Когда-нибудь я сверну этой маленькой, но очень назойливой ясновидящей шею, чтобы не мешала мне наслаждаться. Я чувствовал себя прекрасно – лучше некуда! Чуть ранее, когда я почти потерял контроль, целуя Беллу впервые, она не прислала даже смс. А сейчас, когда я отлично держал себя в руках, будучи осторожным с хрупкой, беззащитной кожей любимой, она названивала, сбивая весь романтический настрой.

- Эдвард! – Белла, в отличие от меня, была чрезмерно впечатлительной, когда попыталась оторвать меня от исследования ее чудесной ключицы. Она всегда, даже когда не верила в ясновидение Элис, объясняя ее осведомленность принадлежностью к ФБР, послушно следовала ее указаниям. Такова была ее натура.

Я же был совсем другим. Не боялся экспериментов.

Кожа Беллы была удивительной. Поначалу я был ошеломлен близостью – стук сердца звучал музыкой для моих самых отвратительных инстинктов. Трудно было переключиться, вспомнить, что я не на охоте. Мое тело протестовало против меня самого. Рот наполнился ядом, когда я почувствовал на языке вкус, сорванный с мягчайших, как теплый бархат, губ. Сознание раздваивалось: одна моя часть хотела крови, другая – еще больше поцелуев, нежности и любви. Не то чтобы я мог уступить низменной части себя… Но присутствие одновременно такого количества ярких ощущений сбивало с толку. Они рвали меня на две равные половины. И жажда мешала сосредоточиться на том, что важнее, чего больше хочу – на девушке.

Я думал, что, став вампиром, превратился в идеальное существо. Но насколько же мне было проще, когда я был человеком…

Сейчас я узнавал себя заново. Исследовал не только Беллу, ее реакции на мои новые прикосновения, но и свои собственные реакции. Недаром молодого вампира называют новорожденным. Это не только потому, что его сущность перерождается, и он становится твердым, словно гранит, и бессмертным. Ему приходится заново изучать мир, новыми глазами, ушами, новыми сверхчувствительными органами. Ему приходится заново привыкать к своим чрезмерно сильным ощущениям. Это как снова учиться ходить, говорить, понимать… только сложнее.

Я знал, что будет трудно, но не ожидал столь острого внутреннего противостояния добра и зла. Мне пришлось столкнуться с чувствами, намного превышающими то, что я испытывал раньше. Пакетики с кровью, ампулы с самым притягательным в мире ароматом – ничто по сравнению с живым человеком, трепещущим в твоих руках. Все равно что годами держать зверя впроголодь, кормя протухшими объедками, а затем неожиданно положить перед ним кусок сочного свежего мяса и приказать ОХРАНЯТЬ его, а не есть. Вот так я себя чувствовал, к собственному ужасу.

Запах, биение, завораживающая пульсация – я не только слышал, но ощущал движение крови кончиками пальцев, всем телом, даже скрытым одеждой. Стук сердца был слишком близко, гипнотизируя, провоцируя выделение яда, с которым – как мне казалось – я давно справился. Сопротивление зову крови порождало боль не только в горле, в которое будто раскаленного угля насыпали, но и во всем теле – в желудке, животе и даже мышцах, сокращающихся впустую. И все эти новые, чрезмерно дикие ощущения противоречили потребности обнять, желанию обладать Беллой как женщиной, испытать нежность первого поцелуя…

Но сейчас я уже немного освоился. Чем дольше находился в одном помещении с Беллой, тем лучше контролировал себя. Жажда уступила место страсти, особенно когда Белла заново пробудила во мне инстинкт охотника, когда стала убегать. Это была любопытная игра на опасной грани. Своеобразные кошки-мышки, только кошка в данном случае любила мышку и не желала убивать. Думаю, порцию адреналина от игры в охотника-добычу получили мы оба.

И сейчас я совершенно не хотел отвлекаться, прижимая Беллу к стене и желая ее так сильно, что сводило мышцы и перехватывало дыхание. Я помнил о сдержанности, не торопился перейти к большему. Возможно, потому и сохранил контроль. Я был не опасен.

Так почему же Элис понадобилось именно сейчас меня прерывать?!

- Эдвард! – позвала Белла, и я разочарованно зарычал, когда она ослабила объятия, ускользая. Я был раздражен – почти взбешен – вмешательством Элис и не собирался снимать отчаянно вибрирующую трубку. – Эдвард, телефон!

Не Элис меня остановила. Сначала я услышал шаги, а затем, когда проник в голову быстро приближающегося человека, в полной мере прочел его мысли. Все мое тело моментально напряглось.

«Шлюха!»

Мое лицо перекосило. Неужели еще хоть один отец думает о своей дочери ТАК?! Это были черные, словно непроглядная бездна, мысли человека, до самых костей пораженного ужасной болезнью – ненавистью.

«Безнравственная, подлая, недалекая шлюха! В который уже раз она делает это?! Придется снова уволить охрану; могу поклясться – они прикрывают ее, за моей спиной пропуская в дом ее любовников! Как ей это удается?! Может, она и с ними спит? Или всему виной деньги? Продажные твари… Или это кто-то из работников? Повар? Уборщик? Шлюха!»

До чего же омерзительным, тошнотворным было сознание этого недочеловека. Но я постарался отбросить его эмоции, чтобы услышать за ними планы.

Положа руку на сердце, в мыслях отчасти присутствовало и беспокойство за дочь, потому что отец Мелиссы услышал ее визг и решил, что в дом вломились посторонние, бандиты. Но более всего в мыслях было ярости и раздражения, потому что затем он услышал смех и совершенно недвусмысленные звуки. Это привело его в бешенство, так как он решил, что она крутит роман с кем-то из прислуги. Я с отвращением отгородился от его уверенности, что это не в первый раз. Я не хотел даже думать о том, что в мое отсутствие она искала утешение с какими-то мужчинами.

Он быстро приближался сюда с намерением жестоко наказать виновных. Если это кто-то из домашних – с позором уволить, очернив репутацию. Если чужак – застрелить за незаконное проникновение.

