался, что могу забыть ее, и когда ее уже не будет со мной рядом, не смогу вспомнить ее такую, какой она была в эту минуту, теплую, сонную, мучительно ароматную и дорогую. Тяжело и горько было осознавать, то я должен отказаться от нашего счастья, от наших спокойных утренних поцелуев, от счастья дружественной гармонии, без которой моя жизнь снова превратится в бессмысленную череду бесконечных дней. - Как тебе спалось сегодня?

- Замечательно! - Белла прочистила горло, подвинула на подушке растрепанную голову. - Эдвард, здесь так хорошо спится, даже не верится! Я думала, я уже никогда не смогу так сладко спать! - она снова прикрыла глаза, прекрасная в своей естественной красоте.

Кожа на моих пальцах горела, когда я касался ее волос, лба, рук. Каждое прикосновение теперь могло стать для нас прощальным.

- Мне снился ты, - продолжала Белла, улыбаясь с закрытыми глазами. - Мы гуляли с тобой где-то... С тобой и Тэсси. Ты играл для меня на рояле, и было так хорошо...

Рояль. Мой верный утешитель, жилетка, в которую я ночами выплакивал свою тоску сотнями нот. Не хотелось даже вспоминать теперь о рояле. Слишком скоро мне предстояло вернуться к нему.

- Хочешь еще поспать? - спросил я.

Белла поморгала и покачала головой.

- Нет. Лучше я побуду с тобой наяву.

Она долго ласкала мои волосы, мои губы, лицо и душу. Судьба смеялась надо мной жестоко, и в то же время ее смех был прекрасен.

- Белла, сегодня я подумал... Когда ты хочешь вернуться домой?

Был уже день,  и мы сидели вдвоем перед камином, наблюдая за Тэсси. Через большую стеклянную стену был виден лес. В нем Белле было бы холодно, а здесь ей было тепло. Тэсси несколько раз пыталась сделать первые шаги, и Белла какими-то упражнениями готовила ее к этому. Джимми пошел только в тринадцать месяцев, рассказывала она. Все уже волновались, почему он не ходит, а потом он вдруг раз и пошел, как будто давно прекрасно умел. Тэсси немного опережала его в своем возрасте.

Я слушал ее и вспоминал видения Элис. "Знать бы, что случится с детьми"...

- Ты же захочешь вернуться домой, Белла?

Она вздохнула, задумчиво поглаживая головку дочки.

- Думаешь, все-таки нужно еще раз вернуться, до того, как...

- Не будет ли разумнее все-таки подготовить ко всем изменениям твоих родных? Чтобы потом... - когда я снова оставлю тебя, и моя жизнь снова перестанет быть жизнью, - потом все прошло бы гладко.

Белла прикрыла глаза, чтобы принять решение.

- Знаешь, почему мне кажется, что ты прав? Из-за Джимми. Мне бы не хотелось, чтобы во мне что-то необратимо изменилось именно после нашей первой разлуки. Лучше я встречу его такой, какой я была, и скажу ему, что могу вдруг стать другой. Похожей на себя, но другой. Ведь так?

- Конечно, Белла, - я так старался, чтобы она не замечала перемен в моем настроении, что часто отводил глаза, крадя у себя самого минуты, которые можно было смотреть в ее лицо. - К тому же все-таки лучше будет поговорить с Джейкобом, тебе не кажется? Прямо перед тем, как ты захочешь, чтобы... это произошло.

Белла слегка помрачнела.

- Я боюсь того, что он скажет, - призналась  она.

Я убрал выбившуюся прядь волос с ее глаз.

- Все будет хорошо, - сказал я уверенно.

- Ты так думаешь?

Все сжалось во мне от ее доверительных интонаций.

- Я не сомневаюсь, Белла. С тобой все обязательно будет хорошо.

Важно ли то, что будет со мной? Конечно, нет.

- Эдвард? Я подумала вот о чем. У Чарли через два дня день рождения... Если ты считаешь, что нужно ехать, то давай вернемся завтра к вечеру? Я думаю, он будет очень рад.

- Замечательная идея, - я улыбнулся ей насколько мог радостно. - Ему точно не захочется праздновать без тебя.

- Да... Хорошо, что он, по крайней мере, теперь не один. Я, если честно, очень переживала, что он останется один.

- О да. Теперь Рене и Лиззи точно не дадут ему скучать.

- Кто бы мог подумать,  да? А Элис не ошибается?

- Ну... Вряд ли стоит ставить против Элис, Белла.

