Я называла код, парень усердно вбивал его на клавиатуре. Когда он закончил и ввел код в программу, наступила непродолжительная тишина. Компьютер проверял данные.
- Все в порядке, мисс, - сказал он, вынимая распечатанный лист, - подождите минуту, я передам вас агенту.

Он ушел, и я расслабилась. Я чувствовала себя почти уверенно. Я знала, что делаю. Этот процесс был отработан мною много раз – папа хотел убедиться, что все коды и пароли намертво укрепятся в моей памяти, навсегда. Я помнила их так хорошо, будто учила прямо с пеленок.

Спустя десять минут за мной явился агент, одетый в безупречный деловой костюм. Он смотрел на меня уважительно, почти подобострастно, когда произнес:
- Прошу, следуйте за мной, мисс.

Я знала, что банк получит невероятные комиссионные за выплату денег с тайного счета, поэтому прекрасно понимала отношение к моей персоне.

Мы прошли к лифту, чтобы подняться на второй этаж. Было жарко – наверняка в банке уже включили отопление – но я не осмеливалась снять капюшон. Так глупо. Кто может узнать меня здесь? И все же мне все время мерещилось, будто агент поглядывает на меня с подозрением. Наверное, как всегда, мое чересчур запуганное воображение играло со мной.

- Пройдемте в мой кабинет, - предложил агент, - там будет удобнее.

Что-то волнительно ёкнуло в сердце, но я кивнула. Личный кабинет – всегда лучше, если я хочу оказаться на глазах у как можно меньшего количества народа.

Мы поднялись на третий этаж вместо второго, и агент проводил меня в кабинет за резными темно-бордовыми дверями. Похоже, обслуживать меня будет сам банкир. Конечно, такой важный клиент, как я – это редкость для банка маленького городка. Наверное, банкира сейчас просто распирает от гордости.

Я села в мягкое кресло напротив шикарного полированного стола, а банкир – в свое кресло.
- Не желаете чай или кофе? – предложил он, включая компьютер и доставая бумаги, бегло их изучая, потом поднял внимательный взгляд на меня.
- Нет, спасибо, - вежливо отказалась я.
- А я выпью, - он слегка улыбнулся, затем по громкой связи вызвал секретаршу. Попросив кофе, он быстро написал ей какие-то указания на листе бумаги, прося выполнить поручение настолько мягко, будто секретарша – его жена или минимум подруга. Я поежилась – мой отец никогда не разговаривал с людьми так мило. Никогда. Даже с родными.
- Может, продолжим? – настояла я, когда мы остались одни, и банкир все еще не предложил мне набирать пароли в программе.
- Вы торопитесь? – он выглядел смущенным.
- Да, - мне не терпелось убраться отсюда. Любое промедление настораживало и раздражало.
- О, хорошо. Простите, - он развернул монитор и отдал в мое распоряжение клавиатуру. Программа уже была загружена. Встав, чтобы не мешать мне, банкир отвернулся к окну.

Пока я вводила коды один за другим, а компьютер подолгу проверял их, вернулась секретарша с кофе и бумагами. Банкир поблагодарил девушку, проверяя документы и прихлебывая из чашки. Вскоре все было введено, и я нажала «отправить», посылая последний запрос. Программе требовалось немного времени, чтобы проверить данные. Потекли минуты ожидания.

- Сколько вы хотите снять? – поинтересовался банкир, снова устраиваясь напротив меня. Я задумалась. Конечно, я могла обращаться к этому счету еще не раз, но мне не хотелось быть частой гостьей в банках.
- Один миллион долларов, - выпалила я. Брови банкира удивленно поползли вверх. – Что-то не так?
- Нет-нет, просто… - он виновато поежился. – Банк маленький. Очень сомневаюсь, что такая сумма есть в наличии. Вам придется подождать… по крайней мере, несколько часов. Пока деньги не подвезут из Ванкувера. Мы всего лишь филиал.
- О… - нет, ожидание меня не устраивало. – Тогда… сколько есть в наличии?

Банкир задумался.
- Полагаю, сто или двести тысяч. Я понимаю, что…
- Ничего, меня устроит, - перебила я его, - я всегда успею зайти к вам еще. В другой раз.

Банкир ослепительно улыбнулся.
- Конечно, мисс. Буду очень рад, - он протянул мне бланк заявления и ручку. – Я оставлю вас, пока вы заполняете, - сказал он и вышел.