Даже и сейчас, хотя я проигнорировал предупреждение Элис, я мог успеть уйти. Но я решил не делать этого.

Когда я сюда направлялся, то не планировал встречаться с отцом Мелиссы; чего уж там, у меня вообще не было плана, я ведь сорвался совершенно спонтанно. Но раз уж эта встреча – волею судеб – состоялась, я не собирался бежать. Я никогда не хотел этого – ни тогда, когда был человеком, ни сейчас, когда стал бессмертным. Только ради спокойствия Беллы и Элис я уступал.

Но не теперь.

Во мне всегда жила неукротимая уверенность, что даже с самым неприступным и жестоким человеком можно договориться. А если это так, зачем мне прятаться?

И самое главное, я не смог отказать себе в извращенном удовольствии посмотреть на выражение лица банкира, когда он меня увидит. Все-таки, мертвец, вернувшийся из могилы, может впечатлить кого угодно. Презабавное выйдет зрелище.

Элис, - поняв, наверное, что звонить бессмысленно, и что в очередной раз ситуация пошла не по ее гениальному плану, - оставила телефон в покое. Это было вовремя, потому что мне необходимо было сконцентрироваться, а звонок мешал.

- Только ничего не бойся, - попросил я Беллу сдержанно, когда услышал, с какой неистовой силой бьется ее сердце. Ее глаза стали круглыми от ужаса, а дыхание слишком частым. Вцепившись в мой свитер, она пыталась сдвинуть меня – несомненно, чтобы прикрыть собой. Она еще не осознала в полной мере, что это мне больше никогда не потребуется, и если и придется кого-то защищать, то только ее.

Я хотел бы, чтобы она успокоилась. Ей придется пережить в ближайшее время несколько волнительных минут, потому что я больше не собираюсь убегать от проблемы. Ей придется потерпеть, пока я не решу ее. Потом мы оба будем счастливы и свободны.

Щелчок затвора пистолета почти заставил Беллу подпрыгнуть, в то время как в голове ее отца не было и мысли стрелять на самом деле. Но сейчас я это исправлю…

- Это что еще за черт! – угрожающе произнес банкир, не узнавая меня со спины. Я широко улыбнулся.

И повернулся к нему, встретившись с его злыми, суженными от ярости глазами. Кровь отхлынула от лица банкира так быстро, что придала коже пепельно-сероватый оттенок. Все его мысли, - о жестокой расправе и наказании, о раздражении и мести, - моментально пропали.

- Ты?.. - выдохнул он пораженно.

Да, это стоило того, чтобы посмотреть. Изумление банкира было неподдельным. Не каждый день увидишь мертвеца. Его рука дрогнула, почти опуская пистолет.

Но уже в следующую секунду банкир справился с потрясением, снова поднимая пистолет и целясь в мою голову.

- А ну, отойди от нее! – приказал он сурово, ни намека на страх или шок не осталось в его лице. Надо признать, у этого человека оказались крепкие нервы.
- Нет! – сипло взмолилась Белла, тщетно пытаясь выбраться из моей схватки: я держал ее за спиной, чтобы она не наделала глупостей и не полезла под возможный огонь. Я понимал, как рискую. Если я допущу ошибку, и ее отец начнет стрелять, мне неизбежно придется разоблачить себя. Нужно было решать проблему… по-человечески. И необходимость притворяться раздражала.
- Я пристрелю тебя! – пообещал банкир, когда я не сдвинулся ни на миллиметр. Его угроза не была фальшивой.
- Нет, пожалуйста! – теперь Белла заплакала. А мне не нравилось, когда она плачет. Нужно было избавиться от нее на время разговора с ее отцом.
- Давай не здесь, - предложил я спокойно. – Ты же не хочешь, чтобы она на это смотрела?
- Нет, ни за что! – теперь Белла заговорила возмущенно.

Банкир быстро взвесил мое предложение и решил, что я прав.

- Поговорим наедине, - подкинул я ему еще идею.

Банкир взвесил и это. Он прищурился. Мое необъяснимое спокойствие вызвало у него массу подозрений, начиная с того, что дом окружен армией моих солдат, готовых в любую секунду вмешаться, и заканчивая тем, что все слуги в доме предали его и ждут за дверью, чтобы расправиться. Я чуть не рассмеялся вслух над его нелепыми предположениями. Ему и в голову не могло прийти, что я оказался здесь один, без какой-либо поддержки. Слишком просто.

Но, немного поразмыслив, и не услышав признаков какого-либо вторжения, он приободрился.
- С чего ты взял, что я буду с тобой разговаривать? Ты проник на охраняемую территорию, в мой дом, я имею полное право пристрелить тебя на месте. И буду прав!

Я пожал плечами.
- Думаю, тебе интересно узнать, каким образом я здесь оказался и, главное, зачем.

Рука банкира едва заметно дрогнула, когда он снова взвесил за и против.

- В мой кабинет, - наконец, согласился он, и я услышал его мысленную убежденность, что стоит ему оказаться за своим столом, как я буду на крючке.
- Нет, нет! – заверещала Белла умоляюще, и я, абсолютно игнорируя взбешенного банкира, повернулся к нему спиной.

Это был рискованный шаг, но если он все-таки решит стрелять, я услышу его мысленное намерение. Любопытство в нем боролось с яростью, и пока первое преобладало, я был в относительной безопасности. Хотя бы несколько секунд.

Глаза Беллы были влажными и огромными, нижняя губа сильно дрожала. И вся она казалась неимоверно хрупкой, маленькой. Она смотрела на меня с ужасом, - прямо как в том сне, - отчаянно качала головой и одними губами, безмолвно повторяла «нет, нет»… Я держал ее за трепещущие плечи, и было неясно, удерживаю ли я ее от глупостей или уже помогаю не упасть.

- Вспомни, что я говорил тебе и показывал, - настойчивым, твердым голосом попросил я, и Белла растерянно скосила глаза в сторону спальни. Верно. Она вспомнила про нож и неуязвимость. Я медленно кивнул, подбадривая ее, хотя не был уверен, что она останется на месте, если я отпущу ее. Она была такой взволнованной.

