Сжав челюсти, я ждал, боясь даже вдохнуть. Я лишь медленно провел пальцами вдоль ее позвоночника туда и обратно, едва касаясь, чтобы не причинить новую боль.

К своему удивлению, я услышал тихий смех.
– Что смешного? – напряженно поинтересовался я.

Белла снова захихикала, прежде чем ответить:
– Никуда не денешься от человеческой природы.

Я промолчал, не понимая, о чем она. По всему, она сейчас должна была уже почувствовать, что с ней что-то не так, а вместо этого она смеется. Я должен был догадаться, что Белла снова удивит меня, показав совсем не ту реакцию, которой от нее ожидают.

Я не смотрел ей в глаза. Ее сердце пропустило удар, когда она заметила мое неестественное напряжение. Подняв голову и увидев мое лицо, Белла вздрогнула. Ну вот и все...

Я медленно перевел с потолка на лицо любимой свой взгляд, полный сожаления и страха, и с трудом удержал стон от того, что увидел. Ее губы были красными и припухшими, а на нежной хрупкой скуле красовался синеющий отпечаток моих пальцев.

– Эдвард? Что случилось? - во внезапно дрогнувшем голосе Беллы звучало удивление, ее прекрасные глаза смотрели на меня испуганно и беспокойно, с заботой. Как будто она переживала за МЕНЯ. Впрочем, как и всегда.
– Ты еще спрашиваешь? – еле выдавил я, кривясь от отвращения, что я сделал это с ней. Боже мой, даже лицо... У меня не было сил продолжить. Я едва мог смотреть на следы, оставленные мной, и не провалиться сквозь землю от стыда и ужаса. Мне хотелось приласкать каждый сантиметр ее тела, которому я причинил боль, хотелось встать на колени и молить, молить о прощении. Но я не смел даже пошевелиться, погребенный под тяжестью вины.

Белла больше ни слова не говорила. Ее взгляд был внимательным, изучающим. Испуг и непонимание я читал в ее глазах. Не боль, не ненависть, не осуждение. Пока еще нет. Неужели она не чувствует, как болит ее тело? Почему до сих пор не прислушалась к собственным ощущениям? Почему смотрит, пытаясь понять, что со МНОЙ, тогда как дело все в ней! Я снова столкнулся с непреодолимыми трудностями в попытке прочесть ее закрытый разум. Мне никогда не понять хода ее мыслей.

– О чем ты думаешь? - тихо озвучил я свой вопрос, разглаживая кончиками пальцев морщинки на ее лбу.
– Ты расстроен, - прошелестела она. - А я не понимаю. Я что, что-то не так…
– Ты сильно пострадала? - перебил я ее попытку обвинить себя. - Только правду, Белла, пожалуйста, не надо ничего преуменьшать.
– Пострадала? – искреннее изумление в ее интонации обескуражило меня.

Белла, наконец, отвела от меня обеспокоенный взгляд, обратив внимание на себя. Я ждал, пристально наблюдая, как она двигает руками, ногами, поводит плечами. Что ж, это должно было немного меня успокоить - по крайней мере, значительных травм у нее точно нет. Ни переломов, ни внутренних повреждений - иначе уже раздались бы крики. Но меня удивило, что она так легко относится к боли - невозможно, чтобы она не чувствовала ее! Все ее тело было сплошь покрыто синяками!

– С чего ты решил? - наконец, высказалась Белла. - В жизни себя лучше не чувствовала.
– Перестань! - прорычал я раздраженно, откидываясь на подушку и с досадой закрывая глаза. Может, она вздумала так успокоить меня? Только такой ответ и напрашивался, зная Беллу и ее тягу всегда ставить чужие интересы превыше своих, лишь бы защитить близких от страданий.
– Что перестать? - недоумение в голосе Беллы было настолько неподдельным, что трудно было не поверить.
– Перестань меня выгораживать, - пояснил я сквозь зубы. - Я чудовище, у которого хватило ума согласиться…
– Эдвард! Не говори так! - ее голос перешел на отчаянный шепот.

Да неужели же она не видит, что с ней, не ощущает?!
– Посмотри на себя, Белла, - прошептал я вымученно. - А потом уже убеждай, что я не чудовище.

