ГЛАВА 42

Я едва не потеряла его... Всего несколько минут назад он мог бы умереть на моих глазах только из-за того, что я не смогла его защитить. Моя собственная жизнь давно перестала иметь для меня значение. Я была готова биться до конца, одна против трёх вампиров. Но никогда раньше мне не приходилось сражаться за чью-то жизнь. За моей спиной был человек, который мог рассчитывать только на меня, и я умерла бы за него, не колеблясь. Мои глупый эгоизм едва не стоил ему жизни. Я всего лишь хотела, чтобы он был рядом. Слышать родное дыхание и наслаждаться ощущением его тёплой руки в моей. Я должна была оставить его дожидаться меня в машине. Я вообще была должна оставить его в Форксе. Так мало Эдварду нужно для счастья. Внимание, забота и любовь. Но я позволила его кошмарам вернуться, хотя самой себе поклялась оберегать его душевный покой. Его шаткий мирок снова разлетелся на куски, разбитый грязной похотью Фонте. Нежное, ранимое сердечко Эдварда едва не взорвалось от страха, когда ублюдочный пидор позволил себе то, о чём я могла только мечтать.

От напряжения руль начал потрескивать в моих руках и я, резко свернув влево, въехала в слабоосвещённый проулок между двумя старыми постройками. Огромные мусорные контейнеры, горы покрытых снегом деревянных ящиков и одиноко раскачивающийся на ветру фонарь. Наверное, складские помещения.

Мне нужно прийти в себя, прежде чем я смогу продолжать путь. Нам обоим чертовски была нужна передышка. Всё это время я ни разу не посмотрела на Эдварда, но его частые хриплые вздохи, болезненные стоны и нервная дрожь эхом отдавались у меня в ушах. Едва мы остановились, его голова со стуком соприкоснулась со стеклом, и я наконец-то решилась взглянуть на него. Зажмурившись и стянув с головы шапку, он принялся с остервенением тереть ею щёку в том месте, где Фонте лизнул его своим поганым языком. Ладони были содраны от частых падений, пока я тащила его к машине. Джинсы были грязными и чуть разодранными на коленях. куртка на груди мокрая и в потёках грязи. Мой нюх не уловил открытых ран, иначе... не думаю, что смогла бы сдержаться. Я чувствовала, что он на грани, с трудом старается быть сильным, прикусывая нижнюю губу. Я никогда не видела, чтобы его руки так дрожали, когда он, кинув шапку на заднее сидение, занялся молнией куртки. Будто находясь в прострации, он жался к дверце, а я даже звуком боялась спугнуть его. Когда куртка последовала за шапкой, он со стоном протянул руки к больному колену, растирая его лёгкими поглаживаниями. Он ни разу не посмотрел на меня, не сказал ни слова, вел себя так, будто меня рядом нет. А я не знала, как вывести его из этого состояния. Он больше не чувствовал себя со мной в безопасности, в одиночку справляясь со своими страхами единственным знакомым ему способом. Уходил в себя, отгораживался ото всех, исчезая в мутной дымке своего сознания. Но хуже всего было то, что он продолжал упорно молчать, не желая делиться своей болью. А я не могла находиться в неведении.

- Эдвард... - мой голос напугал меня саму, не говоря уже о парне, который, дёрнувшись, вжался в дверь. - Поговори со мной, малыш, - я протянула к нему руку, но он, прерывисто вздохнув, жалобно сморщился и отвернулся, уставившись в окно.

Бешеный адреналин, мощными толчками терзающий мою и без того возбуждённую сущность, только усилил подступающий приступ гнева. Я чувствовала, насколько Эдвард напуган сейчас, затравленным взглядом рассматривающий в окно падающие снежинки. Съёжившийся и дрожащий, но упорно отталкивающий моё вмешательство. Он молчал, а я хотела слышать его голос. Мне было необходимо знать, насколько всё плохо, но Эдвард, упрямо продолжая храбриться, еле сдерживая подступающие рыдания, отодвигался от меня всё дальше к двери.

- Посмотри на меня! - настойчиво повторила я, не сдерживая рычания и теряя остатки контроля. - Да не молчи же ты, скажи мне хоть слово! - его сердце рвалось из груди, он задыхался в собственном страхе, но по-прежнему не пускал меня на свою территорию.