Время тянулось мучительно медленно. Я уже заполнила все графы и перепроверила несколько раз, а банкир до сих пор не вернулся. Нервно поглядывая на часы, я кусала губу, отсчитывая едва двигающиеся минуты. Как долго это будет тянуться? Неужели нельзя работать быстрее? Я встала, разминая затекшие ноги, прошлась по кабинету. Затем решила выглянуть в холл. Дверь была тяжелой и металлической, ручка не поворачивалась. Будто услышав мои попытки, раздались шаги, и дверь распахнулась. В проеме стоял банкир, глядя прямо на меня.
- Простите за задержку, - пробормотал он взволнованно и немного нервно. – У нас некоторые… проблемы.

Он вошел, плотно закрыв за собой дверь, и указал мне в сторону кресла. Я замешкалась. Внезапно мне захотелось бежать отсюда, какое-то странное чувство шептало внутри, что происходит что-то неправильное. Либо странное промедление действовало на нервы, либо взгляд банкира стал более сухим и холодным, чем раньше, но я почувствовала себя неуютно, пленницей. Это еще усилилось от того, что банкир не оторвался от двери до тех пор, пока я не села в свое кресло. Только тогда он прошел к своему месту, не глядя на меня. Он выглядел сердитым и осторожным. Мое сердце молоточками стучало у меня в висках, выдавая тревогу. Если бы я не была так хорошо воспитана, я бы просто сорвалась сейчас с места и бросилась наружу. Но в то же время, нам нужны деньги, и я не позволю необоснованному страху помешать мне снять их. Я буду сильной.

- Что случилось? – спросила я, боясь ответа. – Почему так долго?
- Э… - банкир провел рукой по волосам, поморщился, будто его что-то мучает, затем посмотрел на меня. – Мисс, вы можете воспользоваться вашим счетом только с момента совершеннолетия.
- Хорошо, - кивнула я. – Я – совершеннолетняя.
- Э… я должен это проверить, - он снова нервно провел по волосам и вискам, затем протянул руку. – Могу я посмотреть ваш паспорт или права?

Я чуть не рассмеялась. Истерично. Я прекрасно знала, что никаких документов в моем случае не требуется. Договор о возрасте был на словах, не на бумаге. Откуда он вообще знает про этот пункт?

Холод противно пронзил меня, сжимая внутренности в тугой комок. Я затравленно оглянулась на дверь, понимая со всей очевидностью, что я в ловушке. Неужели это происходит со мной? Или все-таки мне кажется?

- Ох, я не взяла с собой документы, - сказала я, поднимаясь и стараясь выглядеть естественно. – Давайте я схожу за ними и потом вернусь? – я улыбнулась, силясь говорить уверенно и спокойно, непринужденно, но мой голос уже дрожал.
- Нет-нет, мы все уладим и так, - банкир поднялся, испугавшись чего-то, и поспешил обойти стол, чтобы подойти к двери. Сначала я подумала, что он хочет открыть ее передо мной, но, когда я сделала шаг к выходу, мужчина переменился в лице, и я услышала щелчок. В его руке мелькнул ключ, который он спрятал в карман.

Нет! Я посмотрела на него, чувствуя резко зарождающиеся слезы. Голова закружилась от страха, потому что в его глазах я увидела непреклонность. Я в ловушке. Я в ловушке. Больше ни о чем я не могла думать.
- Отпустите меня, - выдавила я тихо и надрывно, голос звучал едва слышно от волнения.

Лицо банкира смягчилось и стало сочувственным.
- Я хочу вам помочь. – пробормотал он.
- Тогда отпустите меня, - снова прошептала я и быстро стерла слезинку со свей щеки. Я изо всех сил старалась не терять присутствия духа, но мои внутренности словно пережевывала огромная машина, скрипя и ухая. Я схватилась за стул, чтобы не упасть. Мой мозг вскипел, побежденный непереносимой паникой, я не могла оторвать взгляда от закрытой двери. Я в ловушке. Я чувствовала себя пойманным зверем, которого собираются пустить на шкуру или мясо – именно так. Словно смерть топчется рядом, заглядывает в глаза. Словно меня пристрелят прямо сейчас, хотя это и было лишено всякой логики. Но это конец, я знала.

Мужчина неловко покачал головой, пройдя к столу. Перегнувшись, он вытащил из пачки принесенных секретаршей бумаг один лист, немного помятый, и молча положил передо мной, глядя на меня испытующе.

Я перевела взгляд, и ахнула, хватаясь за живот, его скрутило. Мое фото. Такое четкое, цветное, а не черно-белое, какое обычно бывает, когда листовку распечатывает принтер полицейского участка. Папа вложил немало денег, чтобы мое лицо ярко блистало по всей стране.

