ГЛАВА 64

В семье настал долгожданный для всех покой, а мы с Эдвардом сблизились как никогда ранее. Вспышки гнева и раздражения с моей стороны становились все реже, но не только домашняя обстановка и вегетарианский образ жизни были тому причиной. Я была влюблена. Чувства и эмоции были так сильны, и единение наших душ порой ошеломляло меня настолько, что поневоле я вспоминала свою мнимую влюбленность в Джеймса и понимала, как долго я ошибалась насчет него. Мои чувства никогда не интересовали Джеймса, и зачастую он воспринимал в штыки любое мое действие, любое сомнение или несогласие с чем-либо. В его глазах никогда не было нежности ко мне. Никогда он не смотрел на меня с таким восторгом и благоговением как Эдвард. Я видела лишь безудержную, а временами даже пугающую меня животную похоть, которую я ошибочно принимала за любовь. Мы были вместе долгие годы, но так и не стали близки по-настоящему. Да и не думаю, что Джеймсу это было нужно.

С Эдвардом мы могли подолгу сидеть на крыльце и смотреть, как заходящее солнце прячется за верхушки деревьев. Плечом к плечу, молча, не произнося ни слова и думая каждый о своем. Но даже в этот молчаливый, безмолвный момент между нами всегда была нежность. Ненавязчивая, случайная, но уже ставшая такой привычной для нас. Иногда Эдвард посматривал на меня и, встретив мой взгляд, кривовато улыбался, задевая мое плечо. Мне нравилось слушать его тихое, размеренное дыхание, наблюдать, как яркий диск солнца отражается в чистой зелени его глаз золотыми искорками и я мечтала узнать, о чем же он думает в эту секунду. Но я никогда не решалась спросить его, даже когда его взгляд тускнел, а между бровей появлялась морщинка. Черты лица искажала непостижимая для меня внутренняя боль, дыхание становилось тяжелым, а глаза наполнялись печалью. Мое сердце обливалось кровью и, едва сдерживая рвущийся рык отчаяния, я не переставала надеяться, что настанет день и Эдвард поделится со мной своей болью и откроет мне свою душу. Он все еще не доверял мне и возможно у него были на то причины, но это огорчало меня, принося страдания. Ему не надо было ни смотреть на меня, ни слышать моих внутренних стонов, чтобы почувствовать, как остро я сопереживаю ему в этот момент. Мы ощущали настроение друг друга по одному лишь дыханию. Мы просто были рядом, без слов.

Эдвард уже не так сильно смущался обсуждать наши с ним интимные отношения и нередко эти разговоры перерастали в ожесточенные споры, но неизменно заканчивались страстными поцелуями и откровенными ласками. Очередной такой спор окончился однажды умопомрачительным и лишающим здравомыслия оргазмом для нас обоих. Раздраженная его неуверенностью и глупыми, по моему мнению, сомнениями, я несдержанно заткнула его болтливый рот поцелуем и, резво оседлав его бедра, научила его прелестям секса через одежду. Пожалуй, мне начиналось нравиться с ним спорить. Однако и у Эдварда это отнюдь не отбило желание поспорить. Дрожащий и удовлетворенный он, уткнувшись носом в изгиб моей шеи, мирно засыпал с блаженной улыбкой на лице и тихим, бессвязным полушепотом-полубредом успокаивал мое сдавленное рычание. Дождавшись, когда он уснет, я осторожно выбиралась из его цепких объятий и скрывалась в душе, который не унимал моего непроходящего возбуждения. В попытке избавиться от терзающих меня навязчивых фантазий я с рассветом спускалась на кухню, чтобы приготовить для Эдварда завтрак. Не только он учился. Я тоже.

То, что казалось глупым и смешным раньше, сейчас ощущалось мною совсем в ином свете. Я по-прежнему считала, что Эдвард выглядит слишком худеньким и изможденным, хотя не могла не отметить, что он довольно заметно поправился с того дня, как я его купила. Щеки уже не были такими впалыми, и на них все чаще можно было заметить очаровательный румянец. Ему готовили Эсми и девочки, находя кулинарию очень увлекательным занятием. И если раньше я с пренебрежением наблюдала за их стараниями, то теперь я хотела научиться готовить для своего мальчика самостоятельно. Мама и сестры готовили для него, братья занимались с ним, развлекали. Карлайл лечил Эдварда. Даже одежду для него покупали Элис и Розали, а я... Я и подарок-то на день рождения не смогла подарить нормальный. В его новой жизни, казалось, принимали участие все, кроме меня. Я просто любила его и то не так, как хотелось бы, как он того заслуживал. Стоило признать, что я была не слишком внимательна к своему парню, зачастую пренебрегая его желаниями и ставя на первое место свои собственные.