- Кто это сделал с тобой, Эдвард? - утробно прошипела я, сжимая кулаки, лишь бы не наделать глупостей.

Я была твёрдо намерена добиться от мальчишки ответа. Разум уже практически оставил меня и, если потребуется, я выбью из дурня эту информацию, чего бы мне это не стоило. Здесь и сейчас.

- Я н-не пон-нимаю, тебя, Белла, - надломлено выдавил он, боясь повернуться ко мне лицом.

- Ты всё прекрасно понял, болван! - рявкнула я, а он в страхе вжал голову в плечи, прикрываясь руками. - Я хочу знать имя этой твари! - мой голос сорвался на хрип.

Ненависть и гнев завладели мной безраздельно, и я уже не могла остановиться.

- Не н-надо, пожалуйста, - жалобно простонал он, ещё больше тем самым распаляя меня.

- Кто тебя трахнул, придурок? - заорав не своим голосом, я за майку рванула его на себя.

Голова мальчишки запрокинулась назад, глаза в шоке распахнулись и слёзы, которые он так тщательно сдерживал, заструились по щекам.

- Я н-не... господи, нет... - его дрожащие руки скользили по моим, пытаясь остановить, но я яростно продолжала трясти парня.

- Тупой ублюдок, говори! - схватив его за волосы, я рывком притянула Эдварда к себе, заставив смотреть мне в глаза. - Или, может, тебе нравилось, когда он пялил тебя в задницу?

- Он не... - он дёрнулся из последних сил и обмяк, уткнувшись в мои колени с тихим всхлипом.

- Убирайся с глаз моих, сучонок! - не соображая, что делаю, я, перегнувшись через него, распахнула дверь и сильным пинком вышибла его на улицу.

Негромко охнув, он схватился за бок и последнее, что я увидела, перед тем как захлопнуть дверцу, это его распахнувшиеся от ужаса глаза.

Я резко сдала назад, убираясь из этого проклятого места. Не знаю, сколько я ехала, дома уже кончились, и я оказалась на пустынной трассе. Время осталось за гранью моего сознания, но в какой-то момент я всё- таки нашла в себе силы остановиться. От злобы и бессилия вцепившись в волосы, я опустила голову на руль, продолжая рычать. Лишь шаг отделял меня от того, чтобы разорвать парня на куски. Видит бог, я действительно старалась его понять, но глупый мальчишка сделал всё, чтобы вывести меня из себя. Как смел он прятаться от меня, скрывать свои мысли и чувства, когда весь его жалкий мирок целиком и полностью принадлежит мне! Чёрт, да он живёт только потому, что я благосклонно позволила ему это. Так быстро я снова приняла привычную для меня позицию Госпожи, не терпящую неподчинения. Так легко было забыть, что он имеет право на личное, недоступное даже для меня. Мой гнев сменился на ужас в течение одной несчастной секунды, стоило моему взгляду случайно упасть в зеркало заднего вида, и я увидела на сидении куртку и шапку. Сколько смертельных для него минут Эдвард провёл на морозе, один, сражаясь с незнакомой ему стихией?

Машина с рёвом неслась обратно, пока я продолжала сыпать проклятиями на свою несдержанность. Сколько молитв я смогла вспомнить, прежде чем въехала в грязный проулок и увидела его, прижавшегося к мусорному контейнеру и обхватившего себя руками. Господь снова услышал свою заблудшую дочь, когда Эдвард, взмахнув покрытыми инеем ресницами, прошептал нежное и родное: «Белла...»

Усадив его задубевшее от холода тело на заднее сидение, я на полную включила обогрев в машине. Кутая его в куртку, я в который раз проклинала свои ледяные руки, не способные дать Эдварду столь необходимое тепло. Закрыв глаза, он делал тяжёлые вздохи, силясь что-то сказать, но из груди вырывались лишь гулкие хрипы. Его губы посинели, на лице проступали белые пятна обморожения, и он дрожал так, словно через него пропустили электрический разряд.