«Внимание: розыск. Мелисса Смит, двадцать лет. Исчезла 2 октября 2024 года из больницы города Ганновера. Была одета в джинсы и легкую кожаную куртку. Подозревается похищение».

Похищение? Я не верила своим глазам. Разве папа не подумал, что я сбежала?

- Это вы, не так ли? – тихо спросил банкир, и мое пересохшее сжатое горло выдало не то всхлип, не то стон.
- Вы не понимаете, - я едва дышала, слезы вышли на поверхность и потекли по щекам. Мне больше ничего не оставалось. Банкир казался хорошим человеком, и я чувствовала, что могла бы просто разжалобить его. – Никто не похищал… Я сама… сама, - я сглотнула, тщетно пытаясь взять себя в руки, чтобы связно говорить. Чтобы просить, умолять.
- Тогда почему ваш отец считает иначе? – недоверчиво спросил банкир и прищурился. Что я могла ответить? Внезапно я почувствовала ответственность. За Эдварда. Ни при каких обстоятельствах я не должна упоминать о нем. Его нет. Я была одна.
- Потому что я сбежала от него… - рыдая, еле проговорила я. Меня трясло. Неужели он не видит этого? Неужели не понимает, что я не хочу возвращаться?

Банкир неодобрительно покачал головой.
- Девочка, ты представляешь, каково твоему отцу? Он считает, тебя похитили. Быть может, он думает, что тебя убили. Это бесчеловечно. Он любит тебя, ты должна была сказать ему.

Бесчеловечно? Да что он знает о бесчеловечности? Он и понятия не имеет, что со мной было, и от чего я сбежала… и что теперь со мной будет.
- Пожалуйста… - пролепетала я дрожащими губами. – Я знаю, как это выглядит со стороны, но… все не так, как вы думаете! Он… он… - язык не поворачивался сказать про отца что-то плохое. В конце концов, кроме жесткого контролирования моей жизни, он ничего не сделал мне плохого… Да и контроль был обусловлен скорее защитой, чем чем-то иным. Так я думала.

Банкир, по всей видимости, тоже не поверил в это. Он снова покачал головой.
- Я что-то не вижу у вас шрамов, если вы пытаетесь сказать, что он бил вас.
- Нет-нет, - автоматически ответила я, хотя наверное стоило солгать. Рыдания душили, пока я отчаянно пыталась сосредоточиться. Мои колени и все тело стали слабыми. Только не обморок, только не сейчас, умоляла я саму себя. Я должна придумать, как уговорить банкира. Он не желает мне зла. Он думает, что помогает мне. Помогает «скорбящему отцу».
- И тайный счет, - продолжал мужчина, не обращая внимания на мои слезы, - говорит о том, что ваш отец заботится о вас.

Да, это так, но это не отменяло морального унижения, которым меня подвергал родной человек. И я прекрасно представляла, что ждет меня дома. Наказание? С особой жестокостью, да.
- Я совершеннолетняя! – закричала я, истерика овладела моим телом окончательно, я впала в отчаяние. – Я имею право выбирать, где мне жить!
- Оу, - невозмутимо изрек банкир, - тогда, думаю, после выяснения отношений с вашим отцом вы сможете покинуть его дом, если захотите. Но вы все еще не показали мне ваш паспорт.

Я сглотнула и разрыдалась, закрыв лицо ладонями и забирая в кулаки волосы на лбу.
- Пожалуйста, - умоляла я, - отпустите меня. Пожалуйста.
- Милая, неужели все так плохо? – сочувственно произнес банкир, и мне показалось, что он тронул меня за плечо, утешая. Я почти не чувствовала этого, только повторяла:
- Отпустите меня. Отпустите, пожалуйста… - сквозь надрывные рыдания. Мои руки продолжали с силой сжимать лицо, становясь влажными, слезы текли по запястьям вниз, в рукава куртки.

Банкир вздохнул, с сожалением. С сожалением? Я подняла на него глаза – он сел в свое кресло - но видела его мутно, как сквозь преломляющую пленку, и стол качался передо мной. Банкир снова вздохнул и отвел глаза.

- Что вы хотите?! Денег?! – «Вознаграждение» - это слово как красная тряпка полыхнуло в сознании. Папа обещал огромное вознаграждение за мою поимку. Кто устоит…

Но у меня тоже есть деньги!
- Пожалуйста! – умоляла я, почувствовав надежду. – Я дам вам больше! Я снимаю деньги со счета. Сколько вы хотите? Я дам столько, сколько вы попросите! Если вас так беспокоит мой отец, скажете ему сами, что со мной все в порядке! Называйте сумму, я все подпишу! – я умоляла его, облокотившись на стол и заглядывая в глаза. Думаю, я выглядела очень несчастной… даже жалкой. Неужели это не тронет его сердце?

