Свои первые десять лет  Белла провела в суматохе. Ей казалось, что она никуда не успевает, что ее везде ждут, а времени на все катастрофически не хватает. Как и говорила Элизабет, на нее свалилось слишком много смертей, слишком много страданий, слишком много слез. И если поначалу она воспринимала все близко к сердцу, искренне сочувствуя и соболезнуя умершим, то потом поняла, что дело это пустое и неблагодарное. Она перестала спешить, потому как ко всем все равно не явишься, она перестала сочувствовать, потому как все равно уже ничего не исправишь, а потом и вовсе начала все чаще и чаще отлынивать от своих обязанностей, оставив для себя лишь две непременных категории, к которым приходить заставлял ее профессиональный долг.

Но если с титулованными особами все было ясно, то со вторыми - более чем туманно. Неожиданная смерть или смерть, к которой нельзя было подготовиться, понятие растяжимое и, собственно, применимое практически ко всем. Так уж повелось, что люди, сколько бы им не было лет и в какой бы они не оказывались ситуации, свято верили, что не погибнут. Что еще не настал их час, что может быть, что-то изменится в лучшую сторону, они поправятся от неизлечимых болезней, что их самолет, терпящий крушение, чудесным образом приземлиться на землю без каких-либо повреждений. Короче, все что угодно, кроме самого вероятного. Таким образом, никто из них не был готов к встрече с ней.

Но была еще одна категория, которую у Беллы язык не поворачивался назвать людьми. Ведьмы, они и есть ведьмы. Вредные, сварливые, как правило, выжившие из ума, въедливые и до ужаса вздорные дамы. Они всегда знали, когда умрут, свой точный день и час, и считали своим долгом вызвать на это событие ее. Как на праздник. Чтобы в последние минуты своей жизни пуститься в пространные рассуждения о бренности этого мира или еще о какой-нибудь чепухе.

Впервые Белла встретилась с ведьмой не так давно, когда уже вроде бы ко всему привыкла, и удивить ее уже было довольно сложно. Однако ей вполне хватило, чтобы запомнить эту встречу навсегда. Она как раз сидела на кладбище и тренировалась в поэзии, когда чей-то настойчивый голос буквально возник в ее голове.

- Другим-то заняться больше нечем?

Вздрогнув, Белла огляделась вокруг.

- Чего? – все же на всякий случай уточнила она, и тут же почувствовала себя, если не дурой, то точно немного не в своем уме.

- Я спрашиваю, не надоело тебе сидеть в кромешной темноте и ничего не делать? – голос явно принадлежал женщине и обладал интонациями очень похожими на скрип старых половиц.

- Нисколько, - раздраженно фыркнула она, пристраивая длинные ноги на могильном камне. – А что есть предложения получше?

Ей фыркнули в ответ. Осознавать, что кто-то в ее голове фырчит как старая лошадь, было неприятно, и Белла недовольно передернула плечами.

- Ну да, тут твоя помощь нужна.

- А без меня не обойдетесь?

- Совсем никак, - голос смягчился, наполнившись жалобными интонациями.

Так произошло ее первое знакомство с ведьмой. То, что они могут вызывать ее  стало для Беллы неожиданностью. Неприятной неожиданностью. Как и то, что ведьмы в свой последний час всегда предпочитали ее общество. Умереть в гордом одиночестве было ниже их достоинства и уровня. Впрочем, им было не под силу даже просто спокойно уйти, непременно надо было начать торговаться, что-то предлагать, а потом долго сетовать на ее бессердечность.

Таким образом, даже ей эти нелюди со своими проблемами действовали на нервы. 

И уж слишком давно ни от одной из них не было ничего слышно. Интуиция Беллу и в этот раз не подвела. Стоило ей вспомнить о ведьме, как она тут же дала о себе знать. Но в современном мире все перевернуто с ног на голову, и если раньше Белле пришлось бы  посетить отдаленный домик в лесу среди болот и тумана, то теперь ей предстояло отправиться в самую, что ни на есть обыкновенную больницу на окраине города.

Она поправила на бедрах облегающее ярко-красное платье и подвела губы точно такой же красной помадой. Ведьмы – известные консерваторы, они держаться за свои правила, как нищий за последний золотой. Они предпочитают видеть Смерть в черном безразмерном балахоне, желательно с косой, но уж точно не в сексапильном коротком мини, на шпильках и в чулках. Так Белла выражала свой протест на их несанкционированное  использование своих возможностей, а именно, на нахальное требование проводить их в последний путь.