- Б-белла... - зажмурившись от боли, выдохнул он, с трудом размыкая веки. Я едва не задохнулась, увидев в его потрясающих глазах всё ту же нежность и любовь. Казалось, ничто на свете не могло заставить этого мальчика разочароваться во мне. Его жизнь поддерживалась лишь невероятной силы веры в меня, а я никак не могла понять, чем же заслужила такое.

- Молчи, просто молчи, - сжимая его в объятиях, я с ужасом понимала, что согреть его мне не удастся, - сейчас, сейчас, потерпи ещё немного, - перескочив на водительское сидение, я рванула в сторону ближайшей забегаловки и через пару минут вернулась, держа в руках два пластиковых стаканчика с горячим чаем. Он был едва в сознании, сотрясаемый крупной дрожью, когда я силой заставила его сделать несколько спасительных глотков, и он судорожно вцепился в стаканчик. Из его груди вырывались хрипы, когда он с жадностью допивал второй стакан, и я облегчённо заметила появившийся на лице румянец.

- Он не сделал этого со мной, Белла, - покачнувшись, выдавил он, стирая с глаз вновь выступившие слёзы.

- Не говори ничего, малыш, выпей ещё... - с жалостью глядя на него, я протянула ему остатки чая, но он даже не заметил этого, с головой погрузившись в собственное горе.

- Я н-не знал... н-не дум-мал, что мужчины могут так... - он всхлипнул, уткнувшись лицом в ладони.

- Не говори, молчи, - простонала я, притягивая его к себе, но он будто не слышал меня.

- Я н-никогда не знал, когда он п-придёт... но когда приходил, то всегда делал больно, - он попытался отстраниться, но я только крепче прижала его к себе. Я не смогла бы смотреть в его глаза в эту минуту. Я боялась, что увижу в них то, что Эдвард всеми силами старался забыть, но я не давала ему такой возможности. Сейчас моя жажда была такой не существенной, отойдя на второй план. Резь в горле меркла по сравнению с болью, которую выплёскивал этот мальчик. - Я даже не знал, чем прогневал его... почему именно он делает это со мной. Он схватил меня за волосы, заставляя опуститься на колени, а потом... потом он расстегнул ширинку и приказал мне открыть рот... - рыдания душили его, сердце трепыхалось в мучительной агонии, но он продолжал, не в силах больше держать это в себе. А я могла только слушать, стискивая зубы, чтобы от ужаса не закричать в голос. - И тогда... я ударил его, Белла... - он резко вскинул на меня обезумевшие глаза и вцепился в мои плечи, - ... я ударил Господина, понимаешь? Я бил его как мог, разбивая в кровь руки, но даже не почувствовал боли, а он только смеялся... он смеялся, а я кричал, как сильно его ненавижу! Он швырнул меня на пол, а потом снова рванул к себе, стиснув моё колено... а потом... во мне будто что-то взорвалось, я больше не мог кричать, а только хрипел от страшной боли, чувствуя, как его мерзкие руки стаскивают с меня джинсы. Последнее, что я помню перед тем, как наступила темнота, это то, как он вдруг внезапно исчез, и стало так тихо... и хорошо... Но клянусь тебе, Белла... - он выдохнул, и его голова упала мне на грудь, - он ничего со мной не сделал! Я клянусь, ничего! - Эдвард расслабился в моих руках, продолжая только негромко постанывать, пока я гладила его по голове, чувствуя, как от горячих слёз промокает моя футболка.

Да... он ничего не сделал, только изуродовал твою душу, очернил сердце, уничтожил морально.

Мы долго сидели так, обнявшись, вцепившись друг в друга как в спасательный круг. Эдвард, наконец, затих, а мне хотелось завыть, чувствуя, как он целует мои грязные руки, шепча: «не бросай меня, не оставляй».

- Почему ты не хочешь сказать мне его имя? - мёртвым голосом спросила я. - Поверь, я заставлю эту тварь ответить за всё!