Банкир поморщился, на его лице отразилась борьба, и он стал кусать губу.

- Ну что?! Что не так?! – заорала я, не понимая, почему он медлит. Какая разница, с кого взять деньги?!
- Поздно, - глухо произнес он. – Я уже позвонил вашему отцу. И внизу уже наверняка ждет полиция.
- Что… - моя истерика резко сникла, таким сильным был страх… и слабость.
- У меня будут проблемы, если я вас отпущу, - добавил он, выглядя мрачным и сомневающимся. Он приложил руку ко рту, нервно закусывая косточку большого пальца, поглядывая на меня с внутренней борьбой в глазах. Думаю, я убедила его… только слишком поздно.

Я медленно осела на стул. Мой мозг отказывался соображать. Все, что я понимала, что это конец и никакого выхода нет. Мои руки показались мне тяжелыми, как будто на них надели кандалы. Так же тяжело, больно и пусто стало на моем сердце, словно его залили свинцом.

Я нащупала кольцо – символ любви и преданности, моей свободы – и мое сердце защемило новой болью. Эдвард. Я должна защитить его, даже если мне самой будет плохо. Незаметно, автоматически я стянула кольцо с пальца. Осторожно, пока банкир отвлекся, я сунула колечко в декольте – там его не должны искать.

Как в тумане я слышала вызов по внутренней связи, и секретарша сообщила, что прибыла полиция. Я не могла об этом думать. От меня осталась одна оболочка, внутри происходила агония.

Что мне делать? Должна ли я позвонить Эдварду, предупредить его? Я уже хорошо его знала. Он бросится на помощь немедленно, а этого нельзя было допустить. К тому же, как сообщить ему так, чтобы этого никто не слышал? Телефон – единственная ниточка, которая связывала меня с ним. Но я не могла звонить ему, когда рядом кто-то посторонний. Я должна придерживаться первоначальной версии – я сбежала одна.

Почему-то я была уверена, что на меня наденут наручники. Я чувствовала себя преступницей, когда меня вывели из банка. Пустым, безразличным взглядом я смотрела на полицейских, которые улыбались и говорили что-то ободряющее, сажая меня в патрульную машину. Я отсутствовала здесь и сейчас. Я словно находилась во сне, в том кошмаре, что мне снился ночью. Все это происходит не со мной. Не хочу, чтобы сказка кончалась. Хочу быть свободной. Хочу быть с Эдвардом.

Надеюсь, у меня не отберут телефон? Я решила, что отвечу на звонок Эдварда, притворившись, что разговариваю с подругой. Он все поймет. Он приедет за мной. Никто о нем не узнает. Нужно только вести себя осторожно. Нужно набраться терпения.

Я очнулась, только когда мне начали задавать вопросы. Приятного вида молодой полицейский сел напротив меня с бумагами в руках. Он выглядел сочувствующим и понимающим, готовым помочь и выслушать. Я удивилась, что комната, в которой мы находились, больше похожа на помещение для отдыха, а не на кабинет для допроса.
- Это просто формальность, - говорил он, я едва слышала его, мне было все равно. Мне хотелось домой, к Эдварду, но я должна была играть свою роль. Снова. Как раньше. Это вызывало тошноту и омерзение.
- Вы слышите меня? Вы можете отвечать? – эти вопросы вырвали меня наконец из навалившейся апатии.
- Что? – я переспросила, мысля не очень адекватно.
- Вы можете рассказать, что с вами случилось? Если это трудно, мисс, мы позовем психолога, женщину. Но я обязан записать показания. Говорите только о том, о чем можете.
- Что вы хотите знать? – мой голос был таким же пустым, как и сердце.
- Вы помните, кто похитил вас? Можете описать его?
- Похитил? – я удивилась. – Нет-нет…
- Мелисса, вы можете все мне рассказать, - мягко сказал полицейский. – Вам больше ничего не грозит. Вы в безопасности. Мы сможем вас защитить. Но мы должны знать, кто замешан в этом.
- Никто не замешан, - тихо ответила я. – Меня никто не похищал.
- Вы прикрываете кого-то? – полицейский прищурился. Он не верит мне?
- Нет! – ответила я чуть громче, раздражаясь.
- Тогда что произошло?
- Я сбежала.
- О… - полицейский смотрел недоверчиво. Кажется, все действительно были уверены в похищении.
- Просто сбежала. Сама. И я не хочу возвращаться, - я посмотрела прямо офицеру в глаза, надеясь, что он увидит – я не лгу. Может, он отпустит меня?
- Ваш отец очень беспокоится о вас. Почему вы не сказали ему?