Моя первая попытка приготовить омлет получилась дерьмовей некуда, но видеть ошеломленное лицо Эдварда, когда я выдавила из себя улыбку, поставив перед ним тарелку, его щеки, зардевшиеся румянцем, полный обожания взгляд... моя стряпня явно такого не заслуживала. Пожалуй, мне стоит попытаться еще разок другой, если в благодарность я снова получу его обжигающие поцелуи. Я сконфуженно опустила глаза, услышав, как на его зубах заскрипели случайно оказавшиеся в омлете скорлупки. Расстроено вздохнув, я предложила Эдварду позволить мне приготовить ему на завтрак что-нибудь другое, но он только отмахнулся и, не моргнув глазом, заявил, что это его самый вкусный завтрак. Я знала, что он нагло врет, но его искренняя улыбка и здоровый аппетит вынудили меня уступить.

Эта неудача, однако, не слишком разочаровала меня, и я еще более рьяно принялась совершенствовать свои навыки в кулинарии, и через несколько дней к нашему с Эдвардом обоюдному удовольствию мне удалось испечь довольно сносный яблочный пирог, который лишь немного подгорел с одного бока.

Стоит заметить, что нередко сам Эдвард становился причиной моих оплошностей. Было крайне сложно сосредоточиться на приготовлении пищи, когда он, тихонько подойдя ко мне сзади, обвивал руками мою талию и, оставляя нежный поцелуй на плече, приветствовал меня пожеланием доброго утра. Такое утро просто не могло быть не добрым, даже не смотря на недожаренный бифштекс.

Округлившийся живот Эдварда мерно поднимался в такт его дыхания, когда он, сытый и довольный лежал на кровати, глядя на меня с благодарной улыбкой на лице. Я не могла не заметить, что он продолжает поправляться и набирать вес и была рада, что в этом, наконец, есть и моя заслуга.

Возможно, со стороны выглядело полнейшим идиотизмом, когда взрослый восемнадцатилетний парень, сидя на полу и сосредоточенно нахмурившись, строил пирамидку из кубиков. То, что для любого ребенка было игрой, для Эдварда являлось кропотливой и мучительной работой. Пальцы плохо слушались его, и небольшое сооружение всего лишь из четырех кубиков уже являлось для него достижением. Я недоверчиво ухмыльнулась, когда Карлайл предложил эту идею, но наблюдая за тем, с каким трудом Эдварду дается такой, казалось бы, пустяк, я уже не считала эти занятия глупыми и бесполезными. Каждый его разочарованный вздох болью отзывался в моем сердце, когда кубик в очередной раз падал, утягивая за собой всю конструкцию. Его руки дрожали так сильно, уже изначально предрекая неудачу. Нервозность и боязнь допустить ошибку мешали ему сконцентрироваться, и после нескольких тщетных попыток Эдвард в ярости раскидывал кубики по комнате, заявляя, что больше не хочет этим заниматься. Я удивлялась своему собственному терпению, упрямо собирая кубики и снова складывая их перед ним. Взяв его руки в свои, я нежно целовала пальцы, слыша в ответ тихие и смущенные извинения.

Я уже не смеялась, когда Карлайл положил перед ним раскраску и коробку с карандашами. Первоначальный энтузиазм Эдварда вызвал у меня снисходительную улыбку, которая моментально исчезла, как только он принялся водить карандашом по бумаге. Каракулям парня мог позавидовать любой художник-экспрессионист. Пальцы с силой сжимали карандаш в совершенно непонятной для меня манере, и я видела, каких усилий стоило ему заштриховать нужный участок. Когда неровная линия уже в сотый раз зашла за границу, я в отчаянии закусила губу и отвернулась, чтобы Эдвард не заметил огорченное выражение моего лица. Пожалуй, в ближайшее время не стоило даже думать о том, чтобы учить парня грамоте. И дело было даже не в нарушенной моторике пальцев. Тяжелые травмы головы и весь пережитый им ужас в психологическом плане не могли не оставить последствий на работе головного мозга. К тому же сам Эдвард учиться читать и писать отказался наотрез. И я подозревала в этом страх ошибиться и выглядеть никчемным и глупым в моих глазах. Я несколько раз безуспешно пыталась поговорить с ним и объяснить, как я уже горжусь им, но Эдвард упрямо стоял на своем. Для меня было невыносимо видеть, как в его глазах вновь поселяются сомнения и неуверенность, как он несвязно бормочет что-то себе под нос, инстинктивно втягивая голову в плечи и робко выпрашивая для себя еще немного времени. Время... Не думаю, что оно у него было. Я не верила Карлайлу и лживым заверениям Эдварда. Я верила своим глазам. В любом случае для меня не имело никакого значения, умеет ли он читать и писать или нет. В конце концов, это не так уж и важно. Я не хотела смотреть как он, обливаясь потом и нервно сжимая кулаки, пытается запомнить, как выглядит та или иная буква, поминутно оборачиваясь на меня и ожидая моей реакции на его ответ. Я провела с ним за этим занятием чуть больше часа, но Эдвард был настолько вымотан и так тяжело дышал от натуги, что я раздраженно закинула книгу обратно на полку, услышав за спиной вздох облегчения.