На несколько долгих секунд повисла тишина. Я боялся открыть глаза, так и лежал, застыв и не дыша, ожидая.

– Откуда эти перья? – с любопытством спросила Белла.

Перья? При чем здесь перья? Мне пришлось втянуть носом воздух, подавляя негодование, прежде, чем я смог ответить:
– Я разорвал зубами подушку. Может, две. Но я НЕ ОБ ЭТОМ!
– Подушку? Зубами? Но почему?

Черт возьми, она обратит наконец внимание НА СЕБЯ?! Моему терпению пришел конец.

Резко поднявшись, я схватил ее руку и вытянул вперед - так, чтобы она УВИДЕЛА.
– Белла, да посмотри же ты! – воскликнул я. – Вот, гляди!

На лице Беллы отразилась целая гамма чувств. Понимание, наконец-то. Удивление, шок, недоумение... Она вскинула брови, несколько раз, пока рассматривала следы моего преступления, и каждый ее взгляд на себя заставлял сжиматься мое мертвое сердце. Она недоверчиво ткнула тонким пальчиком пурпурный припухший синяк на предплечье, но даже не вздрогнула. Ее сердце продолжало биться ровно и спокойно, как будто ничего необычного не случилось, мое же, казалось, умирает, снова. Не оставляя ей никакой возможности оправдать меня, я приложил свою руку к отпечатку на плече - его очертания точно совпали с контуром моих пальцев.

– Мне… так жаль, Белла... Я знал... Я не должен был… - слова застревали у меня в горле, я не чувствовал себя вправе даже просить прощение, я был виноват целиком и полностью. Не было ничего, чем я мог бы оправдать то, что натворил...

Со стоном уткнув лицо в ладони, я выдавил сквозь зубы, утопая в безмерном чувстве вины:
- Я так сожалею, даже не могу передать это словами, как я перед тобой виноват.

Наступила долгая мучительная тишина. Я подавленно молчал, замерев в напряженном ожидании приговора. Что она скажет? Обвинит? Попытается утешить? Я не был готов ни к первому, ни ко второму. Я бы хотел повернуть время вспять, исправить все... Если бы это было возможно... я бы ни за что не решился...

Спокойное дыхание и сердцебиение рядом со мной уже не удивляло меня, но молчание... Его было перенести гораздо тяжелее, чем вполне заслуженные крики и обвинения.

– Эдвард… - тихо позвала меня Белла через несколько минут. В ее тоне не было ни капли осуждения.
– Эдвард! - повторила она громче и попыталась отнять мои руки от лица.

Я даже не шевельнулся. Я молил, чтобы она уже озвучила то, что думает.

Ее теплые ручки соскользнули и исчезли, оставив после себя пустоту, которую мне нечем было заполнить. Мое сердце болезненно сжалось. Но она сказала вовсе не то, что я готовился услышать.

– Эдвард, я ни о чем не жалею, - тихий, успокаивающий голосок больно ранил, усиливая и без того невыносимые муки совести. - Я… я даже передать не могу. Я так счастлива! И этим все сказано. Не сердись. Со мной все хоро…
– Не надо! – прервал я ее попытку утешения, от этого мне стало только хуже. – Если не хочешь, чтобы я сошел с ума, не вздумай говорить, что с тобой все в порядке.
– Но так и есть, – прошептала она с убежденностью.
– Белла! - укоризненно воскликнул я, не желая, чтобы она успокаивала меня ни в малейшей степени. Уж лучше бы она кричала.

Отважившись поднять глаза, я ожидал чего угодно, только не сочувствие и понимание в ее лице.

Поймав мой взгляд и удерживая его, Белла твердо произнесла, чеканя каждое слово:
– Не порть мое счастье. Я. Правда. Счастлива.

Прозвучавшие в словах решительность и искренность поколебало мою убежденность в собственной правоте. Ее сердце билось ровно - этот главный детектор лжи свидетельствовал, что она говорит правду.