Это был еще один скучный до тошноты маленький городок. Эдвард со своей семьей переехали сюда из Форкса осенью, чтобы в который раз начать все с начала. Карлайл позаботился об уничтожении всех прошлых документов, Джаспер сотворил новые биографии. В общем, было предпринято все, чтобы никто не смог отследить их последние передвижения. Особой оригинальностью среди его родных никто не отличался, поэтому они все также оставались приемными детьми своих родителей, сводными братьями и сестрами, и все вместе – благополучной и очень правильной семьей.

Дальше уже по накатанной. Унылая школа, унылые одноклассники, одни и те же унылые предметы в школе. Завистливые взгляды, восхищенные взгляды, заискивающие улыбки, сдавленные смешки за спиной и возбужденное перешептывание. И если Эммет с Розали, а Джаспер с Элис сразу же заявляли себя как пары, то ему приходилось терпеть повышенный  интерес к себе  всей женской половины школы. А это было утомительно. Иногда его все же посещали мысли воспользоваться недвусмысленными и очень откровенными предложениями своих одноклассниц, но предугадывая дальнейший поток разговоров, Эдвард отдавал свои предпочтения девушкам на стороне. И чем дальше находилась эта сторона, тем лучше.

Иногда его мысли непроизвольно возвращались к Белле и ее странном уходе из бара. Он вспоминал ее не так уж часто, но и окончательно выбросить из головы тоже не мог. Свою таинственную незнакомку с чудесным цветочным ароматом, холодным взглядом и робкой улыбкой на губах.  И даже переезд в другой город ничем ему не помог, хотя признаться, пока они были в Форксе его посещала идея попробовать ее найти. Но почему-то Эдвард был уверен, что это не принесет никаких результатов. Уж слишком она была самоуверенна и самостоятельна для маленького городка. Слишком скрытна и слишком сама по себе. Как кошка. Такие не живут на соседних улицах, и чем больше он об этом думал, тем сильнее жалел о том, что дал ей тогда уйти.

Впрочем, воспоминаниям свойственно стираться со временем, меркнуть, а потом и вовсе превращаться в тусклые блики на периферии сознания. Эдварда это вполне устраивало. Через его жизнь проходило слишком много людей, чтобы запоминать каждого по отдельности.

Самое обыкновенное серое утро плавно перетекало в точно такой же ничем непримечательный пасмурный день. И настроение было под стать погоде, даже в том же цвете - грязно-сером. Вечером Эдвард планировал отправиться на охоту. Только там, в изумрудно-голубых окрестных лесах можно было дать себе волю, расслабиться и почувствовать себя хоть немного свободным. Ему всегда нравилось ощущение, когда инстинкты брали верх над разумом, когда не надо следить за каждым своим шагом и вдохом. Когда можно вызволить то, что скрывается глубоко внутри и спустить это с поводка.  Свой голод, свою жажду, свою потребность убивать и преследовать жертву. Потому что все остальное было лишь способом скоротать время. А охота приносила истинное наслаждение.

- Мне так жаль, - Элис догнала его в длинном светлом коридоре школы и подхватила под руку. Не успевая за братом, она ускорила шаг, от чего тут же создалось впечатление, что  девушка чуть приплясывает. – Просто-таки безумно жаль, - с притворным сожалением повторила она и широко улыбнулась.

- Чего? – совсем необязательно было утруждать себя вопросами. Элис буквально светилась иронией, словно новогодняя елка. Эдвард быстро посмотрел на нее и криво улыбнулся в ответ. Все было предельно ясно. Без слов.

«Твоих планов, конечно», - все же уточнила она. – «Звонил Карлайл и просил заехать за ним в больницу. Его машина сломалась».

Мысли Элис задорно булькали от переполняющего ее смеха. Они радужными пузырьками взлетали наверх и взрывались на поверхности ее взгляда тысячами искр.

- А пешком ему не дойти? – скривился он.

«Что подумают люди!» -  возмущению Элис не было предела.

- Давай тогда ты сама за ним заедешь, - предпринял попытку Эдвард отделаться от столь глупой просьбы.

«Не могу, у меня сегодня кружок пения», - она прижала узкую ладонь ко рту, чтобы не расхохотаться в голос. – «Вся надежда на тебя».

- Джаспер?

- Он со мной.

