Глава 2. Всё, что потеряно

«Всё, что не получилось, научило тебя проигрывать. Всё, что потеряно – не забудется».

(с) Вера Полозкова

Начало осени побаловало нас теплом и даже солнышком – для Форкса такое количество ясных дней было настоящей роскошью. Но сейчас наконец-то началась погода, типичная для этого времени года – я посадила малышку в манеж и отправилась за сумкой, где хранилась ее теплая одежда. Сегодня было заметно холоднее, то накрапывал, то переставал дождь, и я с грустью подумала, что вряд ли сегодня мы с Джимми дойдем до обрыва, и что надо будет захватить ему еще один свитер, чтобы вообще пойти гулять.

Стоило мне задержаться наверху, как девочка сразу начала проявлять недовольство моим длительным отсутствием. Я засуетилась и заторопилась вниз, схватив ее вещи, которые отобрала, и второпях сунула под мышку пару дисков, которые лежали у моего изголовья. Раз сегодня тоска так за меня принялась, я имею право чуть-чуть себя побаловать, решила я, и вскоре в гостиной – самой теплой комнате, где мы сидели – играла музыка, которую я слушала уже, наверное, миллион раз. Даже девочка уже узнавала эти песни и улыбалась им, не зная, конечно, что она слушала их еще до рождения. Диски этой группы стояли в магнитофонах уже много лет, а уж в последнее время мое увлечение их творчеством превратилось из простой преданности в странную зависимость. Я таскала их за собой повсюду, слушала, пока готовила и прибирала дом, ставила их своим детям, включала их в машине, а главное, теперь мне почти не удавалось заснуть, если перед сном я не включала плеер и не проживала в очередной раз какую-нибудь знакомую мелодию.

Мы увлеклись этой группой, еще когда жили в Ла-Пуш. Образовавшийся как-то стихийно коллектив «Сумерки» не принадлежал ни одному музыкальному направлению. Они пели всё, от панк-рока до романтичных баллад с элементами джаза или вкраплениями национальных мотивов разных стран, и их диски, которые они выпускали с завидной регулярностью, всегда отличались добротностью материала. Каждая композиция была как раз тем, что в моем понимании и называлось песней – искусным переплетением красивых стихов и приятной мелодии, в сочетании с огромной энергетикой, проникающей прямо в душу. Они пели обо всем, и их стиль почему-то привлек меня с самой первой песни, которую я услышала еще давным-давно, когда готовилась к своей свадьбе. Судя по надписям на дисках, автор почти всех песен был один, иногда работавший в соавторстве, но явно контролирующий весь материал, который группа записывала. Говорили, что он же был и создателем коллектива, но в целом известно о нем было откровенно мало.  Карлос Эдссон, то ли бразилец, то ли аргентинец со шведскими корнями, всегда вел себя несколько загадочно, не выходил в свет и почти не давал интервью. Он занимался исключительно музыкой, и участники коллектива неизменно отзывались о нем с большим уважением, хотя было видно, что и они не до конца знают обо всех секретах своего главного вдохновителя. Я же буквально фанатела от этого человека, чем раньше довольно-таки смешила всех своих родных и знакомых. А сейчас, после всех перемен, песни группы «Сумерки» стали занимать особенно важное место в моей жизни. Стоило мне услышать любимую музыку, как казалось, что я снова встретилась с каким-то добрым другом, с которым можно поговорить обо всем на свете, не бояться быть не понятой и не бояться остаться одной.

Приятно, что Джимми, казалось, был единственным из всех, на котором перемены в нашей семье не оставили болезненных следов. Я удачно придумала, что мы уехали из Ла-Пуш как раз перед его отправкой в первый класс, и ребенок, видимо, воспринял это как нечто взаимосвязанное. Он был таким же радостным и оживленным, как всегда – а на уроках иногда и слишком оживленным – и, сколько я ни присматривалась к нему, я не видела, что он подавлен или переживает из-за нашего переезда.

- На обрыв, мама? Пойдем на обрыв! Я помогу тебе с Тэсси, мы вместе повезем ее! – он подпрыгивал от нетерпения, как маленький мячик, и я в очередной раз подивилась бурлящей в нем неугасимой энергии.

- Пойдем, только ненадолго. Ты сегодня едешь к папе, помнишь?

- Да! – он натянул принесенный мной  свитер, и я пригладила его взлохмаченные волосы. – Я нарисовал ему картинку, сегодня на рисовании. Он очень радуется, когда я рисую ему картинки.

- Молодец. Дедушка отвезет тебя, и ты ему как раз подаришь.

- А ты поедешь? – мы уже шли по знакомой дорожке к лесу, и Джимми привычно схватился за коляску рядом с моей рукой.

- Нет, малыш. Я останусь с Тэсси, и мы будем ждать, когда ты вернешься.

Он повернул голову, чтобы посмотреть на меня снизу вверх.

-  А ты не будешь грустить? Пока я буду у папы? – выражение его темных глаз – опять отцовских –стало очень серьезным, и я поневоле опустила взгляд.