- Любимая моя... - словно в забытьи выдохнул он, глядя на меня блестевшими изумрудами глаз, и от шока я отшатнулась. Холодное дыхание сбилось, а время будто замедлило свой бег. - Неужели ты не понимаешь... - он нежно провёл пальцами по моей щеке, объясняя такую простую для него истину, - ...даже если ты разорвёшь его на куски, это ничего не изменит. Я никогда не смогу забыть то, что он сделал со мной. Каждый раз, закрывая глаза, я буду видеть перед собой его лицо, чувствовать на себе его прикосновения. Я так хотел бы забыть, но это невозможно. Всё, что я хочу, это просто быть с тобой, хочу видеть только твои глаза и чувствовать только твои руки. Только твои, понимаешь? - его лицо озарила слабая улыбка, искрящаяся удивительным спокойствием и счастьем, таким непонятным мне. - И ты даришь мне всё это. В тебе моё спасение, Белла. Поэтому я умоляю тебя, оставь его ради меня. Не отнимай у меня то, что я впервые почувствовал, - он замолчал, продолжая ласкать моё лицо нежными, заботливыми касаниями, вглядываясь в глаза с такой всепоглощающей любовью, что моё потрясение переросло в страх. Никакой логике не поддавалось то, что этот мальчик чувствовал ко мне, но я видела это собственными глазами. Свою душу, своё сердце, уже не мёртвое, свою любовь я сейчас держала в руках.

- Господи, Эдвард, что же ты такое? За что ты послан мне? - с горькой усмешкой спросила я, встречая его взгляд. Но Эдварда ничуть не смутило моё недоверие, и он только снисходительно улыбнулся мне в ответ, как улыбаются ребёнку, не понимающего очевидное. - Это всё не понятно, дико и... не правильно! Ты просто не можешь быть таким! Ты хоть понимаешь, что всего за несколько минут ты мог насмерть замёрзнуть? Мог задохнуться в подвале в Сиэтле? После всего того, что я с тобой сотворила, ведь я обращалась с тобой как с дерьмом. К скоту и то лучше относятся! Но ты... после всей этой подлости и мерзости... когда я столько раз обещала тебе защиту, а ты получал её от кого угодно, но только не от меня... почему ты продолжаешь смотреть на меня так?

- Как, Белла? - притихнув, спросил он, всё ещё дрожа.

- Прекрати, Ты отлично понимаешь, о чём я! Скажи, что ты видишь, когда смотришь на меня? -

- Зачем ты спрашиваешь, Белла? Ведь ты же мне не веришь и никогда не верила, - грустно спросил он.

- А ты попробуй переубедить меня, и, может быть, я тебе поверю!

- Может быть... - скривился он в сомнении. - Ты ведь запуталась, Белла. И мне не обязательно это видеть, я чувствую... ты сама не знаешь, кто ты, зверь или человек. Помнишь, ты говорила, что хочешь меня любого? А я... ты тоже нужна мне любой. Хочешь, будь со мной зверем, хочешь, будь человеком... для меня ты прекрасна в любом обличии.

Я была обречена гореть в аду, я знала это и заслужила, а этот мальчик открыл для меня двери рая, давая понять, что ещё не всё потеряно.

- Да, я шлюха, подстилка, проститутка, как ещё ты меня называла... - он с трудом произнёс эти слова с презрением к самому себе, не позволяя мне возразить, - ...ко мне прикасались женщины... прикасались по-разному, и грубо, и нежно... и часто мне это нравилось. Но при этом я никогда не чувствовал себя так, как когда ко мне прикасалась ты. Как ты лечила мои шрамы. Но ведь шрамы... они на поверхности и только ты знаешь, как там внутри... ты исцеляешь мою душу, Белла, и благодаря тебе я вспомнил имя, данное мне мамой при рождении. Благодаря тебе я знаю, что я кто-то, что я человек!

Говорил ли мне кто-нибудь, когда-нибудь такие слова? Я поняла, что все мои двести лет я всего лишь существовала, а жить начинала только сейчас, когда Эдвард, мальчик, который кроме ада Вольтерры ничего не видел, открывал мне весь мир.