К моему облегчению, до нее, кажется, стало доходить. Когда Белла подняла на меня глаза, в них появилась толика надежды.

Я снова кивнул, убеждая тем самым, чтобы она мне доверилась.
- Все будет хорошо. Мы просто поговорим, верь мне.

Белла выглядела чуть более расслабившейся, хотя отчаянный страх продолжал интенсивно гореть в ее глазах. Неуверенность, сомнения – она не знала, что делать.

Чтобы закрепить результат и окончательно успокоить любимую, я наклонился и осторожно поцеловал ее в губы.

Эффект за моей спиной был интересным. Ситуация в одно мгновение накалилась до предела, - хотя куда уж хуже, банкир и так не обладал терпением. Но сейчас взорвалась бомба: ярость такой силы, что его мысли окрасились в красный цвет, бешенство, жажда насилия, быстрого или медленного мучительного уничтожения. Это была ревность, без сомнения. Жгучее, всепоглощающее чувство, лишающее рассудка. Мой несовершенный план внезапно повис на волоске.

Я все же закончил начатое, бессовестно испытывая терпение банкира. Белла моргнула, у нее был растерянный вид. Воспользовавшись ее временной дезориентацией, я развернулся и быстро пошел к дверям.

- Скоро вернусь, - пообещал я Белле, оставшейся у стены, к моему облегчению.
- На твоем месте я не был бы так самоуверен, - мрачно бросил банкир, пропуская меня вперед, так сильно кипя от ненависти, что кожа его покрылась багровыми пятнами из-за бушующей крови.
- Я рискну, - ответил я его же тоном, что увеличило степень его бешенства и заставило пожелать мне мгновенной смерти. Он не понимал, каким чудом я остался жив, да и не особо размышлял об этом. Банкир был из тех людей, кто решает проблемы здесь и сейчас, не зацикливаясь на прошлом. И сейчас его проблемой был я. Мое присутствие разбудило в нем давно заснувшее чувство ревности к дочери. Он был настолько вне себя, что я даже не мог до конца разобраться в причинах его лютой ненависти. Это было нечто инстинктивное, почти такое же сильное, как жажда крови, которую мне ежесекундно приходилось преодолевать. Он желал моей смерти всем существом, так что руки вспотели и дрожали. Единственное, что удерживало его от немедленной расправы, это его любопытство и мое спокойствие. Полное отсутствие страха, которое он наблюдал, сбивало с толку. Ему необходимо было сначала разобраться в причинах моей необъяснимой храбрости. Все и всегда его боялись… до меня.

Кабинет банкира был почти полным подобием того помещения, в котором я чуть не погиб: огромный дубовый стол из красного дерева, высокое кожаное кресло с золочеными ручками, похожее на трон. Предметы на столе, - подставка для ручек, фигурка всадника, портсигар и пепельница, - были, похоже, из чистого золота. На стенах – картины известных художников, очень дорогие. Большие окна, выходящие на террасу и в сад. Просто дворец какой-то, а не дом. Крайний снобизм присутствовал в каждой вещи, как и в самом хозяине.

Разглядывая обстановку, я позволил банкиру занять его место, где он сразу почувствовал себя комфортнее. Правая кнопка под ногой – вызов охраны, левая – вызов полиции. Заряженный пистолет в руке. Чего ему бояться?

Однако за очевидной яростью я прочитал в мыслях банкира и что-то другое. То, что он тщательно скрывал не только от людей, с которыми работает, но даже от себя… Слабость.

Это было что-то новенькое, и, не будь я телепатом – никогда бы этого не узнал.

Последние полтора года банкир практически жил в своем кабинете. Он до такой степени боялся нападения врагов, что это уже стало походить на паранойю. Кнопки вызова охраны или полиции он всегда держал в пределах досягаемости. Запасная дверь вела из кабинета в скрытое дополнительное помещение, где он спал, полностью игнорируя свою настоящую спальню. Вся его жизнь сконцентрировалась здесь, в единственном месте, где он по-прежнему ощущал себя Богом. Я был поражен чувством беспомощности, которую банкир испытывал вне пределов этого помещения – чем дальше от кабинета, тем хуже. Неужели за те полтора года, что я отсутствовал, в его жизни произошли перемены, о которых я не знаю? А как же тот современный, заново отстроенный банк, мимо которого я прошел на площади?

Мое необъяснимое спокойствие заставляло Бернарда Чефалу немного нервничать. Он хотел бы прикурить сигару, чтобы завершить образ властного правителя, внушающего страх, но его слишком раздражало мое присутствие и необходимость держать меня на мушке.

- Ну? – нетерпеливо потребовал он, сузив глаза и раздраженно катая между пальцами свободной руки зажигалку.

Я вздохнул. Его мысли были такими черными, без единого проблеска. Как я в этом хаосе найду нужную информацию, с помощью которой смогу убедить чудовище отпустить Беллу со мной?

Я прошелся туда-сюда, потягивая время. Банкир неотрывно следил за мной, его палец дрожал на курке – не от страха, а от неистового желания выпустить пулю.

- Советую надеть глушитель. Тебе ведь не нужно, чтобы Мелисса услышала выстрел, - равнодушно посоветовал я, беря в руки занимательную вещицу с небольшой настенной полочки – хрустальную балерину, инкрустированную серебром и драгоценными камнями. Я покрутил ее в руке, отчетливо понимая, что веду себя в этом помещении как хозяин, и что банкиру вряд ли понравится мое самоуправство. Я угадал – его раздражение и злость вскипели, будто вулкан, а мысли снова приобрели красноватый оттенок крови. Необычная реакция на, казалось бы, безобидный жест. Я еще секунду подержал фигурку и поставил ее на место, к другим драгоценным предметам. Какой смысл в собирательстве бессмысленных безделиц?

Все это не заняло и доли секунды. Я обернулся, чтобы понять, отчего банкир молчит, и понял, что он отчаянно сражается со своим гневом.