- Это что, шутка? – Эдвард даже остановился, подозрительно посмотрев на сестру. Стоило только представить вампира, который прошел ни одну кровопролитную войну в обществе хористок, как тут же закрадывались мысли, что его семья сошла с ума от скуки. Значит, не только ему не хватало драйва в этой жизни.

Элис замерла, но тут же вновь потянула его за собой.

- Ну, в общем, да. Короче, мы не можем, - серьезно кивнула она. -  У нас планы.

- Розали с Эмметом?

- И у них тоже, - моментально ответила девушка, многозначительно приподняв брови. – И, думаю, тебе лучше не знать, какие именно. Сам понимаешь, ни к чему поднимать больные темы.

- Элис, - угрожающе зарычал вампир.

- Да, прекрати! – легко отмахнулась она, но улыбка на лице стала еще шире и будто бы довольней, как у человека, точно знающего, о чем он говорит и способного по этому поводу иронизировать.  – Не принимай мои шутки близко к сердцу.

 Она успокаивающе похлопала его по плечу и тут же скрылась в подошедшей группе своих одноклассников. Тяжелей всего, наверное, Элис давалось добровольное затворничество. Будучи прирожденным лидером и душой компаний, ей сложно было держаться от людей в стороне, не участвовать в вечеринках или соревнованиях, не делиться своими идеями и не воплощать их в жизнь. Она всегда была полна замыслов, а ее фантазия работала на всю свою нереализованную  мощь, но бдительный и рассудительный Карлайл не раз просил соблюдать меры предосторожности и не идти на сближение с людьми. Элис никогда об этом не говорила и ни на что не жаловалась, но ей не хватало внимания публики.

Впрочем, каждому из них приходилось в чем-то себя сдерживать, при этом получая гораздо больше того, на что они могли рассчитывать при своем образе жизни.

Эдвард проверил наличие ключей от машины в кармане куртки и, тяжело вздохнув, отправился на парковку. Он не любил больницы, наверное, еще с рождения. Слишком много было с ними связано плохого, в том числе история его превращения, страшная болезнь, потеря матери, да и просто, место, где умирают каждый день люди никак не располагало к позитивному настрою. Ему не нравился здешний запах, и помимо таких его общепринятых и абстрактных определений, как «безнадежность», «отчаяние» и «уныние», для него здесь, прежде всего, пахло медикаментами. Самыми разнообразными, но все с тяжелой вонью химии. А еще больной и разложившейся кровью, настолько ослабшей и бессильной, что он буквально видел, как она застывает в чужих венах.

Будь у него возможность, он бы с удовольствием сплюнул от накатившего на него  раздражения, но вместо этого Эдвард сел за руль и, выругавшись сквозь зубы, завел мотор автомобиля.

Белла, в отличие от Эдварда в  больницах чувствовала себя превосходно. Нигде не встретишь так много растерянных и потерявшихся душ. Они смотрели на нее своими прозрачными глазами, и в их взглядах она читала иногда мольбу, иногда надежду или страх, отчаяние, успокоение, облегчение, а еще много-много вопросов… Ответ, как правило, у нее всегда был один. На все случаи жизни… или смерти. Ей нравилась самоотверженность врачей, борющихся теоретически с ней же и их упоенное желание ее победить. Она любила наблюдать за их четкими и продуманными движениями, слушать их приказы и звуки работающей медицинской техники. Она приходила в восторг от действий, разворачивающихся в операционных и реанимациях, видя в них некоторое сходство с театральными актами, правда с той лишь разницей, что финал всегда был предсказуем, зато с непосредственным ее участием. Этот факт завораживал и наполнял ее смиренным спокойствием и удовлетворением от своей работы.

Звук каблуков эхом разносился по коридорам,  когда она уверенно шла  по больнице. Суета вокруг ее нисколько не волновала, и девушка с природной грацией лавировала в людском потоке, стараясь никого не задеть. При этом прекрасно зная, что видеть, как и задеть, ее никто не способен. Для пациентов, врачей, посетителей она не существовала. Нет, ее имя здесь не сходило с языков, и каждый чувствовал ее присутствие, но на этом все и ограничивалось. Невозможно увидеть Смерть, если только не свою собственную, если только не в положенную минуту, если только она сама не захочет этого. Белла не хотела, но пройтись по больнице легкой походкой со снисходительной улыбкой на губах, отказать себе не могла.