Однако, было чертовски обидно замечать, что занимаясь с другими членами семьи и зная, что меня рядом нет, Эдвард вел себя расслабленно и непринужденно и, рассеянно путая буквы, вместе с Эмметом смеялся над своими ошибками. Сидя вместе с братьями в гостиной на диване, когда я тайком подглядывала за ними со стороны, Эдвард настороженно вслушивался в их объяснения о жизненном укладе, о том, почему Карлайл ходит на работу, а они в школу. О том, как живут люди, начиная с момента рождения и до глубокой старости. Для того, чтобы Эдварду было понятнее, смотрели фильмы, приводя в процессе просмотра те или иные примеры. Но вопреки ожидаемому ошеломлению и потрясению в его глазах я видела боль и душераздирающую тоску о безвозвратно утраченном. Думал ли он когда-нибудь о своей настоящей семье? Хотел ли найти их, узнать, что с ними стало, вернуться к ним? Помнил ли он хоть что-нибудь из своего настоящего человеческого детства? Представлял ли он, как все могло для него сложиться, не окажись он в Вольтерре? Мне и самой было интересно, каким бы он был тогда. Обратил бы он на меня внимание, если бы мы вдруг случайно встретились? Этим вопросам не было ответа, и с таким же успехом я могла представлять свою собственную жизнь, не окажись бы в ней Джеймса. Нам обоим было что менять, и было ради чего бороться, надеяться и верить. Волею судьбы мы имеем то, что имеем и только в наших силах сохранить то, что у нас только начало получаться.

Я обратила внимание, что техника не представляла для него особого интереса, и он с удовольствием отдавал предпочтение игрушкам, рассматривая их с любопытством и поистине детским восторгом. К моему явному облегчению он не проявлял желания поиграть и лишь недоуменно моргал, не понимая как порой большой и страшный на его взгляд предмет в виде игрушки мог представлять такую безобидную и забавную копию. Он ни разу не попросил меня купить какую-либо игрушку, но его заяц всегда находился рядом с ним на кровати, когда Эдвард ложился спать. Он чувствовал к нему какую-то странную и в то же время трогательную привязанность, словно она давала ему надежду, позволяла сохранить частичку потерянного детства. А я не могла дать объяснения тому непонятному чувству, которое все чаще возникало в моем сердце и словно червь пожирало его изнутри. Чувство того, что я допускаю ужасную ошибку и возможно, я изначально повела себя неправильно по отношению к Эдварду.

Вечерами мы часто устраивались рядышком на кровати и, пока я занималась массажем ноги Эдварда, предварительно закатав повыше штанину, он копался в куче дисков, выбирая понравившийся. Он рассматривал коробки долго и придирчиво, совершенно не реагируя на мои прикосновения, которые уже давно перестали быть невинными. Ему было явно не до меня, и в эти моменты я чувствовала себя лишней в комнате. С восторженным блеском в глазах Эдвард вскакивал с кровати и вставлял диск в проигрыватель, а я сдерживала разочарованный вздох, понимая, что в ближайшие пару часов мне придется «наслаждаться» «Подводной братвой», а потом скорее всего подобной хренью, если Эдвард захочет посмотреть еще один мультфильм перед сном. Чаще всего он засыпал, так и не досмотрев мультфильм до конца и тогда я осторожно размещала его поудобнее, стараясь не разбудить, накрывала одеялом и, нежно поцеловав в висок, тихонько устраивалась рядом. Но даже в те дни, когда к концу просмотра он еще не спал, его глаза уже слипались, а по лицу блуждала восхищенная улыбка. Он так много смеялся, тыча пальцем в экран. В уголках его глаз появлялись морщинки, отросшие, растрепанные волосы торчали во все стороны в моем излюбленном стиле, на щеках алел румянец, а его губы... Господи, его губы сводили меня с ума. Я смущенно отводила взгляд, вспоминая, что творили со мной эти губы, пальцы. Но сейчас, глядя на него, когда он был таким расслабленным и счастливым, я растерянно хлопала глазами, потому что видела перед собой... ребенка. Не то, чтобы мне не нравилось видеть его таким, нет! Я была искренне рада за него. Чувствовала исходящее от него тепло, спокойствие и умиротворение. Я знала, что когда он уснет, то свободно раскинется на кровати, его дыхание будет чистым и ровным, а сердечко не будет испуганно трепетать. Могла ли я вмешиваться в его счастливый и безоблачный мир, своими грязными, похотливыми желаниями? Портить невинное дитя своими извращенными фантазиями... Отвращение к самой себе душило меня, но еще больнее было от того, что я знала, что буду хотеть его все равно, буду мечтать о нем, буду любить.

- Что ты делаешь здесь совсем одна, Белла?