Почему все беспокоятся о моем отце, и никто – обо мне? Разве он – жертва? Почему никто не думает о том, чего хочу Я?

На секунду у меня появилось жгучее желание рассказать все, обвинить отца, как того хотел Эдвард. Просить у полицейских помощи, защиты. Но я тут же устыдилась своего порыва. Он все еще оставался моим отцом. Я не могла себе представить, как буду жить, если опорочу его, если по моей вине он сядет в тюрьму...

Я молчала. Что, в действительности, я могла ответить? Сказать, что меня били? Этого не было. Рассказать о случае с Джейсоном? Я сама согласилась на это. Пожаловаться на чрезмерный контроль? Это убедит полицейского еще больше в том, что мой отец желал мне лишь добра.
- Я хотела жить одна, - это все, что ответила я. – Я совершеннолетняя.
- На момент… кхм… побега, - полицейский осекся, заглядывая в документы, - вам еще не было двадцати одного. Вы обязаны были поставить в известность своего родителя, - мужчина посмотрел с осуждением, - хотя бы из человеческих побуждений. Он вам все-таки родной человек.
- Но теперь-то мне есть двадцать один, - напомнила я. – Могу ли я идти?
- Нет-нет, - полицейский был изумлен моим заявлением. – Мы еще не все выяснили. Открыто дело, и вы не можете просто уйти, пока все не прояснится! Я склонен не верить вам. Запуганные жертвы похищений очень часто выгораживают преступников. Мы должны все проверить. Пожалуйста, мисс, расскажите мне правду…

Я откинулась на спинку стула, глядя на полицейского абсолютно безразлично, почти не видя его. Если меня не могут отпустить, нет смысла в обсуждениях. Нет смысла ни в чем.
- Мне больше нечего сказать, - холодно ответила я, чувствуя себя пустой внутри и смертельно уставшей.
- Ну что ж, - вздохнул он, - тогда мне остается только перенаправить материалы в Ганновер, так же как и вас… - с этими словами он встал и вышел, неодобрительно качая головой и бурча под нос что-то о нежелании сотрудничать.

Перелет был организован оперативно. Меня сопровождали полицейский из участка Лонгвью и женщина-психолог. Я ни на минуту не осталась одна. Я ждала звонка, но Эдвард видно был на работе и очень занят, он не мог позвонить. Я хотела стереть его номер, но боялась достать телефон при свидетелях. Все должно выглядеть естественно. Но в самолете телефон не работал, а в аэропорту даже в туалетную комнату меня сопровождали, и я не могла прикоснуться к телефону, чтобы не вызвать подозрения.

Меня не удивило, что в аэропорту Ганновера меня встречал отец. Две полицейские машины спереди и сзади от черного бронированного Lexus LX 970. Знакомая фигура, прислонившаяся к блестящему крылу внедорожника. Весь перелет я ощущала апатию и пустоту. Но, увидев отца, я содрогнулась, кровь стремительно побежала по жилам, вызывая головокружение, страх.

- Мелисса! – вскричал он, отрываясь от машины и открывая ненавистные объятия. Он выглядел таким искренним… Я была словно кукла в его руках, оцепенела телом и разумом. Я задыхалась.
- Милая, пойдем в машину. Спасибо, офицер, - поблагодарил он полицейского из Лонгвью, затем повернулся к женщине. – Ваши услуги не понадобятся, у меня есть знакомые специалисты.

Он казался заботливым и взволнованным, но это не могло меня обмануть. Все тут же изменилось, как только мы сели в машину.
- Где ты была?! – заорал он сразу, едва захлопнулась дверь и взревел мотор.

Я вздрогнула и съежилась, мои ощущения, как удар хлыстом прямиком из прошлого, из забытой жизни вернулись сразу и заполнили целиком. Будто и не было тех двух месяцев свободы, когда я пыталась быть другой. Когда я действительно была другой. Я опустила глаза, стараясь не смотреть в зеркало заднего вида, чтобы не видеть гневных глаз отца. Я молчала.

- Какого черта, Мелисса?! - орал он. - Ты хоть представляешь себе, что ты натворила?! Я был уверен, что тебя похитили! Убили! И что я узнаю?! Что ты сбежала?! Сбежала от меня?! Что за нелепость?! Ничего глупее я в жизни не видел! Ты соображаешь, что наделала?! Колледж! Ты пропустила учебу! Как, позволь спросить, теперь тебя восстанавливать?! Как, скажи на милость, ты вообще додумалась до такого?! Отвечай мне!!