- А почему это я должна грустить? Ты же скоро вернешься. Я буду ждать тебя дома, с Тэсси и дедушкой. Нарисуешь нам картинки?

Он продолжал смотреть на меня, и я постаралась улыбнуться как можно веселее.

- Да, - он неуверенно кивнул и еще минутку думал о чем-то своем, оглядываясь на мое лицо, чем заставил меня в ужасе прикидывать, что он мог понимать из того, что видел и слышал, при том, как старательно мы ограждали его от всего, что касалось наших отношений. Но через минуту Джимми уже забыл о нашем разговоре, увлекся тем, что рассказывал сестренке обо всем, что видел, и я расслабилась, видя, как он оживленно улыбается, когда девочка каким-либо образом отвечала на его слова.

Пока он лазил по деревьям, полностью игнорируя мои трусливые просьбы не лазить так высоко, а довольствоваться ветками пониже, я присела на одно из бревен, лежащих неподалеку. Дочка не спала, живо реагируя на птиц, ветер и прочие звуки леса, и заливисто смеялась, когда Джимми, покорив очередную высоту, кричал нам: «Мама, Тэсси! Смотрите, где я! Мама, она видит, куда я залез?»

- Конечно, видит. Видишь, детка? Вот он где. Джимми, спустись пониже, я тебя очень прошу!

- Да, я сейчас, только на эту ветку вот… Видите, где я теперь?

Все было так хорошо. Низкое небо, пасмурное и спокойное, мягко накапливающее в себе следующий дождь. Тишина осени, которая придавала природе особую торжественность. Прозрачный воздух, звонко разносящий по лесу смех моих детей. Я попыталась представить себя со стороны и раздраженно потрясла головой – наверное, нужно быть ужасно неблагодарной, чтобы не радоваться всему, что у меня есть. Сколько женщин могут только мечтать о таком. Сколько женщин в моем возрасте не знают и половины этой радости, которая есть у меня ежедневно. Как же так получается, что я никак не могу отделаться от ощущения безграничного одиночества, от которого я становлюсь больной и слабой?

Все из-за того, что мне было слишком хорошо раньше, подумала я в очередной раз. Вот уже который день я прокручивала и прокручивала возможные объяснения. Наверное, я слишком мало ценила все то, что было раньше – как теперь не ценю то, что у меня осталось. Как знать, может, и тогда я тоже была неблагодарной, может быть, за это я сейчас и расплачиваюсь?

Боже мой, но ведь я так наслаждалась той жизнью, которую имела. Разве я была неблагодарной – как можно было ценить ее больше, чем ловить каждую ее минуту, стараться запомнить каждое мгновение?

Сейчас, когда я вспоминала прошлое, мне казалось, что с той самой минуты, как я согласилась выйти замуж за Джейкоба, вся моя жизнь превратилась в сплошную череду дней, несущих только счастье и счастье. Каждый день таил в себе новые сюрпризы, одни приятнее других, как будто бы перед нами открылся целый новый мир, в котором мы могли ежедневно дарить друг другу самые лучшие и желанные подарки. В первые недели после свадьбы мы почти не расставались, отдаваясь своему счастью, и я помню, как мы бегали по родственникам и друзьям, взявшись за руки, и, одурев от радости, прыгали на месте и хором вопили: «Мы мистер и миссис Блэк! Мы мистер и миссис Блэк!».

Нас так и называли в Ла-Пуш, где мы жили – не Белла и Джейкоб, а миссис и мистер Блэк. Собственный отец обращался ко мне миссис Блэк, когда приезжал или разговаривал по телефону. Даже мама, не совсем одобрявшая наш ранний брак, начинала так свои письма.

Ранний брак? Для нас не было ничего более своевременного. Будучи неразлучными друзьями до свадьбы, мы стали еще более  дружны, сделавшись мужем и женой. С каждым новым днем мы узнавали друг о друге все больше, и любили то, что узнавали. Я по-прежнему работала в магазине Ньютонов в Форксе (Майк, вопреки моим опасениям, даже продолжал разговаривать со мной после моей свадьбы), Джейк ждал меня в Ла-Пуш, и больше всего я любила дорогу с работы домой по выученной наизусть просеке до резервации. Сидя за рулем пикапа, я представляла, как войду в гараж и увижу там Джейка, поднимающего на меня счастливые глаза, и он просияет мне своей огромной белозубой улыбкой, от которой мне делалось спокойно и хорошо. Мы сидели в гараже, говоря обо всем на свете, возвращались в дом, кормили Билли ужином, забирали десерт с собой и опять шли в гараж, который был нашим любимым укрытием. Там мы могли просиживать чуть ли не ночи напролет, наслаждаясь друг другом. В гараж к нам нередко приходили и друзья, и тогда он становился удивительно тесным, вмещая в себя всех оборотней резервации, их друзей и подруг, и иногда, поймав проблеск здравого смысла в головокружительной феерии общения и веселья, я удивлялась, как его ветхая крыша не разваливается от взрывов нашего веселого хохота.