Я сидела на ступеньках крыльца, пустым взглядом уставившись на ночной лес, и вздрогнула, услышав за спиной тихий, встревоженный голос. Черт, я настолько потерялась в своих мыслях, что даже не услышала, как он подошел. Это нехорошо, теряю бдительность.

- Почему не спишь? - устало вздохнула я, оборачиваясь к нему и встречаясь с его взволнованным, сонным взглядом.

Одетый только в тонкую футболку и штаны и обхватывая себя руками, Эдвард обеспокоенно изучал мое лицо.

Он вроде бы задремал, и я решила недолго посидеть в одиночестве на крыльце, чтобы подумать и хоть немного избавиться от возбуждения. Мне едва удавалось держать свои руки при себе, пока мы наверное уже в четвертый раз просматривали «Шрека», не помню даже какую часть. Этот жабоподобный громила раздражал меня до тошноты, но Эдвард был от него в восторге. Я несколько раз пыталась недвусмысленно водить пальцами по бедру Эдварда, но он не мог оторвать глаз от экрана, лишь иногда поворачивался ко мне и оставлял на щеке нежный поцелуй. Парень совершенно не понимал моего настроя и намеков на интим, и в итоге я оставила попытки, решив не разрушать его сказку.

- Я проснулся, а тебя нет, - сконфуженно пробормотал он, потоптавшись на месте.

- Я подумала, что ты уснул, и мне захотелось побыть немного на воздухе. Совсем недолго, - извиняясь, вздохнула я. - Ты ведь знаешь, что я никуда не уйду, не предупредив тебя заранее.

- Знаю, но... ты чем-то расстроена, - неожиданно заключил он и, подойдя ближе, опустился рядом со мной на ступеньку. - Это я расстроил тебя, да?

Его глаза взволнованно распахнулись, и Эдвард с еще большей тревогой принялся изучать мое лицо.

Я даже не знала, стоило ли говорить с ним о том, что так беспокоило меня в последние дни, но мне не хотелось, чтобы он уходил, и поэтому я метнулась в дом и, захватив для него толстовку, накинула на его плечи и опустилась рядом.

- Нет, малыш, ты тут ни при чем, - пытаясь изобразить улыбку, я нежно обвела пальцем линию его подбородка, мимолетно коснувшись губ, но Эдвард остался все так же насторожен.

- Ты лжешь, - вдруг выдохнул он, отодвигаясь от меня и быстро поднимаясь на ноги.

- Ты мысли мои читаешь что ли? - непонятно от чего вдруг взвилась я, своей реакцией только подтверждая его опасения.

Я тут же попыталась взять себя в руки и успокоиться, но сердечко Эдварда уже откликнулось на мою короткую вспышку гнева, и я почувствовала его страх.

- Извини за то, что я так вспылила, - я осторожно коснулась его руки и услышала короткий вздох облегчения. - Да, я действительно немного нервничаю в последнее время, но твоей вины в этом нет, просто я... - я замялась, не зная как правильно выразить свои мысли, чтобы Эдвард не почувствовал себя виноватым.

- Просто скажи как есть, Белла. Не обманывай меня.

Я удивленно вскинула на него глаза, поразившись его внезапной горячностью. Губы Эдварда упрямо сжались в тонкую полоску, и он чуть подался вперед, дожидаясь ответа.

- Хорошо, - согласно кивнула я и сделала глубокий вздох, - Эдвард, я тут подумала... как ты смотришь на то, чтобы мы с тобой были друзьями... эмм... просто друзьями...

Я испугалась, когда он вдруг внезапно побледнел, и протянула к нему руки, но он отшатнулся и сделал неуверенный шаг назад. Бешеный стук его сердца оглушил меня, и в его расширившихся от шока глазах я увидела растерянность и панику.

- Друзьями? - слабо выдохнул он, покачнувшись на месте. - Я не... не понимаю... мы ведь и так друзья, разве нет? Ты же говорила...

Он весь сжался и выглядел таким потерянным, что у меня в груди защемило от боли.

- Конечно друзья! - поспешила успокоить его я. - Тебе незачем волноваться, просто я считаю, что... эмм... некоторые вещи, которые происходят между нами, это не то, что тебе сейчас нужно...

Я в отчаянии заламывала руки, будучи совершенно неподготовленной к этому разговору.

- Какие вещи? - потрясенно выдохнул он.

- Черт, я говорю о близости, Эдвард! Поцелуях, ласках и прочем дерьме, - раздосадовано вырвалось у меня.

- Дерьме?

Прохладный ветерок взъерошил его волосы и еще сильнее обхватил себя руками, подавленный и одинокий, но, тем не менее, не сводящий с меня взгляда. Я так хотела броситься к нему и обнять, понимая, что причинила ему боль своими несдержанными словами. Это совсем не входило в мои планы, я лишь хотела, чтобы он понял причину моих переживаний. В конце концов, это для его же блага и... я хотела ограничить наши отношения только на время, дав ему возможность освоиться и стать более уверенным в себе. Но начиная это разговор, я отнюдь не была уверена в том, что смогу держать под контролем свои желания.