Затем его мысли сменили направление, став надменными и самодовольными. Оценив предложение и решив тоже поиграть с моим терпением, он демонстративно достал из ящика стола глушитель и нарочито медленно накрутил его на ствол. Доволен? – сверкнули его глаза из-под сведенных в гневе бровей. Столько пафоса и чувства собственной значимости на абсолютно пустом месте. Он даже не представлял, как жалко выглядят его попытки меня запугать. Элис бы убила меня сейчас за то, что я собираюсь сделать.

Подойдя, я медленно положил руки на столешницу. При этом дуло уставилось прямо в мой лоб. Я и банкир смотрели друг на друга… долго. Я не старался запугать его в ответ, просто хотел посмотреть, на что он действительно способен. Думаю, я очень рисковал, учитывая недостаток его терпения.

Представляю, какое у него было бы лицо, когда б он увидел, как сплющенная пуля падает на стол, не причинив мне вреда.

Вот только последствия моего безрассудства были бы необратимыми… Элис, наверное, сейчас с ума сходит, видя различные, - и все как один ужасные, - варианты будущего. Существовал ли хоть крошечный шанс, что я пройду по лезвию этого ножа, не оступившись?

Несколько напряженных минут… и Бернард Чефалу откинулся на стуле, создавая между нами расстояние. Его мысли потеряли всякий порядок, а уверенность сменилась непривычными сомнениями. Кажется, этот странный поединок остался за мной.

- Может, все-таки объяснишь, почему ты так уверен, что я тебя не убью? – раздраженно спросил он, мечтая о сигаре для успокоения расшалившихся нервов.
- Вы обещали это своей дочери. – Это был блеф, я не знал этого в действительности. Но я хотел проверить свою теорию насчет того, что он заставил ее отказаться от меня.
- Тот договор давно потерял силу, - проворчал банкир. – Но спасибо, что напомнил.

Теперь, когда банкир передумал стрелять, дуло отвернулось немного в сторону в расслабившейся руке. Я мог очень многое: выбить у него пистолет и превратить оружие в труху; дать в себя выстрелить, а после прикончить банкира как свидетеля; запугать до конца жизни, так что ему останется коротать последние дни в психиатрической лечебнице, мочась в штаны... Или вовсе с ним не встречаться, забрать Беллу и ее ребенка так, как предлагал Эммет, тем более она, очевидно, уже не против. Да и силы моей хватило бы, чтобы выкрасть ее, не спрашивая согласия.

Но беда в том, что я хотел все сделать, как положено, «по-человечески». Я не должен был ее принуждать или подвергать возможной опасности, даже если риск минимален. Я не хотел, чтобы она беспокоилась или боялась. Я научился уважать ее решения. Я уже обжегся в прошлой жизни и хотел теперь сделать все правильно. Идеально.

Поэтому я приложил огромные усилия, чтобы подавить ярость, вскипевшую внутри меня в ответ на слова банкира, подтверждающие то, о чем я недавно догадался: этот мерзавец заставил Беллу бросить меня! Как он это сделал, мне еще предстояло выяснить. Или, может, не стоило начинать, чтобы сохранить чудовищу жизнь… Ему почти удалось разрушить наше будущее – подчинить дочь, а меня почти свести в могилу. Я словно поменялся с ним местами, разъярившись так, что пришлось вцепиться в деревянную поверхность, чтобы удержать себя, не перегнуться через стол и не разбить мерзавцу физиономию. Этот удар стал бы фатальным для него. А я не хотел уподобляться ему и становиться убийцей, даже если мир станет чище без него.

Он все еще говорил, не замечая моей вспышки ярости:
- Ты вломился в мой дом и думаешь, какой-то старый договор с дочерью сможет остановить меня?
- Она не простит вам, и вы знаете это, - сказал я, отрывая руки от стола, пока не повредил дерево. Я был так напряжен, что это могло стать заметно, если бы банкир обратил внимание на мои сжатые кулаки и сцепленные зубы.
- Да мне плевать! – взвизгнул он. – Она и так скоро уедет, когда выйдет замуж через несколько дней.

Всплеск его отчаянной боли, почти такой же сильной, как раздражение, стал для меня полной неожиданностью. Не то же самое, что любовь. Эта привязанность проистекала из чувства собственничества. Как любовь к вещи, однако по силе она граничила с одержимостью. И так же страстно, как банкир хотел подчинить себе дочь, управлять ею, контролировать, он боялся ее потерять… Это было настолько тяжело для него, что он практически терял рассудок при мысли о будущем расставании. Его мысли крутились вокруг замужества Мел ежеминутно в течение последних четырех или пяти месяцев. Он считал дочь своим самым большим и самым болезненным провалом в жизни.

- Не так уж и плевать, - саркастически заметил я, пользуясь своим преимуществом телепата.

Глаза банкира сузились от ярости. Неожиданно он вскочил с места, его не слишком постаревшее, но уже испещренное неглубокими морщинами лицо приобрело суровое, жестокое выражение.
- А ну, убирайся отсюда! – зарычал он в таком бешенстве, что несколько капель слюны вырвались из его рта. Пистолет поднялся, грозно направленный в мою сторону. – Проваливай, пока я не передумал! Меня не волнует, каким образом ты оказался здесь, когда должен гнить в могиле, но если хочешь сохранить свою жалкую жизнь, пошел прочь из моего кабинета! Раз нашел вход, найдешь и выход! Вон отсюда, наглый ублюдок!

Кажется, я немного переборщил с давлением. Хотя вряд ли была хоть одна правильная модель поведения в моем случае. Разозлить банкира оказалось очень легко – всего лишь сказать ему правду, которую он и знать не хочет.

Неожиданно для себя мне даже стало его немного жаль… Привыкший получать все, чего пожелает, банкир не смог пережить своего единственного промаха – полного краха как отца. Отца в его странном понимании, властного и непримиримого. И это стало самым страшным разочарованием в себе за всю его сознательную жизнь.

Однако больше всего в этой ситуации мне было жаль Элис, когда я представил, какие картины моего будущего она сейчас видит. Интересно, она уже бродит где-то поблизости, прихватив с собой минимум половину семьи? Я не слышал ее мыслей, а это значило, что она либо остается дома, либо старается не мешать. Телефон тоже молчал. Означает ли это, что я все делаю правильно, и Элис полностью мне доверяет? Или снова обиделась на то, что я проигнорировал ее телефонный звонок, и решила проучить, пустив ситуацию на самотек, раз я такой упрямый и всегда поступаю по-своему? Ее мысленные предсказания сейчас были бы очень кстати. Но, раз меня оставили одного, оставалось лишь положиться на интуицию, которая никогда прежде меня не подводила.