Хотя мне бы хотелось. Хотелось бы, чтобы ее видение того, как я превращаю Беллу в вампира, имело бы совсем не тот конец, который она увидела. Хотелось бы, чтобы все было так, как мы планировали, а не так, как она сказала. Что Джейкоб и Сэм не проклянут выбор Беллы, даже несмотря на ее желания. Что вся стая, которая давно уже считала Беллу своей, не объявит войну клану Калленов, в том числе и нам с Беллой тоже. Что моей семье не придется убегать и скрываться, как тогда, когда кто-то из нас не смог сдержаться и совершал то, за что потом расплачивались мы все. Что волки не сделают главной целью своей жизни отыскать нас и отомстить за члена своей стаи, а главное - и все остальное еще можно было бы пережить, только чтобы быть с Беллой - а главное, что стая не заберет у Беллы детей навсегда, и Белла не будет всю жизнь страдать от того, что ей никогда не разрешат увидеть их. А виноват в ее страдании буду я.

- Значит, завтра вечером в путь?

- Мне так не хочется уезжать отсюда, Эдвард, - Белла прижалась лбом к моему плечу.  - Здесь было так... так удивительно хорошо.

Да. И могло бы быть так и дальше, если бы я был человеком. Если бы я мог быть рядом с Беллой, не обращая ее. Но невозможность, неправильность этого уже начинала настигать нас, в чужих вопросах, странных взглядах, досужих ограниченных мыслях. Все - или ничего. Ясен ли тебе выбор, Эдвард?

Я притянул ее ближе к себе - пока я мог.

- Я очень рад, что тебе здесь понравилось, Белла.

- Когда-нибудь мы обязательно вернемся сюда, ведь правда? Здесь так хорошо.

Она всегда спрашивала меня обо всем на свете, как маленькая девочка. И, как маленькая девочка, ластилась ко мне, чтобы я исполнил ее желания.

И своими желаниями я мог бы пожертвовать только ради нее.

- Конечно, Белла, - я повернулся так, чтобы посмотреть прямо в теплый шоколад ее глаз. Я мог бы вечность, отведенную мне, провести именно так, любуясь ее лицом. - Всегда, когда ты захочешь. Я всегда буду ждать тебя здесь. Что бы ни случилось, сколько бы времени ни прошло. Я всегда буду ждать тебя,  пока не закончится бесконечная вечность, к которой я приговорен.

Белла тепло прижалась к моему плечу. Ее сердце чуть учащенно, счастливо билось.

Чарли Свон родился вовремя. Судьба подарила мне еще один день. День, который мы проведем с Беллой и Тэсси в умиротворенной, неспешной радости. День, когда я буду счастлив с той, которую люблю. Потом, уже в другой жизни, я снова должен буду оставить ее, чтобы не испортить ее жизнь, настоящую, человеческую, полную человеческих и естественных радостей и огорчений. Мы приедем в дом Свонов, и обычные заботы и переживания завертят ее и отвлекут от тех мыслей, которые сейчас кажутся ей самыми важными. И, когда я увижу, что обилие обязанностей и человеческих дел завлечет ее настолько, чтобы облегчить неминуемое огорчение, мы попрощаемся. Я скажу ей, что мне надо уехать, к моей семье, или же по делам группы, которую она так любит. Я дам ей свой настоящий электронный адрес, я буду отвечать ей на письма, если она захочет мне писать. Я не буду стирать себя из ее жизни навсегда, как пытался сделать раньше. Но она не будет нуждаться во мне, а значит, я не вернусь. Я снова буду вести  то существование, в котором пребывал эти десять лет. Буду радоваться тому, чему радуется она. Буду изводить задорным сарказмом и черным жизнелюбием своих родных, чтобы они не мучили себя сочувствием ко мне. Буду пробовать все возможные жанры в тщетных попытках обхитрить непобедимую тоску. Буду играть на рояле и писать новые стихи, которые потом зазвучат из множества радиоприемников. Буду вспоминать то спокойное, радостное счастье, которое у меня было, когда мы с Беллой сидели у камина в моем доме, обнявшись так тесно, что чувствовали каждое дыхание друг друга, и смотрели через окно в темнеющий лес.

И когда-нибудь, Белла, все будет так, как нам хочется. Когда-нибудь все желания, загаданные на счастье другого, будут возвращаться счастьем к самому загадавшему. Настанет день, когда те, кто хочет быть вместе, не увидят перед собой никаких преград. Когда каждое прощание будет вести за собой скорую встречу. Когда каждая одинокая ночь будет заканчиваться улыбкой того, с кем ты мечтал просыпаться и засыпать. Настанет день, когда я дождусь тебя, Белла, и мы снова будем вместе. Настанет день, когда никто не будет вынужден оставаться один.