- Это из-за того, что я... слабоумный? - чуть слышно прошептал он, не глядя на меня.

- Господи, с чего ты это взял? Почему ты так думаешь? - изумленно воскликнула я, растерявшись от такого заявления.

Глаза Эдварда наполнились слезами, и он открыл было рот, но потом, отчаянно взмахнув рукой, развернулся и бросился к дверям.

- Эдвард, подожди! - я поспешила за ним, стараясь не обращать внимания на Эсми, провожавшую нас огорченным взглядом.

- Эдвард! - я проскочила за ним в комнату, едва не позволив двери захлопнуться перед самым моим носом. - Не убегай от меня, - моя рука вцепилась в ручку двери, ведущей в ванную, не давая ему возможности скрыться. - Я думала, что так будет лучше для тебя!

- Лучше? - потрясенно воскликнул он, резко оборачиваясь ко мне и гневно сверкая глазами. - Разве не ты хотела, чтобы я принимал самостоятельные решения?

- Конечно, но...

- Откуда ты знаешь, что на самом деле лучше для меня? - прошептал он, усаживаясь на краешек кровати.

- Я лишь забочусь о тебе, малыш, - расстроено пробормотала я, следуя за ним, - пытаюсь заботиться... Ты с таким трудом привыкаешь к совершенно новому для себя образу жизни, и я боюсь, что требую от тебя того, к чему ты пока не готов. Пока...

Я нерешительно коснулась его руки, и он вздрогнул так, как вздрагивал в те страшные первые дни.

- Разве ты спрашивала меня, что хочу я? Что я чувствую, что вижу, когда смотрю на тебя? - его глаза заблестели при тусклом свете ночника, и я задохнулась от силы горевших в них эмоций.

- Малыш... Боже, ты такой счастливый и беззаботный, когда смотришь мультики, когда рисуешь или катаешься на велосипеде, - вздохнула я, вымученно улыбнувшись ему, - но стоит мне прикоснуться к тебе, как ты становишься другим, испуганным и настороженным.

- Весь мой мир рухнул! - отчаянно воскликнул он, запустив пальцы в волосы. - Все, что было со мной эти годы, все, что я знал, во что верил...

- А я разрушаю то, что осталось, - подавленно прошептала я, - ты пытаешься вспомнить то, что у тебя отняли - твое детство. Тебе самым удивительным образом удается сочетать в себе и ребенка, и мужчину... и это пугает меня. Я боюсь потерять одного из них и я просто не знаю, как этого избежать.

- В Вольтерре я не был ни ребенком, ни мужчиной. Я был рабом, Британцем, - выдавил Эдвард, посмотрев на меня тоскливым, измученным взглядом, - я даже никогда не видел детей, таких маленьких и беззащитных... никогда до...

Я судорожно сглотнула, с силой сжимая кулаки и стискивая зубы, чтобы не застонать, не закричать от горя за его истерзанную и изувеченную душу, так настрадавшуюся и все еще продолжающую страдать.

...но сейчас, когда в моей жизни происходят перемены, хорошие перемены, когда я впервые чувствую себя так правильно и по-настоящему, по-человечески, впервые чувствую как мое сердце наполняется любовью, чувствую себя нужным и любимым... - он вдруг замолчал и на его лице появилась неуверенная улыбка, когда он нежно коснулся пальцами моей щеки, посылая такую привычную волну дрожи по моему телу и срывая с моих губ тихий стон наслаждения, ...я знаю, ты еще никогда не говорила мне этих слов... - Эдвард запнулся, задыхаясь от волнения и пристыжено опустил глаза, ... не так уж и важно, скажешь ли ты или нет хоть когда-нибудь, но... я вижу это в твоих глазах, когда смотрю мультики, рисую или катаюсь на велосипеде, когда я ем, когда ты крепко держишь меня в бассейне, не давая захлебнуться, когда помогаешь мне мыться, когда разминаешь мне ногу и мажешь гелем, когда собираешь по комнате кубики, которые я раскидал... - его глаза виновато прикрылись, ... когда я смотрю телевизор, а ты тихо сидишь рядом, держа меня за руку... я чувствую тепло и нежность твоих глаз. Я чувствую это в каждом поцелуе, в каждом прикосновении, даже во сне...

- Я люблю тебя... - я была потрясена до глубины души, насколько легко и непринужденно дались мне слова, которые я так долго держала в себе и которых так боялась.