- Я никуда не уйду, - сказал я примирительно, но твердо. Больше никаких игр с самообладанием банкира. – Пока мы не переговорим.
- Что тебе надо?! – заорал банкир, как будто защищаясь – это звучало, как если бы он крикнул в сердцах: «Что ты привязался?». Он не мог понять, отчего я не бегу, спасая свою шкуру, раз он позволил, какого черта не боюсь его угроз и зачем настаиваю на продолжении бессмысленной беседы. Он не видел ни единой причины, по которой я мог находиться здесь. И все же я стоял, смотрел ему в глаза, не обращая внимания на оружие, и предлагал поговорить. Неужели он в самом деле не понимает, что я пришел за Беллой? Это было так же очевидно, как солнце, которое скоро взойдет!

- Я хочу попросить у вас… - начал я, внимательно наблюдая за реакцией банкира. Я видел по глазам этого чудовища, в которых не было ничего, кроме злобы, что моя надежда стопроцентно будет неудачной, но не мог не попытаться. Я был бы неправ, если бы сдался, даже не попробовав сначала договориться по-человечески. Воспользоваться сверхспособностями всегда успею. Поэтому, помедлив и подождав, пока банкир упадет обратно на стул, слушая меня, закончил медленно и четко: - Руки вашей дочери…

Его лицо не отразило никакой перемены в первые несколько секунд, будто б он остался глух к моим словам. А затем оно немного дрогнуло и вытянулось – но не в удивлении, а в пренебрежительном отвращении.
- Что?! – брезгливо выплюнул он, и мне показалось, что, не будь так взбешен, он бы расхохотался.

М-да, примерно этой реакции и следовало ожидать. Он думал, что я пришел для чего?.. Покалечить его? Угрожать? Готовлю нападение? Придумываю сложные планы по захвату дома и всего его имущества? Покушаюсь на его жизнь?

Он совершенно точно не ожидал, что причина моего визита могла быть настолько банальной. Он вообще не привык, что кто-то в его окружении может быть искренним в своих поступках. Это не укладывалось в его голове. Ему проще было верить, что все его партнеры, знакомые и даже родственники всегда стараются использовать друг друга. Именно в таких отношениях он со всеми находился. С детства эти понятия прививали ему, вдолбили так сильно, что это и стало его настоящей жизнью – вечное ожидание подвоха. Несчастный человек.

- Я прошу руки твоей дочери, - повторил я медленно и членораздельно, как будто разговариваю со слабоумным. – Я люблю ее, и она любит меня, и я прошу тебя отпустить ее со мной. - Отдай ее мне. Оставь ее в покое.

«Да никогда!» - прокричали его мысли так, как будто он услышал мои.

Внешне банкир остался равнодушен к моей мольбе, молчанием показывая свое полное пренебрежение. Однако ревность, которую вызвали мои слова, была всепоглощающей. Она снова окрасила его мысли в кровавый цвет, а я превратился в объект смертельной ненависти. Гнев, который последовал за ревностью, был так же силен, как моя жажда.

«Как у него наглости хватило!!!»

Я дал ему минуту, чтобы остыть, а затем продолжил:
- В глубине души ты любишь ее, я знаю это. Неужели ты ни капли не хочешь, чтобы она была счастлива?

Банкир буквально поперхнулся моими словами. Вся ненависть к дочери, которая назревала внутри него с годами, вскрылась, словно гнойный нарыв, и выплеснулась наружу вместе с историей, подкрепленной мысленными картинами прошлого:
- Она этого не заслужила!!! – Слова вылетали, будто яд. – Из-за нее погибла мать! Она убила ее! Упрямая маленькая стерва не смогла даже минуты посидеть тихо, выбежала под обстрел! Какая мать сможет усидеть на месте, увидев своего ребенка в опасности? Моя жена умерла, защищая эту непослушную тварь! – Банкир отвернулся, говоря это. Его мысли стали черными и злыми, словно он говорил не о дочери, а о враге. - Если бы я вытравливал из нее врожденное непослушание сразу, как только она родилась, моя жена осталась бы цела и невредима! Дочь виновна и должна понести наказание. И счастье никак – никоим образом! - не вписывается в мои планы!

«Она МОЯ, понял, сопляк? Она моя кровь, моя собственность, и именно я решаю, когда и с кем она будет спать, и это точно не будешь ты. Никогда. Она должна мне, и она ответит за все, что сделала».

Я тяжело дышал, переполнившись гневом, который он испытывал. Возможно, я слышал эту историю раньше – Белла уже рассказывала мне ее. Но мои человеческие воспоминания были слабыми и затуманенными, чтобы припомнить подробности.

Картины прошлого появлялись в мыслях банкира, как чудовищный кровавый калейдоскоп.

Его страх за семью – жену и ребенка, – воплотившийся в реальном кошмаре, когда произошло нападение на его дом.

Его желание защитить жену ценой своей жизни. На тот момент он не был таким черствым и бездушным, как сейчас. Властность всегда была в его натуре, но его покровительство носило более мягкий характер. Он ненавидел только врагов. Семью любил.

А затем его руки обагрились кровью – сначала жены, испустившей дух прямо на его глазах, затем чужой женщины, жестоко поплатившейся за эту ошибку. Эти две смерти изменили его навсегда, превратив в безжалостное и непримиримое чудовище. И, хотя он был неправ, отчасти я смог понять причину его ненависти.

Было трудно оставаться беспристрастным, слушая его речь, читая отвратительные черные мысли. Хотелось схватить его за грудки и потрясти, чтобы он опомнился и понял – Мелисса была всего лишь ребенком!

Я не мог этого сделать. Слишком глубоко вросло в него чувство мести, чтобы я смог повлиять и изменить его. Поздно для банкира. Это был потерянный человек, широкими шагами идущий прямиком в ад.