Он выкрикивал каждую фразу сквозь зубы, и я вздрагивала, съеживаясь и дрожа. Я обняла себя руками, чтобы не трястись. А он все орал и орал, обвиняя в неблагодарности, черствости, эгоизме, глупости. Это продолжалось всю дорогу, перемежаясь с обещаниями неусыпного контроля и угрозами, что теперь он займется моим воспитанием всерьез.

- Кто помогал тебе?! – только этот вопрос вывел меня из транса и отчаянной паники.
- Никто, - тут же ответила я, на что отец презрительно фыркнул и раздраженно щелкнул пальцами. Его лицо исказилось в усмешке.
- Ты могла обмануть полицию, только не меня! Ты бы не выжила одна. Откуда у тебя деньги, черт возьми?! Твоя карта осталась нетронутой!! Говори, кто был с тобой?!
- Никто, - повторила я, глотая слезы. – Я… я скопила деньги… воровала с карты какое-то время, - я солгала.
- О-о… - в голосе отца зазвучал гнев гораздо сильнее прежнего. – Моя дочь – еще и воровка!!

Теперь он замолчал, надолго. И это не предвещало ничего хорошего. Я видела, как ходят желваки на его скулах, мне даже казалось, что сквозь рев мотора я слышу, как скрипят его зубы. Он не проронил больше ни слова до самого дома, но я знала, что он придумывает мне наказание по изощреннее. Теперь Сицилия казалась мне наилучшим вариантом...

А дальше начался ад. Несколько часов криков, угроз, вопросов и раздражения. В комнате в присутствии свидетелей следователь допрашивал меня, желая узнать правду. Я отвечала одно и то же, мои показания записывали, вновь и вновь пытаясь подловить меня на лжи.
- Я была одна, - стойко отвечала я.
- Я оделась и тихонько вышла из больницы, взяла такси.
- Я не пользовалась картой, чтобы не засветиться.
- Я ехала на перекладных, автостопом.
- Лонгвью – потому что он маленький и далеко отсюда.
- Мне просто надоело все, хотела пожить одна.

К несчастью, следователь не поверил мне, наверняка по наущению моего отца. Я была в ужасе, когда он сказал:
- Мелисса, мы должны проверить вашу сумку и одежду на наличие улик.

Я и глазом не успела моргнуть, как у меня отобрали сумку, проверили карманы, ища свидетельства очевидного похищения. Меня трясло, когда у меня забрали телефон, я так и не успела предупредить Эдварда, не успела стереть его номер. Мне оставалось только нацепить на лицо маску безразличия, притворяясь, что меня это не волнует. Там были забиты несколько номеров, которые я помнила, в том числе еще номер доктора из Олимпии, пары магазинов, аэропорта, вызова такси… Они все это проверят – я кусала губы, но ничего не могла изменить. Я должна была выбросить телефон по дороге, а сейчас я поздно поняла это.

Если весь день я страстно желала, чтобы Эдвард позвонил, то теперь я буквально умоляла его этого не делать. Быть может, ночью, когда меня оставят одну, я смогу выбраться через балкон и убежать. Я доберусь до ближайшего автомата и позвоню Эдварду. И буду ждать его где-нибудь в условленном месте. Я все сделала правильно – никому ничего не сказала о нас.

Я могла гордиться собой, я боролась! Боролась отчаянно и исступленно. Была готова на все. Они ничего не смогли узнать от меня, я лишь повторяла раз за разом, что я действовала одна. Я видела, как хмурится недоверчиво следователь, как лицо отца пылает гневом и злобой, но я не сдалась.

Меня оставили в покое лишь в девять вечера. Следователь сложил бумаги в папку, оставив несколько листов на столе. Он просил меня подумать и заполнить их, если я вспомню что-то еще кроме того, что рассказала. Он положил передо мной мою сумку и куртку, и мое сердце забилось с надеждой, когда я поняла, что у меня есть время. Он переписал телефоны, но он проверит их лишь завтра, когда будет новый рабочий день. До тех пор я должна успеть предупредить Эдварда, чтобы он не брал трубку. Я смогу. Я успею. И я сбегу.

Но моя радость испарилась, потому что, как только за следователем закрылась дверь, отец схватил мою сумку раздраженно и ушел, унося ее с собой. Очевидно, что он не был намерен ждать "завтра".