То, что я прятала в себе долгие годы, Эдвард видел каждый день, каждую минуту, секунду. Сколько сил и надежды, веры в наше совместное будущее придавали мне его слова любви, но я даже не представляла, насколько важным для него было услышать это признание от меня. Я боялась того, что была с такой ошеломляющей силой влюблена в того, кого ненавидела каждой клеточкой своего тела, впервые увидев. В того, чья волшебная, драгоценная кровь, которую я страстно желала до судорог в теле, до боли в каждой косточке, впервые вдруг перестала иметь для меня значение. Того, кто был настолько хрупок, что даже моя любовь могла в считанное мгновение оборвать его жизнь. И тогда, вместе с ним умерла бы и я, бессмертная и неуязвимая.

Мой храбрый ребенок-мужчина... Смогу ли я справиться с этим? Смогу ли оправдать его надежды, не причинив при этом еще больше боли и страданий?

Мелкие, прозрачные слезинки сорвались с его ресниц, когда он наклонился и нежно коснулся моих губ поцелуем. Так трепетно и осторожно, словно боялся причинить мне боль. Он целовал меня так, как мужчина целует любимую женщину. Целовал, уже зная, что его чувства взаимны, зная, что он больше не одинок. Его язык с мягким напором плавно скользнул между моих губ, смело обводя кончики заостренных клыков, и я застонала от пронзившего меня удовольствия, пульсацией отозвавшегося внизу живота. Я задыхалась, а Эдвард губами ловил мои стоны, посылая волны живительного тепла в мою оттаявшую душу. Каждое его прикосновение было преисполнено обожествлением и поклонением, когда его теплые пальцы с легкой волнительной дрожью обводили контуры моего лица, рисуя узоры на щеках. Сглотнув яд и с трудом приоткрыв глаза, я увидела с каким восхищением и любовью Эдвард всматривается в черты моего лица, ничуть не страшась тлеющей похоти и вожделения в тьме моих глаз.

- Я знаю, чего ты ожидаешь от меня, - хрипло выдохнул он, рядом с моим ухом, намеренно задевая губами мочку, и мои глаза закатились от удовольствия, - знаю, что ты хочешь большего и постоянно борешься со своими инстинктами, страстью, желанием... - он плавно толкнул меня на кровать и, опираясь на локти по обеим сторонам моей головы, прижал меня своим разгоряченным и твердым телом. Так, как я всегда хотела его чувствовать. Сильным, мужественным, подавляющим. Заставляющим меня почувствовать силу его желания, вдавливаясь эрекцией между моих ног, совершая едва ощутимые, будто сдерживаемые толчки бедрами. Мои пальцы сминали его толстовку, грудь бешено вздымалась, и мне уже с трудом удавалось сконцентрироваться на его словах. Вожделение лишало меня рассудка, и на моем лице вдруг расплылась глупая улыбка, когда я осознала, что он все еще оставался моим Эдвардом, несмотря на то, что взгляд то и дело устремлялся на пульсирующую венку на его шее.

...я так не хочу разочаровать тебя, - в его голосе слышались обреченность и неуверенность, и я нежно накрыла его щеку своей ладонью.

- Эдвард, этого не произойдет.

Я меньше всего хотела, чтобы он снова закрылся от меня, терзаемый страхами и сомнениями, в то время как мы только-только установили некоторое взаимопонимание между друг другом, и сейчас я не хотела допустить очередную ошибку.

- Я знаю, тебе трудно со мной, - прошептал он, прикрыв глаза и наслаждаясь легкими прикосновениями моих пальцев, дыша тяжело и прерывисто от волнения, - ты так терпелива ко мне, больше, чем я того заслуживаю... я так мало знаю об этом мире, но я буду стараться, я научусь... ты только не сдавайся, Белла, - его глаза неожиданно распахнулись, и я увидела в них столько отчаяния, столько надежды, что в моей груди все сжалось от боли.

- Я буду рядом, малыш, я обещаю. Я не сдамся! - он несколько секунд всматривался в мои глаза, прежде чем вздохнуть и осторожно опустить голову на мою грудь, аккуратно, все еще немного опираясь на руки и стараясь не давить на меня своим весом.

- Я не справлюсь без тебя, - глухо выдавил он, сильнее прижимаясь ко мне, - без твоих поцелуев, ласк... без твоей любви.

- Я не хотела, чтобы ты понял меня так, чтобы чувствовал себя покинутым, - сдавленно пробормотала я, перебирая его волосы.

- Я хочу, чтобы ты знала, Белла, - он вдруг отнял голову от моей груди, снова приподнимаясь надо мной и его глаза заблестели в приглушенном свете комнаты, - я не скажу «нет», когда бы ты ни захотела... взять меня. Я твой, всецело и навсегда.

Я замерла под ним и затаила дыхание, стараясь разглядеть на его лице страх или сомнения, но он был так забавен в своей серьезности, что я невольно улыбнулась и, резким движение опрокинув его на спину, уселась сверху.