- Да, я мог бы задохнуться в подвале твоего дома, но этого не произошло, потому что твои нежные руки... - взяв мою руку в свою, он нежными и почти невесомыми поцелуями покрыл каждый мой пальчик, лаская меня горячим дыханием, - ...освободили меня и сняли цепи, которые я носил два года. Я мог бы замёрзнуть здесь, на этой тёмной улице в одиночестве, но ты вернулась за мной и согрела. Ты думаешь, что твои руки холодные и неприятны мне, но... Белла... я сгораю заживо от твоих прикосновений! Неужели ты не видишь, что творят со мной твои руки, твои глаза? Лишь одно твоё присутствие заставляет меня чувствовать, что я всё ещё жив. Только благодаря тебе моё сердце ещё бьётся. И твоё сердце, Белла... оно ведь тоже бьётся, а ты так упорно это отрицаешь. Господи, Белла... - он обречённо прикрыл глаза ладонью едва не задыхаясь от волнения, - ...я знаю, что заслуживаю смерти за одни только эти мысли и я не достоин прощения за то, что посмел опорочить свою Госпожу такими словами.

- Эдвард, - я осторожно отвела его руку с лица, - посмотри на меня, - он неуверенно поднял глаза, покрываясь румянцем смущения. Ах, как же я любила такую его реакцию!

- Я так боюсь, Белла, - прошептал он, - когда ты уходишь на охоту или уезжаешь к Райли, дверь за тобой закрывается... - мне пришлось взять его руки в свои, так сильно он волновался, - ...и я боюсь, что ты больше не вернёшься, бросишь меня. Что если я буду умирать, а ты не успеешь ко мне? Ведь тогда моя жизнь будет напрасной! Что если последнее, что я увижу, это потолок твоей комнаты? Помнишь, ты спрашивала, мечтаю ли я? Да, Белла, с недавних пор я мечтаю... Моя жизнь так коротка, всего лишь капля в море твоей вечности и когда я умру, ты даже не вспомнишь больше обо мне и это правильно, так и должно быть. Но я так бы хотел, умирая, видеть перед собой твоё лицо, и чтобы ты держала меня за руку, тогда мне не будет страшно. Я бы хотел почувствовать, как твои клыки прокусывают мою шею... может быть будет немного больно, но и это тоже не страшно, ведь в последние мгновения своей жизни я буду знать, что моя кровь приносит тебе долгожданное насыщение. Я буду чувствовать, как ты наполняешься силой, и умру счастливым. Я, не колеблясь, отдам свою жизнь тебе, которая и так твоя, вся, без остатка. Мне нравится принадлежать тебе, быть твоим... Но больше всего я мечтаю о том, чтобы после моей смерти, пусть даже спустя много лет, ты бы пришла на мою могилу хоть на несколько секунд... и тогда там, на небе, я бы знал, что жил не зря и моя грешная душа бы успокоилась, - его глаза блестели от слёз, а я была оглушена и раздавлена. Его слова острой стрелой попали прямо в цель, в моё сердце, которое он слышал, а я нет. Замерев от шока, я смотрела ему в глаза не находя слов, не в силах выдавить из себя хотя бы звук. А нужны ли сейчас слова...

С какой-то отчаянной решимостью он вдруг придвинулся ко мне так близко, что наши лица разделяло лишь несколько сантиметров.

- Белла... - срывающимся голосом выдохнул он и его аромат опалил мою щёку.

Я несколько раз моргнула, стремясь прогнать наваждение, пытаясь прочесть его мысли. Может мне показалось, но... его намерения были ясны как день.

- Эдвард, не надо... - чуть слышно пискнула я, отодвигаясь всё дальше, пока не упёрлась затылком в стекло. Отступать было некуда, а через мгновение он был уже так близко, что его ресницы скользнули по моему виску, невесомо, словно крылышки бабочки. Ужас сковал всё моё существо, когда я в полной мере ощутила, насколько же тонка эта грань между зверем и человеком во мне.

- Пожалуйста, Белла... не отталкивай меня, - простонал он и прикоснулся к моей щеке поцелуем.

Могла ли я сопротивляться? Конечно, могла, но хотела ли... Каждым своим поцелуем, которыми он покрывал мою щёку, висок, скулу, он медленно, но верно пробивал моё сопротивление, сжигая оборону пламенем своих губ.

- Пожалуйста, Эдвард... не надо... не смей, слышишь... - стонала я, чувствуя, как его поцелуи неумолимо приближаются к моим губам.

- Позволь мне, Белла... только один раз, пожалуйста... - его дыхание стало прерывистым, а сердце колотилось как бешеное, - моя Госпожа... моя королева... моя Богиня... - голос хрипел от уже не сдерживаемой страсти, и я, опустив глаза на его губы, осознала: то, что он хочет, неизбежно, потому что я позволю ему это сделать. Я слишком долго этого ждала, чтобы позволить разуму отказаться.