Наша компания увеличивалась, вместе со счастьем, которым мы наслаждались сами и делили с остальными. Сначала Сэм и Эмили, радостные и гордые, представили нам своего сына, потом Джаред и Ким по секрету сообщили нам о летящем в их дом аисте, а потом настал черед и нас с Джейком. Если честно, я была почти уверена, что Джимми появился на свет во многом благодаря гаражу, после одной из теплых звездных ночей, которые мы с Джейком коротали отнюдь не за разговорами. Как бы то ни было, сын только прибавил в нашей жизни замечательных чудес, которым, казалось, не будет конца. Его рождению радовались все. Стая оборотней так страстно обнимала Джейкоба, что чуть не задушила новоиспеченного отца. Билли и Чарли, старые друзья, так отметили появление у них общего внука, что мы всерьез опасались, что это будет иметь долговременные последствия для их здоровья. Пол-Форкса пришло на его крестины, и я не знаю, какой еще младенец получил столько подарков на свой первый день рождения. Он был любимым с самых первых дней своего существования, и мы с Джейкобом никогда не переставали смотреть на него, как на свое собственное маленькое солнце.

Конечно, жизнь была отнюдь не безоблачной. Жить в крохотном домишке Блэков, а тем более вместе с Рейчел, Полом и Билли не всегда было очень комфортно, но средств построить свой дом у нас не было. Деньги вообще часто напоминали о себе, особенно в первые годы после рождения Джимми, когда я все время болела, а Джейкоб вертелся, как мог, работая сразу в нескольких местах и совмещая их со своими волчьими обязанностями. Два года мы прожили в Сиэтле, понадеявшись, что большой город с его возможностями будет к нам благосклонен. Джейк учился в колледже, чтобы получить более высокооплачиваемую работу, я занималась на заочных курсах, чтобы тоже иметь возможность зарабатывать, Джимми жил с нами, становясь все старше с каждым днем. В целом, потом мы с Джейком всегда обсуждали, что мы благодарны Сиэтлу за то, что он нас принял. И все же остаться там навсегда не захотелось. Стоило нам вернуться домой, в резервацию, как высотные дома и душные квартиры показались нам страшным сном, по сравнению с чистым океанским воздухом и шумящим лесом, в который мы ходили гулять с сыном. Дела пошли несколько лучше. Джейкоб открыл автосервис – ближайший к Форксу был в Хоквиаме, где цены всегда были заоблачные, так что идея была неплохой,  и его мастерская пользовалась спросом. Я вела бумажные дела, совмещая работу и воспитание Джимми. Мы начали строить дом неподалеку от старого, но строительство двигалось медленно, потому что мы не нанимали рабочих. Нам хотелось сделать все самим, чтобы в нашем доме все было бы устроено, как нам хочется. Друзья помогали нам, хотя и у них были свои заботы. Эмили и Сэм воспитывали второго сына, двое детей родилось и у Рейчел с Полом, а Клэр, возлюбленная Квила, выросла во вдумчивую и своевольную девушку, чем почти лишила нас общения с нашим другом. Компания беззаботных друзей выросла, и наша дружба тоже стала взрослой. Это были уже не просто посиделки у костра, а настоящая поддержка, взаимовыручка, участие друг в друге. Казалось, что не только родители, но и вся резервация была нашей семьей.

Мы с Джейком тоже стали взрослее. «Мистер и миссис Блэк» больше не прыгали, взявшись за руки. Время звездных ночей в гараже миновало.  У нас были заботы и обязанности, свое дело, требующее отдачи, родители, которым надо было уделять внимание, сын, никогда не позволяющий чувствовать себя полностью независимыми. Но нам с Джейкобом по-прежнему было хорошо. Каждый прожитый год только сближал нас, делая гордыми и неразлучными из-за тех проблем, которые мы преодолевали вместе. В нашей жизни всегда было место молодости и детской радости, и мы отдавались им каждую минуту, которая выпадала из взрослой жизни. При любой возможности мы хватали Джимми и устремлялись куда-нибудь втроем – не подростки, обезумевшие от веселья, а семейные люди, которые вдумчиво радовались и наслаждались временем, проведенным вместе.

Известие о втором ребенке мы тоже восприняли по-взрослому. Наша радость была такой большой, что мы не спешили ею делиться, долго, осторожно осознавая ее. Мы очень давно мечтали о девочке, так хотели ее появления, так готовились к тому, что она у нас будет. Рождение дочки открыло новую главу в нашей жизни – никогда раньше так ревностно мы не считали минуты, проведенные в кругу только нашей собственной, маленькой семьи. Дочка была для нас всех чудом – мы бессовестно ее баловали, потакая каждому капризу малышки. Джейкоб бежал с работы, чтобы вместе с Джимми посмотреть, как она ест. Мы долго замечательно гуляли с коляской, все вчетвером, и все вчетвером купали ее, брызгаясь и смеясь. Джейкоб брал Джимми на колени, пока я укачивала дочку, и мальчик тоже засыпал в его горячих руках. Потом, совсем быстро и без проблем, засыпала девочка, а мы с Джейком сидели рядом, смотря на наших спящих детей, и молча улыбались друг другу, наслаждаясь ощущением теплого счастья, которое буквально чувствовалось в воздухе.