- Какой же ты у меня еще глупенький, - я наклонилась, игриво коснувшись его губ и ловко отстранилась с улыбкой, когда он ответил мне с пылкой горячностью. - Я схожу с ума от того, как сильно хочу тебя, - дрожа от возбуждения и ощущая его под собой, такого готового отдаться мне сейчас, так страстно желающего меня, я медленно уткнулась в изгиб его шеи и осторожно провела языком по призывно пульсирующей венке, оставив на ней влажный поцелуй и тихо выдохнула, почувствовав как стремительно он твердеет от моих ласк. - Я уже столько раз была в шаге от этого, даже не желая знать твоего мнения, но... это слишком много значит для нас обоих, мы так долго к этому шли, чтобы оно, наконец, стало правильным, настоящим, но я не буду брать тебя, Эдвард... - прерывисто вздохнув, он резко распахнул глаза, глядя на меня с немым потрясением, ... я займусь с тобой любовью, но только тогда, когда почувствую, что ты готов. Не здесь... - моя рука скользнула между нашими телами и осторожно сжала его член через тонкую ткань, срывая с губ Эдварда мучительно-просящий стон, ... вот здесь, малыш, я почувствую это, поверь, - я приложила ладонь к его груди прямо над сердцем, восхищаясь тем, как оно мгновенно отозвалось мне ритмичным стуком.

- Мне нравится, когда ты... сверху, - его ресницы дрогнули, а щеки окрасились румянцем смущения, когда он немного нерешительно опустил ладони на мои бедра и, слегка погладив их, надавил, вынуждая меня еще сильнее вжаться в его эрекцию.

- Да? - я плавно повела бедрами и немного опустилась, а затем снова подалась вперед, проведя своим уже давно истекающим центром по всей его длине.

Он сдавленно простонал, с силой сжимая пальцы на моей плоти, и я с коварной улыбкой склонилась над ним, почувствовав, как он несдержанно толкнулся бедрами мне навстречу.

- Как тебе нравится, малыш? - шепнула я, задевая губами мочку его уха, и он жалобно хныкнул, вздрагивая подо мной, и опустил ладони на мою попку, пытаясь контролировать мои движения на нем. - Скажи, что ты хочешь?

Эдвард был прав. Я никогда не спрашивала его о том, что он чувствует, руководствуясь лишь его реакцией на мои прикосновения. Я продолжала делать выбор за него, сама решая, что лучше, а что - нет. Он соглашался из желания угодить мне, но возможно я ошибалась, и он ждал от меня чего-то особенного. Чего-то, в чем боялся и не решался признаться. Но сейчас, когда я, наконец-то, осмелилась открыться ему в своих чувствах, я ожидала ответного шага и от него. Я хотела узнать хотя бы о некоторых его фантазиях и дать ему уверенность в том, что готова слушать, что хочу быть с ним на каждом отрезке наших отношений. Что мое признание не пустые слова, а самые важные, что я произносила в своей долгой жизни.

- Одень на меня мою цепочку, - замирая, тихо попросил он, и я изумленно посмотрела ему в глаза.

Его взгляд ошеломил меня такой неожиданной нежностью, будто он заранее знал, что его просьба удивит меня. Но на его лице в этот момент я не видела и тени сомнения. Это было то, чего он действительно желал.

- Зачем? Почему это так важно для тебя? - недоуменно спросила я, нежно проведя ладонью по его щеке и наслаждаясь легкой небритостью кожи. - Я и так знаю, что ты мой и без этого ошейника. Мне достаточно твоих слов, чувств, твоей любви.

- Для меня это намного больше, чем подарок, - выдохнул он, ловя губами мои пальцы и обжигая их своим жарким дыханием. Он немного нахмурился, и между его глаз появилась морщинка. - Никто никогда не дарил мне такого, и даже мои татуировки не говорят о моей принадлежности кому-либо. Я знаю, что написано на моем теле. Я никогда не должен забывать о своем месте, должен бояться и почитать, должен преклоняться. Но с тобой я нашел свое место в жизни. Я чувствую это своим сердцем, душой. С тобой я больше не боюсь, но от этого почитаю и преклоняюсь перед тобой еще больше. Не потому, что принадлежу, а потому что люблю. И всегда любил бы, даже если бы ты оставила меня... отдала.

- Господи, Эдвард, ну как еще мне убедить тебя в том, что я никогда не...

- Я знаю, что не отдашь, - смущенно улыбнулся он, перебивая меня и осторожно касаясь пальцем моих губ, вынуждая замолчать, - теперь я знаю. На этой цепочке написано твое имя. Изабелла Каллен... научившая меня любить и отдавшая мне свое сердце. С тобой я становлюсь мужчиной.

- Ты был мужчиной уже до того, как впервые познал женщину, Эдвард, - горько вздохнула я, отводя взгляд и не в силах смотреть в чистые глаза того, кого я так бездумно называла грязной шлюхой, даже не осознавая какую грязь ему пришлось нести на своих детских плечах.

- Моя первая женщина сказала, что любит меня, и это было не в Вольтерре. Ты моя женщина, любимая, единственная.