Приблизившись к палате, она остановилась на пару секунд перед дверью, поправила коротенькое платье на бедрах,  и уж совсем было собралась торжественно зайти внутрь, как  вдруг услышала, что кто-то окрикивает ее по имени. Как на базаре или студенческой вечеринке. Ладонь замерла на холодном металле ручки двери, но сама девушка не пошевелилась, не рискнула обернуться, настолько этот оклик был неожиданным, чуть ли не фантастичным, нереальным и непредсказуемым. Она отказывалась верить, что это произошло на самом деле, сетуя на свой слух, как вдруг еще одна фраза буквально пригвоздила ее к полу. Рука соскользнула с ручки, и дверь чуть распахнулась.

- Говорят, чтобы получить ответы на свои вопросы, надо только уметь ждать.

Все еще стараясь не делать лишних движений, она очень осторожно перевела взгляд в сторону, сначала в одну, потом в другую…

На планете живет около шести миллиардов людей, на разных материках, в разных странах и разных городах. Они не знают друг друга, они сходятся и расходятся, по воли случая или обстоятельств. Например, возможность встретиться человеку из Австралии с человеком, живущим в Африке – ничтожна мала. Но теория вероятности на то и существует, чтобы оставлять за каждым шанс, пусть и крошечный. Все это так, но не в ее случае. В ее случае не применимы какие-либо теории. Однако…

К ней не торопясь, приближался Эдвард. Его взгляд заинтересовано скользнул по ее ногам, задержался на груди и, наконец, добрался до глаз. Не оставалось никаких сомнений, что он ее видит, хорошо видит, что было в принципе невозможным. На несколько секунд она растерялась, не зная как реагировать на столь неординарное событие, но быстро взяла себя в руки и угрюмо отозвалась:

- Для этого необходимо обладать ВРЕМЕНЕМ. И в чем-то это может быть и так.

- Время – вода, - его улыбка стала шире и, будто бы наглее, словно он точно знал, о чем говорит. – И ее не так много утекло.

Белла сделала неопределенный жест, означающий относительное согласие с его словами и вымученно усмехнулась.

- Все относительно, - сделав шаг к нему навстречу, она тяжело вздохнула и положила руку на ворот его рубашки, чуть потянула на себя. – Посмотри на меня и помолчи. - Мимо них прошла группа врачей. Мужчина в белом халате решительно обошел Эдварда, окинул его быстрым взглядом, даже не заметив при этом Беллу. Она неотрывно смотрела ему в глаза и улыбалась, молчала, будто наслаждаясь моментом, но сама ждала, пока люди не скроются за поворотом.

- Ты бы выглядел сейчас идиотом, - пояснила девушка и, едва последний человек исчез из ее поля зрения, одернула ладонь.

Эдвард язвительно фыркнул.

- Не больше, чем ты в этом наряде в столь неподобающей обстановке.

- Поверь, - непринужденно отмахнулась Белла. – Ты совершенно не разбираешься в обстановке. 

Она нетерпеливо оглянулась назад, явно обдумывая пути своего отхода. В одном Эдвард оказался прав, время – вода. И сейчас ее непозволительно много утекло. А у нее нет никакой возможности исчезнуть. И возможности просто уйти - тоже нет. Ситуация складывалась не из приятных. Какая-то двоякая и совершенно нелепая. Пора было уже действовать,  а она вынуждена стоять в коридоре, и растеряно озираться по сторонам, потому что работать на глазах у публики вроде как не вежливо. Да и не красиво. И что уж говорить, не привычно.

Белла завела руки за спину, стиснула запястье в ладони и чуть качнулась на носках.

- Ну, приятно было повидаться, - на ее губах вспыхнула и тут же погасла неуверенная улыбка, которую легко можно было принять за молчаливое извинение. Однако с места девушка не сдвинулась, продолжая смотреть на него большими карими глазами и явно ожидая каких-то действий от него.

Но Эдвард молчал, словно решая про себя сложную задачу. Его обычно холодный взгляд, потеплел, наполнился глубиной и непоколебимой решимостью.

- Реванш, - наконец, глухо произнес он. – Поужинаем сегодня?

Если в его фразе и было что-то от предложения, то она такой нюанс не уловила. Это скорее прозвучало, как ультиматум или условие. Неоспоримое условие.

- Прости, дела, - она с сожалением развела руки в сторону. – Никак не могу.

Между ними повисло молчание, тяжелое и несносное, наполненное взаимной недоговоренностью. И чтобы его нарушить, что-то было обязано произойти, и оно произошло…