Я кусала губы, бегая по комнате. Я бы убежала прямо сейчас, но отец приставил охрану к моей двери, а по двору слонялись нанятые полицейские. Каждые полчаса они обходили территорию вокруг дома по периметру. Каждые полчаса прожектора включались, освещая все вокруг, а полицейские шли в обход. Почти нет возможности сбежать. Почти нулевой шанс, что Эдвард выручит меня, пробравшись ночью.

И все же я открыла балкон, лишь прислонив дверь к раме. Я знала, что он попытается. Я хотела облегчить ему задачу.

Это случилось, когда я была уверена, что все уже спят. Я готовилась вот-вот совершить попытку выбраться из дома. Было темно, я четко рассчитала время, чтобы попасть в промежуток между проверками. Я надеялась, что папа до сих пор не починил охранную систему – иначе он уже задал бы мне пару вопросов по поводу ослепленной камеры. Если все в порядке, меня никто не заметит, и скоро я стану свободной. Я была настроена решительно. Я ждала этого с нетерпением.

Дверь открылась резко, без стука – отец не церемонился теперь со мной. Я вздрогнула, обернувшись и встретившись с его полыхающим взглядом. Его лицо было багровым, а челюсти предельно сжаты в ярости, такой, какую я еще не видела никогда.

Я затрепетала, ужас поселился в каждой клеточке моего тела. Лоб и спина покрылись потом, озноб прошелся по телу, концентрируясь в ослабевших от страха ногах.

Что еще случилось? Почему он настолько зол?

- Ты ничего не хочешь мне сказать? - с угрозой начал он, говоря тихо, и от этого стало еще страшнее. Было видно, что он едва сдерживает себя.
- Я уже все сказала, - ответила я, стараясь быть сильной. Но на самом деле я была в ужасе. При свидетелях папа вел себя сдержанно, но сейчас мы остались одни. Я не знала, на что он способен.
- Я хотел решить этот вопрос завтра, но ты не оставила мне выбора, - процедил он, а затем рявкнул: - Хватит лгать, маленькая стерва!! Ты скажешь мне, кто тебе помог!! Кто он?!

Я выпрямилась и, хотя обнимала себя руками в защитном жесте и дрожала, смогла сжать зубы и приподнять подбородок.
- Никто, я же сказала! – заорала я в ответ, дрожа. – Я совершеннолетняя и имею право жить одна!! Я все равно сбегу, ты не можешь насильно удерживать меня!!
- Да-а? Никто, говоришь? – ответил он, игнорируя мою гневную вторую часть тирады. – Посмотрим, что ты сможешь сделать…

Я похолодела от его тона, и мое сердце ухнуло вниз, сжимаясь и причиняя боль, когда папа достал из кармана мой телефон. Насмешливо покачав им перед моим лицом, он презрительно прищурился. Его глаза отливали сталью, в них читалась ненависть, ярость, крайняя степень раздражения. Запредельный гнев пылал в них.

Мои ноги едва держали меня, когда отец прошелся направо и налево, словно раздумывая о чем-то. Выражение его лица приводило меня в ужас. Его губы искривились в усмешке, но подрагивали от ярости.
- Кто же такой этот «Э»? – бросил он с напускным безразличием, явно издеваясь, и уставился на меня цепким взглядом.

Я едва не рухнула в обморок в тот же миг. Он знает. Где найти силы, чтобы не потерять себя из-за страха? Где найти мужество, чтобы бороться? Он знает…

- Эдвин? … Эрик? – продолжал давить он, делая паузу между каждым именем, заставляя меня судорожно сглатывать. Мой лоб и руки стали влажными, а ребенок в животе беспокойно трепыхнулся, что только еще сильнее напугало меня, заставив вспомнить о положении, в каком я нахожусь; вспомнить о необходимости защищать не только Эдварда.
- Может, Эдриан? … А?
- Энни… - глухо ответила я, притворяясь дурой. – Это Энни, девушка, мы познакомились в… в магазинчике, где я покупала… - я изо всех сил лгала, зная, что мои лицо и голос – предатели – выдают меня.
- Энни… - жестоко произнес отец, и было очевидно, что моя уловка не сработала и не могла сработать.

Он смотрел на меня в упор, и я знала, что дрожу и бледнею под его пристальным взглядом, но мужественно искала в себе силы противостоять.