Я задохнулась от искренности и глубины чувств, которыми были пропитаны его слова. Он выжил только благодаря тому, что еще сохранил в себе способность чувствовать прекрасное, которое несмотря ни на что Вольтури не смогли уничтожить в нем безвозвратно. А я выжила потому, что ему удалось разглядеть прекрасное и во мне.

- Твоя, - я замерла, впитывая в себя жар его рук, ласкающих мои бедра. - Я никогда не предам тебя, не заставлю ни на секунду усомниться в моих чувствах к тебе.

Эдвард затих, и в тишине комнаты раздавались лишь стук его сердца и частые вздохи. Широко распахнутыми от потрясения и увлажнившимися глазами он смотрел на меня так долго, что казалось, прошла целая вечность, прежде чем он приподнялся так, что моя грудь соприкоснулась с его, и заключил меня в кольцо своих рук. Но я не отвела взгляда. Я хотела, чтобы он видел, что я честна и не стесняюсь сказанных мною слов.

- Поцелуй меня, пожалуйста, - тихо и робко попросил он, нежно погладив мою спину. - Мне нравится, когда ты целуешь меня.

- Так? - я едва коснулась его губ легким, невинным поцелуем и улыбнулась, услышав его недовольный вздох, когда он нетерпеливо потянулся мне навстречу.

- Сильнее...

Меня не надо было просить дважды, и мой язык жадно скользнул во влажную, сладкую глубину его рта, встречаясь с его языком в страстном танце. Я едва смогла ощутить, как Эдвард вздрогнул под моим яростным напором и с трудом попыталась быть осторожнее, но он мгновенно это почувствовал и еще сильнее сжал меня в объятиях. Горячий язык играл с моим, бесстрашно скользя по острым, истекающим ядом клыкам. Я глухо застонала, почувствовав, как его пальцы проникли под мою футболку и обожгли лаской позвонки, поднимаясь выше и останавливаясь на застежке бюстгальтера. Зная, какого действия я от него ожидаю, Эдвард намеренно не торопился, водя пальцами по кромке ткани. На его лице заиграла коварная ухмылка, когда он со вздохом оторвался от моих губ и мучительно медленно заскользил ладонью вниз по спине, забавляясь моим раздраженным рычанием.

- Кажется кто-то решил поиграть, - зловеще протянула я, лаская губами его подбородок, скулу и кончиком языка выводя узоры на его шее, постепенно подбираясь к уху. Теперь пришел уже мой черед ухмыляться, услышав несдержанный стон Эдварда, когда я, несильно потянув губами мочку его уха, нежно пососала ее.

- Бел... Белла, подожди, - задыхаясь и дрожа, простонал он, мягко удерживая меня за плечи.

Его сердечко затрепетало, а руки дрогнули, но я и не думала прекращать свою сладкую пытку, лаская языком ушную раковину и поигрывая с мочкой. Близкая и вожделенная венка не осталась без моего внимания, и я со стоном провела по ней языком, наслаждаясь лихорадочной пульсацией невыносимо желаемой крови. Саднящие от боли клыки обнажились и, едва сдерживая отупляющую рассудок жажду, я предельно осторожно царапнула кончиками зубов нежную кожу, оставляя на ней красные полоски, по которым немедленно провела языком. Я смогла сделать то, о чем так давно мечтала и не позволила ни единой капельке просочиться наружу.

- Больно? - тревожно спросила я, с трудом найдя в себе силы оторваться от столь желаемого, но запретного лакомства и встретилась с его помутневшим от страсти взглядом.

Глядя в его сверкающие глаза, я с дрожью накрыла ладонями его щеки, нежно поглаживая их и давая нам обоим возможность успокоить дыхание.

- Нет, что ты... мне понравилось, - застенчиво улыбнувшись, пробормотал Эдвард и, потянувшись к комоду, взял с него знакомый бархатный футляр. - Пожалуйста...

Он протянул мне футляр и напряженно замер в ожидании, смотря на меня нежно и ободряюще, будто пытаясь убедить, что ничуть не сомневается в своей просьбе.

Мне все еще было сложно понять, почему ему было недостаточно моего простого присутствия рядом, моей любви. Почему он так неистово желал быть прикованным ко мне этим извращенным подобием подарка на день рождения, ведь я и без этого едва ли нашла в себе силы оторваться от него.

- Тебе мало просто меня, того, что я рядом? - расстроено вырвалось у меня, когда я дрогнувшими руками застегивала цепочку на его шее.

- Мне всегда будет мало тебя.

Мое сердце едва не раскололось от боли, когда я увидела в его глазах, казалось бы, навечно поселившийся там страх. Страх потерять меня, снова быть отвергнутым, преданным. И что бы он не говорил мне, и не пытался убедить меня в обратном, это все еще оставалось в нем. Мучительно терзающее его недоверие.

- Куда мне идти, малыш, если вся моя жизнь, весь мой мир здесь, с тобой?

Источник: http://robsten.ru/forum/20-1389-1