– Я все испортил, – прошептал я, уже с сомнением.
– Прекрати! - вскрикнула Белла так грозно, что я захлопнул рот, скрежетнув зубами.
– О-ох! – простонала Белла с чистой досадой. – Ну почему ты не можешь прочесть мои мысли?

Моя челюсть отвисла от изумления:
– Это что-то новенькое. Тебе же нравится, что я их не читаю?
– А сейчас жалею.
– Почему?

Белла всплеснула руками и в отчаянном жесте с размаху обрушила свои маленькие ладошки мне на грудь. Я вздрогнул, открыв рот. Она ударила меня?

– Потому что, - заговорила Белла быстро и со злостью, - ты почувствовал бы мое счастье и перестал терзаться попусту! Пять минут назад я была счастлива. Абсолютно, безгранично и безмерно. А теперь… Теперь я злюсь!
– Я этого заслуживаю, - еле выдавил я.
– Ну, вот, я на тебя зла! Доволен?

В ее голосе было столько негодования, столько муки и обиды, что мне стало еще больнее. Мог ли я сделать еще хуже, чем было? По-видимому, да. Вот только как все исправить, я не знал.
– Нет, – вздохнул я. – Как я могу теперь быть чем-то доволен?
– Именно! – отрезала она в ответ. – Поэтому я и злюсь. Ты рушишь мое счастье, Эдвард.

Что я мог сделать? Что же она хочет от меня? Чтобы я притворился, что все в порядке? От этого ей станет легче? Имею ли я право делать вид, что ничего страшного не произошло?

Я покачал головой, не понимая мотивов ее столь безразличного отношения к собственной персоне. Мы буравили друг друга глазами - я настороженно, Белла негодующе.

Затем ее взгляд смягчился, а голос, когда она заговорила, зазвучал ласково, заверяюще:
– Мы понимали, что будут сложности. А все оказалось гораздо проще и легче. Так что ничего страшного, – она провела пальцами по руке. – Для первого раза, когда мы оба не знали, как все пройдет, по-моему, просто чудесно. Немного практики…

Ее слова вылетали так просто, легкомысленно. Я не мог поверить, что она не лжет мне, но все - ее уверенность, ее глаза и жесты - свидетельствовало о том, что она, и вправду, так считает. Не жалеет. Осознает. Понимает и принимает. Прощает.

Но, вместо утешения, ее слова вдруг вызвали во мне сухую, обжигающую ярость. Она что, шла на это, ЗНАЯ, что я причиню ей боль? Доверила свою жизнь, ПОНИМАЯ, что я могу даже убить ее? Считая, что это НОРМАЛЬНО?

– Понимали? - взревел я, не собираясь мириться с ее неправильным и беспечным отношением к себе и к ее драгоценной жизни. - То есть ты примерно этого и ждала? Ожидала, что я причиню тебе боль? Думала, что будет хуже? Ты считаешь эксперимент успехом, потому что смогла избежать худшего? Если нет сломанных костей — это, по-твоему, победа?

Пока я кричал, разгневанный на ее глупое безрассудство, ни один мускул не дрогнул на лице Беллы. Моя ярость угасла так же внезапно, как и началась, плечи поникли. Я затравленно смотрел в ее глаза, не желая принимать ее самоотверженность как само собой разумеющееся. Только не так, не как данность. Это было неправильно, опасно! Но в этом была вся она - Белла.

Когда мой гнев утих, а злость и раздражение сменились опустошением, Белла заговорила. Ее голос звучал ровно и уверенно:
– Я не знала, чего ждать – но уж точно не подумала бы, что будет настолько… прекрасно и идеально, – голос превратился в шепот, а голова безвольно качнулась вниз, щеки окрасились нежнейшим румянцем, который так мне нравился. – Я не знаю, как тебе, но мне было именно так...
"Я не знаю, как тебе..."
– И это все, что тебя беспокоит? – выдавил я сквозь зубы, приподнимая кончиком пальца ее подбородок, чтобы она не прятала от меня глаза. – Получил ли я удовольствие?
– Я знаю, что ты чувствуешь иначе. Ты же не человек. Я только хочу сказать, что для человека — это самое лучшее, что было в его жизни, – не поднимая глаз, ответила она.