- Можешь одну вещь сказать? - Смогу ли я заставить его усомниться?

Банкир вскинул на меня злые глаза в ожидании моего раздражающего вопроса.

- Что если бы Мелисса смогла передать тебе оружие так, чтобы жена осталась жива? Что если бы она помогла тебе своим поступком, подбросив патроны, в которых ты нуждался? Тогда ты оценил бы ее поступок как героический?
- Героический?! – Бернард Чефалу презрительно хохотнул, прежде чем снова посуровел, не пожелав даже задуматься над такой возможностью. Напрасно я надеялся, что в его мертвом сердце смогу пробудить хоть что-нибудь. Моя попытка была уничтожена в зародыше. – Я держал ситуацию под контролем! Полиция была в минуте езды! Да что ты знаешь об этом?! Зачем я вообще тебе рассказываю?! Это не твое дело! – Он снова направил на меня пистолет, и выражение его лица не предвещало ничего хорошего. Его терпение, определенно, закончилось. – Это все, что ты хотел мне сказать? Если да, то больше предупреждать не стану: убирайся сейчас, или буду стрелять. Я не промахнусь.

Тогда почему не стреляешь? – хотел я спросить, но не стал испытывать судьбу снова. Мое бесстрашие было единственной причиной, по которой банкир до сих пор не попытался меня убить. Привыкший подозрительно относиться к непонятным, неподвластным его контролю вещам, банкир был уверен, что у меня есть некий козырь, о котором он не знает. Он не станет стрелять, пока считает, что это для него опасно (пока думает, что я здесь не один). Но он попытается убить меня позже – тогда, когда я уйду, и он будет уверен, что владеет ситуацией. Когда он будет уверен, что это сойдет ему с рук…

Его природная подозрительность спасала меня сейчас. И я мог блефовать, пользуясь этим…

- Должно быть хоть что-то! – воскликнул я, вышагивая вдоль кабинета. Я повернулся к банкиру спиной, скрывая досаду – я не знал, как добиться желаемого, я зашел в тупик. Думай, думай, - просил я его подбросить мне какую-либо идею, копаясь у него в мозгах. Но он имел поразительную способность размышлять лишь о том, что происходит здесь и сейчас, планировать будущее… и ни одной зацепки из прошлого, которая могла бы оказаться мне полезной. – Хоть что-нибудь, что сможет убедить тебя! Почему он? Не все ли тебе равно, за кого она выйдет замуж, раз уж ты решил от нее избавиться? Что особенного пообещал он тебе взамен? Может, я смогу дать больше… Чего ты хочешь? Денег?
- Денег? Нет! – банкир снисходительно рассмеялся. – Это слишком малая цена. Никакие деньги не удовлетворят ту жажду справедливого возмездия, которую я испытываю! – Последние слова он ядовито прорычал.
- Какую-то услугу? Проси! Подумай, что тебе нужно? Я все равно увезу ее, но мне не хотелось бы, чтобы она остаток жизни боялась того, что ты ищешь ее по всему свету. Есть же хоть один способ договориться миром!

«Миром?!» - Это неосторожное слово заставило его вскипеть. Палец на курке опасно задрожал, напрягшись.

- Да кто ты такой, чтобы приходить в мой собственный охраняемый дом и угрожать? С чего ты взял, что сможешь увезти ее?

В его интонации было столько самоуверенности, что я, вернувшись к столу, самодовольно усмехнулся.
- Я ведь делал это раньше? – намекнул я грубо, а затем подчеркнул, чтобы у него не осталось никаких сомнений: - Неоднократно.

Его лицо потемнело, когда он связал все прежние исчезновения дочери со мной. В том числе и тогда, когда она оказалась в больнице по его вине. Воспоминания о том событии всколыхнули чувства, которые и без подпитки было трудно подавлять. От ярости, которая во мне вскипела, в груди начал зарождаться рык. Было трудно справиться с порывами, а непреклонность и заносчивость банкира уже стала выводить из себя. Нельзя было позволить себе сорваться, нельзя было допустить в себе злость. Пальцы превратились в крючки, так сильно мне хотелось свернуть паршивую шею морального урода, навсегда избавившись от проблем.

- И посмотри, где ты, а где я, - высокомерно резюмировал Бернард Чефалу, удовлетворенный произведенным эффектом – тем, что смог вывести меня из себя. Он презрительно оглядел меня с ног до головы, а затем кивнул на дверь. – И где она.

«Она в моем доме, и она моя, и она скоро выходит замуж», - подумал он о том, как я позорно проиграл. Эхо его мыслей на одну краткую секунду коснулось свадебной церемонии, чего-то, связанного с огромными деньгами и связями, но слишком быстро исчезло, не дав мне времени понять.

Бесполезно.

- На этот раз я подготовился лучше, - поклялся я, больше не пытаясь скрыть ненависти к этому недочеловеку, больше не пытаясь договориться. Это оказалось невозможно. Все карты на стол – пусть знает, что я не намерен сдаваться. Завтра утром комната Беллы будет пуста, как бы он ни был уверен в собственной недосягаемости. Думаю, Эммет будет в восторге, когда я попрошу его о помощи…

В гневе мы смотрели, испепеляя друг друга взглядами. Я был так зол, что меня затрясло. Снова наклонившись над столом, я ждал, напрягшись всем телом, наблюдая, что банкир захочет сделать после моего чудесного признания. Он мог решить стрелять – и это станет фатальным для него. Он мог позвать полицию или охрану – не беда, я исчезну раньше, чем они окажутся здесь, я не стану устраивать неразбериху. Но завтра комната Беллы опустеет, и Бернард Чефалу ничего не сможет с этим поделать! Я был огорчен, что зря потратил свое время, но почти рад, что мне осталось совсем недолго ждать…

Я не сразу понял, почему на лице банкира проступила бледность, а глаза расширились, опустившись вниз. Хруст заставил меня посмотреть туда же. В порыве гнева я не заметил, что поставил руки не на пустой стол. Случайно я зацепил золотую фигурку всадника, и теперь она представляла собой месиво из золота, смятого будто пластилин, и щепок.