- Мне не понравилось, как он разговаривал со мной, - грубо зарычал отец, тряся трубкой перед самым моим лицом, и я стала задыхаться, когда осознала смысл его слов.
- Он разговаривал с тобой? – выдохнула я шепотом, в полубреду, не желая верить в это. Он знает. Папа знает. Все мои усилия напрасны.
- Да кто он такой, чтобы угрожать мне! – заорал отец в бешенстве, будто самому себе, потрясая в воздухе сжатым кулаком, не видя, в какой агонии я нахожусь от его слов. – Никто не смеет угрожать мне!! Поняла?!
- Угрожал? – я выдохнула это беззвучно, ошеломленно. Я уже почти видела страшную картину: Эдвард приходит сюда, но не для того, чтобы спасти меня, а чтобы отомстить. Он идет к моему отцу, прорывается в дом, и у папы есть все основания убить его в качестве самозащиты. Хотя ему не нужны основания, он сделает это и так.

И это видение сломало меня. Я больше не могла бороться. Я снова была слабой и униженной, неспособной драться, неспособной отвечать. Он знает, что я была не одна. Нет ни единого шанса спасти любимого от ужасной судьбы. Папа найдет его. Даже если каким-то образом Эдвард решит здесь не появляться, папа никогда не оставит попыток уничтожить того, кто бросил ему вызов.

Было бы лучшим теперь, когда папа знает, Эдварду бежать, а не спасать меня. И тем более не угрожать. Так глупо с его стороны! Как он мог? Мы же договорились обо всем давно! Он должен выбросить из головы надежду, что меня можно вызволить. Ни под каким предлогом не приближаться к Ганноверу. Бежать, бежать быстро и как можно дальше отсюда и от Лонгвью, где меня поймали! Спасать себя! Я должна найти способ сказать ему это...

О себе я и не думала. Слишком поздно... Слишком опасно...

Не знаю, каким чудом мне удалось остаться в сознании, потому что меня бросало то в жар, то в холод с такой силой, что вся комната покрылась налетом багрово-черных пятен, тускнея перед глазами. Я слышала свои судорожные вздохи, но почти не чувствовала тело.

- Я найду его, кто бы это ни был! – орал отец, продолжая трясти перед моим лицом сжатым в кулаке телефоном, и моя агония была уже почти неуправляемой. Я даже не могла броситься на колени – отец не из тех, кого это тронет.

Он кричал и угрожал, пытаясь силой вырвать из меня признание, но меня лишь трясло все хуже и хуже, я захлебывалась слезами и страхом. Я словно горела на костре заживо, или у меня выдирали нервы живьем.

И вдруг он замолчал.

Минута мне понадобилась, чтобы осознать это, и еще минута, чтобы понять, с каким выражением его яростный взгляд впился в меня. Он смотрел вниз, на мои руки, которые инстинктивно обняли живот.

Я убрала их мгновенно, чувствуя себя полной дурой. Слишком поздно, потому что папа посмотрел на меня со смесью ярости и презрения. Внезапно его взгляд потух, стал отстраненным и холодным.
- Впрочем, это все неважно, - сказал он безразлично и жестко. Он отвернулся, как будто собирается заняться своими делами, забыв обо мне, но это было ложным ощущением, когда он продолжил ровным, сухим тоном: - Ты нарушила слишком много правил нашей семьи. Ты разочаровала меня, Мелисса. Предала меня. Естественно, это не останется безнаказанным. Я еще не придумал, как, но ты ответишь за все, что сделала. Ты все еще моя дочь. Ты все еще принадлежишь этой семье. Ты кое-чем обязана мне, как минимум я дал тебе жизнь! Я не потерплю предательства ни от кого, но от тебя - тем более. Я слушал твою мать, которая просила быть к тебе помягче, но теперь вижу, что я был прав, не она. Мне следовало серьезнее отнестись к твоему воспитанию. И теперь, когда я вижу, к каким последствиям привела моя чрезмерная слабохарактерность с тобой, я вынужден применить более жестокие меры, чтобы до тебя дошло. Прежде всего, ты вернешься в колледж. Не думаю, что тебе удастся сбежать, - он снисходительно усмехнулся. – Я вижу, ты не очень-то умна, что, впрочем, меня не удивляет. Предпочла побег нормальной жизни, сменяла высшее общество и богатство на беспризорное существование. Я знал с самого начала, что из тебя никакого толка не выйдет, но не думал, что будет ТАК МНОГО проблем. Что ж, если ты сама не способна понять, что для тебя правильно, а что нет, то я решу это за тебя. Будешь благодарить меня спустя года.

С этими словами он прошел к двери и распахнул ее, впуская внутрь человека – мужчину в очках и с чемоданчиком.
- Это доктор Кэвил, он тебя осмотрит, - равнодушно сказал папа и сразу же ушел.

Я перевела полный ужаса взгляд на врача, чувствуя, как подкашиваются колени, и кровь стынет в жилах. Его лицо было холодным и суровым. Без тени улыбки. Без капли сострадания.