Вот как?... Я опешил. Вот теперь ее сердце сбилось с ритма, а румянец проступил сильнее. На ее лице были написаны смущение и... страх? Пальцами Белла нервно перебирала краешек простыни, закусив губу. Как будто это она ожидала приговора, а не я...

"...что будет настолько… прекрасно и идеально..." - это значит... черт возьми, что ей было хорошо?

"Я не знаю, как тебе..." - неужели она боится, что могла в чем-то не угодить мне?

"Он мне нравится. Гораздо больше, чем я ему. И я не знаю, что с этим поделать," - вспомнил я ее слова, произнесенные когда-то давно, означающие, что я был недостаточно откровенен и настойчив с ней.

Мне всегда казалось, что сила моих чувств написана на моем лице со всей очевидностью, но, получается, я снова ошибся.

Идеальная, совершенная, невинная, любимая. Было ли что-то лучшее в моей жизни, чем эта ночь, когда она подарила мне себя? Если бы не ужасающие последствия, то я бы даже не подумал усомниться в этом.

Робко, все еще розовая от смущения, Белла подняла на меня свои прекрасные глаза, в которых застыли грусть и неуверенность.

Как я допустил это? Позволил снова задеть ее чувства?

Но хотя бы это я мог исправить, в отличие от остального.

– Получается, я еще не за все прощение попросил, – пробормотал я. – Мне и в голову не могло прийти, что из моих слов ты сделаешь вывод, будто эта ночь не была… самой лучшей за все мое существование. Но разве я могу так думать, когда ты…

Радостная улыбка, осветившая любимое лицо, не дала мне договорить.

– Правда? Лучшей? – робко переспросила Белла.

Я вздохнул, собираясь с мыслями. Чувствуя необходимость если не оправдаться, то хотя бы объясниться, я рассказал Белле о своих разговорах с Карлайлом и братьями, о том, как я готовился к важной и самой ответственной в моей жизни ночи, как боялся за ее жизнь и как старался соответствовать ожиданиям семьи.

– Когда мы заключили уговор, я побеседовал с Карлайлом. Надеялся, он чем-нибудь поможет. Он меня, конечно, сразу предупредил, что это может быть очень опасно для тебя. И все же он в меня верил. Как выяснилось, зря.

Белла хотела возразить, но я приложил два пальца к ее губам, не давая спорить.

– Еще я спросил, чего ожидать мне самому. Ведь я понятия не имел, как это ощущается… у нас, вампиров. И Карлайл признался, что по силе воздействия этому нет сравнения. Он предупреждал, что с физической любовью не шутят. Ведь мы почти не меняемся в эмоциональном плане, а такое мощное потрясение может привести к большим сдвигам. Однако на этот счет, сказал он, беспокоиться нечего – ты и так сделала меня совершенно иным, - я улыбнулся. - Братьев я тоже спрашивал. Оба в один голос твердят, что это огромное удовольствие. Приятнее только человеческую кровь пить. Но я пробовал твою кровь, и для меня нет ничего притягательнее… Но я не думаю, что они ошиблись. Просто у нас с тобой все иначе. Для нас это стало другим. Чем-то большим.
— Да, это было большим, - тихо согласилась Белла. - Это было всем.

– Только это не умаляет моей вины. Даже если тебе и в самом деле было хорошо, - грустно резюмировал я.
– В каком смысле? - подозрительно уточнила Белла. - Думаешь, я притворяюсь? Зачем?
– Чтобы я не терзался. Твои слова лишь попытка избавить меня от чувства вины, в то время как я совершил ошибку.

В ее глазах вдруг появилось такое, чего я раньше никогда не видел. Гнев?

Белла взяла меня за подбородок и наклонилась близко-близко, к самому моему лицу, сверля меня потемневшими глазами. Ее брови грозно сдвинулись.