Его губы робко прикоснулись к моим, и сердце пропустило удар. Его или моё... одно на двоих, сильное как никогда. Связь с реальностью прервалась, было только здесь и сейчас и только он, целующий меня с такой нежностью, словно я была хрустальной и могла вот-вот разбиться. Стекло позади меня треснуло, а я всё так же замерев, не дышала, боясь напугать его лишь одним движением, привыкая к его близости, к его касаниям. Помимо воли губы разомкнулись сами собой, и я ответила на поцелуй, позволив его языку скользнуть внутрь, ощутила его одурманивающий, не сравнимый ни с какой кровью вкус. Мои пальцы легли на его затылок, притягивая ближе и я... я снова умерла. Языки столкнулись как волны в бушующем море, сметая на своём пути все сомнения и преграды. Невероятный вкус Эдварда заполнил меня до кончиков волос. Неведомая сила сдерживала зверя, даря такие желанные человеческие эмоции. Господь всемогущий, как мог этот хрупкий человечек целовать меня с такой убивающей страстью? Он будто чувствовал, что у него есть только миг и пил мою сущность до дна. Руки уверенно легли на мою талию, прижимая к себе так близко, что моя грудь соприкоснулась с его, а стук сердца отозвался в моём позвоночнике. Он был нежен и ненасытен одновременно, отдавая мне всего себя и забирая меня всю без остатка. Его стоны заставляли меня дрожать, выгибаться навстречу ему, а может... это были мои стоны. Наверняка я причиняла ему боль, сжимая его слишком сильно, врываясь языком в его рот слишком напористо и откровенно, лаская его губы, не давая сделать и вздоха. Задрожав от еле сдерживаемой страсти, я со всхлипом оторвалась от него, а через мгновение его обжигающе горячий язык, не давая мне опомниться, провёл влажную дорожку по моей шее, и в этот миг я поняла, что это предел. Глухо зарычав, я, с силой, до хруста вцепившись в его горло, отшвырнула Эдварда от себя, застонав от потери ставшего моим тепла.

- Убирайся... из машины... вон! - рявкнула я, вжимаясь в дверь, в то время как всё моё естество тянулось к нему. Ещё несколько секунд и я бы бросилась на него, и, хвала небесам, он понял моё состояние, тут же оказавшись на улице, впуская в салон живительный, морозный воздух.

Отрезвление мгновенно наступило для нас обоих. Краска схлынула с лица Эдварда, когда он начал осознавать, что только произошло. Он испуганно пятился назад, пока не упёрся спиной в кирпичную стену и всё это время не отрывал от меня глаз. Я зарычала, когда он провёл языком по своим припухшим от поцелуев губам, будто не веря в произошедшее. Сейчас от любого моего поступка, взгляда, движения зависело всё. Но что я могла, когда с моих выступивших клыков стекал яд, а глаза налились жаждой крови. Мне нужно лишь довезти Эдварда до дома, а потом... что будет со мной, уже не важно. Если потребуется, я смогу его оставить. Уйду если больше не вынесу его близости, желание которой становилось маниакальным. Если потребуется выбирать - я выберу его жизнь, не свою. Теперь мне есть, что хранить в своём сердце.

Я не знаю, что дало мне силы остаться сейчас человеком. Наверное, только людям свойственно принимать решение «убить или не убить». Со мной было намного проще. Я уже убивала, чтобы погасить жажду. Но как выбрать «любить или не любить», если ты уже не принадлежишь себе?

Я пересела на водительское сидение и ждала его. Я так долго его ждала... подожду ещё немного. Он сел рядом, не назад, как я предполагала. С нежностью и трепетом, оставшимися во мне, я протянула раскрытую ладонь. Ни о чём не прося и не настаивая. Понимая, какое важное это решение для меня и какой трудный шаг для него. Его дыхание сбилось, когда он несколько секунд недоверчиво смотрел то на меня, то на мою протянутую руку и, облегчённо вздохнув, переплёл наши пальцы.

Убийственно... окончательно и бесповоротно... навечно... влюблена...