- Черт! – выругался я смачно, отшатываясь от стола, отметив, что и моя левая рука оставила на столешнице вмятины от пальцев. Элис это не понравится…

Я уставился на банкира в шоке, а он продолжал смотреть на стол. Ну и что мне теперь делать? Я должен убить его? Я не хотел этого. Я еще ни разу со времени перерождения так не ошибался и не был настолько близок к разоблачению. Я всегда хорошо контролировал себя…

Мысли банкира, тем временем, приняли новое направление. Он думал настолько быстро, что даже я за ним не поспевал – казалось, план в его голове формируется сразу, без размышления. Это было очень похоже… я вынужден был признать с некоторой неохотой, что его мышление очень похоже на мое собственное. Он, как и я, полагался на интуицию, не особенно вдаваясь в долгие рассуждения, и, уже не сомневаясь, моментально претворял готовые планы в жизнь.

Он принял решение мгновенно, за долю секунды. Да такое, которого я точно не ожидал.

- Считаешь себя крутым парнем? – хрипло вопросил он, поднимая глаза.

«Докажи!»

В его злых, подозрительно суженых глазах было что-то новое – там горела жажда, такая опасная, что я даже испугался. Он собирался меня что… использовать?! Выгода, он думал о ней. Он всегда отлично чувствовал, когда удача шла к нему в руки, и никогда не упускал свой шанс.

«Это можно использовать… А вдруг он способен…»

Он не искал объяснение моей невероятной силе, но она, определенно, впечатлила его. Настолько, что полностью изменила его настрой. Я должен был раньше догадаться… Человек, облеченный властью, может воспринимать всерьез оппонента лишь тогда, когда сила того равна или превышает его собственную. И не важно, касается это власти или физического, а также морального превосходства… Всегда до этого мгновения банкир считал меня ничтожной фигурой вне его игральной доски, ни на что не способной, не достойной его внимания – ну разве что небольшой помехой на проторенном пути. Сила, которую он во мне обнаружил, поставила меня в один ряд с теми важными пешками, которые так или иначе ему полезны. Я больше не был ничего не значащим, просто раздражающим штрихом на фоне его окружения. Теперь я был в игре, и мне отведена определенная роль.

Вспышки его воспоминаний явили мне лицо мужчины, которое показалось смутно знакомым, только я не мог припомнить, где видел его. Какой-то его партнер, которого он ненавидит сильнее, чем все остальное, вместе взятое – сильнее, чем свою непослушную дочь, чем меня, чем неподвластные ему обстоятельства. Враг, которого он небезосновательно боялся. Не того, что он причинит ему физические страдания – банкир не боялся увечий или смерти. Но того, что он заберет у него все, что еще не успел забрать. Не только компанию и деньги. Но еще свободу, достоинство… и дочь.

Из моей груди невольно вырвалось рычание при воспоминании банкиром некоторых подробностей…

Он ни перед чем не остановится, пока не опустошит род Чефалу…

И самым страстным желанием банкира было уничтожить этого врага. За всю свою жизнь он ничего не желал так сильно, как убрать семью Стоун со своего пути. В мыслях банкира фамилия Стоун смешивалась с кровью, грязью, предательством, жадностью, безнравственностью… всеми самыми страшными человеческими пороками, которые можно вообразить.

Кто это такой? Что это еще за монстр, так сильно желающий наживы за чужой счет, что шел буквально по головам для достижения своей цели?! Чудовище, для которого нет ничего святого. Хуже… намного опаснее и отвратительнее самого Бернарда Чефалу.

- Есть одно дело… - пробормотал банкир, и под моим изумленным взглядом отбросил пистолет в ящик стола. Очевидно, что он передумал стрелять. А может, понял, что я неуязвимый… Я не мог думать об этом. Я мог только тяжело дышать, читая мысли. Желание смерти человеку по имени Джейсон Стоун было выжжено в мозгу банкира, словно уродливое клеймо на боку животного.

Я отступил назад, потрясенный. Смогу ли я?.. Смогу ли убить человека ради свободы Беллы, если ее отец меня об этом попросит?..

Я, безусловно, был способен на это физически… Я стал машиной для убийства в момент, когда был обращен.

Но я никогда и представить себе не мог такого своего перевоплощения. Даже испытывая звериную жажду крови, ежедневно борясь с ней, я понимал, что не хочу становиться на этот чудовищный путь…

Но если именно такой будет цена жизни любимой, готов ли я примерить эту роль?..

Картинки смерти в голове банкира не оставляли мне выбора… Он желал этого всем своим существом, так сильно, что с удовольствием занялся бы этим собственноручно, если бы только мог добраться до врага! Он бы ломал ему кости, наслаждаясь его страданиями… сдирал кожу лоскуток за лоскутком… Он бы пытал Стоуна до тех пор, пока тот не взмолится о пощаде, но даже и тогда бы не остановился.

Однако, кажется, ситуация оказалась немного проще. Бернард Чефалу не хотел Джейсону Стоуну легкой смерти, а в его представлении любая смерть была бы избавлением. Не об этом он мечтал. Моральное уничтожение важнее.

Было кое-что, чего банкиру все же очень сильно хотелось. Настолько сильно, что он готов был пожертвовать чем угодно ради этого – даже дочерью, даже неудовлетворенным чувством мести. Больше всего на свете он хотел вернуть свою потерянную компанию назад.

До моего прихода он считал, что дело давно проиграно. Он не мог участвовать в этом сам, а также некому было поручить это – у него не осталось ни связей, ни козырей. Но отчего бы и не попытаться, раз уж я сам подкинул ему неожиданный вариант в виде себя?

Банкир сосредоточенно рылся в ящике стола, перелистывая многочисленные бумаги. Внезапные сомнения он жестко прервал, решив, что с моей помощью убьет двух зайцев разом. Если я не справлюсь, он избавится от меня, не замарав собственные руки. Если справлюсь, - во что он совершенно не верил, - он получит компанию, а с ней вернется и его прежняя жизнь, которую у него подло украли.