– Послушай меня, Эдвард Каллен. Я ни капельки не притворяюсь. У меня и в мыслях не было, что тебя надо утешать, пока ты не развел тут мировую скорбь. Никогда в жизни не чувствовала себя счастливее – даже когда ты понял, что не можешь убить меня, потому что любишь. Или когда я проснулась, а ты ждал меня в комнате утром. И когда твой голос звал меня там, в балетном классе… – я вздрогнул, вспомнив, как она оказалась на волосок от смерти в лапах вампира-ищейки. – И когда ты произнес "согласен" и я осознала, что теперь никогда тебя не потеряю. Это мои самые счастливые воспоминания. Однако сегодняшняя ночь сделала меня еще счастливее. Вот и не отрицай очевидное.

Слушая ее гневную, убедительную речь, я осознал, что она права. Едва ли я сделаю лучше, если буду продолжать упорствовать. Если Белла предпочитает забыть обо всем, если ей так легче, если она этого хочет, значит, и я закрою глаза на то, что случилось. Увлекать любимую за собой в пучину вины и сожалений бессмысленно и преступно. Не я ли обещал прислушиваться к ее решениям, верить ей? Сделать все, чего бы она только не пожелала, чтобы она была счастлива?

Протянув руку, я нежно коснулся ее щеки.
– Я причиняю страдания. Но я не хочу, чтобы ты страдала.
– Тогда сам не страдай. Ведь все остальное просто чудесно.

С глубоким вздохом я кивнул:
– Ты права. Что сделано, то сделано, тут ничего не изменишь. Нельзя, чтобы по моей милости ты тоже расстраивалась. Что угодно сделаю, чтобы исправить тебе настроение.

Белла недоверчиво прищурилась:
– Что угодно?

В ее животе раздалось урчание. Я спохватился и вскочил с кровати, одеваясь на ходу:
– Ты же у меня голодная!

Вчера, в самолете, Белла ничего не ела. На яхте, похоже, тоже. И проспала немыслимо долго. Какой же я болван, за своими терзаниями забыл о ее потребностях!

– Чем провинились подушки Эсми? – заметно повеселевшим тоном спросила Белла, подкидывая в воздух горстку перьев.
– Провинились… - буркнул я. - Как будто я нарочно... Но нам повезло, ведь это подушки, а не ты.

Я со свистом втянул в себя воздух. Эпизод с подушкой, когда я был так близок к тому, чтобы испробовать ее сладчайшую кровь, стал тем еще искушением. Я потряс головой, отгоняя страшные воспоминания, и заставил себя улыбнуться. Подушки - это сущий пустяк. Главное, она жива. Жаль, нельзя добавить - невредима.

Белла соскочила с кровати, так бодро, что это должно было развеять последние сомнения по поводу серьезности ее травм. Но улыбка тотчас безжалостно стерлась с моего лица. Все было еще хуже, чем я представлял себе. Гораздо хуже.

Вид любимой, ее тела в полный рост, такого хрупкого, жестоко истерзанного, покрытого иссиня-лиловыми узорами, ударил по моему едва обретенному самообладанию как яростный, обжигающий кнут. Я ахнул, сжимая кулаки и зубы, и, отворачиваясь, к своему ужасу успел заметить, как Белла поморщилась. От боли. Она лгала мне, чтобы защитить. Конечно же.

– Что, все настолько страшно? – беззаботно поинтересовалась она, направляясь в ванную.

Я продолжал стоять, оцепенев, боясь, что образ ее изувеченного тела навсегда запечатлится в памяти, как клеймо моего личного позора.

Стон, раздавшийся из ванной, сорвал меня с места.

– Белла? – вскричал я испуганно, появляясь рядом с ней и нервно ища следы нового бедствия. Ей больно? Ей плохо?
– Мне эти перья за всю жизнь не вычесать! – она недовольно ткнула пальчиком в свои спутанные волосы.

Облегчение, которого я не должен бы испытывать, прошло сквозь меня. Всего лишь женские штучки, никакой новой боли.

– И кроме перьев ее ничего не волнует… – с досадой буркнул я, выпутывая намертво прилипшие пушинки.

Белла бессильно опустила руки, позволяя мне помочь ей.

– Неужели тебе не смешно? - улыбнулась она насмешливо. - Я же вылитое пугало огородное!

Я промолчал. Через минуту Белла вздохнула, оценив мои попытки.
– Ничего не выйдет. Все присохло намертво. Попробую смыть под душем, – развернувшись, она проворно обхватила мою талию, улыбаясь и заглядывая в мои глаза, как хитрая лиса. – Поможешь?

Она еще может намекать мне на что-то после ТАКОГО?

– Лучше раздобуду что-нибудь на завтрак, – тихо ответил я, как можно нежнее выпутался из кольца ее рук и поспешно удалился. Вздох, раздавшийся мне вслед, совсем мне не понравился...

Пока Белла умывалась, я, прислушиваясь к шуму льющейся в душе воды, быстро достал яйца, бекон и сыр. Пришло время применить мои ново-обретенные знания по кулинарии на практике.

Когда звук воды стих, и открылась дверь, я уже перекладывал омлет (ужасно пахнущий, к слову) со сковороды на тарелку. Рецепт уверял, что я сделал что-то простое, но невероятно вкусное и оригинальное.

– Держи, - весело, как только был способен, я повернулся и с улыбкой поставил блюдо на стол.

К счастью, Белла догадалась одеть платье с рукавами, удачно скрывающее от меня почти все наиболее выделяющиеся синяки. Если бы не синева под скулой и на ключице, я бы сказал, что она выглядит великолепно. У Элис всегда был превосходный вкус. Белое платье сидело на Белле великолепно и делало ее похожей на ангела. Ангела, которого я посмел обидеть...

Затолкав подальше подобные мысли, чтобы не расстраивать свою чрезмерно великодушную жену, я наслаждался тем, как Белла с аппетитом ест.
– Надо кормить тебя чаще, - сказал я, не отрывая от нее глаз.
– Когда? Во сне? – пошутила она. – Очень вкусно, кстати. А уж из рук повара, который сам ничего не ест, вообще шедевр.

Похвала была приятна.
– Кулинарные передачи, – я не смог не улыбнуться, довольный тем, что ей понравилось.
– А яйца откуда?
— Попросил прислугу забить холодильник едой. Впервые. А теперь я должен просить их убрать перья… – я осекся, тщетно пытаясь сохранить спокойное выражение лица. Хотя бы, безразличное.

Остаток завтрака прошел в молчании.

– Спасибо! – громко сказала Белла и перегнулась через стол для поцелуя.

Я машинально ответил, но тут же отстранился, вовремя вспомнив, что ей может быть больно - ее губы все еще сохраняли опухший вид, напоминая мне об осторожности. Было невероятно тяжело от мысли, что я даже поцеловать не смог ее так, чтобы не навредить.

Разочарование, отразившееся на любимом лице, больно резануло.

– То есть ты вообще больше до меня дотрагиваться не будешь? - с вызовом воскликнула она.

О, как бы я хотел...

Я помолчал, грустно разглядывая нежные черты ее лица и едва выдерживая обвиняющий взгляд. Протянул руку и осторожно коснулся лилового отпечатка на красивой розовой щечке. След тянулся вниз, достигая ключицы, и было отчетливо видно, где я нажал сильнее, где меньше, а где совершенно безобразно. Я чувствовал себя ничтожеством, превратившим то, что должно было стать нашим раем, в ад. Чудовище.

Взгляд Беллы, однако, тут же потеплел от моего прикосновения. Я не мог в это поверить - она прижалась щекой к моей ладони, так же доверчиво и нежно, как всегда. После всего, что я с ней сделал, она все еще хотела быть со мной...

– Ты же понимаешь, что я не об этом... - прошептала она, и ее лицо вспыхнуло.

Я и помыслить не смел, что Белла может захотеть от меня продолжения после того, что случилось. Она не умела заботиться о себе, я уяснил это четко. Давно, просто сейчас еще раз убедился. Что ж, кто-то другой должен сделать это за нее...

Со вздохом я опустил руку. Как бы мне ни хотелось приласкать ее, это было бы неправильным, и даже не просто эгоистичным - это стало бы преступлением.

– Понимаю, - грустно сказал я, а затем добавил решительно и твердо: - Да, именно так. Я больше не буду заниматься любовью с тобой, пока ты человек. Чтобы не причинить тебе новую боль.

Источник: http://robsten.ru/forum/20-82-1