Я не видел причины, по которой его грязные дела имели отношение к Мелиссе, но ее имя звучало в его мозгу наравне со всеми остальными. Что-то о том, что это единственная приемлемая цена, за которую он согласен отдать мне девушку… Всю жизнь с тех пор, как у него родилась дочь, он что-то терял из-за нее, сначала жену, затем деньги, компанию, доверие, власть. достоинство… Будто она стала его личным проклятием. Долг возрастал, и этому не было конца. Родительские чувства давно сошли на нет, уничтоженные временем и ее поступками. Он был абсолютно разочарован. Он давно хотел избавиться от нее, но патологическая привязанность мешала сделать это – в мире, в котором он привык вращаться, Мелисса стала его единственным слабым местом. А с тех пор, как она отняла у него что-то особенно важное, он сожалел обо всех своих решениях в отношении нее, и хотел любой ценой вернуть это обратно.

Я шагнул к столу, когда банкир кинул на поверхность какие-то бумаги. Они рассыпались передо мной веером. Гербовая печать в углу была знакомой. Название банка, мимо которого я недавно проходил – нового, только что отстроенного. Я внезапно понял, что здесь происходит. Почему банкир выходит из себя по мелочам, почему испытывает беспомощность за пределами кабинета… Он потерял контроль над своей жизнью. Его имя перестали обсуждать в газетах. Компании отказываются вести совместные дела. Денежные поступления прекратились. Враг забрал компанию, Бернард Чефалу уже больше года считается банкротом. Ну и дела…

- Здесь сорок девять процентов акций. Мне нужен полный пакет, и чтобы компания была заново переписана на мое имя, - говорил банкир, его голос был наполнен скепсисом, как будто он надо мной откровенно издевается. Возможно, так и было. Он предлагал мне сделку, уверенный, что посылает меня на верную смерть. Ему было нечего терять, ведь вдруг у меня получился? Он-то ничем не рисковал, оставаясь в своем кабинете. Черную работу за него должен был сделать я. Совершить невозможное, в его понимании. – Он забрал у меня моего ребенка – фирму, которую я поднимал несколько десятков лет! Он забрал у меня саму жизнь. И хочет забрать все остальное.

- Он умен и непредсказуем, и считает, что ему позволено все. В некотором роде он одержал надо мной победу, а по законам моего рода это вендетта, навсегда. Он не остановится, пока полностью меня не уничтожит. Так же, как не остановлюсь и я... Между нами война. Есть еще кое-что, - банкир посмотрел на меня пристально, раздумывая, стоит ли доверять. Черты его лица и так были суровыми, но злость придавала еще более грозный вид. Мелкие морщины собрались вокруг глаз, рот искривился в пренебрежительную линию.

Я задумался, что заставляет его открывать передо мной карты? Банкир вырос в семье, где друг другу не доверяли даже близкие родственники. Весь его мир представлялся мне как высохшая без дождей саванна, по которой бродят злые дикие звери, и каждый ищет, кому бы вцепиться в горло. Даже внутри семьи хищников существует иерархия, где сильный убьет более слабого, чтобы выжить. У Бернарда Чефалу никогда не было друзей, он был неспособен на такие чувства. И, заключая со мной сделку, он шел на риск.

Но логика его поступка была понятна. Раз я не побоялся быть застреленным, значит, мое желание заполучить Мелиссу крайне велико. До такой степени, что толкнет на любое преступление. Пока я готов на что угодно, Чефалу защищен. Какую бы опасную правду о себе он не раскрыл, я не стану пользоваться этим знанием, если не хочу упустить шанс вернуть себе девушку.

То же самое и я. Банкир мог застрелить меня, или вызвать охрану, или полицию. Мог заказать повторное расследование моей смерти, что привело бы к необратимым последствиям, опасным для меня и моей новой семьи. Но он не станет, пока моя помощь ему необходима. Не станет, пока я знаю его секрет…

Этой странной сделкой банкир замкнул петлю ловушки на нас двоих. Своеобразная круговая порука, где каждый оступившийся накажет прежде всего себя.

Это меня устраивало. Надеюсь, Элис увидит, если банкир задумает подлость, и предупредит. Банкир не знал, что я был защищен гораздо сильнее, чем он. Если б он хотя бы предположил такое, сделка бы не состоялась никогда.

- Еще есть кое-что, - сказал он, удовлетворившись выражением моего лица, и продолжил грубым, решительным голосом: - Когда-то я не был так богат и осторожен, как сейчас. Джейсон и его папаша были достаточно умны, чтобы сохранить улики против меня – мои отпечатки, фотографии с камер внутреннего видеонаблюдения. Я не могу бороться, пока Джейсон мне угрожает. Это все хранится у Стоунов в доме, охраняемом не меньше, чем мой дом. – Банкир наклонился вперед и понизил голос, подводя итог: - Сможешь вернуть мне компанию и улики – Мелисса твоя.

Банкир смотрел на меня с торжествующим пренебрежением – был уверен, что подобное не под силу совершить никому, и я откажусь. Но это было лучше, чем то, чего я испугался вначале. Украсть – не то же самое что убить. Не обязательно совершать преступление, за которое, без сомнения, я буду себя вечно осуждать. Воровство не входило в перечень неприемлемых для меня вещей. А внутреннее противостояние банкиров меня не интересовало.

Все-таки я оказался прав – банкиру нужны были деньги. Так или иначе, а его предложение затрагивало материальный вопрос. И было отвратительно оттого, что он настолько ненавидит родного ребенка, его кровь, частичку, которую должен любить.

- Ты предлагаешь мне купить у тебя дочь, - с отвращением резюмировал я, чтобы убедиться.
- Да, - он вскинул брови, и его морщины впервые разгладились, уступив место насмешливому выражению на лице. С отвратительной издевкой он добавил: – Что, не по карману?

Я мельком взглянул на акции, запоминая каждую деталь. Личные воспоминания банкира, нужные для успеха, я уже усвоил.

- Утром все необходимое будет у тебя на столе, - поставил точку я и, резко отвернувшись, пошел к дверям.
- Удачи, - со злой насмешкой бросил мне в спину он.

Источник: http://robsten.ru/forum/20-773-1